Леонид Фоминский, Академик РАЕН
17 мая 2011
Часть 1
15 мая Украина отмечала день памяти жертв политических репрессий. Как реабилитированная жертва политических репрессий, я был приглашен председателем областного «Товариства політв’язнів і репресованих » Н.И. Кривоносом на митинг. В Черкасах он традиционно проходит у памятника жертвам политических репрессий. Нас, реабилитированных, с каждым годом приходит к этому памятнику всё меньше и меньше. Я, наверно, буду приходить сюда дольше всех. Родился в январе 1944 г. во Владимире-Волынском под немецкой оккупацией. В 1975 году осужден по политической статье за то, что на собрании отказался осудить академика Сахарова – борца за гражданские права в СССР. Кроме того, на суде отказался на суде отказаться от моего крестного отца Павла Флячука – бывшего бандеровца, реабилитированного в 1987 г. – на полгода раньше, чем был вызволен Горбачевым из ссылки сам академик Сахаров.
Я - самый молодой в областном «Товаристве політв’язнів і репресованих». Большинство– чудом выжившие бандеровцы или их дети, побывавшие в ссылке с родителями. Но если учесть цепочку всех моих предков, начиная от родителей и дедов, подвергавшихся политическим репрессиям, то получится, наверное, самая длинная династия жертв коммунистического террора. Мой отец - Павел Яковлевич Фоминский - лейтенант Красной армии. В 1942 г. попал в плен к немцам вместе с тысячами наших солдат, окруженных под Харьковом. Их колонну пригнали к польской границе в лагерь военнопленных во Владимир-Волынский.
Пленных было так много, что немцы не знали, куда их девать и чем кормить. Местным жителям разрешали разбирать их по семьям, для помощи по хозяйству. У моей будущей мамы Марии Браницкой незадолго до этого погиб отец - Станислав Браницкий. Мама потом говорила мне, что его повесили немцы за нарушение комендантского часа – он прогуливался по городу поздно вечером.
Но я в этом сомневаюсь. Если бы немцы его повесили, то вряд ли через пару месяцев после этого они бы разрешили его дочери взять под ее поручительство к себе в дом на работу батраком русского военнопленного. А они разрешили! Она выбрала самого красивого. А через полгода немцы позволили им пожениться.
Запад Волыни был бандеровским краем. С начала войны тут не прекращалась резня между поляками и украинцами. Гитлеровские власти закрывали на всё это глаза, дожидаясь, пока местные перережут друг друга на радость фашистам. По лесам бродили украинские и польские отряды. Иногда они сражались друг с другом. Чаще – налетали ночью на села, чтобы резать: одни - поляков, другие - украинцев.
Мой дед Станислав Браницкий был поляком, жил на окраине Владимира-Волынского ещё со времён Гражданской войны. Числился простым мещанином, с утра до ночи занимался крестьянским трудом на приусадебном участке, простиравшемся за забором его хаты аж на полкилометра. Так, впрочем, было у всех соседей по нашей окраинной улице. А его жена была украинка с Полтавщины. Когда ночью в дверь стучали, то к двери подходили они оба. Прислушивались, на каком языке переговариваются во дворе. Если на польском, то отвечал дед. Если стучали украинцы, отвечала бабка. Так и выживали, пока лесные украинские головорезы не дознались, что в этой хате живет поляк. Ворвались, вытащили во двор и повесили. А моя мама потом рассказывала мне сказку, что его повесили немцы…
Я родился темной ночью 4 января 1944 года -через 9 месяцев после свадьбы Павла Фоминского и Марии Броницкой. Моим крестным отцом стал сосед - украинец, у которого младший брат был бандеровцем, скрывавшимся в лесах. Соседа не смущало, что мой отец – русский офицер. Бандеровцы тогда сражались с немцами, против которых сражались и советские войска. Разрыв произойдет позже, когда Советы станут наводить в Западной Украине свои порядки.
Достаточно сказать, что когда при артобстреле моего отца ранило осколками русского снаряда, сосед-кум приполз под артобстрелом, вытащил раненого в убежище, а после - запряг лошадь и отвез его в немецкий госпиталь. Немецкий хирург полчаса извлекал осколки из тела отца.
Когда советские войска изгнали немцев из Владимира, отец еще был забинтованным. Но едва раны затянулись, его забрали в Советскую армию. Удивительно, что отправили не на Колыму, а в штрафбат, вернее в ударную (читай штрафную) 5 армию, искупать свою вину кровью в том же звании лейтенанта.
Удивительно, что в этой мясорубке отец прошел и Варшаву, и Зееловские высоты, брал Берлин, штурмовал рейхканцелярию Гитлера. Чудо, что не получил ни одной царапины, хотя после каждого штурма в живых оставалось менее половины бойцов.
А вот у тех Фоминских, которым не довелось служить в армии да слушать свист пуль и вой снарядов, ангелов-хранителей, похоже, не было.
Доказательством тому – прилагаемая архивная справка Центра хранения архивного фонда Алтайского края, рассказывающая как, где и когда была отправлена в северную ссылку в 1930 г. вся семья сибирских крестьян Фоминских – моих предков. А также 4 справки об их посмертной реабилитации.
Они не были кулаками. По крайней мере, в архивной справке об этом сведений нет. Сослали их «за эксплуатацию батраков», то есть за то, что они предоставляли возможность поработать на их поле за еду и деньги тем, кому есть было нечего.
Моя бабушка, Анастасия Алексеевна, мать моего отца Павла Яковлевича Фоминского, единственная спасшаяся от ссылки и умершая уже в 70-е годы своей смертью, рассказывала, что из их глухого сибирского села Курочкино приехавшие из района большевики сначала выгребли из амбаров всё до зернышка. А через пару недель вернулись на тех же телегах, чтобы увезти в ссылку на Север те семьи. Моего деда Якова они в живых уже не застали. После того, как у него всё отобрали , он лег на лавку под образами, отказался есть, сказав, чтоб остатки еды давали детям - и через неделю умер. Это спасло от ссылки его вдову Анастасию с малолетним сыном-сиротой Павлом на руках. Сирот в ссылку еще не решались тогда отправлять.
Из села Курочкино тогда сослали на Север 2/3 его жителей, большинство из которых там и погибло. Ведь ссылали осенью на пустое место перед морозами. Село Курочкино опустело и превратилось в деревню.
Конечно, для оставшихся это был не голодомор, какой устроили в Украине годом позже. Сибирь ведь может прокормить человека не только пашней, но и тайгой, где много дичи, грибов да ягод. Но и это было преступление большевиков против народа.
Продолжение следует.
Ссылка: Династия реабилитантов - ИА "Провинция"
Автор:
17 травня 2011 16:50
17 мая 2011
Часть 115 мая Украина отмечала день памяти жертв политических репрессий. Как реабилитированная жертва политических репрессий, я был приглашен председателем областного «Товариства політв’язнів і репресованих » Н.И. Кривоносом на митинг. В Черкасах он традиционно проходит у памятника жертвам политических репрессий. Нас, реабилитированных, с каждым годом приходит к этому памятнику всё меньше и меньше. Я, наверно, буду приходить сюда дольше всех. Родился в январе 1944 г. во Владимире-Волынском под немецкой оккупацией. В 1975 году осужден по политической статье за то, что на собрании отказался осудить академика Сахарова – борца за гражданские права в СССР. Кроме того, на суде отказался на суде отказаться от моего крестного отца Павла Флячука – бывшего бандеровца, реабилитированного в 1987 г. – на полгода раньше, чем был вызволен Горбачевым из ссылки сам академик Сахаров.
Я - самый молодой в областном «Товаристве політв’язнів і репресованих». Большинство– чудом выжившие бандеровцы или их дети, побывавшие в ссылке с родителями. Но если учесть цепочку всех моих предков, начиная от родителей и дедов, подвергавшихся политическим репрессиям, то получится, наверное, самая длинная династия жертв коммунистического террора. Мой отец - Павел Яковлевич Фоминский - лейтенант Красной армии. В 1942 г. попал в плен к немцам вместе с тысячами наших солдат, окруженных под Харьковом. Их колонну пригнали к польской границе в лагерь военнопленных во Владимир-Волынский.
Пленных было так много, что немцы не знали, куда их девать и чем кормить. Местным жителям разрешали разбирать их по семьям, для помощи по хозяйству. У моей будущей мамы Марии Браницкой незадолго до этого погиб отец - Станислав Браницкий. Мама потом говорила мне, что его повесили немцы за нарушение комендантского часа – он прогуливался по городу поздно вечером.
Но я в этом сомневаюсь. Если бы немцы его повесили, то вряд ли через пару месяцев после этого они бы разрешили его дочери взять под ее поручительство к себе в дом на работу батраком русского военнопленного. А они разрешили! Она выбрала самого красивого. А через полгода немцы позволили им пожениться.
Запад Волыни был бандеровским краем. С начала войны тут не прекращалась резня между поляками и украинцами. Гитлеровские власти закрывали на всё это глаза, дожидаясь, пока местные перережут друг друга на радость фашистам. По лесам бродили украинские и польские отряды. Иногда они сражались друг с другом. Чаще – налетали ночью на села, чтобы резать: одни - поляков, другие - украинцев.
Мой дед Станислав Браницкий был поляком, жил на окраине Владимира-Волынского ещё со времён Гражданской войны. Числился простым мещанином, с утра до ночи занимался крестьянским трудом на приусадебном участке, простиравшемся за забором его хаты аж на полкилометра. Так, впрочем, было у всех соседей по нашей окраинной улице. А его жена была украинка с Полтавщины. Когда ночью в дверь стучали, то к двери подходили они оба. Прислушивались, на каком языке переговариваются во дворе. Если на польском, то отвечал дед. Если стучали украинцы, отвечала бабка. Так и выживали, пока лесные украинские головорезы не дознались, что в этой хате живет поляк. Ворвались, вытащили во двор и повесили. А моя мама потом рассказывала мне сказку, что его повесили немцы…
Я родился темной ночью 4 января 1944 года -через 9 месяцев после свадьбы Павла Фоминского и Марии Броницкой. Моим крестным отцом стал сосед - украинец, у которого младший брат был бандеровцем, скрывавшимся в лесах. Соседа не смущало, что мой отец – русский офицер. Бандеровцы тогда сражались с немцами, против которых сражались и советские войска. Разрыв произойдет позже, когда Советы станут наводить в Западной Украине свои порядки.
Достаточно сказать, что когда при артобстреле моего отца ранило осколками русского снаряда, сосед-кум приполз под артобстрелом, вытащил раненого в убежище, а после - запряг лошадь и отвез его в немецкий госпиталь. Немецкий хирург полчаса извлекал осколки из тела отца.
Когда советские войска изгнали немцев из Владимира, отец еще был забинтованным. Но едва раны затянулись, его забрали в Советскую армию. Удивительно, что отправили не на Колыму, а в штрафбат, вернее в ударную (читай штрафную) 5 армию, искупать свою вину кровью в том же звании лейтенанта.
Удивительно, что в этой мясорубке отец прошел и Варшаву, и Зееловские высоты, брал Берлин, штурмовал рейхканцелярию Гитлера. Чудо, что не получил ни одной царапины, хотя после каждого штурма в живых оставалось менее половины бойцов.
А вот у тех Фоминских, которым не довелось служить в армии да слушать свист пуль и вой снарядов, ангелов-хранителей, похоже, не было.
Доказательством тому – прилагаемая архивная справка Центра хранения архивного фонда Алтайского края, рассказывающая как, где и когда была отправлена в северную ссылку в 1930 г. вся семья сибирских крестьян Фоминских – моих предков. А также 4 справки об их посмертной реабилитации.
Они не были кулаками. По крайней мере, в архивной справке об этом сведений нет. Сослали их «за эксплуатацию батраков», то есть за то, что они предоставляли возможность поработать на их поле за еду и деньги тем, кому есть было нечего.
Моя бабушка, Анастасия Алексеевна, мать моего отца Павла Яковлевича Фоминского, единственная спасшаяся от ссылки и умершая уже в 70-е годы своей смертью, рассказывала, что из их глухого сибирского села Курочкино приехавшие из района большевики сначала выгребли из амбаров всё до зернышка. А через пару недель вернулись на тех же телегах, чтобы увезти в ссылку на Север те семьи. Моего деда Якова они в живых уже не застали. После того, как у него всё отобрали , он лег на лавку под образами, отказался есть, сказав, чтоб остатки еды давали детям - и через неделю умер. Это спасло от ссылки его вдову Анастасию с малолетним сыном-сиротой Павлом на руках. Сирот в ссылку еще не решались тогда отправлять.
Из села Курочкино тогда сослали на Север 2/3 его жителей, большинство из которых там и погибло. Ведь ссылали осенью на пустое место перед морозами. Село Курочкино опустело и превратилось в деревню.
Конечно, для оставшихся это был не голодомор, какой устроили в Украине годом позже. Сибирь ведь может прокормить человека не только пашней, но и тайгой, где много дичи, грибов да ягод. Но и это было преступление большевиков против народа.
Продолжение следует.
Ссылка: Династия реабилитантов - ИА "Провинция"
Автор:
17 травня 2011 16:50
Комментариев нет:
Отправить комментарий