Валентина КОНОВАЛОВА
11.04.2011

В начале лета сорок третьего года Анастасия Григорьевна Солдатова вместе с другими женщинами работала в поле. Сюда и приехали милиционеры на тарантасе, забрали, повезли домой, возле которого постепенно собралась толпа. Еще не ведая о том, что случилось, но от приезда в село сразу нескольких милиционеров не ожидая ничего хорошего, женщины плакали. Анастасии Григорьевне дали время собрать детей и увезли из села. Ей было тогда 34 года, а дочкам всего ничего: Тане – шесть лет, Рае – три года. Втроем они оказались в саранской тюрьме. Месяц ее допрашивали, заставляли подписывать какие-то бумаги. Всю жизнь прожив в мордовском селе Урусово Ардатовского района, Анастасия Григорьевна ни слова не понимала по-русски, была неграмотной, потому не могла взять в толк, в чем ее обвиняют, в протоколах допросов послушно ставила крестик.

Каждый день ее с детьми выводили гулять на тюремный двор, так они и бродили, крепко держась за руки. Однажды по-мордовски с ней заговорил солдат, стоявший на вышке, из любопытства спросил, за что сидит. Она обрадовалась, услышав родную речь, призналась, что не знает, за что, не понимает по-русски. Тот обещал ей узнать и слово свое сдержал. Этот солдат и объяснил, в чем ее вина.

Оказалось, что ее муж, Василий Семенович Солдатов, 1909 года рождения, в это время находившийся на фронте, военным трибуналом 169-й стрелковой дивизии 16 января 1942 года приговорен к высшей мере наказания, обвинялся он по статье 58-1б УК РСФСР. За это его жену Анастасию Григорьевну Солдатову репрессировали 05.06.1943 г. особым совещанием при НКВД СССР по статье 59в – ч.2 УК РСФСР и приговорили к ссылке на 5 лет в Павлодарскую область Казахской ССР с конфискацией имущества. Детей у нее хотели отобрать и отдать в детский дом. Но она так в них вцепилась, как в единственное, что удерживало ее на этой земле и в этой жизни.

В Казахстан мордовку из Урусова везли в «телячьем» вагоне вместе с репрессированными из территорий, подвергшихся оккупации.Были в их числе и женщины, гулявшие с немцами.
Их бросили посреди бескрайней казахстанской степи. Ее определили ухаживать за быками, во времянке возле загона и стали они жить. Продрогшие, голодные дочки плакали целыми днями в насквозь промерзшем чулане. Дверь открывали, только когда мать заговорит с ними по-мордовски. Однажды плач девочек услыхал приехавший проверять работу управляющий, он чуть ли не единственный умел разговаривать по-русски. Хотел открыть чулан, но дети заперлись изнутри и не отзывались, пока не пришла мать. Он доложил кому-то о простуженных детях, и их снова попытались отнять. А когда не получилось, сказали управляющему: «Вот и возьми их к себе, раз жалеешь».

Вернулась в Урусово по зову сердца 

Семья у казаха была большая, но нашлось место и репрессированной мордовке. Теперь они стали жить в селении. Анастасия Григорьевна от темна до темна работала на кирпичном заводе, в определенные дни ходила отмечаться в милицию за несколько километров.

Однажды Раю чуть не съели свиньи, в другой раз несмышленая девочка под вечер побежала встречать мать и заблудилась. Искали всю ночь. Опять ставили вопрос о детдоме, заступился управляющий.

Поначалу местные смотрели на нее косо, обзывали немецкой подстилкой, иные расспрашивали, какие они, немцы. Узнав, что она прибыла из мест, где нет войны, а только голод, очень удивлялись. Казахи в тех местах для военного времени жили неплохо, во дворах было много скотины, почти у всех по две коровы, да и далеко не все мужчины были на фронте. Отработав смену, она вечерами, а то и ночью подрабатывала: копала огороды, чистила навоз, выполняла любую работу за лишний кусок хлеба для детей. Те копейки, что выплачивали ей на кирпичном заводе, копила на дорогу домой.

Все пять лет ссылки жила одним – возвращением в родное Урусово. Этот счастливый день был выжжен в ее сердце непреходящей болью и неугасимой верой. В любую минуту, как только оставалась наедине с кровинками, рассказывала им о родине, о том, кто у них там остался и как хорошо, как радостно жить среди своих. Между тем Тане давно уж надо было учиться, но ходить в школу было не в чем. Тогда хозяйка одела ее по-своему, заплела множество косичек и отправила вместе со своими детьми. Таня легко освоила казахский язык.
Они вернулись в село через пять лет. В конфискованном доме давно жила другая семья. Их приютил брат Анастасии Григорьевны, Таню поселили у тетки.

Вскоре семья брата решила перебраться в Алатырь, встал вопрос о продаже дома. Анастасия Григорьевна наотрез отказалась уезжать вместе с ними - не для того вернулась, чтобы опять расстаться с дорогим сердцу селом. Ей казалось, что только тут она может жить в безопасности. Тогда-то и рассказала родным, как тяжело жила в ссылке и переносила все страдания одним – возвращением домой. Семья, купившая дом, не выгнала приживалок, и они еще несколько лет ютились у чужих людей.

А того ли Солдатова расстреляли? 

Василий Солдатов на фронт ушел в самом начале войны вместе с односельчанами Иваном Юртаевым и Филиппом Юртаевым, четвертым был их ровесник из Старого Ардатова. Вместе земляки и служили, а потом попали в плен. В лагере началась повальная дизентерия, и Василий Солдатов заболел. Тут немцы начали создавать рабочую бригаду для строительства моста. А Иван Юртаев плотником был до войны, он и говорит: «Давайте и мы проситься, а то здесь умрем от этой заразы». Василий к этому времени уже так ослабел, что сам идти не мог. На себе не понесешь, немцы тут же расстреляют, и бросить земляка тоже совестно. Они уговаривали его найти силы подняться и продержаться какое-то время, но он не смог. Так они расстались. Рабочую бригаду в зараженное место не вернули, они слышали, что весь лагерь немцы уничтожили, чтобы болезнь не распространялась дальше. Все трое так и держались друг за друга, выжили в плену, не раз горевали о судьбе земляка, которого считали умершим. Вернувшись с войны, вдруг узнали страшную новость: Василий Солдатов репрессирован, а жена его сослана.

Когда Анастасия Григорьевна вернулась в село, Иван и Филипп Юртаевы тут же пришли к ней рассказать о ее муже то, что знали. Несмотря на то, что в те времена к побывавшим в плену отношение было неоднозначное, они стали уговаривать пойти куда надо и добиваться правды о муже, а они пойдут с ней как свидетели. По их воспоминаниям, Василий Солдатов в тот период умирал в лагере для военнопленных и никак не мог находиться в Киевском военном округе, где был репрессирован и расстрелян.

Но перепуганная насмерть, едва выжившая в ссылке Анастасия Григорьевна не хотела ничего добиваться. Мужа нет в живых, сама отстрадала 5 лет, что уж ворошить прошлое... Не согласилась и потом, когда через несколько лет Иван Юртаев узнал, что семья из соседнего села Раздольное сумела восстановить доброе имя погибшего члена семьи. С этим известием он вновь пришел к Солдатовым, но Анастасия Григорьевна опять испугалась. До конца дней она страшно боялась любой казенной бумажки, приносимой в дом. Сельчанам запомнилась молчаливой, других слушала, свое же мнение высказывала редко.

Иван Юртаев умер в начале восьмидесятых и до конца своих дней в праздники, да и не только, приходил к Анастасии Григорьевне как к дорогой родственнице, рассказывал ей о муже, чувствовал себя как бы виноватым.

В начале девяностых сестры Раиса и Татьяна были признаны пострадавшими от политических репрессий, для чего впервые обратились в соответствующие органы, собрали необходимые справки, в том числе и о реабилитации отца. Татьяна умерла полгода назад, младшая еще раньше.

Об этой давней истории и страданиях своих родных рассказала нам внучка Анастасии Григорьевны и дочь Татьяны - Валентина Николаевна Маторкина. Ей так хочется узнать правду о том, что же на самом деле произошло в том страшном сорок втором году с ее дедом, за что отстрадали его жена и дети?

- Когда мы, внуки, просили бабушку рассказать сказку, она подробно рассказывала об одном – своей трудной жизни в ссылке и плакала.

У нее сохранилась единственная бабушкина фотография, сделанная когда-то десятилетним внуком и давно потемневшая от времени. На ней едва различимы черты женщины, одетой в обычную мордовскую одежду. Только беда разлучала ее с родным местом, заставила выучить другие языки, носить чужие одежды. Но великая сила любви к детям помогла ей выстоять и сохранить дочерей.

Валентина Николаевна живет на той же самой улице, где стоят с заколоченными окнами два дома: маленький – бабушки Анастасии Григорьевны, побольше – матери Татьяны Васильевны. Отстрадали свое, обрели вечный покой в них жившие. Но за что были наказаны, так и осталось неизвестным...

Ссылка: Солдат Солдатов - Известия Мордовии, №51 (24.494)