16.05.2011
"Предупреждая процесс ограбления имений"
На протяжении своей истории советская власть в крестьянском вопросе множество раз уподоблялась витязю, оказавшемуся на распутье. Правда, былинного камня с описанием опасностей, подстерегающих на каждом из рассматриваемых путей, перед большевистским руководством не наблюдалось. Однако муки выбора иногда приобретали вполне эпические масштабы. Так, например, происходило в августе 1926 года, когда на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос об утверждении политики партии в сельскохозяйственном вопросе. Точнее, обсуждалась проблема, по какому из путей и кому в селе выгоднее направлять государственную помощь. Как финансовую — в виде кредитов и налоговых льгот, так и техническую — в виде тракторов.
Крестьян-единоличников, в особенности имеющих достаточно крепкие в экономическом плане хозяйства, а также середняков, хотя они и были главными производителями сельхозпродуктов в стране, из числа получателей помощи исключили изначально. Причем по политическим мотивам. Они не отличались преданностью большевистской партии и в любом деле руководствовались исключительно соображениями пользы для своих хозяйств и семейств. А потому речь шла исключительно о поддержке чисто советских сельскохозяйственных организаций — совхозов и колхозов.
Чтобы члены Политбюро могли составить представление о предмете рассмотрения, замнаркома земледелия РСФСР и член коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции Алексей Свидерский в начале заседания 2 августа 1926 года доложил о том, как крупные дворянские хозяйства превратились в советские — совхозы:
"Совхозное строительство можно разбить теперь на два периода: первый период совхозного строительства надо начинать с 17—18 гг., с Октябрьской революции примерно до нэпа, и следующий период совхозного строительства — со времени введения нэпа. Разница между обоими периодами заключается в следующем: в первый период, в период со времени Октябрьской революции до введения нэпа, с одной стороны, задача советских земельных органов и иных органов власти на местах заключалась в том, чтобы возможно большее количество бывших имений превратить в совхозы, предупреждая тот процесс ограбления имений, который в процессе революции происходил. Во-вторых, поскольку страна переживала голод, особенно в фабричных центрах, то совхозам придавалось значение как специальным "хлебным фабрикам", поэтому в области совхозного строительства наблюдалось сильное стремление к приписке совхозов ко всякого рода учреждениям, фабрикам, предприятиям и т. д. Этот период, закончившийся к 1922 г., привел к тому, что мы имели к этому периоду времени 6347 совхозных единиц по всему Союзу. Это количество совхозов имело в своем распоряжении земельной площади 3391 тыс. десятин. Затем, со времени введения нэпа, поскольку в ведение хозяйства стал вводиться хозрасчетный элемент, владение совхозами стало невыгодно для целого ряда предприятий, которые в период голода и военного коммунизма эти совхозы приписывали и забирали в свое распоряжение. В результате количество совхозов стало сокращаться, часть совхозов, наиболее мелких, стали передавать крестьянам, затем в порядке хозрасчетном многие предприятия стали отказываться от совхозов, и в результате количество совхозов к 24—25-му году оказалось в 5700 единиц с земельной площадью в 3125 тыс. десятин".
Экономические результаты деятельности совхозов оставляли желать много лучшего.
"В 1922/23 г.,— рассказывал Свидерский,— убытки по всем совхозам по РСФСР составляли 550 тыс. руб., кругло выражаясь, причем 5 сельтрестов из 33 были прибыльными (я беру губернские объединения); 8 губсельтрестов были без прибыли и убытка и все остальные были убыточными. В общей сложности мы получили, что 27 сельтрестов были убыточны. В 1923/24 г. убыток повысился до миллиона рублей, но количество прибыльных сельтрестов увеличилось до 10. Если в 1922/23 г. из 33 только 5 были прибыльны, то в 1923/24 г. таких прибыльных сельтрестов стало 10".
В следующем году положение начало выправляться, но непроизводительные траты за государственный счет тяжким грузом висели на расходной части советского бюджета. В себестоимости ржи, например, накладные расходы доходили до 63%. При этом прямые расходы, включая зарплату работникам совхозов, постоянно росли.
"Какова разница между заработной платой, получаемой совхозовским рабочим, батраком и пастухом, нанимаемым сельским обществом? — докладывал Свидерский.— Рабочий в совхозе получает 27,3 руб., батрак в этой же местности, работающий в крестьянском хозяйстве, получает 16 руб., пастух, работающий в этой же местности и нанимаемый сельским обществом, получает 20 руб.".
При этом попытки поправить положение лишь усугубляли экономические проблемы. Так, созданный для руководства совхозами Госсельсиндикат, торгуя продукцией совхозов, за три года получил 1 млн руб. убытка.
"Тут дело особенно скверно"
Существовало и другое направление, по которому можно было пустить потоки финансовой и технической помощи селу,— колхозы. Вопреки общепринятому мнению их начали создавать задолго до сталинской коллективизации. Причем в самых разнообразных формах, от коммун, где обобществлялось хозяйство, до товариществ по совместной обработке земли. О том, чего же колхозам удалось добиться к августу 1926 года, на том же заседании Политбюро докладывал Григорий Каминский, который в то время был замом председателя правления Союза союзов сельскохозяйственной кооперации, объединявшего все колхозы:
"Коллективное движение может быть подразделено в своем развитии на два основных этапа — до введения новой экономической политики и после ее введения. Первый период характеризовался довольно бурным развитием колхозного движения, и притом преимущественно в высших формах — коммун; в меньшей степени развивались артели и товарищества по общественной запашке земли. В первый период социальный состав колхозов был смешанный: мы имели там наряду с крестьянами также выходцев из города, преимущественно рабочих, отчасти и интеллигенцию. Отношение крестьянства к колхозному движению в этот период было в массе, безусловно, враждебным. С введением новой экономической политики колхозное движение стало как бы замирать и распадаться. Особенно сильное распадение колхозов наблюдалось в Сибири и на Северном Кавказе, в меньшей степени оно происходило на Украине. В целом первый период нэпа характеризовался несомненным распадом коллективного движения... По вопросу о количестве колхозов общие данные говорят о 22 тыс. организаций, мы считали лучшим, однако, взять меньшую цифру, это будет правильнее; мы считаем, что по всему Союзу ССР колхозов имеется 20-21 тыс., по РСФСР колхозов насчитывается 16 347, по Украине — 5578. Насчитывается около 1 млн едоков; по отношению ко всему крестьянству этот процент очень незначителен. Тут ни в коем случае увлекаться нельзя".
Получалось, что в среднем на колхоз приходится 50 человек. Причем не работников, а едоков, включая стариков и детей. Большим достижением это не назвал бы даже самый фанатичный большевик. А многие из участников заседания говорили о том, что немалая часть колхозов — настоящая липа. Одни крестьяне договариваются между собой, получают полагающиеся коллективным хозяйствам ссуды деньгами и зерном, а затем благополучно делят их между собой и ликвидируют колхоз. Другие изображают совместную работу, чтобы получить льготы и послабления от советской власти.
Конечно, на заседании говорилось и о существовании правильных большевистских колхозов. Но вывод напрашивался сам собой: советские формы хозяйствования на земле требуют слишком больших затрат и экономически неэффективны. Крестьяне-единоличники, если дать им кредиты и технику, могут значительно увеличить производство зерна и всей сельхозпродукции. На это намекал председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков. Но Сталин продемонстрировал, что политика считается концентрированным выражением экономики только в марксистско-ленинской теории. А на практике политическое руководство распоряжается экономикой, как ему заблагорассудится:
"Вопрос о крупных предприятиях в сельском хозяйстве некапиталистического типа имеет для нас громадное значение. Вот два пути — колхозы и совхозы. О совхозах. Я думаю, что прежде всего надо решительно заявить и провести соответствующую кампанию, чтобы... настроение ликвидации наших совхозов было ликвидировано... Совхозы — это величайшее дело для нас и как предприятия показательные, насаждающие новое ведение сельского хозяйства, и как опорные пункты для нас в деревне в смысле прямо коммерческого... Оказывается, у нас 26 млн пуд. хлеба в этом году могут выбросить совхозы, это для нас немалое дело. Но нужно поставить дело так, чтобы совхозы были действительно показательными... Ежели совхоз есть зародыш высшего типа хозяйства в деревне, зародыш, имеющий громадную будущность, на который мы возлагаем большие надежды, естественно, что кредит должен повернуться лицом к совхозам... О колхозах. Тут дело особенно скверно... Это очень серьезное дело, колхозы. На добровольных началах беднейшая часть, отчасти середняцкая часть организуется в колхозы. Почему организуется? Конечно, потому, что инвентаря нет. Я думаю, что это фактор, который будет гнать беднейшую часть в колхозы. Ничего плохого тут нет. Люди идут для своей пользы. Никакой бедняк в колхоз за абстрактную идею не пойдет, он пойдет туда, потому что у него нет инвентаря и ему полезно объединиться в колхозы... Льготы по кредиту обязательно нужны для колхозов. Только с разбором нужно действовать, каким колхозам давать. Коллективистические колхозы нужно поддерживать. Льготы по аренде, по налогу и прочему обязательно нужны. Мужику надо прямо сказать, что мы предпочитаем колхозную форму строительства, отдаем ей предпочтение больше, чем твоей индивидуальной форме строительства. Мы ему должны шушукнуть на ухо, что, если ты хочешь выкрутиться, валяй в колхоз. Мужик будет, конечно, не рад, но мы должны прямо сказать, что мы отдаем предпочтение такой форме хозяйствования, как колхоз, что мы ставим колхоз в привилегированное положение, потому что это есть зачаток коллективной формы хозяйства, будущее на их стороне и мы их поддерживаем. Это мы прямо должны сказать мужику, шушукнув ему на ухо, что его форма хозяйствования не имеет будущего".
"Колхозники на трудодни ничего не получают"
Что бы ни планировал в тот момент Сталин, уже через считаные годы оказалось, что не кредитование колхозов, а начавшаяся с 1927 года принудительная коллективизация привела к созданию самых экономически эффективных советских сельскохозяйственных организаций — колхозов. Поставленные в рабское положение колхозники вынуждались трудиться бесплатно. А отсутствие у колхозников паспортов не давало им сменить место жительства и работы. Причем подобная ситуация не менялась годами. Колхозница Валентина Евдокимова писала летом 1946 года в газету "Социалистическое земледелие":
"Уже как полмесяца началась уборка урожая. Бедные колхозники, как они ожидали этого дня! В каких ужасных условиях они живут. Вот, например, колхозники Константиновского села чуть ли не на 70% выезжали в город на заработки, проживали там целую весну, чтобы заработать кусок хлеба своим детям. Они вскопали там огороды, посеяли и пропололи их. Теперь началась уборка урожая. Они начали убирать урожай, думая о том, что им скоро дадут питание, но этого удовольствия они не имеют. Правда, в степи им варят три раза "баланду". Но ведь дома дети, чем же кормить их? А ведь всякая мать живет только для своих детей, ее интересует в будущем, какие будут у нее дети. И вот все колхозники пошли на мелкую кражу, чтобы спасти жизнь ее будущих кормилиц. Также те дети, которые уже сменили своих родных и начали кормить родных, зная о том, что их родные воспитывали и дали им возможность работать, они тоже пошли на тот же поступок. Все знают о том, что этого делать нельзя. Но как же жить? Ведь никому не охотно умирать. Сколько ни живи, а жить не надоедает. Один исход — украсть и пропитать свое семейство. Больше колхознику нет выхода. Он зарабатывает трудодни, на которые получать должен хлеб и деньги, а вот уже три или больше года они ничего не получают. Откуда взять деньги, чтобы пропитаться, одеться и обуться. Об одежде уже мало заботятся, они выучились кустарно делать себе одежду, но ведь хлеб-то не вывяжешь, если его не дадут. И вот все без исключения берут хлеб, чтобы никто не видел. Только каждый берет по-разному. Их ловят и отдают под суд. Судья судит за воровство, не учитывая никаких причин. Дают статьи мелких краж. Больше попадают на скамью подсудимых те, у которых нечем отплатиться, те, которые крадут только, чтобы хватило питания на сегодня, а не те, которые крадут и наживаются. Те, которые крадут и наживаются, тех нет на скамье подсудимых. Вот проходил суд 13 июля 1946 года, в субботу, в селе Константиновке Петровского района Ставропольского края. Суд начался в 11 часов дня в помещении кинотеатра, судили за покражу зерна. Сначала суд проходил нормально. Вся судебная часть была выпивши, но мало. Осудили за зерно одного мальчика. Дальше начали судить женщину за то, что она не платила молоко-поставку. Когда прочли решение суда, то ей присудили штраф 600 рублей и начать выноску молока. Бедная женщина, она так была взволнована, подошла к судье и сказала: "Платить я не буду, идите забирайте корову, а я подушу детей и сама повешусь". У нее муж погиб на фронте, сын в рядах РККА, и у нее еще пять детей, она и жила этим молоком. Потом суд был назначен в колхозе имени Сараева. Начало суда было намечено на 6 часов, но он начался в 9. Когда судьи шли из центра села в правление колхоза, то нельзя было сказать, что это государственные судьи, а не какие-то пьяницы. Прокурор, фамилии не узнала, дошел до Советской улицы, которая уже находилась на территории колхоза Сараева, и повалился от пьянки. Его подобрала жена одного комбайнера, который подлежал суду. А защитник Яковенко П. А. прошел от него примерно метров пятьдесят и повалился в грязь. Его подобрала одна женщина и отвела в соседнюю квартиру. По этой улице собралась толпа народа и говорит: "Нас судят, что мы крадем, а почему их не судят, что они берут взятки, уже потеряли совесть ради того, что их поят, не отбыли работу, а отпились в доску". Судья Глащенко Алекс. Фед. также был пьян и ходил, не подавая вида людям, и злился на этих. Когда об этом сообщили работнику НКВД, он пошел их сыскивать, то прокурор на одной квартире, а защитник на другой уже спали и забыли о том, что они шли на работу. Суд начался. Прокурора и защитника не было. Защитник пришел, когда шел суд, и еле-еле дошел до стола. Судили четырех парнишек. Один из них был тракторист Евдокимов В. М., 27 года рождения. Судили за кражу зерна. На его иждивении пять душ семьи. Старая мать и 3-е маленьких, брат и две сестренки. Одна сестра учится. Колхоз ему должен за 1945 год 554 килограмма зерна. Сколько он ни обращался к председателю колхоза, чтобы ему выплатили, то получал полный отказ. Живет в ужасных материальных условиях. И вот у него сломался трактор, и он ехал в село на ремонт в МТС. Взял снял с подушки наволочку и насыпал зерно. Его встретил председатель колхоза, и отобрал зерно, и передал в суд. Зерна было 24 кг. Он был очень хорошим трактористом и работал круглый год, несмотря на голод и плохую одежду. Не посмотрели ни на какие условия и его обещание, что он будет работать еще лучше и что принесет много пользы государству; ему дал этот пьяный суд 2 года. Остальным почти что так же. Много и других моментов. Например, высыпают из-за пазухи зерно и как только не приспосабливаются люди, только то, чтобы спасти свою жизнь".
"Мы колхозникам платили 80 руб. по глупости"
Однако улучшений колхозники дождались лишь после смерти вождя. Им вскоре начали платить, и сразу выяснилось, что колхозы для советского государства крайне неэффективная форма сельхозпроизводства. На совещании по состоянию колхозов и совхозов 29 декабря 1956 года первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев рассказывал его участникам:
"Совхозы показали себя более экономическими, эффективными для государства, чем колхозы. Я это говорю по продукции. Это уже доказано сейчас, и не только по зерну, но и по другим продуктам. Объясняется это, конечно, просто. Когда мы колхозникам почти ничего не платили за сдаваемую ими продукцию, тогда совхозы не могли быть рентабельными. Сейчас, когда мы установили соответствующие цены, то колхозы уже продукцию нам дают дороже, чем мы получаем эту же продукцию через совхозы".
При этом Хрущев, как обычно, косноязычно, но весело приводил конкретные примеры и называл цены за центнер зерна:
"Сейчас опыт показывает, что хлеб в колхозах стоит 60 руб., а в совхозах — 31 руб. Одноклассник скажет, что это, дедушка, больше, а это — меньше. Нужно сделать соответствующий вывод... Мы экономику буржуазную насилуем. Там, где меньше затрачивается капитала и труда, там продукция должна быть дешевле. На целинных землях, совхозы об этом говорят, что стоимость есть 20-25 руб., а мы колхозникам платили 80 руб. по глупости... Сейчас уже по ряду технических культур мы имеем более дешевую продукцию, через совхозы полученную, чем через колхозы. Взять фрукты — яблоки, виноград. Многие докладывают, что в несколько раз дешевле виноград, полученный через совхозы, чем через колхозы".
Выход из ситуации предлагался, как обычно у Хрущева, предельно простой — переделать колхозы в совхозы:
"Смотрите, что получается. Мы задерживаем развитие совхозов, мы задерживаем развитие сельского хозяйства, держим его в таком положении, когда оно малопродуктивно, а значит, малая отдача, имеются большие капиталовложения неоправданные. В результате этого низкие урожаи в колхозах, низкая доходность, низкая оплата на трудодни. Мы и экономически, и политически усугубляем положение в стране, потому что теперь совхозы, на базе отсталых колхозов организованные, они лучше себя чувствуют, более обеспеченные, чем когда они работали в колхозах. Мы экономически выигрываем и политически выигрываем".
При этом Хрущев вспомнил о том, что новое преобразование деревни не стоит производить, как в предыдущий раз, в жестко принудительном порядке:
"Я считаю, что надо соблюсти добровольность при организации совхозов... Но не нужно сейчас притеснять. Если вы будете принуждать человека, это политически скажется. Этого делать не нужно".
Самым занимательным во всей истории новой переделки деревни оказался вопрос о собственности. О том, что колхозы начинались с насильственного обобществления личных хозяйств, колхозная собственность была собственностью колхозников, а совхозная будет государственной, почему-то никто в руководстве страны не вспомнил. Или не захотел вспоминать. В выпущенном 3 мая 1957 года совместном постановлении ЦК КПСС и Совета министров СССР об этой экспроприации говорилось:
"Установить, что при преобразовании колхозов в совхозы колхозное имущество передается совхозам без выкупа, а расходы, связанные с выплатой колхозникам по заработанным ими трудодням, расчетами с организациями и погашением задолженности колхозов по ссудам и другим платежам, производятся за счет средств государства".
А далее бесхитростно объяснялось:
"Обратить внимание местных партийных и советских органов на то, что вопросы о преобразовании отдельных колхозов в совхозы должны решаться на основе всестороннего изучения в каждом отдельном случае хозяйственной целесообразности и экономической выгодности этого мероприятия с тем, чтобы вновь организуемые совхозы давали более дешевую продукцию, чем она стоит государству при заготовках и закупках в колхозах, и на тех же земельных угодьях больше производили зерна, молока, мяса, шерсти и других продуктов".
Однако верхом социалистического цинизма был пункт приложения к постановлению об исчислении трудового стажа колхозников при переходе в совхозы:
"Колхозникам, перешедшим на постоянную работу в совхоз, засчитываются в трудовой стаж время их непрерывной работы в колхозе начиная с 1939 года, служба в рядах Советской Армии, Военно-Морском Флоте, внутренних и пограничных войсках, а также работа на выборных должностях или по оргнабору в промышленности и на строительстве, за исключением тех лет работы в колхозе, когда они не выработали (по имеющимся в колхозе документам) обязательного минимума трудодней без уважительных причин".
Некоторые колхозы создавались в конце 1920-х. Так что у их членов просто украли десять лет стажа. Конечно, в постановлении присутствовали все нужные слова о добровольности. А также о том, что колхозники, не желающие работать в совхозе, могут перейти в другой колхоз. Конечно, если его еще можно было найти. Поскольку в некоторых республиках и областях местные власти рьяно взялись за полную ликвидацию колхозов.
"Было преобразовано в совхозы 15,5 тыс. колхозов"
Выгоды для местных властей были очевидными. Колхоз по закону должен был обеспечивать своих членов жильем, заботиться о престарелых колхозниках, учить и кормить молодежь. И если в сталинские времена на нарушения во многих случаях смотрели сквозь пальцы, то теперь, если слабосильный колхоз не справлялся с этими обязанностями, местный бюджет вынужденно оказывал помощь.
В совхозах же рабочим платили только зарплату. Все остальное было их собственным делом. А ко всему прочему многие совхозы входили в объединения республиканского подчинения. Так что в случае неурожаев проблемы убытков и продолжения выплаты зарплаты решались там же, а не на районном или областном уровне. А потому кампания развернулась в полную силу. Благо всегда можно было сослаться на указания "дорогого Никиты Сергеевича", данные в одной из его бесчисленных речей.
25 декабря 1959 года он на пленуме ЦК КПСС снова обрушился на оплату труда колхозников:
"Некоторые колхозы вырвались вперед по оплате труда. Они ушли вперед не только за счет своей работы, но и потому, что государство высоко оплачивает их продукцию. Семилетним планом предусмотрен рост доходов рабочих, служащих и колхозников. Мы должны следить за этим и справедливо регулировать оплату труда. Поэтому я считаю правильной инициативу товарищей, вносящих предложения о пересмотре цен на некоторые сельскохозяйственные продукты... Нам нужно установить такой порядок оплаты труда в колхозах, который бы исключал чрезмерно высокие, ничем не оправданные заработки, но чтобы материальное поощрение оставалось, чтобы не лишить колхозников стимула к дальнейшему развитию общественного производства... Экономически слабым колхозам государство помогало и помогает предоставлением им кредитов и ссуд. Часть таких колхозов по желанию колхозников была реорганизована в совхозы, колхозник стал рабочим совхоза, он получает зарплату и пользуется благами, которые положены рабочему. Думаю, что если все это правильно разъяснить колхозникам, то они поймут".
В итоге весь следующий 1960 год шло усиленное превращение колхозов в совхозы. При этом Хрущев знал, что его идея уже провалилась. В проекте его речи на том же пленуме говорилось:
"В совхозах Казахстана, например, по данным отдела финансирования совхозов Министерства сельского хозяйства, из 560 тысяч общего количества работников 85 тысяч, или 15%, составляют работники административно-хозяйственного аппарата. В среднем на совхоз приходится работников этого аппарата 110 человек, в том числе 25-30 бухгалтеров, счетоводов и учетчиков".
Однако потом пугающие цифры — 85 тыс. и 15% — из речи исчезли. А в 1961 году пришло время подвести итоги, оказавшиеся неутешительными. В записке, которую 27 января 1961 года составила по итогам своей работы специальная комиссия ЦК, говорилось:
"Было преобразовано в совхозы 15,5 тыс. колхозов и на их базе создано 2227 совхозов и укрупнено большое количество существующих совхозов... Однако за последнее время со стороны руководителей партийных и советских органов ряда областей, краев и республик проявляются неправильные тенденции, направленные на массовое и огульное преобразование колхозов в совхозы, а в некоторых областях, по существу, на ликвидацию всех колхозов. Так, в Кемеровской области в начале 1960 года было преобразовано 78 колхозов в совхозы. В конце 1960 года Кемеровский обком партии и облисполком вновь внесли предложения о преобразовании остальных 157 колхозов в совхозы. В Липецкой области в 1960 году было преобразовано в совхозы 121 колхоз. Теперь внесено предложение дополнительно из оставшихся 143 колхозов еще преобразовать 74 колхоза. Киргизской ССР также дважды на протяжении 1960 года вносились предложения о преобразовании колхозов в совхозы. Подобные предложения вносятся и по другим областям и республикам. Местные партийные и советские органы многих областей, краев и республик ослабили работу по укреплению экономически слабых колхозов, рассчитывая на то, что эти колхозы будут преобразованы в совхозы, видя в этом единственный путь подъема сельского хозяйства района, области. В Московской области в 1960 году было преобразовано 380 колхозов, на базе которых создано новых 69 и укрупнено 73 совхоза, при этом 53 колхоза не являлись экономически слабыми, выдача колхозникам на трудодень за 1959 год составляла в этих колхозах от 9 до 17 рублей в старых деньгах. О массовом потоке просьб и предложений местных партийных и советских органов по преобразованию колхозов в совхозы говорят следующие данные. Всего на 1 января 1961 года представлено предложений по реорганизации колхозов в совхозы на 7748 колхозов... Считаем, что стремления отдельных руководителей местных партийных и советских органов к массовому преобразованию колхозов в совхозы являются неправильными, ибо это противоречит политике нашей партии в колхозном и совхозном строительстве".
По записке приняли повторяющее ее решение Президиума ЦК КПСС, и кампания на время затихла. А уже в 1962 году Хрущеву пришлось признать, что все его мероприятия в сельском хозяйстве и особенно в животноводстве ни к чему не привели и для стимулирования сельхозпроизводителей нужно повышать закупочные цены, а чтобы не углублять финансовый кризис, не прекращавшийся не первый год, повысить розничные цены на продукты.
Тем временем в укрупненных хозяйствах начали ликвидировать неперспективные деревни и бросать малые и потому невыгодные для обработки и использования поля и луга. Новые рабочие совхозов, колхозные дома которых успели разрушить, как рассказывали старики, иногда даже выкапывали себе землянки.
Со временем жизнь в совхозах наладилась, а вот экономическая эффективность, как и прежде, нередко хромала. А продовольственные проблемы в стране нарастали из года в год. Однако никто не вспоминал о том, что возможность подобного развития событий была ясно видна еще в 1926 году.
Ссылка: "Мы экономику буржуазную насилуем" - Журнал "Коммерсантъ Власть", №19 (923)
55 лет назад, в 1956 году, партия и правительство приняли решение о преобразовании колхозов в совхозы. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов разбирался в том, как советских крестьян лишали остатков их обобществленной собственности.
"Предупреждая процесс ограбления имений"
На протяжении своей истории советская власть в крестьянском вопросе множество раз уподоблялась витязю, оказавшемуся на распутье. Правда, былинного камня с описанием опасностей, подстерегающих на каждом из рассматриваемых путей, перед большевистским руководством не наблюдалось. Однако муки выбора иногда приобретали вполне эпические масштабы. Так, например, происходило в августе 1926 года, когда на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос об утверждении политики партии в сельскохозяйственном вопросе. Точнее, обсуждалась проблема, по какому из путей и кому в селе выгоднее направлять государственную помощь. Как финансовую — в виде кредитов и налоговых льгот, так и техническую — в виде тракторов.
Крестьян-единоличников, в особенности имеющих достаточно крепкие в экономическом плане хозяйства, а также середняков, хотя они и были главными производителями сельхозпродуктов в стране, из числа получателей помощи исключили изначально. Причем по политическим мотивам. Они не отличались преданностью большевистской партии и в любом деле руководствовались исключительно соображениями пользы для своих хозяйств и семейств. А потому речь шла исключительно о поддержке чисто советских сельскохозяйственных организаций — совхозов и колхозов.
Чтобы члены Политбюро могли составить представление о предмете рассмотрения, замнаркома земледелия РСФСР и член коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции Алексей Свидерский в начале заседания 2 августа 1926 года доложил о том, как крупные дворянские хозяйства превратились в советские — совхозы:
"Совхозное строительство можно разбить теперь на два периода: первый период совхозного строительства надо начинать с 17—18 гг., с Октябрьской революции примерно до нэпа, и следующий период совхозного строительства — со времени введения нэпа. Разница между обоими периодами заключается в следующем: в первый период, в период со времени Октябрьской революции до введения нэпа, с одной стороны, задача советских земельных органов и иных органов власти на местах заключалась в том, чтобы возможно большее количество бывших имений превратить в совхозы, предупреждая тот процесс ограбления имений, который в процессе революции происходил. Во-вторых, поскольку страна переживала голод, особенно в фабричных центрах, то совхозам придавалось значение как специальным "хлебным фабрикам", поэтому в области совхозного строительства наблюдалось сильное стремление к приписке совхозов ко всякого рода учреждениям, фабрикам, предприятиям и т. д. Этот период, закончившийся к 1922 г., привел к тому, что мы имели к этому периоду времени 6347 совхозных единиц по всему Союзу. Это количество совхозов имело в своем распоряжении земельной площади 3391 тыс. десятин. Затем, со времени введения нэпа, поскольку в ведение хозяйства стал вводиться хозрасчетный элемент, владение совхозами стало невыгодно для целого ряда предприятий, которые в период голода и военного коммунизма эти совхозы приписывали и забирали в свое распоряжение. В результате количество совхозов стало сокращаться, часть совхозов, наиболее мелких, стали передавать крестьянам, затем в порядке хозрасчетном многие предприятия стали отказываться от совхозов, и в результате количество совхозов к 24—25-му году оказалось в 5700 единиц с земельной площадью в 3125 тыс. десятин".
Экономические результаты деятельности совхозов оставляли желать много лучшего.
"В 1922/23 г.,— рассказывал Свидерский,— убытки по всем совхозам по РСФСР составляли 550 тыс. руб., кругло выражаясь, причем 5 сельтрестов из 33 были прибыльными (я беру губернские объединения); 8 губсельтрестов были без прибыли и убытка и все остальные были убыточными. В общей сложности мы получили, что 27 сельтрестов были убыточны. В 1923/24 г. убыток повысился до миллиона рублей, но количество прибыльных сельтрестов увеличилось до 10. Если в 1922/23 г. из 33 только 5 были прибыльны, то в 1923/24 г. таких прибыльных сельтрестов стало 10".
В следующем году положение начало выправляться, но непроизводительные траты за государственный счет тяжким грузом висели на расходной части советского бюджета. В себестоимости ржи, например, накладные расходы доходили до 63%. При этом прямые расходы, включая зарплату работникам совхозов, постоянно росли.
"Какова разница между заработной платой, получаемой совхозовским рабочим, батраком и пастухом, нанимаемым сельским обществом? — докладывал Свидерский.— Рабочий в совхозе получает 27,3 руб., батрак в этой же местности, работающий в крестьянском хозяйстве, получает 16 руб., пастух, работающий в этой же местности и нанимаемый сельским обществом, получает 20 руб.".
При этом попытки поправить положение лишь усугубляли экономические проблемы. Так, созданный для руководства совхозами Госсельсиндикат, торгуя продукцией совхозов, за три года получил 1 млн руб. убытка.
"Тут дело особенно скверно"
Существовало и другое направление, по которому можно было пустить потоки финансовой и технической помощи селу,— колхозы. Вопреки общепринятому мнению их начали создавать задолго до сталинской коллективизации. Причем в самых разнообразных формах, от коммун, где обобществлялось хозяйство, до товариществ по совместной обработке земли. О том, чего же колхозам удалось добиться к августу 1926 года, на том же заседании Политбюро докладывал Григорий Каминский, который в то время был замом председателя правления Союза союзов сельскохозяйственной кооперации, объединявшего все колхозы:
"Коллективное движение может быть подразделено в своем развитии на два основных этапа — до введения новой экономической политики и после ее введения. Первый период характеризовался довольно бурным развитием колхозного движения, и притом преимущественно в высших формах — коммун; в меньшей степени развивались артели и товарищества по общественной запашке земли. В первый период социальный состав колхозов был смешанный: мы имели там наряду с крестьянами также выходцев из города, преимущественно рабочих, отчасти и интеллигенцию. Отношение крестьянства к колхозному движению в этот период было в массе, безусловно, враждебным. С введением новой экономической политики колхозное движение стало как бы замирать и распадаться. Особенно сильное распадение колхозов наблюдалось в Сибири и на Северном Кавказе, в меньшей степени оно происходило на Украине. В целом первый период нэпа характеризовался несомненным распадом коллективного движения... По вопросу о количестве колхозов общие данные говорят о 22 тыс. организаций, мы считали лучшим, однако, взять меньшую цифру, это будет правильнее; мы считаем, что по всему Союзу ССР колхозов имеется 20-21 тыс., по РСФСР колхозов насчитывается 16 347, по Украине — 5578. Насчитывается около 1 млн едоков; по отношению ко всему крестьянству этот процент очень незначителен. Тут ни в коем случае увлекаться нельзя".
Получалось, что в среднем на колхоз приходится 50 человек. Причем не работников, а едоков, включая стариков и детей. Большим достижением это не назвал бы даже самый фанатичный большевик. А многие из участников заседания говорили о том, что немалая часть колхозов — настоящая липа. Одни крестьяне договариваются между собой, получают полагающиеся коллективным хозяйствам ссуды деньгами и зерном, а затем благополучно делят их между собой и ликвидируют колхоз. Другие изображают совместную работу, чтобы получить льготы и послабления от советской власти.
Конечно, на заседании говорилось и о существовании правильных большевистских колхозов. Но вывод напрашивался сам собой: советские формы хозяйствования на земле требуют слишком больших затрат и экономически неэффективны. Крестьяне-единоличники, если дать им кредиты и технику, могут значительно увеличить производство зерна и всей сельхозпродукции. На это намекал председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков. Но Сталин продемонстрировал, что политика считается концентрированным выражением экономики только в марксистско-ленинской теории. А на практике политическое руководство распоряжается экономикой, как ему заблагорассудится:
"Вопрос о крупных предприятиях в сельском хозяйстве некапиталистического типа имеет для нас громадное значение. Вот два пути — колхозы и совхозы. О совхозах. Я думаю, что прежде всего надо решительно заявить и провести соответствующую кампанию, чтобы... настроение ликвидации наших совхозов было ликвидировано... Совхозы — это величайшее дело для нас и как предприятия показательные, насаждающие новое ведение сельского хозяйства, и как опорные пункты для нас в деревне в смысле прямо коммерческого... Оказывается, у нас 26 млн пуд. хлеба в этом году могут выбросить совхозы, это для нас немалое дело. Но нужно поставить дело так, чтобы совхозы были действительно показательными... Ежели совхоз есть зародыш высшего типа хозяйства в деревне, зародыш, имеющий громадную будущность, на который мы возлагаем большие надежды, естественно, что кредит должен повернуться лицом к совхозам... О колхозах. Тут дело особенно скверно... Это очень серьезное дело, колхозы. На добровольных началах беднейшая часть, отчасти середняцкая часть организуется в колхозы. Почему организуется? Конечно, потому, что инвентаря нет. Я думаю, что это фактор, который будет гнать беднейшую часть в колхозы. Ничего плохого тут нет. Люди идут для своей пользы. Никакой бедняк в колхоз за абстрактную идею не пойдет, он пойдет туда, потому что у него нет инвентаря и ему полезно объединиться в колхозы... Льготы по кредиту обязательно нужны для колхозов. Только с разбором нужно действовать, каким колхозам давать. Коллективистические колхозы нужно поддерживать. Льготы по аренде, по налогу и прочему обязательно нужны. Мужику надо прямо сказать, что мы предпочитаем колхозную форму строительства, отдаем ей предпочтение больше, чем твоей индивидуальной форме строительства. Мы ему должны шушукнуть на ухо, что, если ты хочешь выкрутиться, валяй в колхоз. Мужик будет, конечно, не рад, но мы должны прямо сказать, что мы отдаем предпочтение такой форме хозяйствования, как колхоз, что мы ставим колхоз в привилегированное положение, потому что это есть зачаток коллективной формы хозяйства, будущее на их стороне и мы их поддерживаем. Это мы прямо должны сказать мужику, шушукнув ему на ухо, что его форма хозяйствования не имеет будущего".
"Колхозники на трудодни ничего не получают"
Что бы ни планировал в тот момент Сталин, уже через считаные годы оказалось, что не кредитование колхозов, а начавшаяся с 1927 года принудительная коллективизация привела к созданию самых экономически эффективных советских сельскохозяйственных организаций — колхозов. Поставленные в рабское положение колхозники вынуждались трудиться бесплатно. А отсутствие у колхозников паспортов не давало им сменить место жительства и работы. Причем подобная ситуация не менялась годами. Колхозница Валентина Евдокимова писала летом 1946 года в газету "Социалистическое земледелие":
"Уже как полмесяца началась уборка урожая. Бедные колхозники, как они ожидали этого дня! В каких ужасных условиях они живут. Вот, например, колхозники Константиновского села чуть ли не на 70% выезжали в город на заработки, проживали там целую весну, чтобы заработать кусок хлеба своим детям. Они вскопали там огороды, посеяли и пропололи их. Теперь началась уборка урожая. Они начали убирать урожай, думая о том, что им скоро дадут питание, но этого удовольствия они не имеют. Правда, в степи им варят три раза "баланду". Но ведь дома дети, чем же кормить их? А ведь всякая мать живет только для своих детей, ее интересует в будущем, какие будут у нее дети. И вот все колхозники пошли на мелкую кражу, чтобы спасти жизнь ее будущих кормилиц. Также те дети, которые уже сменили своих родных и начали кормить родных, зная о том, что их родные воспитывали и дали им возможность работать, они тоже пошли на тот же поступок. Все знают о том, что этого делать нельзя. Но как же жить? Ведь никому не охотно умирать. Сколько ни живи, а жить не надоедает. Один исход — украсть и пропитать свое семейство. Больше колхознику нет выхода. Он зарабатывает трудодни, на которые получать должен хлеб и деньги, а вот уже три или больше года они ничего не получают. Откуда взять деньги, чтобы пропитаться, одеться и обуться. Об одежде уже мало заботятся, они выучились кустарно делать себе одежду, но ведь хлеб-то не вывяжешь, если его не дадут. И вот все без исключения берут хлеб, чтобы никто не видел. Только каждый берет по-разному. Их ловят и отдают под суд. Судья судит за воровство, не учитывая никаких причин. Дают статьи мелких краж. Больше попадают на скамью подсудимых те, у которых нечем отплатиться, те, которые крадут только, чтобы хватило питания на сегодня, а не те, которые крадут и наживаются. Те, которые крадут и наживаются, тех нет на скамье подсудимых. Вот проходил суд 13 июля 1946 года, в субботу, в селе Константиновке Петровского района Ставропольского края. Суд начался в 11 часов дня в помещении кинотеатра, судили за покражу зерна. Сначала суд проходил нормально. Вся судебная часть была выпивши, но мало. Осудили за зерно одного мальчика. Дальше начали судить женщину за то, что она не платила молоко-поставку. Когда прочли решение суда, то ей присудили штраф 600 рублей и начать выноску молока. Бедная женщина, она так была взволнована, подошла к судье и сказала: "Платить я не буду, идите забирайте корову, а я подушу детей и сама повешусь". У нее муж погиб на фронте, сын в рядах РККА, и у нее еще пять детей, она и жила этим молоком. Потом суд был назначен в колхозе имени Сараева. Начало суда было намечено на 6 часов, но он начался в 9. Когда судьи шли из центра села в правление колхоза, то нельзя было сказать, что это государственные судьи, а не какие-то пьяницы. Прокурор, фамилии не узнала, дошел до Советской улицы, которая уже находилась на территории колхоза Сараева, и повалился от пьянки. Его подобрала жена одного комбайнера, который подлежал суду. А защитник Яковенко П. А. прошел от него примерно метров пятьдесят и повалился в грязь. Его подобрала одна женщина и отвела в соседнюю квартиру. По этой улице собралась толпа народа и говорит: "Нас судят, что мы крадем, а почему их не судят, что они берут взятки, уже потеряли совесть ради того, что их поят, не отбыли работу, а отпились в доску". Судья Глащенко Алекс. Фед. также был пьян и ходил, не подавая вида людям, и злился на этих. Когда об этом сообщили работнику НКВД, он пошел их сыскивать, то прокурор на одной квартире, а защитник на другой уже спали и забыли о том, что они шли на работу. Суд начался. Прокурора и защитника не было. Защитник пришел, когда шел суд, и еле-еле дошел до стола. Судили четырех парнишек. Один из них был тракторист Евдокимов В. М., 27 года рождения. Судили за кражу зерна. На его иждивении пять душ семьи. Старая мать и 3-е маленьких, брат и две сестренки. Одна сестра учится. Колхоз ему должен за 1945 год 554 килограмма зерна. Сколько он ни обращался к председателю колхоза, чтобы ему выплатили, то получал полный отказ. Живет в ужасных материальных условиях. И вот у него сломался трактор, и он ехал в село на ремонт в МТС. Взял снял с подушки наволочку и насыпал зерно. Его встретил председатель колхоза, и отобрал зерно, и передал в суд. Зерна было 24 кг. Он был очень хорошим трактористом и работал круглый год, несмотря на голод и плохую одежду. Не посмотрели ни на какие условия и его обещание, что он будет работать еще лучше и что принесет много пользы государству; ему дал этот пьяный суд 2 года. Остальным почти что так же. Много и других моментов. Например, высыпают из-за пазухи зерно и как только не приспосабливаются люди, только то, чтобы спасти свою жизнь".
"Мы колхозникам платили 80 руб. по глупости"
Однако улучшений колхозники дождались лишь после смерти вождя. Им вскоре начали платить, и сразу выяснилось, что колхозы для советского государства крайне неэффективная форма сельхозпроизводства. На совещании по состоянию колхозов и совхозов 29 декабря 1956 года первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев рассказывал его участникам:
"Совхозы показали себя более экономическими, эффективными для государства, чем колхозы. Я это говорю по продукции. Это уже доказано сейчас, и не только по зерну, но и по другим продуктам. Объясняется это, конечно, просто. Когда мы колхозникам почти ничего не платили за сдаваемую ими продукцию, тогда совхозы не могли быть рентабельными. Сейчас, когда мы установили соответствующие цены, то колхозы уже продукцию нам дают дороже, чем мы получаем эту же продукцию через совхозы".
При этом Хрущев, как обычно, косноязычно, но весело приводил конкретные примеры и называл цены за центнер зерна:
"Сейчас опыт показывает, что хлеб в колхозах стоит 60 руб., а в совхозах — 31 руб. Одноклассник скажет, что это, дедушка, больше, а это — меньше. Нужно сделать соответствующий вывод... Мы экономику буржуазную насилуем. Там, где меньше затрачивается капитала и труда, там продукция должна быть дешевле. На целинных землях, совхозы об этом говорят, что стоимость есть 20-25 руб., а мы колхозникам платили 80 руб. по глупости... Сейчас уже по ряду технических культур мы имеем более дешевую продукцию, через совхозы полученную, чем через колхозы. Взять фрукты — яблоки, виноград. Многие докладывают, что в несколько раз дешевле виноград, полученный через совхозы, чем через колхозы".
Выход из ситуации предлагался, как обычно у Хрущева, предельно простой — переделать колхозы в совхозы:
"Смотрите, что получается. Мы задерживаем развитие совхозов, мы задерживаем развитие сельского хозяйства, держим его в таком положении, когда оно малопродуктивно, а значит, малая отдача, имеются большие капиталовложения неоправданные. В результате этого низкие урожаи в колхозах, низкая доходность, низкая оплата на трудодни. Мы и экономически, и политически усугубляем положение в стране, потому что теперь совхозы, на базе отсталых колхозов организованные, они лучше себя чувствуют, более обеспеченные, чем когда они работали в колхозах. Мы экономически выигрываем и политически выигрываем".
При этом Хрущев вспомнил о том, что новое преобразование деревни не стоит производить, как в предыдущий раз, в жестко принудительном порядке:
"Я считаю, что надо соблюсти добровольность при организации совхозов... Но не нужно сейчас притеснять. Если вы будете принуждать человека, это политически скажется. Этого делать не нужно".
Самым занимательным во всей истории новой переделки деревни оказался вопрос о собственности. О том, что колхозы начинались с насильственного обобществления личных хозяйств, колхозная собственность была собственностью колхозников, а совхозная будет государственной, почему-то никто в руководстве страны не вспомнил. Или не захотел вспоминать. В выпущенном 3 мая 1957 года совместном постановлении ЦК КПСС и Совета министров СССР об этой экспроприации говорилось:
"Установить, что при преобразовании колхозов в совхозы колхозное имущество передается совхозам без выкупа, а расходы, связанные с выплатой колхозникам по заработанным ими трудодням, расчетами с организациями и погашением задолженности колхозов по ссудам и другим платежам, производятся за счет средств государства".
А далее бесхитростно объяснялось:
"Обратить внимание местных партийных и советских органов на то, что вопросы о преобразовании отдельных колхозов в совхозы должны решаться на основе всестороннего изучения в каждом отдельном случае хозяйственной целесообразности и экономической выгодности этого мероприятия с тем, чтобы вновь организуемые совхозы давали более дешевую продукцию, чем она стоит государству при заготовках и закупках в колхозах, и на тех же земельных угодьях больше производили зерна, молока, мяса, шерсти и других продуктов".
Однако верхом социалистического цинизма был пункт приложения к постановлению об исчислении трудового стажа колхозников при переходе в совхозы:
"Колхозникам, перешедшим на постоянную работу в совхоз, засчитываются в трудовой стаж время их непрерывной работы в колхозе начиная с 1939 года, служба в рядах Советской Армии, Военно-Морском Флоте, внутренних и пограничных войсках, а также работа на выборных должностях или по оргнабору в промышленности и на строительстве, за исключением тех лет работы в колхозе, когда они не выработали (по имеющимся в колхозе документам) обязательного минимума трудодней без уважительных причин".
Некоторые колхозы создавались в конце 1920-х. Так что у их членов просто украли десять лет стажа. Конечно, в постановлении присутствовали все нужные слова о добровольности. А также о том, что колхозники, не желающие работать в совхозе, могут перейти в другой колхоз. Конечно, если его еще можно было найти. Поскольку в некоторых республиках и областях местные власти рьяно взялись за полную ликвидацию колхозов.
"Было преобразовано в совхозы 15,5 тыс. колхозов"
Выгоды для местных властей были очевидными. Колхоз по закону должен был обеспечивать своих членов жильем, заботиться о престарелых колхозниках, учить и кормить молодежь. И если в сталинские времена на нарушения во многих случаях смотрели сквозь пальцы, то теперь, если слабосильный колхоз не справлялся с этими обязанностями, местный бюджет вынужденно оказывал помощь.
В совхозах же рабочим платили только зарплату. Все остальное было их собственным делом. А ко всему прочему многие совхозы входили в объединения республиканского подчинения. Так что в случае неурожаев проблемы убытков и продолжения выплаты зарплаты решались там же, а не на районном или областном уровне. А потому кампания развернулась в полную силу. Благо всегда можно было сослаться на указания "дорогого Никиты Сергеевича", данные в одной из его бесчисленных речей.
25 декабря 1959 года он на пленуме ЦК КПСС снова обрушился на оплату труда колхозников:
"Некоторые колхозы вырвались вперед по оплате труда. Они ушли вперед не только за счет своей работы, но и потому, что государство высоко оплачивает их продукцию. Семилетним планом предусмотрен рост доходов рабочих, служащих и колхозников. Мы должны следить за этим и справедливо регулировать оплату труда. Поэтому я считаю правильной инициативу товарищей, вносящих предложения о пересмотре цен на некоторые сельскохозяйственные продукты... Нам нужно установить такой порядок оплаты труда в колхозах, который бы исключал чрезмерно высокие, ничем не оправданные заработки, но чтобы материальное поощрение оставалось, чтобы не лишить колхозников стимула к дальнейшему развитию общественного производства... Экономически слабым колхозам государство помогало и помогает предоставлением им кредитов и ссуд. Часть таких колхозов по желанию колхозников была реорганизована в совхозы, колхозник стал рабочим совхоза, он получает зарплату и пользуется благами, которые положены рабочему. Думаю, что если все это правильно разъяснить колхозникам, то они поймут".
В итоге весь следующий 1960 год шло усиленное превращение колхозов в совхозы. При этом Хрущев знал, что его идея уже провалилась. В проекте его речи на том же пленуме говорилось:
"В совхозах Казахстана, например, по данным отдела финансирования совхозов Министерства сельского хозяйства, из 560 тысяч общего количества работников 85 тысяч, или 15%, составляют работники административно-хозяйственного аппарата. В среднем на совхоз приходится работников этого аппарата 110 человек, в том числе 25-30 бухгалтеров, счетоводов и учетчиков".
Однако потом пугающие цифры — 85 тыс. и 15% — из речи исчезли. А в 1961 году пришло время подвести итоги, оказавшиеся неутешительными. В записке, которую 27 января 1961 года составила по итогам своей работы специальная комиссия ЦК, говорилось:
"Было преобразовано в совхозы 15,5 тыс. колхозов и на их базе создано 2227 совхозов и укрупнено большое количество существующих совхозов... Однако за последнее время со стороны руководителей партийных и советских органов ряда областей, краев и республик проявляются неправильные тенденции, направленные на массовое и огульное преобразование колхозов в совхозы, а в некоторых областях, по существу, на ликвидацию всех колхозов. Так, в Кемеровской области в начале 1960 года было преобразовано 78 колхозов в совхозы. В конце 1960 года Кемеровский обком партии и облисполком вновь внесли предложения о преобразовании остальных 157 колхозов в совхозы. В Липецкой области в 1960 году было преобразовано в совхозы 121 колхоз. Теперь внесено предложение дополнительно из оставшихся 143 колхозов еще преобразовать 74 колхоза. Киргизской ССР также дважды на протяжении 1960 года вносились предложения о преобразовании колхозов в совхозы. Подобные предложения вносятся и по другим областям и республикам. Местные партийные и советские органы многих областей, краев и республик ослабили работу по укреплению экономически слабых колхозов, рассчитывая на то, что эти колхозы будут преобразованы в совхозы, видя в этом единственный путь подъема сельского хозяйства района, области. В Московской области в 1960 году было преобразовано 380 колхозов, на базе которых создано новых 69 и укрупнено 73 совхоза, при этом 53 колхоза не являлись экономически слабыми, выдача колхозникам на трудодень за 1959 год составляла в этих колхозах от 9 до 17 рублей в старых деньгах. О массовом потоке просьб и предложений местных партийных и советских органов по преобразованию колхозов в совхозы говорят следующие данные. Всего на 1 января 1961 года представлено предложений по реорганизации колхозов в совхозы на 7748 колхозов... Считаем, что стремления отдельных руководителей местных партийных и советских органов к массовому преобразованию колхозов в совхозы являются неправильными, ибо это противоречит политике нашей партии в колхозном и совхозном строительстве".
По записке приняли повторяющее ее решение Президиума ЦК КПСС, и кампания на время затихла. А уже в 1962 году Хрущеву пришлось признать, что все его мероприятия в сельском хозяйстве и особенно в животноводстве ни к чему не привели и для стимулирования сельхозпроизводителей нужно повышать закупочные цены, а чтобы не углублять финансовый кризис, не прекращавшийся не первый год, повысить розничные цены на продукты.
Тем временем в укрупненных хозяйствах начали ликвидировать неперспективные деревни и бросать малые и потому невыгодные для обработки и использования поля и луга. Новые рабочие совхозов, колхозные дома которых успели разрушить, как рассказывали старики, иногда даже выкапывали себе землянки.
Со временем жизнь в совхозах наладилась, а вот экономическая эффективность, как и прежде, нередко хромала. А продовольственные проблемы в стране нарастали из года в год. Однако никто не вспоминал о том, что возможность подобного развития событий была ясно видна еще в 1926 году.
Ссылка: "Мы экономику буржуазную насилуем" - Журнал "Коммерсантъ Власть", №19 (923)
Комментариев нет:
Отправить комментарий