Юрий Файнзильберг
Опубликовано на сайте газеты "Биробиджанская звезда" 06 августа 2014 года
В истории Еврейской автономии есть черные страницы. Мы их перелистнули, но помним. Вторая половина 30-х годов прошлого века - время трагедии для сотен тысяч советских людей, которые так и не поняли, за что их арестовали, посадили, расстреляли
Сталинские репрессии не обошли стороной и только что образованную Еврейскую автономную область. Они нанесли ей невосполнимый урон в экономике и национальной культуре.
В Хабаровском крае (область в те годы была в его составе) «врагов народа» расстреливали в основном в подвале «дома смерти» - так именовали тюрьму на улице Волочаевской в Хабаровске. Приговоры приводили в исполнение и в Биробиджане - на месте, где в настоящее время расположено здание элеватора. Здесь были расстреляны Павел Иванович Дядичкин – плотник Бираканской артели «1 Мая», Иосиф Хаймович Зар – фотограф из Биробиджана, Григорий Константинович Кириллов – рабочий Сутарского прииска, Сигизмунд Каземирович Каземирский – бухгалтер Евторга из областного центра, Леонид Яковлевич Кредович – капитан речных судов села Блюхерово и еще около 40 жителей автономии. Даже по нескольким названным фамилиям дальневосточников, которые попали под сфабрикованную уголовную 58-ю статью и были приговорены к высшей мере наказания, видно, что это были люди разные по национальному составу и по своей трудовой деятельности. Приговоры выносила так называемая «тройка». Вот как вспоминал о годах разгула сталинских репрессий Иосиф Моисеевич Баскин, занимавший должность заведующего переселенческим отделом в городе Биробиджане. «Шли процессы за процессами, о них писали газеты, трубили по радио. Но я все пытался убеждать себя, что лично меня это никак не касается. Просто идет обычная политическая схватка, арестовывают активных участников оппозиции, противников сталинской политики. Людей, прямо не замешанных в схватке, не трогают, они могут спокойно продолжать трудиться. Я был, наверное, наивным человеком, так размышляя. Однажды утром радио принесло весть об аресте Лаврентьева, Птухи, Крутова и других известных мне сотрудников крайкома ВКП(б).
О многих арестах я слышал, но чтобы такое могло произойти с самим Лаврентьевым – первым секретарем Далькрайкома ВКП(б), - никак не укладывалось в моем сознании. Эта весть потрясла меня. Я вдруг словно пробудился, понял, что пощады не будет никому. Мне было горько и обидно, что известный преданный идеям партии коммунист, руководитель края сидит в тюрьме».
Развязанный в области сталинский геноцид был непосредственно связан с приездом в Биробиджан наркома путей сообщения, члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лазаря Кагановича. Визитеру было поручено убедиться, как в автономной области складываются дела в промышленности и сельском хозяйстве. Фантастические усилия, которые приложили в короткий период времени в развитие автономной области председатель облисполкома Иосиф Либерберг, избранный на эту должность в 1934 году на первом съезде Советов ЕАО, и первый секретарь обкома ВКП(б) Матвей Хавкин, никак не устраивали кремлевского гостя. Кагановичу явно не понравился пессимистический тон доклада, с которым выступил Иосиф Либерберг, и, в частности, то, как руководитель критиковал себя и вышестоящие краевые органы за низкие темпы капитального строительства. «Мы, - говорил Либерберг, – принимаем переселенцев на голом месте, не подготовив для них жилья. Жить в бараках и во времянках зимой невозможно. Люди уезжают обратно, откуда приехали». Затронул Либерберг и такой непростой вопрос, как быт людей. В областном центре отсутствовали водопровод и канализация. Не обошел председатель облисполкома молчанием и вопросы сельского хозяйства, заявив: «Мы погнались за количеством колхозов, не думая и практически не вкладывая средства для укрепления тех колхозов, которые уже организованы». Выступление председателя облисполкома нарком неоднократно прерывал грубыми репликами, а после завершения доклада бросил фразу: «Нам времени не дано». Этих слов тогда не понял никто, в том числе и те, к кому она относилась. Для Иосифа Либерберга эта реплика стала роковой. В конце лета 1936 года его срочно вызывают в Москву на совещание. Обратно в Биробиджан он уже не вернулся. Бывшего председателя облисполкома ЕАО арестовали и посадили в Шкирятовскую тюрьму – для «особо опасных преступников» из партийного и советского аппарата.
Список «разоблаченных врагов партии и народа» в автономии быстро пополнялся. В постановлении 2-й партийной конференции было записано все мыслимое и немыслимое о бывшем первом секретаре обкома. Здесь было собрано все: и «срыв планов переселения в область», и «бездушное отношение к приему и обустройству переселенцев», и «преступное отношение к организации и размещению переселенческих колхозов», из-за чего много переселенцев (до 70 процентов) уехало обратно из автономии. «По вине»-де только одного М.П.Хавкина были сорваны планируемые сроки промышленного и культурного строительства в области.
Сам Хавкин отсутствовал на конференции в связи с болезнью (язва желудка) и был направлен на курортное лечение в Москву. В Кремле у него состоялся жесткий разговор с секретарем ЦК партии Маленковым по вопросу отставки из-за болезни с поста первого секретаря обкома ВКП(б). Просьбу категорически отвергли. Причина отставки была явно в другом: анонимные письма, что поступили в ЦК ВКП(б) и НКВД на первого секретаря обкома. В июле 1937 года Матвея Хавкина арестовали в Москве. Это случилось поздно ночью. Напрасно он через Молотова добивался, чтобы его принял сам Сталин. Он ждал этой встречи, надеялся и не дождался. Хавкина при аресте даже не разоружили. Он мог воспользоваться оружием, подаренным ему в годы Гражданской войны, и застрелиться, но ветеран большевистской партии верил в справедливость, в то, что надуманные обвинения снимут, а его арест отменят. Этого не произошло.
Начались допросы, сопровождавшиеся зверскими пытками. Матвею Хавкину выбили зубы, повредили позвоночник, дважды пробили голову. Он не подписал никаких бумаг, в которых оговаривал бы себя, товарищей и друзей. Он с достоинством выдержал все пытки. Матвей Хавкин прошел через три военных суда, но так и не признал своей вины. Через 2,5 года он был осужден к 15 годам лишения свободы. Место заключения – Певек, Север (лагерь смертников). Там на тяжелых, вредных по условиям жизни рудниках больше года никто не выдерживал. Матвей Хавкин выдержал благодаря своему таланту и умению работать на швейной машинке - «обшивал» начальство лагеря. В сталинском гулаге Хавкин провел без малого 19 лет. В январе 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР М.П.Хавкин был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Так в документах писали о людях, без вины пострадавших в годы сталинских репрессий.
В 1938 году была арестована жена - верный и преданный друг Матвея Хавкина - София Хоновна Хавкина-Шифрина. До 1940 года она находилась под следствием. Обвиняли ее в том, что, когда нарком Каганович находился в 1936 году в Биробиджане, на ужине, данном в его честь в доме Хавкина, хозяйка, т.е. София Хоновна, «пыталась отравить» гостя из Москвы фаршированной рыбой. Решением известной «судебной тройки» она была приговорена к 15 годам лишения свободы. Дело по обвинению Софии Хоновны было пересмотрено только в 1956 году.
Трагическую участь первых руководителей автономии впоследствии разделили многие другие товарищи по совместной работе.
Менее полугода продержался на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Арон Борисович Рыськин, сменивший в этой должности Матвея Хавкина. Рыськин с 1928 года находился на руководящей партийной работе. С 1934 года возглавлял горком ВКП(б) столицы Белоруссии Минска. В 1937 году Арона Рыськина неожиданно приглашают в Москву. После беседы у Сталина Рыськин меняет Белоруссию на Еврейскую автономию и в мае 1937 года приступает к новым обязанностям в качестве первого секретаря обкома ВКП(б). А в сентябре того же года за ним пришли… Через две недели Арона Рыськина не стало.
3 апреля 1938 года «Биробиджанская звезда» информировала читателей об очередной жертве сталинского геноцида: расстрелян бывший второй секретарь обкома Янкель Аронович Левин – один из старейших большевиков не только в ЕАО, но и в стране. Он лично знал Ленина, был участником Пражской конференции РСДРП в 1912 году. После того, как в сентябре 1937 года расстреляли Арона Рыськина, Левин стал исполнять его обязанности. Вот как его в своих воспоминаниях характеризует Иосиф Баскин:
- В период его работы в качестве первого секретаря обкома у нас возродились какие-то надежды. Его сообщение о ближайших планах строительства, приеме новых переселенцев, произнесенное уверенным тоном, внесло в наши души успокоение и оживление. Многим тогда казалось, что с приходом Левина уходит время арестов и страхов. Он восстановил между нами простые товарищеские отношения. В начале 1938 года Левина арестовали. Его расстреляли по приговору военной фемиды в г.Хабаровске вместе с комсомольским вожаком области Николаем Благим.
Обвинили Янкеля Левина в шпионаже в пользу Японии. Одновременно с ними настигла смерть и Дениса Афанасьевича Морозова – начальника стройконторы «Переселенстроя», члена президиума облисполкома. Причина гибели этого человека была в том, что Морозов имел неосторожность в своем выступлении на второй областной партийной конференции заявить: «Переселенстрой» построил очень мало, а то, что построено, никуда не годится. Мы строим домики, в которых жить нельзя. Выбираются такие места для новых сел и поселков, где нельзя строить».
Поплатился жизнью и председатель облпрофсоюза Павел Григорьевич Насановский, бросив в зал работающей второй областной партийной конференции реплику на критические замечания Сталина, сделанные на февральском пленуме ЦК ВКП(б) в адрес партийных организаций и их руководителей. Реплику Павла Насановского можно было понять двояко - то ли он серьезно сказал, то ли юморную фразу произнес: «Сталин оказался героем». Этих трех слов хватило, чтобы автора-«острослова» прямо с конференции отдали в руки «правосудия». В июне 1937 года Насановского приговорили к расстрелу и в тот же день приговор привели в исполнение.
Органы НКВД искали врагов и в среде высшего командного состава Красной Армии. В 1937 году арестовали командира дивизии, местом дислокации которой был г.Биробиджан, в районе сопки. Вильям Юрьевич Рохи, эстонец по национальности, толковый командир, замечательный, с большой буквы человек, изучил еврейский язык, причем так хорошо, что свободно общался с населением. Его судьбу решала пресловутая «тройка». Приговор был коротким – высшая мера наказания – расстрел.
В числе репрессированных на территории ЕАО оказались даже начальник особого отдела 34-й дивизии Николай Степанович Грузинский, командир Блюхеровского пограничного отряда Николай Борчанинов и другие видные командиры. Обвинив командный состав армии и флота в якобы существовавшем военно-фашистском заговоре, Сталин уничтожил элиту Вооруженных сил. Но сколько простых жителей Еврейской автономии, не занимавших высоких постов и должностей, подверглись кровавым репрессиям, подсчитать трудно.
Опубликовано на сайте газеты "Биробиджанская звезда" 06 августа 2014 года
Сталинские репрессии не обошли стороной и только что образованную Еврейскую автономную область. Они нанесли ей невосполнимый урон в экономике и национальной культуре.
В Хабаровском крае (область в те годы была в его составе) «врагов народа» расстреливали в основном в подвале «дома смерти» - так именовали тюрьму на улице Волочаевской в Хабаровске. Приговоры приводили в исполнение и в Биробиджане - на месте, где в настоящее время расположено здание элеватора. Здесь были расстреляны Павел Иванович Дядичкин – плотник Бираканской артели «1 Мая», Иосиф Хаймович Зар – фотограф из Биробиджана, Григорий Константинович Кириллов – рабочий Сутарского прииска, Сигизмунд Каземирович Каземирский – бухгалтер Евторга из областного центра, Леонид Яковлевич Кредович – капитан речных судов села Блюхерово и еще около 40 жителей автономии. Даже по нескольким названным фамилиям дальневосточников, которые попали под сфабрикованную уголовную 58-ю статью и были приговорены к высшей мере наказания, видно, что это были люди разные по национальному составу и по своей трудовой деятельности. Приговоры выносила так называемая «тройка». Вот как вспоминал о годах разгула сталинских репрессий Иосиф Моисеевич Баскин, занимавший должность заведующего переселенческим отделом в городе Биробиджане. «Шли процессы за процессами, о них писали газеты, трубили по радио. Но я все пытался убеждать себя, что лично меня это никак не касается. Просто идет обычная политическая схватка, арестовывают активных участников оппозиции, противников сталинской политики. Людей, прямо не замешанных в схватке, не трогают, они могут спокойно продолжать трудиться. Я был, наверное, наивным человеком, так размышляя. Однажды утром радио принесло весть об аресте Лаврентьева, Птухи, Крутова и других известных мне сотрудников крайкома ВКП(б).
О многих арестах я слышал, но чтобы такое могло произойти с самим Лаврентьевым – первым секретарем Далькрайкома ВКП(б), - никак не укладывалось в моем сознании. Эта весть потрясла меня. Я вдруг словно пробудился, понял, что пощады не будет никому. Мне было горько и обидно, что известный преданный идеям партии коммунист, руководитель края сидит в тюрьме».
Развязанный в области сталинский геноцид был непосредственно связан с приездом в Биробиджан наркома путей сообщения, члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лазаря Кагановича. Визитеру было поручено убедиться, как в автономной области складываются дела в промышленности и сельском хозяйстве. Фантастические усилия, которые приложили в короткий период времени в развитие автономной области председатель облисполкома Иосиф Либерберг, избранный на эту должность в 1934 году на первом съезде Советов ЕАО, и первый секретарь обкома ВКП(б) Матвей Хавкин, никак не устраивали кремлевского гостя. Кагановичу явно не понравился пессимистический тон доклада, с которым выступил Иосиф Либерберг, и, в частности, то, как руководитель критиковал себя и вышестоящие краевые органы за низкие темпы капитального строительства. «Мы, - говорил Либерберг, – принимаем переселенцев на голом месте, не подготовив для них жилья. Жить в бараках и во времянках зимой невозможно. Люди уезжают обратно, откуда приехали». Затронул Либерберг и такой непростой вопрос, как быт людей. В областном центре отсутствовали водопровод и канализация. Не обошел председатель облисполкома молчанием и вопросы сельского хозяйства, заявив: «Мы погнались за количеством колхозов, не думая и практически не вкладывая средства для укрепления тех колхозов, которые уже организованы». Выступление председателя облисполкома нарком неоднократно прерывал грубыми репликами, а после завершения доклада бросил фразу: «Нам времени не дано». Этих слов тогда не понял никто, в том числе и те, к кому она относилась. Для Иосифа Либерберга эта реплика стала роковой. В конце лета 1936 года его срочно вызывают в Москву на совещание. Обратно в Биробиджан он уже не вернулся. Бывшего председателя облисполкома ЕАО арестовали и посадили в Шкирятовскую тюрьму – для «особо опасных преступников» из партийного и советского аппарата.
Список «разоблаченных врагов партии и народа» в автономии быстро пополнялся. В постановлении 2-й партийной конференции было записано все мыслимое и немыслимое о бывшем первом секретаре обкома. Здесь было собрано все: и «срыв планов переселения в область», и «бездушное отношение к приему и обустройству переселенцев», и «преступное отношение к организации и размещению переселенческих колхозов», из-за чего много переселенцев (до 70 процентов) уехало обратно из автономии. «По вине»-де только одного М.П.Хавкина были сорваны планируемые сроки промышленного и культурного строительства в области.
Сам Хавкин отсутствовал на конференции в связи с болезнью (язва желудка) и был направлен на курортное лечение в Москву. В Кремле у него состоялся жесткий разговор с секретарем ЦК партии Маленковым по вопросу отставки из-за болезни с поста первого секретаря обкома ВКП(б). Просьбу категорически отвергли. Причина отставки была явно в другом: анонимные письма, что поступили в ЦК ВКП(б) и НКВД на первого секретаря обкома. В июле 1937 года Матвея Хавкина арестовали в Москве. Это случилось поздно ночью. Напрасно он через Молотова добивался, чтобы его принял сам Сталин. Он ждал этой встречи, надеялся и не дождался. Хавкина при аресте даже не разоружили. Он мог воспользоваться оружием, подаренным ему в годы Гражданской войны, и застрелиться, но ветеран большевистской партии верил в справедливость, в то, что надуманные обвинения снимут, а его арест отменят. Этого не произошло.
Начались допросы, сопровождавшиеся зверскими пытками. Матвею Хавкину выбили зубы, повредили позвоночник, дважды пробили голову. Он не подписал никаких бумаг, в которых оговаривал бы себя, товарищей и друзей. Он с достоинством выдержал все пытки. Матвей Хавкин прошел через три военных суда, но так и не признал своей вины. Через 2,5 года он был осужден к 15 годам лишения свободы. Место заключения – Певек, Север (лагерь смертников). Там на тяжелых, вредных по условиям жизни рудниках больше года никто не выдерживал. Матвей Хавкин выдержал благодаря своему таланту и умению работать на швейной машинке - «обшивал» начальство лагеря. В сталинском гулаге Хавкин провел без малого 19 лет. В январе 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР М.П.Хавкин был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Так в документах писали о людях, без вины пострадавших в годы сталинских репрессий.
В 1938 году была арестована жена - верный и преданный друг Матвея Хавкина - София Хоновна Хавкина-Шифрина. До 1940 года она находилась под следствием. Обвиняли ее в том, что, когда нарком Каганович находился в 1936 году в Биробиджане, на ужине, данном в его честь в доме Хавкина, хозяйка, т.е. София Хоновна, «пыталась отравить» гостя из Москвы фаршированной рыбой. Решением известной «судебной тройки» она была приговорена к 15 годам лишения свободы. Дело по обвинению Софии Хоновны было пересмотрено только в 1956 году.
Трагическую участь первых руководителей автономии впоследствии разделили многие другие товарищи по совместной работе.
Менее полугода продержался на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Арон Борисович Рыськин, сменивший в этой должности Матвея Хавкина. Рыськин с 1928 года находился на руководящей партийной работе. С 1934 года возглавлял горком ВКП(б) столицы Белоруссии Минска. В 1937 году Арона Рыськина неожиданно приглашают в Москву. После беседы у Сталина Рыськин меняет Белоруссию на Еврейскую автономию и в мае 1937 года приступает к новым обязанностям в качестве первого секретаря обкома ВКП(б). А в сентябре того же года за ним пришли… Через две недели Арона Рыськина не стало.
3 апреля 1938 года «Биробиджанская звезда» информировала читателей об очередной жертве сталинского геноцида: расстрелян бывший второй секретарь обкома Янкель Аронович Левин – один из старейших большевиков не только в ЕАО, но и в стране. Он лично знал Ленина, был участником Пражской конференции РСДРП в 1912 году. После того, как в сентябре 1937 года расстреляли Арона Рыськина, Левин стал исполнять его обязанности. Вот как его в своих воспоминаниях характеризует Иосиф Баскин:
- В период его работы в качестве первого секретаря обкома у нас возродились какие-то надежды. Его сообщение о ближайших планах строительства, приеме новых переселенцев, произнесенное уверенным тоном, внесло в наши души успокоение и оживление. Многим тогда казалось, что с приходом Левина уходит время арестов и страхов. Он восстановил между нами простые товарищеские отношения. В начале 1938 года Левина арестовали. Его расстреляли по приговору военной фемиды в г.Хабаровске вместе с комсомольским вожаком области Николаем Благим.
Обвинили Янкеля Левина в шпионаже в пользу Японии. Одновременно с ними настигла смерть и Дениса Афанасьевича Морозова – начальника стройконторы «Переселенстроя», члена президиума облисполкома. Причина гибели этого человека была в том, что Морозов имел неосторожность в своем выступлении на второй областной партийной конференции заявить: «Переселенстрой» построил очень мало, а то, что построено, никуда не годится. Мы строим домики, в которых жить нельзя. Выбираются такие места для новых сел и поселков, где нельзя строить».
Поплатился жизнью и председатель облпрофсоюза Павел Григорьевич Насановский, бросив в зал работающей второй областной партийной конференции реплику на критические замечания Сталина, сделанные на февральском пленуме ЦК ВКП(б) в адрес партийных организаций и их руководителей. Реплику Павла Насановского можно было понять двояко - то ли он серьезно сказал, то ли юморную фразу произнес: «Сталин оказался героем». Этих трех слов хватило, чтобы автора-«острослова» прямо с конференции отдали в руки «правосудия». В июне 1937 года Насановского приговорили к расстрелу и в тот же день приговор привели в исполнение.
Органы НКВД искали врагов и в среде высшего командного состава Красной Армии. В 1937 году арестовали командира дивизии, местом дислокации которой был г.Биробиджан, в районе сопки. Вильям Юрьевич Рохи, эстонец по национальности, толковый командир, замечательный, с большой буквы человек, изучил еврейский язык, причем так хорошо, что свободно общался с населением. Его судьбу решала пресловутая «тройка». Приговор был коротким – высшая мера наказания – расстрел.
В числе репрессированных на территории ЕАО оказались даже начальник особого отдела 34-й дивизии Николай Степанович Грузинский, командир Блюхеровского пограничного отряда Николай Борчанинов и другие видные командиры. Обвинив командный состав армии и флота в якобы существовавшем военно-фашистском заговоре, Сталин уничтожил элиту Вооруженных сил. Но сколько простых жителей Еврейской автономии, не занимавших высоких постов и должностей, подверглись кровавым репрессиям, подсчитать трудно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий