Золотой век бабы Клаши

Юлия СЕРГЕЕВА

14 мая 2011

 

«За мой век, конечно, много уж перешагала», – говорит баба Клаша. Её фамилия в девичестве – Рукосуева. Богатых купцов Рукосуевых очень хорошо знают старожилы Чуны и Тайшета. Баба Клаша – дочь одного из них, Сильвёрста Рукосуева, раскулаченного в конце 1920-х. Дочке «кулака» пришлось пережить тяжёлую ссылку, голод, а потом и войну. «Плохо было, но ничего, не пропали», – говорит бабушка. Уже давно нет в живых тех, кто в далёком 1928-м лишил её родного дома. А она – крепкая, живая. 16 мая отметит ровно 100 лет со дня рождения.

Автор фото: Мария ОЛЕННИКОВА

 

– Столько пролетело, хорошего и плохого, – качает головой баба Клаша. Так её зовут правнуки. 16 мая в Вересовке, в домике её дочери Татьяны Еремеевой, соберутся гости. Уже едут три десятка человек. Татьяна боится, что лавочек и столов на всех не хватит. Клавдия Сильвёрстовна – пока единственная из братьев и сестёр, кому исполнилось 100 лет. Деревни, где она родилась, уже нет лет пять-шесть. Клавдия Рукосуева появилась на свет в 1911 году в Неванке Чунского района. Когда-то эта деревня была самой богатой на Чуне, в 30-е годы прошлого века там было дворов триста.

«Знаю, как хлеб ростить»

В 2003 – 2006 годах ученица школы № 90 посёлка Чунский Ирина Садовская собирала историю Неванки. Она работала в архивах и музеях, разговаривала со стариками в Чуне и Тайшете. И узнала, что Неванку основали три человека – Фёдор Кулаков, Кузьма Рукосуев и Григорий Рукосуев. «Семья мамы ведёт линию от Григория», – рассказывает Татьяна Еремеева. У Григория было семь сыновей. От младшего из них, Никиты, родился Папил Рукосуев. Именно они с братом Емельяном открыли в Неванке первые лавки по скупке пушнины. Хотя школы в деревне не было, будущие купцы получили отличное образование, потому что в деревню ссылали политзаключённых. Был там и коммунист-каторжник Янис Банкович, впоследствии обласканный, а затем расстрелянный советской властью. Активист латышской группы анархистов-коммунистов «Liesma» Ян Бирзе, к примеру, учил грамоте детей Неванки. Купцы пригрели и Роберта Эйхе, который с приходом советской власти стал одним из ярых идеологов раскулачивания.
– Семья у нас была большая, 22 человека! – говорит бабушка Клава. Дом Емельяна Рукосуева был самым красивым в деревне – 11 комнат, резные ставни, фигурные ручки и скобы. Поспорить с ним мог только двухэтажный дом брата Папила. В 11-комнатном доме жили сам дед Рукосуев и семьи его трёх сыновей. «А какие большие были семьи, дружные! В каждой – человек по шесть-семь детей», – говорит Татьяна Еремеева. Крепкие хозяйства пережили гражданскую войну и установление советской власти. Но к 1928 году за «кулаков» взялись всерьёз. Сын Емельяна Рукосуева Сильвёрст, отец бабушки Клавы, до прихода советской власти был купцом II гильдии. Этого ему не забыли. «Папу убить всё хотели», – со слезами говорит бабушка Клава. Он бежал и долгое время скрывался на стойбищах у эвенков. Потом уехал на Камчатку, за ним потянулись родные братья, а потом и сыновья Папила. Они уже устроились на лесозаготовку, но тут кто-то донёс, что один из братьев купил двух поросят. Его арестовали как «зажиточного», за ним потянули других, и тут выяснилось, что все они – бежавшие кулаки. Братьев отправили на Колыму. Судьбы некоторых были страшными.

Татьяна Еремеева вспоминает любимого своего двоюродного деда Захара. Он провёл по ссылкам и тюрьмам на Колыме и Чукотке 11 лет. За то, что однажды неосторожно обронил фразу: «Японцы придут – хуже не будет». Был донос, и его заставили расписаться под признанием: да, говорил, значит, предатель. В семье Папила Рукосуева погибли все пять сыновей. Одного из них вместе с другими заключёнными утопили. Выгнали баржу прямо в море и затопили с людьми. Всё это на глазах родного дяди. Другому проломили спину ломиком, ещё один умер в лагерях от туберкулёза. Братьям Захару и Сильвёрсту повезло: мастера на все руки, таёжники, они выжили в лагерях. И даже дождались реабилитации, получив по 120 рублей пенсии каждый.  
А вот старшие, Емельян и Папил, были арестованы в конце 20-х прямо в Неванке. Убить мужчин не позволили сельчане. Когда собрался сход, люди проголосовали за то, чтобы сохранить им жизнь. Бабушка Клавдия вспоминала: одна из женщин подняла руку даже своему крохотному ребёночку, чтобы ещё один голос посчитали. Чекисты хотели знать, где Папил и Емельян закопали горшки с золотом. Рассказывают, что Папил открыл своё тайное место, но так и умер в тюрьме. Емельян ничего не сказал. Старики говорят, что его сыновья в 1960-е годы приезжали в деревню и копали то место, на которое указал отец. Вроде бы ничего не нашли, однако вскоре, по легенде, все копавшие «вставили золотые зубы».
Сейчас от всего широкого хозяйства Рукосуевых остались три дома, построенных в Тайшете Емельяном Рукосуевым. Огромный дом в Неванке разобрали, чтобы перевезти в районное село Шиткино, да так и бросили на перевале. Брёвна долго гнили там. «Старые люди купцов-то вспоминали с удовольствием, – говорит Татьяна Еремеева. – Они добрые были: и хлеба дадут, и работу».
– Я пахала, знаю, как хлеб ростить, –  голос у бабушки Клавы размеренный, спокойный. – 15 лет мне было, дедушка снял меня со школы: «Будем пахать, хлеб нужен. А школа ничего тебе не даст». Сеяла хлеб, убирала, государству сдавала. Работала всё время, всё в работе была мужской. Семья, кормить надо. А потом сослали нас.

«Хорошо, что раскулачили»

Когда Сильвёрст Рукосуев бежал из Неванки, его семью – девять человек – посадили на обоз и отправили в таёжный посёлок Красноярского края. Назывался посёлок красиво – Дворец. Была зима, у мамы на руках была полугодовалая дочка, младшая сестра Клавдии. Многие семьи от голода гибли в дороге. 18-летняя Клава была старшей, и кроме неё и матери рабочих рук в семье не было.
– Как в ссылку поехали, мне с собой разрешили взять два куля муки. Бабушка ещё вздумала насушить картошку. Хорошо! Размочишь, вот тебе и суп, – рассказывает бабушка. – Так муку брать с собой никому не разрешали, а у нас семья, дети были. Ничего, не пропали. Я рыбачила, рыбой кормила семьи. На месте не сидела, как некоторые – приехали на ссылку, упали на нары и спят. Приехали без куска хлеба, по деревне ходят, просят кусочки. А у нас и сухари всегда были насушены, это мне дозволено было, потому что я хлеб сеяла и государству сдавала. За это мне легче было. Да про ссылку нечего разговаривать, плохо было, – она вдруг обрывает разговор.
Её дочь вспоминает: «Мама раньше часто повторяла: «Ну и хорошо, что раскулачили, работы стало меньше!». Представьте, в Неванке была огромная семья, 22 человека, 18 коров. Где тут отдыхать?». Наёмных рабочих у Рукосуевых не было – всё делали сами. Дети вставали зимой в 3-4 часа утра и ехали в лес за сеном, дровами. Дед Емельян ещё засветло уходил на лесосеку, рубил дрова, чтобы внукам к приезду была работа. Таёжник, здоровяк, он жил бы очень долго, но его подкосил лагерь. Он отсидел и вернулся к родным, но прожил недолго – к концу Великой Отечественной его не стало.
В деревне Дворец Клавдия Рукосуева и закончила курсы медсестёр и работала вместе с сосланным туда же врачами. Имена этих молодых фельдшеров она помнит до сих пор, хотя прошло уже почти восемь десятков лет. «Работала я с Иваном Ивановичем Горяевым, с фельдшером Сухотиным», – говорит бабушка. А в 24 года Клавдия Силивёрстовна вышла замуж за ветфельдшера Василия Колоскова. Он был старше её на два года. «Она стала у него ветсанитаркой, – рассказывает Татьяна Еремеева. – Очень жалела, что ей не удалось и дальше поработать медсестрой, хотя способности у неё были к этому. Другие сокурсницы, как кровь увидят, им плохо, а мама легко переносила всё. Любую рану могла обработать и перевязать». До войны Клавдия Рукосуева родила дочь и сына. Потом был 1941 год, всех годных к службе в деревне посадили в лодки и увезли по Ангаре. Женщины страшно плакали. А Клавдия Сильвёрстовна – нет. Говорит, что знала: Василий вернётся живым. Василий Колосков воевал под Ленинградом, был тяжело ранен, чудом его подобрал с поля боя санитар, девять месяцев солдат провёл в госпиталях. Но выжил, а вот два его брата погибли под Сталинградом.
Голодом дети не сидели, Клавдия Сильвёрстовна держала скот, рыбачила. Рыбачила она всю жизнь – до самых пенсионных лет. Однако и ссылка, и война просто так не прошли. Вернулись приступы эпилепсии, которые начались ещё до войны. Страшная болезнь преследовала её семь лет. А потом исчезла и не повторялась с тех пор ни разу. 100-летняя бабушка и сейчас очень радуется, когда есть работа. Чистит картошку к обеду, морковку, чеснок, перебирает с внуками ягоды, грибы. «А чего сидеть? Ничего не высидишь. Работать надо», – говорит она.

«Детки мои разлетелись»

В 1944 году Василий вернулся домой, воевать больше не мог – рука не действовала. «Жили мы хорошо, муж не пьянствовал, хозяйство держали», – говорит бабушка. Семья переехала в деревушку в 15 км от Тайшета. Там родились ещё два ребёнка Клавдии Сильвёрстовны. Держали скот, чтобы учить детей. С 10 лет дети были на покосе – сгребали сено, с 13-14 лет – сами косили. «Родители всех нас выучили, и каждый из нас в своём классе был если не первым, то уж точно в числе первых, трое из четверых закончили вузы, – говорит Татьяна Еремеева. – А потому что настрой был сразу: учиться, учиться и учиться. Семья-то с богатой историей. Отец мамы имел и широкий кругозор, и смекалку, и предприимчивость. Это, видимо, генетика. Я замечаю, эта черта передалась, к примеру, моему сыну. Он организовал центр здоровья и красоты в Сургуте».
Старшая дочь бабушки Клавы, Зинаида, всю жизнь работала на инженерной должности, сейчас ей уже 74 года, живёт в Канске. Татьяна Еремеева и её брат Геннадий Колосков получили степени кандидатов наук. Геннадий Колосков – экономист, работал 26 лет заместителем директора Коршуновского ГОКа, сейчас живёт в Москве. Татьяна Еремеева – кандидат биологических наук, один из лучших иркутских садоводов. Ещё одна сестра, Любовь, долгое время работала в Братске, сейчас живёт в Иркутске.
Их отец Василий Рукосуев не дожил до 70 лет, сказались фронтовые раны. Сразу после смерти мужа Клавдия Сильвёрстовна ослепла – катаракта. Уехала к старшей сестре, поближе к Красноярску, где ей сделали операцию. Зрение вернулось. Потом дочка Люба родила ребёнка, бабушка поехала в Братск нянчиться, а потом в Иркутске дочке Тане надо было помогать с детьми. Потом снова в Красноярск, и вот теперь – Вересовка. «Детки мои разлетелись, вот и езжу», – грустно улыбается бабушка. У Клавдии Сильвёрстовны семь внуков и восемь правнуков. Праправнуков пока нет, но скоро правнуки обрадуют.
Все дети Сильвёрста Рукосуева, пережившие тяжёлый голод, оказались очень крепкими. Из шести в живых сейчас нет только двоих. Одной из сестёр бабы Клаши уже 86 лет. Брат, 89-летний Валентин Рукосуев, живёт в Тайшете. Артиллерист, он форсировал Днепр, был на Курской дуге, дошёл до Берлина. У него два ордена Славы, пять благодарностей от Главнокомандующего. На парадах Победы в Тайшете он всегда в первой шеренге ветеранов. Правда, ездить братьям-сёстрам теперь тяжело. На 100-летие приедет только самая младшенькая. Та самая, которой было полгода, когда семью отправили в ссылку. Сейчас ей 82 года. Юбилей будет отмечаться 16 мая, по старому стилю. Собирается родня из Красноярска, Лесосибирска, Москвы, Братска, Тайшета. Бабушка Клаша озабочена – какое платье надеть, какую косынку повязать. Надо ведь выглядеть на все сто.
На свои недуги она машет рукой: «Не я одна, многие болели». Добродушная по натуре, бабушка только изредка в сердцах поворчит на детей: «Я ведь совершенно здоровый человек. Вы бы мне ноги вылечили, я бы бегала бегом!». Один из правнуков, семилетка, недавно обронил фразу: «Это ничего, мы ещё 104 года будем отмечать бабе Клаше».

Ссылка: Золотой век бабы Клаши - Иркутский репортер