8.03.2011
Передвижная выставка фотографий Ольги Шоновой, научной сотрудницы НИЦ "Мемориал", демонстрировалась две недели в феврале и марте 2011 в галерее "Борей" в Петербурге.
Как использовано пространство бывшего лагеря? Что произошло с бараками спецпереселенцев? Колючая проволока – что это: символ трагедии человеческой жизни или всего лишь хороший способ защитить свой огород от непрошеных гостей? Всё это говорит нам не столько о прошлом, сколько о настоящем. Это слова из авторского анонса выставки фотографий Ольги Шоновой "Место проживания". Выставка, несмотря на свою камерность и сдержанность интонации, дерзкая по замыслу и амбициям юного автора. Не будучи профессиональным фотографом, вчерашняя выпускница петербургской Вышки решилась представить городу и миру свою визуализацию проблемы исторической памяти. Те, кто поддержал эту идею, считают, что Ольге Шоновой это удалось.
Фокус фотовыставки – современность, жизнь небольших удалённых городов и посёлков, где часто Гулаг был единственной причиной самого факта их появления на свет. Фотографии, представляемые вниманию зрителя, это часть экспедиционной съёмки Научно-информационного центра "Мемориал" за 2010 год.
В авторской интродукции прямо сказано, что фотографии "не претендуют на то, чтобы называться профессиональными". Дерзость молодого научного сотрудника НИЦ "Мемориал" заключалась в ненавязчивом привлечении внимания к теме истории Гулага, к проблематике исторической памяти в России тех, кто от этого далек.
В галерее "Борей" выставка демонстрировалась с 22 февраля по 5 марта 2011. В планах организаторов - показ выставки в разных городах России. Все тексты на планшетах экспозиции двуязычные.
Проект этой небольшой передвижной выставки из десяти планшетов с фотографиями и текстами реализуется в партнёрстве с Научно-информационным центром «Мемориал» (Санкт-Петербург) при поддержке Коллегии им. Теодора Хойсса Фонда им. Роберта Боша и объединения MitOst.
У выставки есть авторское посвящение: "Посвящается памяти Т.Г. с любовью и благодарностью".
При демонстрации в галерее "Борей" в Петербурге выставка сопровождалась показом близкого к ней по своей тематике видеоряда - "Предметы и образы Гулага". Это первая попытка представить в течение 45 минут предметный мир Гулага через тексты воспоминаний и изображения предметов из разных музейных коллекций по истории репрессий в СССР.
Для галереи "Борей"
этот проект был органичен. Галерея недавно отметила свое двадцатилетие и сама по организационной форме является НКО и состоит в городском реестре социально значимых организаций. Заместитель директора галереи Валерий Петрукович отметил, что в выставочных залах гарея приняла за годы свое существования "около 1200 акций, из них примерно 850 выставок". Особое значение здесь придают социально значимым выставкам, например, о бездомных, детях-инвалидах, ВИЧ-инфицированных детях. "Такие выставки важны и для галереи, и для посетителей, и вообще для города" - сказал Валерий Петрукович.
Тренд исследований памяти есть в исторических и социологических исследованиях, и Жанна Кормина назвала его "относительно свежим". В качестве "очень удачной и работающей метафоры" антрополог привела название одной переведенной на русский язык книги - «Прошлое – чужая страна». "Мне кажется, эту метафору можно расширить и сказать, что прошлое – это чужие страны. И мы, как туристы или паломники, совершаем путешествия в эти самые места. И в одни страны люди ездят более охотно, а в другие – менее охотно. <...> Мне кажется, что Гулаг – это такая чужая страна, куда современные люди неохотно путешествуют. Например, как в Кабардино-Балкарию сейчас. Эта замечательная выставка построена на том, что нас не держат за наши чувства, наши эмоции, нас не заставляют, видя картинку, переживать. Нас заставляют переживать, когда мы читаем текст и видим картинку. Нас заставляют делать интеллектуальное усилие. И этот вид воспроизводства памяти отличается от более распространенного в нашем обществе сейчас. В нашем обществе сейчас память о Второй мировой войне и блокаде боле понятно и приемлема. Мой коллега Сергей Ушакин недавно сказал, что в современном российском обществе есть новый механизм выстраивания мемориальной солидарности, эмоциональной солидарности вокруг памяти о Великой отечественной войне, когда даже не зная о войне, мы и наши дети, и наши внуки слушаем песни, концерты и чувствуем себя одним. Гулаг – другая история. Это другой нарратив памяти, другой способ помнить. Останется ли он? Уйдет ли он? Это вопрос для исследователей, вопрос для будущего".
Идея выставки родилась на семинаре Коллегии имени Теодора Хойсса в Берлине. "До этого семинара было только желание создать какое-то городское событие, которое помогло бы привлечь общественное внимание к определенному кругу проблем, - рассказывает Ольга Шонова. - Я имею ввиду проблемы переработки прошлого, проблемы памяти о Гулаге, проблемы небольших, удаленных городов и проблему бедности, конечно. Мы знаем, что в городе много культурных событий. Мы знаем кинофестивали, посвященные, скажем, борьбе с фашизмом или борьбе с ксенофобией. Но у мня в таких случаях очень часто возникает вопрос: как много фашистов и ксенофобов приходят на эти фестивали? И мне как раз хотелось создать какое-то событие, которое могло бы привлечь общественное внимание тех людей, для которых этих проблем нет. И я надеюсь, что с многих людей, моих коллег и друзей мне это в какой-то мере удалось". Ольга сказала, что выставка стала первой реальной возможностью ощутить себя в команде.
В проекте принимали участие:
Ольга Шонова – идея, фотографии
Ирина Суслова – тексты по-русски
Сергей Суслов -0 тексты по-английски
Александр Пискарев-Васильев – допечатная обработка фотографий
Ольга Умпелева – дизайн, верстка
Женя Кулакова, Надя Мерзлякова – PR. Информационную поддержку выставке также оказал в ПетербургеИнститут региональной прессы.
Артем Старосельский – тех. и мор. Поддержка
Лна Даева, Вааген Мелконян, Тино Раше, Айгуль Назина, Алена Каравай, Ольга Скобина.
Участники проекта благодарят всех, "кто помогал. Ругал, хвалил, спорил, подавал иди, говорил, что у нас ничего не получится".
Из книги отзывов:
«Очень верно выбран способ рассказа о непростых вещах. Цветовая гамма фотографий очень понравилась. Рада, что прошла мимо галереи 5 марта. Спасибо! М.Зубкова
Память очень важный аспект национальной культуры, нор на деньги жидов это выглядит по меньшей мере двусмысленно и фрагментарно.
Посетила выставку. Впечатлило… Очень. Кадры с личными вещами. Из фоторабот особенно запомнилась «Храм», точнее «Музей». Спасибо!
Ольга! С почином!!! Все замечательно: и фотографии, и верстка, и дизайн, и оформление, и организация. Иди дальше. Ждем тебя в Москве с этой выставкой… М.П.Г.
Хорошо когда есть люди, готовые рассказать своего рода «тайну», нечто интересно, но скрытое от многих. Большое спасибо. Аня Зеленая.
Особенно выставка интересна тем людям, которые были в этих краях и все это видели воочию. Жизнь ссылнопоселенцев была исключительно тяжелой, особенно тяжело было женщинам с детьми. Член общества «Мемориал» Б.Миркин.
Было очень приятно увидеть на этой выставке родные места, в частности фотографии с. Яренск, село, где родилась моя мама. Саама я не была там много лет и вряд ли когда-нибудь приеду снова, но музей – бывший собор – узнала сразу… Столько приятных детских воспоминаний!.. Спасибо!
Эта небольшая выставка не только не оставляет равнодушным – производит колоссальное впечатление. Спасибо, что помните о людях, прошедших лагеря, живших в спецпоселках, терявших детей и родных. Жаль, что мало посетителей! Спасибо галерее «Борей». Гриценко И.М., пенсионерка. 25 февраля 2011.
Память очень важный аспект национальной культуры, нор на деньги жидов это выглядит по меньшей мере двусмысленно и фрагментарно.
Посетила выставку. Впечатлило… Очень. Кадры с личными вещами. Из фоторабот особенно запомнилась «Храм», точнее «Музей». Спасибо!
Ольга! С почином!!! Все замечательно: и фотографии, и верстка, и дизайн, и оформление, и организация. Иди дальше. Ждем тебя в Москве с этой выставкой… М.П.Г.
Хорошо когда есть люди, готовые рассказать своего рода «тайну», нечто интересно, но скрытое от многих. Большое спасибо. Аня Зеленая.
Особенно выставка интересна тем людям, которые были в этих краях и все это видели воочию. Жизнь ссылнопоселенцев была исключительно тяжелой, особенно тяжело было женщинам с детьми. Член общества «Мемориал» Б.Миркин.
Было очень приятно увидеть на этой выставке родные места, в частности фотографии с. Яренск, село, где родилась моя мама. Саама я не была там много лет и вряд ли когда-нибудь приеду снова, но музей – бывший собор – узнала сразу… Столько приятных детских воспоминаний!.. Спасибо!
Эта небольшая выставка не только не оставляет равнодушным – производит колоссальное впечатление. Спасибо, что помните о людях, прошедших лагеря, живших в спецпоселках, терявших детей и родных. Жаль, что мало посетителей! Спасибо галерее «Борей». Гриценко И.М., пенсионерка. 25 февраля 2011.
Место памяти о Гулаге в музее и мемориале
Ольга Шонова, сотрудник НИЦ «Мемориал», выпускница магистерской программы факультета социологии рассказывает о своем исследовании, посвященном особенностям коммеморации Гулага в региональных музеях и мемориалах памяти.
- Ольга, как Вы пришли к этой теме?
- Все началось с того, что я посетила мемориальное кладбище Сандармох в городе Медвежьегорск, республика Карелия. Это произошло в 2007 году, когда я в качестве волонтера приняла участие в международном научно-исследовательском проекте, организованном НИЦ «Мемориал» и Мюнхенским университетом. Памятные знаки в Сандармохе показались мне очень интересным объектом для исследования. Они воплощают определенные смыслы, которые закладывают авторы.
- Насколько я понимаю, кладбище в Медвежьегорске не простое? Что там было раньше?
- Там много чего было раньше. Медвежьегорск – это же столица строительства
Беломорско-Балтийского канала. Там находилась администрация лагеря и так далее - канал же строили, в том числе, заключенные и спецпереселенцы.
То место, где теперь находится мемориальное кладбище, раньше было секретным местом расстрелов. Такие места существовали, как минимум, в каждом региональном центре. В годы «Большого террора» расстрельные планы спускались сверху, и административные сотрудники обязаны были находить места для исполнения. Никаких карт, где были эти места, умышленно не составлялось. Архивных данных – я имею в виду, прямо указывающих - у нас тоже нет. Поэтому Сандармох, в общем-то, нашли чудом.
До того как такое кладбище приобретает официальный статус, это в чистом виде стихийная, народная память. В Сандармохе процесс мемориализации начался сразу. В первый же День памяти там появились таблички с именами расстрелянных, которые привозили родственники, кресты и прочее.
А потом стали появляться большие памятники, которые устанавливались уже не просто родственниками, а разными объединениями. Сегодня в Сандармохе есть памятники евреям, мусульманам, католикам, казакам Украины. Это место представляет собой такую «поляну памяти», на которой памятники стоят в кружочек. Здесь же проходят все торжественные мероприятия. Но маленькие памятники родственников тоже остались, и появляются новые каждый год.
- Какие основные выводы Вы могли бы сделать?
- Выводы диссертации касаются репрезентации памяти в музее как институте памяти и мемориале как месте памяти. Если говорить проще - что такое Гулаг для музея и что это для мемориала. Дело в том, что в этих двух случаях мы видим просто две разные памяти о Гулаге.
Я работала с двумя кейсами: Медвежьегорск в Карелии и Яренск в Архангельской области. И в том, и в другом месте есть краеведческий музей, который должен каким-то образом демонстрировать историю села или историю города. Что он, собственно, и делает. Так вот, любопытно, как в историю родного края, гладко выстроенную музеем, включается Гулаг как тема. Потому что и Межвежьегорск, и Яренск с историей Гулага связаны неразрывно. Про Медвежьегорск я уже сказала, а Яренск был промежуточным распределительным пунктом для раскулаченных крестьян, откуда их отправляли дальше в тайгу.
Я смотрела, как в экспозиции репрезентируется период репрессий. И, что удивительно, этот период тоже включается в общий нарратив движения к прогрессу. Получается так, что музеи пытаются встроить многомиллионное убийство в героическую песнь. Риторика примерно такая: канал был построен и это главное. Или: в таких-то годах количество леспромхозов резко возросло. Ответа на вопрос, почему оно возросло, не дается. А ответ – потому что на этих лесопунктах работали крестьяне раскулаченные. А выглядит так, что ничего страшного и не случилось. Это поразительно.
Сначала я думала плохо про музеи. Но потом оказалось, что у них есть и понимание, и желание, и информация, и материалы, которыми достойно этот период можно представить. Но они не могут другой посыл встроить в имеющийся музей – только движение вперед. Эта логика краеведческого музея давно сложилась. Ведь краеведческие музеи появились в СССР в 1930-х. А тогда воспитательная функция музея стала резко усиливаться. Музей был нужен как рупором пропаганды в это время. Здесь все закономерно.
- Как Вы могли бы охарактеризовать память о Гулаге в нашей стране исходя из источников, которые Вы изучали?
- Во-первых, эта память неоднородна. Мне как раз таки и было интересно взять небольшие кейсы, оторванные от официального дискурса о сталинизме. Это когда все равно, будут ли ходить по Петербургу автобусы с портретом Сталина, или не будут.
У жителей Медвежьегорска и Яренска есть своя история и понимание своего города, села. Поэтому как раз и любопытно увидеть, что происходит там. В этом смысле они гораздо более независимы в своих оценках и действиях от каких-то там общих настроений, государственной политики. Им не нужна никакая политика, чтобы поставить памятник, потому что это памятник их умершим родителям, например. Там это все гораздо ближе – по времени и по чувствам. Когда я была в Яренске, там проходила презентация книги Олега Угрюмова «Боль памяти» о спецпереселенцах Ленского района. Было очень много зрителей, в том числе молодежи, школьников. Выступил автор, научный сотрудник краеведческого музея, а потом начали говорить жители. Они рассказывали просто о своих семьях. О том, кто из их родственников, откуда был выслан в 1930-е или в 1940-е. Это было совершенно удивительно. Они знают историю, они все помнят, и они очень охотно об этом говорят, причем спокойно.
- Вы продолжаете заниматься этой темой?
- Безусловно. Но сейчас немного под другим углом - это выставка фотографий. Мой проект получил поддержку от Фонда Роберта Боша и НИЦ «Мемориал» как партнерской организации. Выставка, которая на днях открылась в галерее «Борей» рассказывает о современном состоянии городов и сел, где существовали учреждения Гулага. Фотографии я делала во время экспедиций по этим местам. Я не так давно езжу в экспедиции, поэтому и фотографий у меня не так много. Но мне хочется показать разные места: маленькие села и города, что произошло с этими городами сейчас, как там живут люди. В искусство как способ познания я верю не меньше, чем в науку.
- Все началось с того, что я посетила мемориальное кладбище Сандармох в городе Медвежьегорск, республика Карелия. Это произошло в 2007 году, когда я в качестве волонтера приняла участие в международном научно-исследовательском проекте, организованном НИЦ «Мемориал» и Мюнхенским университетом. Памятные знаки в Сандармохе показались мне очень интересным объектом для исследования. Они воплощают определенные смыслы, которые закладывают авторы.
- Насколько я понимаю, кладбище в Медвежьегорске не простое? Что там было раньше?
- Там много чего было раньше. Медвежьегорск – это же столица строительства
Беломорско-Балтийского канала. Там находилась администрация лагеря и так далее - канал же строили, в том числе, заключенные и спецпереселенцы.
То место, где теперь находится мемориальное кладбище, раньше было секретным местом расстрелов. Такие места существовали, как минимум, в каждом региональном центре. В годы «Большого террора» расстрельные планы спускались сверху, и административные сотрудники обязаны были находить места для исполнения. Никаких карт, где были эти места, умышленно не составлялось. Архивных данных – я имею в виду, прямо указывающих - у нас тоже нет. Поэтому Сандармох, в общем-то, нашли чудом.
До того как такое кладбище приобретает официальный статус, это в чистом виде стихийная, народная память. В Сандармохе процесс мемориализации начался сразу. В первый же День памяти там появились таблички с именами расстрелянных, которые привозили родственники, кресты и прочее.
А потом стали появляться большие памятники, которые устанавливались уже не просто родственниками, а разными объединениями. Сегодня в Сандармохе есть памятники евреям, мусульманам, католикам, казакам Украины. Это место представляет собой такую «поляну памяти», на которой памятники стоят в кружочек. Здесь же проходят все торжественные мероприятия. Но маленькие памятники родственников тоже остались, и появляются новые каждый год.
- Какие основные выводы Вы могли бы сделать?
- Выводы диссертации касаются репрезентации памяти в музее как институте памяти и мемориале как месте памяти. Если говорить проще - что такое Гулаг для музея и что это для мемориала. Дело в том, что в этих двух случаях мы видим просто две разные памяти о Гулаге.
Я работала с двумя кейсами: Медвежьегорск в Карелии и Яренск в Архангельской области. И в том, и в другом месте есть краеведческий музей, который должен каким-то образом демонстрировать историю села или историю города. Что он, собственно, и делает. Так вот, любопытно, как в историю родного края, гладко выстроенную музеем, включается Гулаг как тема. Потому что и Межвежьегорск, и Яренск с историей Гулага связаны неразрывно. Про Медвежьегорск я уже сказала, а Яренск был промежуточным распределительным пунктом для раскулаченных крестьян, откуда их отправляли дальше в тайгу.
Я смотрела, как в экспозиции репрезентируется период репрессий. И, что удивительно, этот период тоже включается в общий нарратив движения к прогрессу. Получается так, что музеи пытаются встроить многомиллионное убийство в героическую песнь. Риторика примерно такая: канал был построен и это главное. Или: в таких-то годах количество леспромхозов резко возросло. Ответа на вопрос, почему оно возросло, не дается. А ответ – потому что на этих лесопунктах работали крестьяне раскулаченные. А выглядит так, что ничего страшного и не случилось. Это поразительно.
Сначала я думала плохо про музеи. Но потом оказалось, что у них есть и понимание, и желание, и информация, и материалы, которыми достойно этот период можно представить. Но они не могут другой посыл встроить в имеющийся музей – только движение вперед. Эта логика краеведческого музея давно сложилась. Ведь краеведческие музеи появились в СССР в 1930-х. А тогда воспитательная функция музея стала резко усиливаться. Музей был нужен как рупором пропаганды в это время. Здесь все закономерно.
- Как Вы могли бы охарактеризовать память о Гулаге в нашей стране исходя из источников, которые Вы изучали?
- Во-первых, эта память неоднородна. Мне как раз таки и было интересно взять небольшие кейсы, оторванные от официального дискурса о сталинизме. Это когда все равно, будут ли ходить по Петербургу автобусы с портретом Сталина, или не будут.
У жителей Медвежьегорска и Яренска есть своя история и понимание своего города, села. Поэтому как раз и любопытно увидеть, что происходит там. В этом смысле они гораздо более независимы в своих оценках и действиях от каких-то там общих настроений, государственной политики. Им не нужна никакая политика, чтобы поставить памятник, потому что это памятник их умершим родителям, например. Там это все гораздо ближе – по времени и по чувствам. Когда я была в Яренске, там проходила презентация книги Олега Угрюмова «Боль памяти» о спецпереселенцах Ленского района. Было очень много зрителей, в том числе молодежи, школьников. Выступил автор, научный сотрудник краеведческого музея, а потом начали говорить жители. Они рассказывали просто о своих семьях. О том, кто из их родственников, откуда был выслан в 1930-е или в 1940-е. Это было совершенно удивительно. Они знают историю, они все помнят, и они очень охотно об этом говорят, причем спокойно.
- Вы продолжаете заниматься этой темой?
- Безусловно. Но сейчас немного под другим углом - это выставка фотографий. Мой проект получил поддержку от Фонда Роберта Боша и НИЦ «Мемориал» как партнерской организации. Выставка, которая на днях открылась в галерее «Борей» рассказывает о современном состоянии городов и сел, где существовали учреждения Гулага. Фотографии я делала во время экспедиций по этим местам. Я не так давно езжу в экспедиции, поэтому и фотографий у меня не так много. Но мне хочется показать разные места: маленькие села и города, что произошло с этими городами сейчас, как там живут люди. В искусство как способ познания я верю не меньше, чем в науку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий