Михаил НАКОНЕЧНЫЙ,
аспирант Санкт-Петербургского Института истории Российской академии наук, г. Псков
Опубликовано на сайте газеты "Псковская губерния" №5 (627) 06-12 февраля 2013г.
Федеральная служба исполнения наказаний торжественно и радостно отметила 75-летие Усольлага
На минувшей неделе по новостным ресурсам прошла относительно незамеченной, казалось бы, достаточно безобидная информация о празднике в управлении федеральной службы исполнения наказаний, со ссылкой на пресс-службу ГУ ФСИН РФ по Пермскому краю. Процитирую: «В Соликамском отделе ГУ ФСИН РФ по Пермскому краю отметили 75-летие Усольлага – одного из первых лагерей системы ГУЛАГ. В январе 1938 года в Усольском ИТЛ НКВД СССР были заложены традиции, которые имеют ценность и в нынешнее время. Это верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам. Усольлаг это тысячи километров дорог, сотни лесных поселков, более 60 тыс. сотрудников, рабочих и служащих, трудившихся на протяжении 75 лет, это школы, детсады, клубы. В какое лихолетье был образован Усольский ИТЛ, через сколько тяжких испытаний прошел! Какое мужество за это время проявили его руководители, аттестованный и вольнонаемный состав, чтобы учреждение встало на ноги и успешно решало производственные и социальные задачи», – поделился воспоминаниями заместитель председателя краевого совета ветеранов ГУФСИН России по Пермскому краю Сергей Ерофеев.
 |
| УФСИН в музее Усольлага продемонстрировал прямую линию преемственности своих достижений от ВЧК-ГПУ-НКВД. |
В сюжете празднично сообщают о том, что за время существования управления было обработано 100 млн. кубометров древесины. В конце двухминутного сюжета повествуется о том, что для гостей на юбилее Усольлага заиграла живая музыка – была приглашена саксофонистка.
Предлагаю читателям для независимого анализа краткий исторический обзор, чтобы осмыслить этот, по меньшей мере, примечательный “юбилей” и оценить в полной мере этот «праздник души и сердца».
Холод февраля 1938 года
С середины 1937 г. система мест заключения оказалась в новых условиях. Власть развязала массовый террор в самых жестоких формах. Достаточно отметить, что число расстрелянных увеличилось с 1 118 в 1936 г. до 353 074 в 1937 г. [ 1]
В места заключения хлынул невиданный поток людей. За 9 месяцев (с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г.) число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 000, превысив 2 миллиона единовременно сидящих.
Во второй половине 1937 г. и в 1938 г. для руководства страны важнейшей стала карательная функция мест заключения, куда теперь «сбрасывали» избежавших расстрела.
Для самого же ГУЛАГа главными проблемами стали прием, размещение, организация охраны и создание хотя бы видимости трудового использования этого гигантского потока людей [ 2].
Первым следствием новой репрессивной политики была поспешная организация уже в августе 1937 г. сразу семи (!) лесозаготовительных лагерей (Ивдельского, Каргопольского, Кулойского, Локчимского, Тайшетского, Томско-Асинского и Устьвымского) с одновременной реорганизацией Лесного сектора ГУЛАГа в Лесной отдел [ 3].
Уже в октябре 1937 г. в САНО (санотделе) ГУЛАГа появляются первые сведения о смертности заключенных [ 4].
К 1 января 1938 г. в них находилось более 80 000 заключенных. В начале 1938 г. добавляются еще шесть лесных лагерей: Вятский, Красноярский, Онежский, Северо-Уральский, Унженский и интересующий нас Усольский ИТЛ, 75-летие которого с такой помпой отметили несколько назад в Перми.
Вероятно, решение организовать именно лесные лагеря было обусловлено чисто экономическими причинами. Лесозаготовительные работы, по крайней мере на первом этапе, не требовали капиталовложений и подготовленной проектно-сметной документации; обустроить лагеря можно было, используя в основном местные материалы; большое количество крупных лесных массивов по всему северу европейской части страны и в Сибири позволяло хотя бы частично рассредоточить заключенных [ 5].
Скоропалительность этих решений, связанных с проведением репрессивных операций, необеспеченность соответствующими ресурсами привели к тому, что заключенные, переброшенные в новые лесные районы, оказались в тяжелейших условиях.
Статистические отчеты ГУЛАГа, касающиеся новых лагерей, скупо свидетельствовали о трагедии, разыгравшейся в лесных районах Севера и Сибири. Декабрь демонстрирует резкое увеличение смертности (Усольлаг был основан в феврале 1938 года).
Невероятно высокой была смертность среди заключенных лесных лагерей в 1938 г., в том числе и Усольского.
В декабре, согласно отчетным данным, общая смертность по новообразованным лагерям составляла 2415, в январе 1938 г. – 3 343, в феврале – 3 244, в марте – 3 040 человек.
Это составляло в среднем чуть меньше половины заключенных, числившихся умершими за этот период по всем лагерям (в декабре 1937 – марте 1938 гг. около 26 тыс. человек [ 6].
Результаты создания новых лагерей, в том числе и широко праздновавшего свой юбилей, были ужасающими – за первые полгода существования более 12,5 тысяч умерших, 1 272 беглеца, более 20 тыс. нетрудоспособных, в том числе около 5 тыс. инвалидов [ 7].
Лично для меня катастрофические лесные лагеря 1938 г. имеют особое значение: 24 мая 1938 года, 4 месяца спустя после осуждения на 10 лет, в Вятском ИТЛ умер мой прадед, Василий Алексеевич Царев.
Для сравнения скажу, что в концлагерях Рейха (Дахау, Заксенхаузене, Матхаузене и Бухенвальде) за весь 1938 г. (а не за полгода) умерло 1 406 человек.
Иначе говоря, в абсолютных цифрах только в лесных лагерях ГУЛАГа за полгода 1938 г. умерло в 9 раз больше, чем в четырех самых крупных лагерях нацистской Германии за весь 1938 г. [ 8]
Новые лесные лагеря, в том числе и Усольлаг, по существу оказались в 1938 г. временными лагерями смерти. Так, в Каргопольлаге она составила 18,53% (умер каждый шестой-седьмой), в Тайшетлаге — 21,05% (умер каждый пятый), а в Кулойлаге — 24,29% (здесь за год умер почти каждый четвертый заключенный, это абсолютный «антирекорд» ГУЛАГа в невоенном 1938 году).
В одиозном и печально знаменитом концлагере Бухенвальд в 1938 г. уровень смертности колебался у 10% отметки. В Дахау эта цифра была еще ниже. Сравните относительные показатели смертности в лагерях с удельными цифрами смертности, приведенными выше.
Это не мемуары лагерников, не работы Солженицына и Шаламова, это архивные данные самого ГУЛАГа.
Иначе говоря, САНО ГУЛАГ статистически точно зафиксировал: лесные лагеря в невоюющем СССР 1938 г. было настолько катастрофичны, что превосходили Бухенвальд в тот страшный год в относительных и абсолютных показателях. Это дает представление о степени катастрофы в мировом контексте в лесных лагерях ГУЛАГа, в том числе и Усольлага.
И что мы празднуем в таком случае?
По какому-то фантастическому стечению обстоятельств, юбилей славного лесного лагеря и отмечает Пермский УФСИН с песнями и плясками. Как там сказал полковник Ерофеев: «В январе 1938 года в Усольском ИТЛ НКВД СССР были заложены традиции, которые имеют ценность и в нынешнее время. Это верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам».
А почему в официальном пресс-релизе не сказано, что лесные лагеря в мирном 1938 г. превосходили Бухенвальд в относительных и абсолютных показателях смертности? Или колониальные тюрьмы Гвианы и Вьетнама?
В феврале 1938 г. в Усольлаг была заброшена первая партия заключенных в количестве десяти тысяч человек, к началу 1939 г. их количество увеличилось до 32 тысяч человек.
Примечательный факт – в Усольлаге, в отличие от большинства других лагерей ГУЛАГа, на момент основания количество политических заключенных (осужденных по 58-й статье), превосходило количество уголовников – “политиков” к концу 1938 года в Усольлаге было больше половины.
Если быть точным, на 1 октября 1938 г. общее количество заключенных Усольлага составляло 18 192, из них 7 420 осужденных за «контрреволюционные преступления» преступления, 5 279 — «как социально опасный и социально вредный элементы» [ 9].
«Борьба за лес»
В выпуске пермских новостей 2013 года, посвященных юбилею Усольлага, решили пойти по странной дорожке и в духе передовиц 1930-х сообщили умопомрачительную статистику о количестве заготовленной лагерным управлением древесины. В праздничных и игривых тонах.
Не сказав ни единого слова про санитарные антирекорды Усольлага в аспекте смертности заключенных. Только про лагерную газету “Борьба за лес”.
Опуская закономерные сомнения в элементарной этичности и даже банальной рациональности подобной новостной парадигмы в 2013 году (все-таки речь о концлагере, где массово умирали от той же алиментарной дистрофии, какие кубометры леса, вы о чем, уважаемые?), проанализируем производственные показатели лагерного комплекса около Солимкамска. Есть ли повод для гордости?
Из документа «Финансовые результаты по предприятиям Усольлага за 1938 год» следует, что большинство подразделений закончили год с убытками. Причем сумма убытков была гораздо больше суммы прибыли [ 10].
Финансовым итогом 1939 г. для Усольлага стали убытки в размере 32 млн. руб. и следующая характеристика: «Усольлаг в числе лагерей ГУЛАГа стоит на самом последнем и позорном месте» [ 11].
Производительность труда заключенных в 1939 г. понизилась по сравнению с 1938 г. на 20% (с 2,62 фестметра до 2,1 фестметра на человека в день).
В итоге лагерь выполнил лишь 58,5% от плана. Такие показатели объяснялись неудовлетворительным состоянием рабочей силы и техники. Из имевшихся в лагере тракторов (104 штуки) на день проверки – 13 ноября 1939 г. – работали только 14.
Финансовые итоги, подведенные на партийно-хозяйственном активе лагеря в конце 1940 г., выглядели удручающе: «Общий убыток лагеря за 1940 г. составляет 42 200 тыс. руб. …Плановый убыток, или разница в ценах, составляет 37 436 тыс. руб., остается чистый убыток в 643 тыс. руб. [ 12]
В довоенные месяцы 1941 г. состояние производственной деятельности было почти такое же, как и в предыдущий год.
Молотовский обком партии работу Усольлага за 1944 г. признал неудовлетворительной и отметил, что на лагерь приходится до 8 млн. руб. убытка [ 13].
Страшнее Бухенвальда
Смертность в Усольлаге известна фрагментарно. После 1945 г. данные отрывочны, хотя можно предположить, что после 1947 года смертность наконец-то снизилась.
Но разве это отменяет катастрофы мирных 1930-х или военного времени в этом лагере?
Ведь и в концлагерной системе Рейха до начала Второй мировой войны умирали десятками и сотнями человек, уровень смертности там был зачастую в разы меньше, чем в ГУЛАГе в сопоставимый период.
Соответственно, логично, что и ГУЛАГ, и концлагеря Рейха примечательны именно своими аномалиями в аспекте смертности, именно за это их и критикуют.
Рассмотрим статистику подробнее.
К сожалению, до сих пор в научном обороте нет точной цифры умерших именно в Усольлаге в 1938 г. (я собираюсь восполнить этот пробел в ГАРФ), есть только общие цифры по всем лесным лагерям, но исходя из абсолютно чудовищной смертности остальных новообразованных лесных лагерей, резонно предположить, что она колебалась в тот год на уровне 10-20%.
В 1939 г. в Усольлаге умерло 1 782 заключенных (6-7% от среднегодовой численности, в Бухенвальде в тот год умирает в два раза больше в относительных показателях – 14%), в 1940 г. наблюдается некоторая стабилизация в санитарном отношении, умирает 910 заключенных (3-4%) – это примерно уровень смертности Бухенвальда 1937 года, Бухенвальд в этот год обходит Усольлаг в 7 раз [ 14].
C началом войны ситуация в лагерях лесной промышленности становится катастрофичной даже по сравнению с остальными лагерями ГУЛАГа.
В ИТЛ наибольшая смертность наблюдалась в декабре 1941 года именно в лесных лагерях. Так, в Ивдельлаге умерло 1 213 заключенных, Кулойлаге — 1 041, Усольлаге — 1 105 человек.
Всего по Усольлагу за 1941 и 1942 гг. умер 6 741 человек.
Начало 1942 г. было отмечено самой высокой смертностью и заболеваемостью среди заключенных Усольлага. В первом квартале умирало в среднем 800 чел. в месяц [ 15].
Если до 1 сентября умирало в среднем за месяц по 97 человек (численность лагеря 28 тыс.), то за 4 квартал 1941 и 1 квартал 1942 г. эта цифра выросла до 800 человек. Повторяю: 800 человек в месяц. Это «верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам», как сказал полковник УФСИН Ерофеев.
Самым трагичным в истории ГУЛАГа стал 1942 год, когда в лагерях и колониях умерло почти 376 тысяч человек (при среднегодовой численности заключенных в 1 472 393 человека, из них в ИТЛ — 248 877, в ИТК — 126 733) — абсолютный максимум за всю историю мест лишения свободы нашей страны за два века.
Общей уровень смертности в лагерях вырос с 6,47% в 1941 году до 22,69% (в 3,5 раза), а в колониях — с 7,06 до 33,75% (в 4,5 раза). В ИТЛ умер почти каждый четвертый, а в ИТК — каждый третий заключенный.
Наивысшая в 1942 году смертность в лагерях наблюдалась в мае, когда умерло 28 642 лагерника; затем смертность пошла на убыль и в октябре сократилась до 13 193 человек [ 16].
Характерно, что даже за 1944 г. Усольлаг среди лесных лагерей ГУЛАГа имел самую высокую смертность и заболеваемость [ 17].
В Усольском ИТЛ умерло за 1944 год 4017 заключенных, что составило 16,4% среднегодовой численности заключенных.
Бухенвальд, для сравнения, показал в 1944 году 15% смертности.
Представитель Управления лагерей лесной промышленности НКВД Берлянд опроверг обычную отговорку лагерного начальства о том, что умирают в основном прибывшие из тюрем по этапу заключенные. Он проанализировал статистику смертности в Усольлаге за декабрь 1944 г. и пришел к выводу, что 62% умерших в момент поступления в лагерь находились в хорошей физической форме, «молодом, цветущем возрасте». Большая часть этих заключенных умерла после 4 месяцев пребывания в лагере от дистрофии [ 18].
Не забываем: Усольлаг – это не только алиментарная дистрофия, но это, оказывается, «верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам», как сказал полковник УФСИН Ерофеев.
Бессрочный приговор: немец
12 января 1942 года в Усольлаге был создан отряд из мобилизованных в трудовую армию немцев.
На территории СССР еще с далеких дореволюционных времен проживали сотни тысяч немцев-колонистов. Многие даже не знали немецкого языка. Фактически это были обычные советские граждане, частично ассимилированные русским этносом.
После начала войны Государственный комитет обороны решает использовать советских этнических немцев в качестве рабочей силы в ГУЛАГе.
Соответственно, люди были отправлены на работы в лагеря, формально не обвиненные ни в каких преступлениях, просто в силу их национальности. Всего в трудармию было мобилизовано около 400 тыс. советских немцев. Из них на Урале, по данным Г. Я. Маламуда, на 1 января 1944 г. насчитывалось 119 358 мобилизованных советских немцев, в том числе в лагерях и на стройках НКВД – 68 713, в зонах при промышленных предприятиях других наркоматов – 50 654.
После прибытия по месту назначения из трудармейцев формировались рабочие колонны по производственному принципу численностью 1,5-2 тыс. человек. Отряды подразделялись на колонны по 300-500 человек, колонны – на бригады по 35-100 человек.
В лагерях НКВД режим содержания советских немцев не отличался от режима содержания заключенных. Ситуация усугублялась тем, что мужчины и женщины детородного возраста были разделены по половому признаку более 10 лет, соответственно, все эти годы дети не рождались. Это нарушило процесс нормального воспроизводства этноса, образовав брешь между поколениями.
Ухудшению физического состояния способствовали антисанитария и отсутствие элементарных бытовых условий. Многочисленные проверки санитарного состояния бараков выявляли отсутствие вентиляции, деревянных полов и кипяченой воды, вшивость, сырость, большую скученность трудармейцев.
Приведу характерные воспоминания академика Бориса Раушенбаха, отбывавшего трудовую повинность в Тагиллаге: «...Формально у меня статьи не было, статья — немец, без обвинений, а это означало бессрочный приговор. Но ГУЛАГ есть ГУЛАГ — решетки, собаки, все, как положено. Формально я считался мобилизованным в трудармию, а фактически трудармия была хуже лагерей, нас кормили скудней, чем заключенных, а сидели мы в таких же зонах, за той же колючей проволокой, с тем же конвоем и всем прочим.
Мой отряд — около тысячи человек — за первый год потерял половину своего состава, в иной день умирало по десять человек. В самом начале попавшие в отряд жили под навесом без стен, а морозы на Северном Урале 30–40 градусов!
Трудились на кирпичном заводе. Мне повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту, но, тем не менее, половина наших на кирпичном заводе умерла от голода и от непосильной работы. Я уцелел случайно, как случайно всё на белом свете.
Люди погибали от комбинации – голод и непосильная работа. Если бы не было такой тяжелой работы — на кирпичном заводе, в забое или на лесоповале — они, может быть, и выжили. Но при той работе, которая у нас была, они выжить не могли. Это продолжалось примерно полгода» [ 19].
Трудармейцы, не считая женщин, попали в Усольлаг в основном в составе двух потоков: в начале 1942 г., когда туда были отправлены около 5 тыс. российских немцев, депортированных в 1941 г. на Алтай и в Северный Казахстан, или ранее проживавших в последнем регионе, и с лета 1942 г., когда взамен умиравших трудармейских узников Усольлага сюда стали перебрасывать трудармейцев из других лагерей.
На крупных трудармейских стройках, как писал Г. Вольтер, немцам пришлось все начинать с нуля, «с первых колышков, первых просек для дорог», «с первых выемок для бараков”. В результате первые трудармейцы, живя в палатках и землянках, питаясь впроголодь, занимаясь каторжным трудом на морозе, в совершенно непригодной для этих условий одежде, уже через несколько месяцев превратились в полуживых людей или трупы.
В одном Усольлаге в 1942-1947 гг. погибли от голода, болезней, каторжного труда на лесоповале и лесосплаве более 3500 русских немцев-трудармейцев, мужчин и женщин самого разного возраста – от совсем юных до пожилых.
Архивные данные позволяют проследить динамику смертности в Усольлаге в зависимости от возраста трудармейцев. Этот фактор влиял на уровень смертности, видимо, сильнее любого другого, отраженного в учетной карточке. Подобная статистика приводится в литературе впервые. Проведенные нами подсчеты показывают прежде всего чрезвычайно высокую смертность в наиболее работоспособном возрасте. В трудармию официально призывались немцы с 15 до 55 лет, но почти половине погибших в Усольлаге (45,6%) было в возрасте от 30 до 39 лет. В 1942 г. эта цифра оказалась еще выше – 48,0%.
В первой партии трудармейцев фактически не было всплеска смертности в 1944 г., столь заметного у трудармейцев Усольлага в целом, и вообще с середины 1943 г. она давала все более исчезающее меньшинство умерших.
Страшная разгадка лежит на поверхности, достаточно просто подсчитать общий уровень смертности «старожилов» за годы трудармии. Поначалу в этой партии было 4945 человек. Из них в Усольлаге умерли 2176, что составляет 44% – почти половина. А если еще учесть большое число осужденных и демобилизованных по болезни, то становится ясно, что уже через полтора года пребывания в трудармии среди этих людей практически больше некому было умирать. Основная масса первых трудармейцев Усольлага превратилась в лагерную пыль. И так было, конечно, не только в этом лагере [ 20].
Т. е. умер фактически каждый второй.
Для сравнения, в абсолютно чудовищном для нацистской системы KL Бухенвальд уровень смертности в 1942 г. составляли жуткие, но все же меньшие 34%.
Вот отрывки из воспоминаний советского немца Фридриха Лореша, отбывавшего повинность в Усольлаге в качестве трудармейца: “В этой переполненной комнате 12 на 10 метров находились 90-95 невесомых людей. Мой вес составлял в это время не более 41-42 килограммов. Так было и у других армейцев, потому что нам давали одну и ту же еду.
Ночью через окно мы видели, как из лагеря вывозят нагруженные сани с трупами. Бывший армеец Тимшера Фридрих Руш рассказал мне в 1991 г. следующее: «Весной 1943 г. я был так изможден, что больше не мог работать на лесоповале. Мне разрешили плести лапти в хозроте. Однажды меня послали в лес, чтобы принести сухой золы. По дороге я наткнулся на массовое захоронение. Картина была ужасная: из снега торчали руки, ноги и даже головы мертвецов. Трупы зарывали только тогда, когда оттаивала земля».
Армеец Эмиль Ример, которого я тоже хорошо знал по Тимшеру, говорил: «Зимой 1942/43 гг. я – кожа и кости – стоял перед врачом. Поскольку смертность в стационаре была очень высокой, нужен был еще один санитар. Врач предложил мне эту работу в 3-й секции, и я согласился. Моя задача как санитара состояла в том, чтобы мыть полы и выносить умерших.
Со мной работал Готлиб Шнейдер из Эндерса, 1920 года рождения. Каждому мертвецу к руке привязывали деревянную бирку. Больные из 1-й и 2-й секций уже не выбирались оттуда живыми, каждый день от поноса умирали 15-20 человек. Ночью, в 11-12 часов, мертвецов штабелями укладывали на сани, чаще всего голыми, и доставляли их к массовому захоронению, чтобы сбросить туда трупы как мусор. Яму зарывали только тогда, когда она наполнялась. В стационаре не было лекарств, не считая марганцовки» [ 21].
Взбесившийся саксофон
О гуманитарной катастрофе лесных лагерей мирного 1938 г. и других лет в пресс-релизе Пермского УФСИН и выпуске местных новостей, посвященном 75-летию Усольлага, не было сказано ни единого слова. А ведь тюрьмы и лагеря колониального Вьетнама и Гвианы в тот год показали меньшую смертность, чем ГУЛАГ вообще и лесные лагеря в частности.
О том, что лесные лагеря в 1938 г. даже по гулаговским меркам были одними из самых летальных в мировом и национальном контексте, превосходя даже каторжные тюрьмы колоний в тот год, в пермских новостях в 2013 году в постсоветской РФ не сказали ни слова.
О том, что Усольлаг по своему составу в пропорциональном отношении в 1938-1939 гг., по большей части, был именно лагерем для политических заключенных и умирали там в эти годы именно они в значительных пропорциях, – ни слова.
О том, что из первой партии трудармейцев, людей ни в чем невиновных и даже не имеющих формальной статьи Уголовного кодекса, в Усольлаге умерло 45%, почти каждый второй, – ни слова.
О том, что в 1944 г. Усольлаг показывал худшие показатели смертности среди всех лесных лагерей советской системы исполнения наказаний и один из самых негативных по всей системе ГУЛАГа, даже немного превзойдя абсолютно чудовищный Бухенвальд, – ни слова.
Зато административный восторг про 60 тыс. сотрудников, саксофон и славные традиции управления.
Как можно сравнивать Бухенвальд с Усольлагом? Я отвечаю, – вполне легко. Бухенвальд не был лагерем уничтожения, каковыми являлись лагеря смерти вроде Освенцима или Треблинки на территории генерал-губернаторств. Это был именно трудовой концентрационный лагерь, где заключенные погибали от ужасных условий содержания и сверхэксплуатации подневольного труда, а не от газа или пули. Аналогия с советскими ИТЛ очевидна.
Абсолютно четко зафиксированный статистикой, нейтральный, железный факт – Усольлаг как концентрационный лагерь превосходил Бухенвальд по уровню смертности в некоторые годы, в некоторые годы Бухенвальд вырывался вперед.
Но принципиальным мне в данных сравнениях мне представляется то, что и там, и там люди вымирали в фантастических масштабах.
В любом случае факт подстановки в контекстный сравнительный ряд этих лагерей, в том, что соревнование шло иногда на равных, уже звучит более чем симптоматично. Поиграем в честь Усольлага на саксофоне? Ведь 100 млн. кубометров древесины, газета “Борьба за лес”!
Мы фиксируем по документам один и тот же порядок относительных и абсолютных индексов статистики смертности заключенных для Усольлага и Бухенвальда.
Соответственно, чисто математически, а не эмоционально, Усольлаг и Бухенвальд интегрально являются катастрофическими прецедентами в истории организации пенитенциарных систем. Это – факт. Нравится он читателю или нет, но это объективный, статистически обоснованный факт.
И вот по какой-то совсем нехорошей иронии, именно этот лагерь, лагерь-могильник, лагерь-прецедент, а не какой-нибудь относительно вегетарианский Норильлаг, решили чествовать в Соликамске. И не где-нибудь, а в бывшем здании управления Усольлага. Под саксофон и торжественные речи. Чем показательна статистика смертности? Она бесстрастна, фактурна и объективна.
Можно отрапортовать про 100 млн. кубометров древесины, пригласить саксофонистку, но 16-17% среднегодовой смертности в некоторые годы Усольлага никуда не денутся. Гуманитарная катастрофа зафиксирована документами с математической точностью, это, если угодно, объективная документальная, статистическая реальность. Прятаться от нее, замалчивать. когда смертность даже в мирное время в XX веке в системе исполнения наказания поднималась до чудовищных и аномальных величин, невиданных за сотню лет нашей истории, – крайне специфический способ подчеркнуть свои исторические корни.
Меня поражает, что нынешний УФСИН, абсолютно открыто, не стесняясь, подчеркивает свою преемственность от наиболее одиозной и зловещей части советской пенитенциарной системы, унесшей сотни тысяч жизней. Федеральное ведомство, юбилей Усольлага.
Более того, даже если поиграть в адвоката дьявола и на секунду допустить сам полубезумный прецедент празднования юбилея со дня основания концлагеря (!), где люди умирали с чудовищной интенсивностью, то остается масса вопросов.
Почему именно вот Усольлаг? То ли от абсолютной бестактности и отсутствия чувства уместности, то ли по исторической безграмотности, чествуется один из самых чудовищных лагерей даже по отнюдь негуманным меркам самого ГУЛАГа. Это Кафка, Джойс, Босх и Вицли-Пуцли в одном флаконе.
В России ведь есть достаточно позитивный опыт дореволюционной тюремной системы 1885-1917 гг., которая была большую часть времени своего существования благополучнее в санитарном отношении той же французской, с поправкой на критерии эпохи, – ну постройте преемственность к ней, наконец. Зачем на официальном государственном уровне лезть с саксофоном и танцами именно в концентрационный лагерь Усольлаг с его алиментарной дистрофией и туберкулезом? И пафосно, не моргнув глазом, сообщать в новостях в радужных и праздничных тонах о кубометрах древесины.
“В январе 1938 года в Усольском ИТЛ НКВД СССР были заложены традиции, которые имеют ценность и в нынешнее время. Это верность Родине, взаимовыручка, уважение к ветеранам. Усольлаг – это тысячи километров дорог, сотни лесных поселков, более 60 тыс. сотрудников, рабочих и служащих, трудившихся на протяжении 75 лет, это школы, детсады, клубы.”
Но еще в 1-м квартале 1942 г. в лагере умирало в среднем 800 чел. в месяц (!) [ 22]
О вполне официальном празднике федерального ведомства исполнения наказаний якобы демократического государства с конституцией и федеральным законом о реабилитации жертв политических репрессий сообщается в 2013 году как о нормальном событии.
Братья по зверству
На секунду, в некой фантасмагорической и безумной параллельной реальности, представьте себе слет ветеранов-работников Дахау и Бухенвальда.
Конечно, в Бухенвальде не рубили древесину, там работали на оборонку Третьего Рейха и крупные немецкие концерны.
Бухенвальд поставлял рабочую силу для оборонной промышленности Рейха – фирм DAW , шахт, BMW, I.G. Farben and Ford, Cologne Fordwerke и т. д. Часть заключенных была использована в качестве живого материала для тестирования новой вакцины против тифа и ряда других экспериментов. В медицинских опытах было использовано l 729 заключенных, из которых умерло 154 [ 23].
И вот, представим, на юбилее, под звуки саксофона, нам сообщают, что для Cologne Fordwerke в лагере, который формировал традиции взаимовыручки и любви к фатерлянду, изготовили 100 тыс. болванок для великой Германии. И ни слова про 15% смертность в 1944 году.
А теперь замените элементы этой мозаики произошедшим в Перми в 2013 году в Российской Федерации. Напомню, что в 1944 году в Усольлаге была 16,4% смертность. Немного, но выше, чем в Бухенвальде в тот год.
Завершу очерк цитатой из воспоминаний академика и трудармейца Бориса Раушенбаха: “Люди умирали от непосильной работы при очень скудной еде, есть давали чудовищно мало. Поэтому позже я равнодушно смотрел на ужасающие фотографии в Бухенвальде — у нас в лагере происходило то же самое, такие же иссохшие скелеты бродили и падали замертво. Я был настолько худой, что под сильным ветром валился наземь, как былинка. Но поскольку все были неимоверно тощие, это как-то не бросалось в глаза.
Конечно, главной мыслью почти всегда была мысль о еде. Пауль Рикерт любил говорить, что когда все кончится и он окажется на свободе, то попросит жену сварить таз макарон или лапши и съест их с сахаром! Такая вот мечта. Условная, потому что все мы понимали, что можем и не выжить, ведь солагерники мерли на наших глазах как мухи, мы это видели, но что могли поделать? Что могли этому ужасу противопоставить? Только духовность, только интеллектуальное свое существование, жизнь своей души...».
Российские наследники Усольлага этих слов не поймут.
*****
1 Государственный архив Российской Федерации, далее – ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2740. Л. 42.
2 См.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. М., 1998.
3 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1140. Л. 140–141; Д. 1155. Л. 20–22.
4 Там же. Д. 2740. Л. 62, 63.
5 См.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. М., 1998.
6 ГАРФ. Ф. Р. 9414. Оп. 1. Д. 2740. Л. 53.
7 См.: О. В. Хлевнюк. Хозяин: Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010.
8 См.: The Order of Terror:The Concentration Camp by Wolfgang Sofsky. Translated from the German by William Templer. Издание Princeton Universery Press, 1999.
9 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1140. Л. 141.
10 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1085. Л. 27, 28.
11 Государственный общественно-политический архив Пермской области, далее ГОПАПО. Ф. 4460. Оп. 1. Д. 192. Л. 233; Д. 194. Л. 2.
12 ГОПАПО. Ф. 4460. Оп. 1. Д. 18. Л. 47.
13 Цит. по: С. А. Шевирын. Производственная деятельность Усольского ИТЛ (1938–1953 гг.). История пенитенциарной системы России в ХХ веке: Сборник материалов международного научного семинара. – Вологда: ВИПЭ ФСИН России, 2007. – 286 с.
14 ГАРФ. Ф. 9414. Оп.1. Д. 1155. Л. 2. Д. 2740. Л.1, 5, 8, 14, 26, 38, 42, 48, 58, 96-110; документ под шифром 2171-PS, опубликован в Nazi Conspiracy and Aggression, U. S. Government Printing Office, Washington, DC, 1946–1948. Vol. 4. с. 800–835. Из материалов Нюрнбергского трибунала.
15 ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 8. Д. 94. Л. 47.
16 См.: Кокурин А. И., Моруков Ю. Н. ГУЛАГ: структура и кадры // Свободная мысль, Москва. 1999-2000.
17 ГОПАПО. Ф. 4460. Оп. 1. Д. 62, 41..
18 Там же. Д. 74. Л. 41–44. Цит. по: С. А. Шевирын. Производственная деятельность Усольского ИТЛ (1938–1953 гг.). История пенитенциарной системы России в ХХ веке: Сборник материалов международного научного семинара. – Вологда: ВИПЭ ФСИН России, 2007. – 286 с.
19 См.: Раушенбах Б. В. Пристрастие. — М.: «Аграф», 1997. Раушенбах Б. В. Постскриптум. — М.: РГБ, изд. «Пашков дом», 1999. Бернгардт Э. Г. Штрихи к судьбе народа.
20 См.: Книга Памяти немцев-трудармейцев Усольлага НКВД/МВД СССР (1942-1947 гг.).
21 См.: Фридрих Лореш. Жизнь в Тимшере и других каторжных лагерях Усольлага в Прикамье.
22 ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 8. Д. 94. Л. 47.
23 См.: Spitz, Vivien. Doctors from Hell., с. 199, 2005.
Комментариев нет:
Отправить комментарий