«Своих родственников я под расстрельные статьи подводил, чтобы разговоров не было»

Лидия Симакова
Опубликовано на сайте Агентства новостей ТВ2 21 февраля 2019 года

Антон Степанович Карташов, 1936 год
Фото: blog.stepanivanovichkaragodin.org

Интервью с бывшим следователем горотдела НКВД города Томска Антоном Карташовым было записано тридцать лет назад в 1989 году сотрудником томского отделения «Мемориал» Сергеем Девяниным. Фотографию Антона Карташова музей «Следственная тюрьма НКВД» не сохранил. Но ее нашел и опубликовал в своем расследовании Денис Карагодин. Он считает Карташова «важнейшим узловым звеном всей схемы массовых убийств 1937-1938 годов в Томске». Антону Карташову удалось избежать репрессий как в сталинское время, так и после «развенчания культа личности». Потом долгое время он работал адвокатом в Томской коллегии адвокатов. Воспоминания бывшего сотрудника ГБ НКВД от первого лица публикуются в рамках проекта «Очевидцы XX века».


Карташов Антон Степанович

В начале 30-х годов через рабфак я поступил на учебу в Томский государственный университет. Но учиться долго и закончить мне его не удалось. В 1932 году меня вызвали в органы НКВД и предложили из ТГУ перейти туда на работу в качестве следователя. Я дал согласие и перешел на работу в Томский городской отдел ОГПУ. Надо сказать, что большой радости я тогда, как помнится, не испытал.


В качестве следователя вел дела как уголовные, так и дела контрреволюционеров, то есть, по 58-й статье. Мне было присвоено звание «сержант ГБ», а к 1937 году я получил звание «лейтенанта ГБ».

Тогда продвижение по службе шло очень быстро, кадры менялись: кого переводили в другое место, кого на повышение за усердие в работе, а кого … и в яму. Отказаться от службы в органах было исключено, так как сразу получал штамп «политически неблагонадежного» и «не преданного Советской власти». А это было чревато в те времена самыми серьезными последствиями для отказавшегося.

Здание НКВД на Ленина 44, в котором с 1923 по 1944 годы
находился Томский горотдел НКВД.
Сейчас тут находится музей "Следственная тюрьма НКВД"

Служба моя проходила в двух зданиях по улице Ленина 42 и 44, но большей частью – в малом здании. Там, в верхних этажах находились служебные помещения и кабинеты следователей, а «контра» содержалась обычно внизу в подвальных камерах для арестованных. Были там и отъявленные уголовники, «жулики», да в эти подвалы они не часто попадали.

Здание на Ленина,42, где размещались кабинеты следователей,
и была внутренняя тюрьма ОГПУ-НКВД.
Сейчас здесь размещаются детская музыкальная школа №1
и детская музыкальная школа №2

Что касается Большого здания на Ленина 42 (речь идет о здании, где сейчас находится художественная школа №1 и музыкальная школа №2 — прим. ред.), то там были кабинеты и начальников отделов, отделений, кабинеты начальника Томского горотдела НКВД. Его до 1936 года занимал капитан ГБ Подольский. (прим.ред. - в мартирологе музея «Следственная тюрьма НКВД» есть информация о Подольском Матвее Мироновиче. Расстрелян в Москве в 1938 году). Чекист честный и человек порядочный в общем-то. Когда Подольского перевело Краевое Управление НКВД в Новосибирск, на его место прислали из Кузбасса капитана ГБ Ивана Овчинникова.

Вот это был рвач. Веселый всегда, наглый. Служака без принципов. Бабу мимо себя не пропустит. С нас три шкуры драл, разносы устраивал, только держись. «Количество увеличить, сроки сократить!». В день в 1937 году через руки одного следователя проходило по 20-25 дел, а он орал: все мало. «Увеличить!». Я его не уважал, но побаивался, да и все побаивались. Помню, всегда начищен, наглажен, «Шипром» за версту несло от него. Арестантов, наиболее запирающихся, или от кого надо было получить наиболее важное показание, доставляли к нему в кабинет. Там они у Овчинникова язык-то быстро развязывали. На следственные выдумки был неистощим, и нас тому же учил. Одного «ничего не знающего» голой задницей на раскаленный котел кочегарки посадили «яйца поджарить», быстро заговорил.

Сотрудник НКВД Иван Овчинников.
Тюремное фото из следственного дела.
Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"

Некоторых, когда пол над котельной железный сделали из листового металла, в эту подсобку запирали. Так пол от котла раскалится, а они там в голом виде пляшут, как на еврейской свадьбе.


Все расскажешь, когда паленым мясом запахнет, да еще и своим. Все, что знал, и чего не знал, что не ведал. Ну, другие следователи делали, им начальство приказывало, так как на применение физических методов специальное разрешение нужно было. А это такая волокита, столько инстанций и кабинетов нужно было пройти. Нет, просто так не били, вежливость соблюдали с арестантами, на «Вы» их называли. Да, вот о кабинетах. Это вверху, на этажах, а внизу, под зданием подвал, а в нем камеры. Сколько сидело? Да, по-разному. Иной раз и пустые были, а были периоды, когда в камере, рассчитанной на десять-двенадцать человек, находилось 70-140. Были и следственные камеры. Там же, при спуске с первого этажа в подвал, справа, точно не помню, комната для расстрельной команды была. Комната отдыха. У одного собака с ним постоянно была, овчарка очень злая, на людей кидалась. Тех, кого расстреливать собирались, готова была разорвать. В этой комнате запах всегда стоял, как говорил Райкин, специфический. Пахло псиной, человеческим дерьмом и винным перегаром. Команде разрешалось выпивать на работе, даже как бы обязаны были. Это в паек входило, в усиленный. Фамилий, кто был в команде я не помню. Да и менялись они. Работа та вроде как повышенной нервной отдачи требовала.

Сотрудники НКВД на тренировке
Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"

Прокурор города Томска Лаптев, ну такой дотошный был, все ему не так, все не эдак. Дела на доследование любил возвращать, придирался. Вот и допридирался. Когда в 1937 году сам попал к нам в качестве арестанта, то быстро заговорил. Такая контрреволюция скрывалась в нем! Его сначала поджарили, а затем подморозили, тоже специальная холодная камера была. Лоск и жир быстро сошли. Но я его дела не вел.


В подвалах наших никто не расстреливал*. Вот так, наплетут на органы всяческую чушь. Мы с врагами неразоружившимися боролись, наша задача была выявить их и обезоружить, чтобы остальным людям спокойно жилось.


Были ли побеги из внутренней тюрьмы гороотдела НКВД? Да, конечно. Один. Из подвала малого здания. Их там в камере 150 человек сидело, из них один уголовник, то ли Николай Дураков, то ли Иван. Так он здоровый физически был, черт, решетку раскачал и выдрал из окна. А окно на улицу выходило. Ну и говорит контрам: кто со мной? Бежим, все равно нас не выпустят, убьют, как куропаток. Он убежал, а больше никто их этих дураков-контриков не побежал. Остались в камере, а умный Дураков удрал и с концами. Так и не нашли его. Это в 1937 или в 1938 годах было. Я его в 1959 или в 1960 в Томске встретил. Она на заводе имени Вахрушева инженером только устроился работать. Приезжий и на пенсии уже. Тогда в камеру к нам попал по подозрению в убийстве. Спрашивал его, как он сбежал. Он мне рассказал, что из НКВД сразу подался на железнодорожный вокзал Томск-I, там мужика какого-то убил, документы его, паспорт, диплом инженера забрал. Труп на рельсы под поезд бросил, а сам деру из Томска. На севере где-то в Якутии устроился на работу и жил там 20 лет. Инженером работал под чужой фамилией. Вот 20 лет прошло, срок давности за преступление истек, он и вернулся в Томск. Теперь его привлекать нельзя было. Семью разыскивал. 20 лет не сообщал ей о себе, только, говорил, переводы из разных мест посылал денежные и безымянные. Нашел. Что с теми, из его камеры стало? Да, на расстрел, наверное, не помню точно.

Ко мне на следствие в 37-38 годах односельчане из моей родной деревни стали попадать, в том числе родственники, Карташовы. Дядья там, племянники, братья всякие. Ну, чтобы в деревне разговоров не было, я их всех под расстрельные статьи подводил. А вот дядю одного своего пожалел. В детстве он меня на охоту брал, учил охотиться. В общем, пожалел гада, вместо расстрела срок ему, 20 лет накрутил. Думал, что за столько лет в лагере подохнет, а у меня совесть будет чиста. А жалости в нашем деле не должно быть. Вот и пострадал за свою доброту. Дело было так. Когда Берию разоблачили, стали искать стрелочников на местах. Многих из органов вычистили. Меня тоже уволили. Это в 1957 или 1958 год был. Куда податься? Я все-таки был в звании майора. Образования, специальности никакой, только ТГУ неоконченный и межкраевая школа НКВД в Новосибирске за плечами. Оказался я на улице, но нашлись добрые люди, направили меня в родную деревню председателем колхоза. Предложение было такое, а так по детству помню, хорошие места, где можно поохотиться. Я и согласился. Приехал, в должность вступил, работа пошла. Как-то раз краем поля верхом на лошади ехал, поля объезжал. Вдруг выстрел из кустов. Стреляли в меня, а попали в лошадь. Лошадь упала, я кустами, лесочками бежать, аж до самого Томска. Понял, что кто-то про меня прознал. В обком партии пошел, там мне работу подыскали, адвокатом устроился работать. Так до пенсии и проработал. Стрелял кто? А я потом узнал, что это дядя мой, 20 лет отсидел и вернулся. Убить хотел. Вот он и стрелял, которого я в 37 году пожалел. Вот так он отблагодарил меня. Ну, конечно, доказать мне ничего против него не удалось, улик никаких. А в родные края, пока он не умер, я не рисковал появляться, да и вообще меня туда не тянет.

В 1943 году меня направили для прохождения службы в Колпашево, тогда еще Новосибирской области ( в воспоминаниях бывшего прокурора Николая Лисотова указано, что Антон Карташов был начальником отдела НКВД Колпашева в 1943-1946 годах. Его перевели из-за неуставных отношений со своей секретаршей - прим.ред). На должность начальника горотдела НКВД. Так мне сотрудники рассказывали, что в 37-38 годах зимой, на улице морозы были больше 40 градусов. Так вот, приговоренных к расстрелу выгонят голыми на мороз, а сами в здании, и из форточки из револьверов по ним, как по живым мишеням стреляют. Может так и было в Колпашево. С 1943 года в Колпашево существовало ИТК «Колпашево». После указа об амнистии дезертиров ИТК расформировали. Там начальником по спецпоселению был Шевелев. Был отдел по борьбе с бандитизмом, был отдел по религии. В 1937 году по приказу капитана Овчинникова в тюрьме Томска я и другой работник НКВД Салтыков, проводили проверку на обоснованность задержания. Выпустили 100 человек, основания для задержания и содержания под арестом у них не было.


Что собой представлял лагерь в Колпашево?  Заключенные в лагере жили хорошо. Ну вот работали, например, на разгрузке баржи с мукой и зерном, набивали карманы.


Потом кашу варили, лепешки стряпали. Разгружали рыбу, были рыболовные бригады из зэков, так что и рыба у них была, да, что говорить, в годы войны они питались чуть ли не лучше, чем те, кто их охранял. Да и работников милиции тоже лучше питались.

Колпашевский Яр сверху, снят летом 1979 года
Фото: Автор Николай Панфилов

Что запомнилось из службы в Колпашево? Это операция по поимке дезертиров Пьянковых. Их долго призвать на фронт не удавалось. Таежники, охотники, ходы и выходы, все тропы в тайге знали. В поселки только за порохом, спичками и солью ходили. Ну, все же призвали и на фронт отправили. Отец и сын. Там они обмундирование, автоматы получили, а до фронта не доехали. Бежали. Дезертировали. И опять в родную тайгу. Это недалеко от поселка Инкино Колпашевского района. В районе староверского поселка Малгет они скрывались. Проводник один помог милиции выйти на их логово в тайге. Там землянка по всей форме, с печкой, а рядом будешь стоять и не сразу заметишь.


В Малгете старик со старухой жили, так вот они их убили и полотенце взяли. Вот по полотенцу их и вычислили, как убийц. Операцию по поимке разрабатывал я, я же руководил поимкой. С помощью проводника вышли на их землянку. Гранату кинули, из автомата выстрелили разок, те опешили, растерялись и сдались. Не ожидали, что их вычислят. Ну, конечно, следствие, срок, посадили их. Посидели дезертиры Пьянковы недолго. Тут амнистия вышла, их и выпустили.


Меня в Колпашево встречали когда, улыбались, а так опять в тайге, как лешаки жили. Вот, наверное, самое запомнившееся из службы в Колпашево.

Антон Степанович Карташов, 1954 год
Фото: blog.stepanivanovichkaragodin.org

На этом воспоминания бывшего НКВД-шника заканчиваются. В примечаниях к воспоминаниям говорится, что встреч с Карташовым было около 20. Не всегда охотно говорил бывший сотрудник НКВД, но встречал приветливо. Веселый, улыбчивый, с большим чувством юмора, с катетером и баночкой мочи. Дверь держал на запоре постоянно, на стук долго не открывал. Играл роль радушного хозяина, но иногда интервьюер замечал настороженный внимательный взгляд, порой – колючий.


*В подвалах зданиях, где раньше располагался горотдел НКВД города Томска находили останки людей. Расстрелы, по словам Василия Ханевича, были в конце 20-х — начале 30-х годов. В 1937 году и в послевоенные года массовых расстрелов в подвалах не было.