Он был созидателем на этой северной земле — сеятелем и строителем, ученым агрономом и просветителем, зодчим будущих дней, казавшихся ему счастливыми и достижимыми.
 |
Лавка древностей
Но в начале — об удивительном хранилище неоткрытых открытий, неисчерпаемо–неоцененной покудова краеведами Таймыра кладовой этнографических, культурологических, научных, статистических сведений–шедевров, начиная с 20–х годов прошлого столетия, хранимых бережно (за это одно — поклон земной) и ревностно (!) библиотекарем НИИСХ Крайнего Севера Ольгой Крыловой.Лишь толикой, скудными алмазными пылинками представлены они для любознательного исследователя в городском архиве за скрытно–скучными началами названий «Отчет о проделанной работе...». А после, если откроете, не ленясь (так «открываются» иконы от поздних «записей»), зазвучит фантастически: «...по выращиванию зерновых в полярной зоне»! И еще невероятнее: «...фруктовых деревьев, табака»!Простите мою восторженность и излишки «восклицательности»: человек я пристрастный и, признаюсь, лишь охранно–регламентированный механизм, строго соблюдаемый институтом Крайнего Севера, позволяет мне безбоязненно во всеуслышание восхищаться уникальными материалами. Поскольку, увы, немало с Норильском, Таймыром исторически связанных сведений сгинуло в ведомственном равнодушии.Ну вот, есть, значит, такая замечательная «лавка древностей», мимо которой я, нередко бывая у добрых друзей институтских и даже пописывая изредка об их богоугодных делах экологических и об ученых прежних поколений, проходил. И проходил без душевных предчувствий мимо двери с табличкой «Библиотека». Оно и понятно: чего мне, не специалисту, в ней проку, коли вот они, слава Богу, живые и словоохотливые творцы и рассказчики. Но более года назад, как раз в бедовые для института дни (совпало же!) — разрушительной деформации здания и событий за этим последовавших, в тысячном разговоре с Леонидом Колпащиковым о написании «галереи портретов» сотрудников института прошлого посетовал на скупость сведений. На что Леонид Александрович отреагировал: «А ты в библиотеку нашу заглядывал?». На что я искренне признался, что в монографиях про бруцеллез, сап, личинок слепня, устройства загонов оленьих и про прочие подобности искать нужное мне — как черную кошку в темной комнате.– Так ведь там не только книги, там старые отчеты хранятся, рукописи, полевые дневники...– Отчеты? Старые? Что ж ты, — обращаюсь к доктору наук с недипломатичными эпитетами, — до сих пор молчал?!
Удача журналистская
Вот с того разговора и начинается История Землемера, мой же тернистый путь в закрома удивительных фактов требует рассказа отдельного, но мы его опустим. И, может быть, коварство вечной мерзлоты (или ошибка строителей?) надолго лишило бы меня охоты ходить в вымерзшее, помертвевшее здание, где я, нежно дыша на ручку, выписывал на коленке из амбарной книги перечня отчетов «подходящие» по названиям, кабы не одна из фамилий, которые вместе с кучей фактов и других имен нагромождены на чердаке журналистской памяти, на первой же странице пудового библиотечного фолианта: «Устрецкий С. А. О работе зооветпункта в п. Волосянка. О культработе в тундре». Дальше я писал уже на автопилоте, силясь вспомнить, где я встречал эту фамилию прежде? Выручила дата составления отчета — 1932 год.Не ждите, что сейчас я напишу, как меня озарило. Ничего меня не «зарило», наоборот, я внутренне затаился, замер, боясь, что такая редкая журналистская удача прямо на глазах улетит, убежит, ускачет из этой стылой комнаты в темноту обесточенных коридоров!Так, так, теперь припоминал я: в 2007 году, несколько дней проработав с материалами архива Дудинки, позднее написал документальный цикл «Коллективизация дыбом» и «Темные» (см. "ЗП" [№7], [№16], [№19], [№23], [№31]) — о «восстании аборигенов» Таймыра весной 1932 года, где среди «действующих лиц со стороны восставших» (так в материалах следствия ОГПУ) был Устрецкий, подписавший телеграмму «председателю Комитета Севера ВЦИК» вместе с некоторыми другими недовольными властью.Вот как записал я тогда (это чтоб вам не искать нужного для продолжения истории об Устрецком пассаже) в заключительной части «Темных» (именно так в «разработке ОГПУ» названы аборигены): «Пришедший из Дудинки отряд открыл военные действия, что дало окончательный толчок, выразившийся в вооруженном сопротивлении... Только мирные переговоры дадут хорошие результаты... Необходима полномочная комиссия». Да кто ж шлет эти телеграммы (а будет еще одна за подписью только Устрецкого), неужто сами «темные»? Ан нет, составители этих молитв вовсе не «таймырские князья» Аноська, Бодале или Анциферов. Под телеграммами подписи «пленных»: зав. Волосянским зооветпунктом Сергея Устрецкого, члена ВКП(б) Федора Сифоркина, Новоселова...» ("ЗП" №31, 2007 год).Знаете, есть одна... нет, даже две весьма симпатичных максимы; одна из них звучит более «бытово»: «если бы я был такой умный сейчас, как моя жена потом», а вторая посерьезнее и злее — про то, что мало найдется людей, не пожелавших любыми средствами изменить свое прошлое. Что поделаешь, написано пером... И не то чтобы я четыре года назад, осмысливая архивные материалы, основанные на результатах и документах гепеушной, шороховской карательно–усмирительной экспедиции и последовавшей экзекуции, не понял их тенденциозности, очарованный «искусством» военной операции против контрреволюционного международного (вот это — истина) восстания, тем не менее встал безоговорочно на сторону «темных», а то, что, впервые столкнувшись с именем Сергея Устрецкого «закавычиваниями», как бы винил его в подстрекательстве, не заботясь об отыскании доказательств обратных, пацифистских. А ведь они — в текстах телеграмм, «на поверхности» событий...Говорят, истины документальны... Если бы! И тысячу спасибо мудрости Ольги Григорьевны Крыловой, что устерегла не отчет Устрецкого даже, а «дело о реабилитации» замечательного человека», не меньше! Однако тогда среди десятков помянутых в рассказе о таймырском (ведь волной прокатилось по Якутии, Бурятии, Ямалу и др.) «восстании аборигенов» весны 32–го, правых и неправых, «темных» и «светлых» ликом, живых и убиенных, Устрецкий (варианты чекистские — Устретский, Устрицкий) был фигурой вот именно темной, «без биографии», «без лица». Забегая вперед, скажу, что новые попытки через годы отыскать сведения о «действующих лицах и исполнителях» «коллективизации дыбом» в архивах Дудинки, Норильска, Хатанги, Красноярска, музеях таймырских не дали НИЧЕГО! И книжка Жореса Трошева «Таймырская трагедия» (М., 1998), этакая «поднятая целина» по–таймырски, остается «историческим скрижалем» с немалым подмесом советскости в «источниковедении» и трактовке событий почти 80–летней давности. И что нынче называть «таймырской трагедией» — почти утраченную возможность (но не надежду!) хоть что–нибудь отыскать (отыскалось же, и где — в НИИСХ КС) достоверное о тех событиях? Или то, что книга моего коллеги, уважаемого красноярского журналиста Жореса Петровича, тиражирована Интернетом как источник исторических знаний о Таймыре советском, источник, в основе откомментированный М. Н. Шороховым, отдавшим часть своей жизни чекистской карьере и служению в Норильлаге — служба... Но, как говорится, что имеем... Я же, добросовестно перекопав залежи Интернета, извлек на поверхность о Сергее Анатольевиче (?) Устрецком следующее...
Что известно об Устрецком
Вот с этого абзаца давай условимся, уважаемый читатель, о том, что многие «факты» мы будем принимать как «условные умозаключения» автора (и все претензии, если что, — на его седую голову), ассоциативности, силлогизмы и прочее, поскольку, использовав запросы в научно–технические, сельскохозяйственные библиотеки Омска, Новосибирска, Красноярска (почему туда — объяснится по ходу повествования) как последнюю нить, способную привести вдруг к «клубку фактов», вернее, о наличии научных работ агронома Устрецкого, получил все те же неутешительные результаты.Но что–то ж нам известно? Известно... Сайт «Списки жертв сталинских репрессий в СССР» (как и сайты с множественными вариациями на темы восстания 32–го, истории Таймыра и др.) предложил без вариантов: «Устрецкий Сергей Анатольевич. Родился в 1879 году в Вологодской губернии, русский, грамотный. Председатель комитета служащих Сибирского отделения Центросоюза. Проживал в г. Омске...». В феврале 1921 года задерживался омской ГубЧК за контрреволюционную деятельность, но 6 мая того же года освобожден, но... «Окончательное решение по делу не принято». То есть, контра, ясно, но пока погодить «могём»... Иезуитскому умению выражать социалистическую законность двусмысленностью вечного холода нагана у затылка (смотри, мы все видим!) «карающие мечи и кастеты» революции осваивали уже в те годы! И «окончательные решения» конвейерно принимались позже тысячами.Да тот ли это Устрецкий, отчего других не поискать, спросите вы? А нету! То есть Устрецких, выяснилось, на Руси множество, а чтоб подходил «биографией» под нашего, таймырского писателя телеграмм, деятельного осваивателя северной земли, с «контрреволюционным прошлым» аж с 21–го года — единственный, а почитавши отчеты Сергея Анатольевича, согласитесь — тот!По–видимому, не слишком дожидаясь «решений» ЧК, к середине 20–х уже не молодой Устрецкий, с очевидным «запретом на профессию» в Омске, как «контра» определяется в Сибзем по профессии и получает место (да какое!) у черта на куличках и от большевистского лиха подальше — заведующего зооветпунктов в п. Волосянка на Таймыре от Ленинградского научно–исследовательского института оленеводства! Сразу две удачи!Так начиналось его служение Северу весной 1928 года.
Продолжение следует.
Виктор МАСКИН
P.S.: К слову, Виктор Николаевич — претендент на победу в городском конкурсе «Признание года — 2010» в номинации «СМИ». — Ред.
Ссылка: Землемер -- [Заполярная правда. №182 от 07.12.2010]
Комментариев нет:
Отправить комментарий