Владимир Алексеев, г.Лиски
04.05.2011
Фото Владимира Алексеева.
К боли никогда нельзя привыкнуть. Она ломает или закаляет, ожесточает или заставляет любить жизнь ещё яростнее и искреннее. В девятилетнего Митрошу Преснякова первая пронзительная боль ворвалась в голодном 1933-м. Смертью от голода кормильца-отца. Через пять лет, посчитав, видно, что её всё ещё не достаёт в маленьком неокаменевшем сердце, боль догнала подростка неожиданной смертью мамы и в 14 лет обрекла его на сиротство.
Приютил, не дал сгинуть в голодные предвоенные годы средний брат-инвалид.
«Ноги у него параличом высушены были, совсем не ходил, - вспоминает жена Митрофана Мартыновича Мария Игнатьевна. – Но уж такой он рукодельный был, любую утварь починить мог. Мы тогда с ними соседями жили. Помню, все хуторяне к нему несли – кто примус, кто радио, а то и патефон, никому не отказывал. Он и Митрофана на мастеровую железнодорожную работу надоумил-нацелил…»
Та нацеленность обернулась поступлением 16-летнего паренька в Лискинское железнодорожное училище. И работать бы ему, помогая двум братьям и сестре осиливать деревенское неприкаянное сиротство, не подоспей к Дону война проклятущая. И оказался он за Уралом, куда вместе с училищем эвакуировали и ещё недоученных кочегаров да машинистов… Рвался на фронт, в окопы, чтобы мстить извергам, но ему определили другой фронт, не менее ответственный и важный для будущей Победы. Требовались специалисты-железнодорожники, чтобы на фронт срочно доставлять военную технику.
Это и делал кочегар паровоза, а потом и помощник машиниста Митрофан Пресняков. Честно делал и самоотверженно.
«Трудно и голодно было, - вспоминает он сквозь слёзы. – На долгую дорогу от Челябинска к фронту с танками на платформах давали паровозной бригаде «литерных» эшелонов карточку продуктовую. 800 граммов хлеба да крупы горстка по той карточке выходили. Где отоваришь её, а где и нет – к фронту поезда привести спешили. Крупу варили на ходу, у топки паровозной…»
Спешили так, что однажды платформы с танками не вписались в «кривую» и с насыпи упали. Сутки их поднимали, но к войскам нашим привезли вовремя – скоростью паровозной те сутки в дороге навёрстывали. Недавно, вспоминая с земляком-железнодорожником Иваном Лозовым, кто и где войну свою воевал, вспомнил Митрофан Мартынович и про тот сход за Челябинском.
«Мать честная! - всплеснул руками сосед-собеседник.- Так я ж в том эшелоне сопровождающим был!.. Вот ведь, скажи, судьбина военная: сутки с теми танками пластались, поднять спешили, а с земляком разминулись...»
Со многими горями-бедами разминула Митрофана Преснякова дорога Южно-Уральская. От пикирующих стервятников уберегла, пули-бомбы мимо уводила. А с бедою, на всю жизнь больно ужалившей за год до Победы, разминуться не помогла.
В начале июля 1944-го, подцепив на ЧТЗ очередные платформы с «тридцатьчетвёрками», поездная бригада остановилась на станции приписки Верхний Уфалей. Пока военные, сопровождавшие груз, суетились в конторе станции с провозными документами, помощник машиниста Пресняков обходил с осмотром поезд. У одной из теплушек увидел толпу людей.
Оказалось, из щели в полу вагона на замазученные шпалы звенящей струйкою истекала рисовая крупа. Женщины и детишки сгребали зёрнышки риса вместе со щебёнкою и рассовывали её по карманам. Уговорив людей разойтись, Митрофан законопатил злосчастную щель и направился, было, к паровозу. Но толкнул под руку голодный соблазн: не удержался, сгрёб со шпал пригоршку рисовых зёрен. Знать бы, что горсточка та всю судьбу его дальнейшую от порога Победы отвернёт…
Железнодорожника с «литерного», несущего к паровозу рис в ладонях, увидел кондуктор с хвостового вагона встречного и «стукнул» куда следовало. На ближайшей станции в паровозную будку вошли люди в форме ведомства госбезопасности. Вода в кружке с рисом только и закипеть успела…
«Трибунал осудил меня в три дня – время скорое на расправу было, - вновь туманятся от слёз жгучих стёкла очков Митрофана Мартыновича. – Чтоб машиниста не тронули, я показал трибуналу, что подобрал и варил рис украдкой от него – его же детишки малые дома ждали…»
Десять будущих лет ждала его теперь вечная колымская мерзлота, золотой прииск «Комсомолец» за Магаданом да продуваемые северными ветрами «зековские» дощатые бараки исправительно-трудового лагеря АВ-6 с «колючкою» по периметру и свирепыми волкодавами в предзоннике.
По приговору военного трибунала Южно-Уральской железной дороги, бывший железнодорожник стал «исправляться» в том лагере молотобойцем-золотодобытчиком. Но на вечной мерзлоте не задубенела от обиды душа его, да и мысль согревала: золото тоже нужно стране для приближения Победы. О ней, долгожданной, и узнал он из «тарелки» радио, вмёрзшей в столб над лагерным плацем. И не один он плакал тогда слезами радости на злом колымском ветру…
За честный труд его Колыма отпустила на свободу на два года раньше отмеренного ему трибуналом срока. И справку с оттисками его пальцев вместо орденов-медалей такую вот выдала (на фото).
Куда направить жестоко искорёженную войною колею жизни своей? Кому нести печаль-тоску неизбывную? Эти мысли отчаяния ещё восемь месяцев после досрочного освобождения глушил в себе Митрофан Пресняков, оставаясь на Колыме с нерадостною справкой-свободою в кармане «зековской» телогрейки. Вместе со скальною породою рвал-глушил горькие думы толовыми шашками бывший железнодорожник, ставший вольнонаёмным шурфовщиком.
К осиротевшей за войну маленькой родине своей, в хутор Шведово подле Лисок, круглый сирота Митрофан Пресняков пришёл в августе 1952-го. К вечеру положил иссыхающий букетик полевых ромашек у края расстрельных Демченковских ярков, куда война сгребла-сбросила сестру-красавицу да брата-инвалида.
Четвертого сентября с потёртою справкою о своей досрочной свободе явился «для учёта» в Лискинский РОМ МГБ. Всё ещё «поражённому в правах», ему оставлено было лишь одно право – на жизнь. Но и послевоенный её отрезок достойно прожил-прошёл он, хотя к «железке» больше не вернулся. Работал вальщиком валенок в Лискинской артели имени Ленина, потом молотобойцем-кузнецом в местной МТС.
Трудом своим праведным снял с себя клеймо «пораженца в правах» - 21 поощрение в трудовой книжке! 6 июня 1945-го нашла вчерашнего колымского «зека» признательная медаль его Победы – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.». Прилагалась к той медали красная картонная корочка с золотом тиснения – «Ветеран Великой Отечественной войны».
Но опять будто усечённым в правах остался рядовой кузнец Победы – вроде как и ветеран войны, но не её участник, словно обочиною от него война та прошла. Льготу ветеранскую имеет, но ограниченную статьёй 20 Закона «О ветеранах». Хотя, по большому счёту, какой же он не участник, если без его «тридцатьчетвёрок» в его эшелонах к фронту наша общая Победа намного дольше шла бы к воротам Берлина? Но тянется за ним вина, вместившаяся в пригоршню фронтового риса.
Ссылка: Горстка риса - «Коммуна», № 65 (25693),04.05.11г.
04.05.2011
Три года Митрофан Пресняков водил к фронту эшелоны с танками, а Победу встретил на Колыме
Фото Владимира Алексеева.
К боли никогда нельзя привыкнуть. Она ломает или закаляет, ожесточает или заставляет любить жизнь ещё яростнее и искреннее. В девятилетнего Митрошу Преснякова первая пронзительная боль ворвалась в голодном 1933-м. Смертью от голода кормильца-отца. Через пять лет, посчитав, видно, что её всё ещё не достаёт в маленьком неокаменевшем сердце, боль догнала подростка неожиданной смертью мамы и в 14 лет обрекла его на сиротство.
Приютил, не дал сгинуть в голодные предвоенные годы средний брат-инвалид.
«Ноги у него параличом высушены были, совсем не ходил, - вспоминает жена Митрофана Мартыновича Мария Игнатьевна. – Но уж такой он рукодельный был, любую утварь починить мог. Мы тогда с ними соседями жили. Помню, все хуторяне к нему несли – кто примус, кто радио, а то и патефон, никому не отказывал. Он и Митрофана на мастеровую железнодорожную работу надоумил-нацелил…»
Та нацеленность обернулась поступлением 16-летнего паренька в Лискинское железнодорожное училище. И работать бы ему, помогая двум братьям и сестре осиливать деревенское неприкаянное сиротство, не подоспей к Дону война проклятущая. И оказался он за Уралом, куда вместе с училищем эвакуировали и ещё недоученных кочегаров да машинистов… Рвался на фронт, в окопы, чтобы мстить извергам, но ему определили другой фронт, не менее ответственный и важный для будущей Победы. Требовались специалисты-железнодорожники, чтобы на фронт срочно доставлять военную технику.
Это и делал кочегар паровоза, а потом и помощник машиниста Митрофан Пресняков. Честно делал и самоотверженно.
«Трудно и голодно было, - вспоминает он сквозь слёзы. – На долгую дорогу от Челябинска к фронту с танками на платформах давали паровозной бригаде «литерных» эшелонов карточку продуктовую. 800 граммов хлеба да крупы горстка по той карточке выходили. Где отоваришь её, а где и нет – к фронту поезда привести спешили. Крупу варили на ходу, у топки паровозной…»
Спешили так, что однажды платформы с танками не вписались в «кривую» и с насыпи упали. Сутки их поднимали, но к войскам нашим привезли вовремя – скоростью паровозной те сутки в дороге навёрстывали. Недавно, вспоминая с земляком-железнодорожником Иваном Лозовым, кто и где войну свою воевал, вспомнил Митрофан Мартынович и про тот сход за Челябинском.
«Мать честная! - всплеснул руками сосед-собеседник.- Так я ж в том эшелоне сопровождающим был!.. Вот ведь, скажи, судьбина военная: сутки с теми танками пластались, поднять спешили, а с земляком разминулись...»
Со многими горями-бедами разминула Митрофана Преснякова дорога Южно-Уральская. От пикирующих стервятников уберегла, пули-бомбы мимо уводила. А с бедою, на всю жизнь больно ужалившей за год до Победы, разминуться не помогла.
В начале июля 1944-го, подцепив на ЧТЗ очередные платформы с «тридцатьчетвёрками», поездная бригада остановилась на станции приписки Верхний Уфалей. Пока военные, сопровождавшие груз, суетились в конторе станции с провозными документами, помощник машиниста Пресняков обходил с осмотром поезд. У одной из теплушек увидел толпу людей.
Оказалось, из щели в полу вагона на замазученные шпалы звенящей струйкою истекала рисовая крупа. Женщины и детишки сгребали зёрнышки риса вместе со щебёнкою и рассовывали её по карманам. Уговорив людей разойтись, Митрофан законопатил злосчастную щель и направился, было, к паровозу. Но толкнул под руку голодный соблазн: не удержался, сгрёб со шпал пригоршку рисовых зёрен. Знать бы, что горсточка та всю судьбу его дальнейшую от порога Победы отвернёт…
Железнодорожника с «литерного», несущего к паровозу рис в ладонях, увидел кондуктор с хвостового вагона встречного и «стукнул» куда следовало. На ближайшей станции в паровозную будку вошли люди в форме ведомства госбезопасности. Вода в кружке с рисом только и закипеть успела…
«Трибунал осудил меня в три дня – время скорое на расправу было, - вновь туманятся от слёз жгучих стёкла очков Митрофана Мартыновича. – Чтоб машиниста не тронули, я показал трибуналу, что подобрал и варил рис украдкой от него – его же детишки малые дома ждали…»
Десять будущих лет ждала его теперь вечная колымская мерзлота, золотой прииск «Комсомолец» за Магаданом да продуваемые северными ветрами «зековские» дощатые бараки исправительно-трудового лагеря АВ-6 с «колючкою» по периметру и свирепыми волкодавами в предзоннике.
По приговору военного трибунала Южно-Уральской железной дороги, бывший железнодорожник стал «исправляться» в том лагере молотобойцем-золотодобытчиком. Но на вечной мерзлоте не задубенела от обиды душа его, да и мысль согревала: золото тоже нужно стране для приближения Победы. О ней, долгожданной, и узнал он из «тарелки» радио, вмёрзшей в столб над лагерным плацем. И не один он плакал тогда слезами радости на злом колымском ветру…
За честный труд его Колыма отпустила на свободу на два года раньше отмеренного ему трибуналом срока. И справку с оттисками его пальцев вместо орденов-медалей такую вот выдала (на фото).
Куда направить жестоко искорёженную войною колею жизни своей? Кому нести печаль-тоску неизбывную? Эти мысли отчаяния ещё восемь месяцев после досрочного освобождения глушил в себе Митрофан Пресняков, оставаясь на Колыме с нерадостною справкой-свободою в кармане «зековской» телогрейки. Вместе со скальною породою рвал-глушил горькие думы толовыми шашками бывший железнодорожник, ставший вольнонаёмным шурфовщиком.
К осиротевшей за войну маленькой родине своей, в хутор Шведово подле Лисок, круглый сирота Митрофан Пресняков пришёл в августе 1952-го. К вечеру положил иссыхающий букетик полевых ромашек у края расстрельных Демченковских ярков, куда война сгребла-сбросила сестру-красавицу да брата-инвалида.
Четвертого сентября с потёртою справкою о своей досрочной свободе явился «для учёта» в Лискинский РОМ МГБ. Всё ещё «поражённому в правах», ему оставлено было лишь одно право – на жизнь. Но и послевоенный её отрезок достойно прожил-прошёл он, хотя к «железке» больше не вернулся. Работал вальщиком валенок в Лискинской артели имени Ленина, потом молотобойцем-кузнецом в местной МТС.
Трудом своим праведным снял с себя клеймо «пораженца в правах» - 21 поощрение в трудовой книжке! 6 июня 1945-го нашла вчерашнего колымского «зека» признательная медаль его Победы – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.». Прилагалась к той медали красная картонная корочка с золотом тиснения – «Ветеран Великой Отечественной войны».
Но опять будто усечённым в правах остался рядовой кузнец Победы – вроде как и ветеран войны, но не её участник, словно обочиною от него война та прошла. Льготу ветеранскую имеет, но ограниченную статьёй 20 Закона «О ветеранах». Хотя, по большому счёту, какой же он не участник, если без его «тридцатьчетвёрок» в его эшелонах к фронту наша общая Победа намного дольше шла бы к воротам Берлина? Но тянется за ним вина, вместившаяся в пригоршню фронтового риса.
Ссылка: Горстка риса - «Коммуна», № 65 (25693),04.05.11г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий