11 июня 2011
В гостях проекта «Лица» человек, который научился ничего не бояться в этой жизни — Галина Михайловна Захарова, председатель городского историко-просветительского общества «Мемориал», которое изначально является отделением международного общества «Мемориал», со штаб-квартирой в Москве.
Это бремя не было бы таким тяжелым, если бы и сейчас, спустя столько лет после развала советской империи, ей не приходилось преодолевать упорное сопротивление чиновников всех мастей.
Долгие годы возглавляя комиссию по реабилитации граждан, она так и не стала своей в Мариупольском горсовете. Ее сторонились, разговаривали, что называется «без свидетелей», в коридорах, а на общих совещаниях руководителей отделов нередко «забывали» представить, как бы не замечали ее присутствия – лишь бы не бередить «былые раны» тех, кто так или иначе был причастен к безжалостной, страшной, бесчеловечной машине сталинских репрессий.
Так было и при Юрии Хотлубее, и в годы руководства демократа Михаила Поживанова.
20 лет титанической работы по сбору сведений о жертвах репрессий в Мариуполе, и в течение всех этих лет в отношении властей к ее работе ничего не менялось – настороженность и опаска…
Истоки
«Меня часто спрашивают, почему я начала работу в «Мемориале», говорят, что таким образом я пыталась разобраться в судьбе своих репрессированных родственников. Но это не так. То, что в моей семье был репрессирован дядя, я узнала только примерно год назад. Я ведь родилась на Дону. У нас там не было таких репрессий. Видимо, потому, что донские казаки очень бесстрашные люди. Ведь именно они дольше всех вели упорное сопротивление против октябрьского переворота — вплоть до 1920 года. И не большевики победили казаков – их победил тиф. Треть Донской добровольческой армии и Донской повстанческой армии тогда была потеряна в результате эпидемии тифа.
Мой отец был настоящим донским казаком. Он всех, кого подозревали в антисоветских провокациях, защищал на собраниях. Мама ему говорила: «Сядь, Миша, арестуют и тебя. Но он ничего не боялся, и ему удалось избежать ареста, при этом, как говорила мама, он продолжал верить в светлое коммунистическое завтра. Одним из первых ушел на фронт и погиб под Сталинградом…
Так что в «Мемориале» я начала работать по другим причинам. Видимо, просто не могла иначе.
Основателями организации в Мариуполе стали три человека: в то время аспирант технического университета Илья Кричман (сейчас он уехал на постоянное место жительства в Германию), краевед Лев Яруцкий и ваша покорная слуга.
Изначально я возглавляла пресс-клуб в «Мемориале», а потом было решено сделать меня ответственной за работу организации, и 21 сентября 1991 года меня избрали председателем.
А три месяца спустя назначили инструктором городского отдела культуры, и я около двух лет создавала первые национальные общественные организации в Мариуполе – немецкую, польскую, греческую, ассирийскую, еврейскую и др. Работа была очень интересная, но 16 апреля 1991 года в Украине – первой среди стран СНГ — был издан закон о реабилитации жертв политических репрессий.
И было логично, что именно мне поручили взяться за создание комиссии по реабилитации в горсовете. Ведь я на то время уже была членом «Мемориала», много общалась с пострадавшими от репрессий, да и с ведением документации была знакома. И потихоньку начала готовить эту комиссию».
Нынешний мэр оказался прозорливым политиком
«В те годы, когда мы начинали работу по реабилитации, первым секретарем горкома партии был Юрий Хотлубей. И надо сказать, он очень хорошо сотрудничал с «Мемориалом».
Однажды мы ворвались в его кабинет и сообщили, что готовим митинг памяти жертв политрепрессий и его приглашаем принять в нем участие. А потом обратились за советом. «Юрий Юрьевич, у нас возник спор –«Мемориал» на митинге впервые выставил желто-синий флаг (он еще тогда не был утвержден как символ новой державы), а другие требуют вынести государственный флаг УССР – сине-красный. Как быть?»
Юрий Юрьевич тогда так наклонил голову и сказал: «А вы знаете, что я вам скажу, вы оставьте оба флага. Сине-красного ведь скоро не будет!»
Вот так он сказал. Ну а потом, намного позже, я узнала, что у Юрия Хотлубея дед был расстрелян…»
Правда памяти и память правды
«Первый митинг «Правда памяти и память правды» собрал около полутора тысяч мариупольцев, а может быть и больше, и проходил в Театральном сквере. Сухоруков, разместивший объявление о нем в «Приазовском рабочем», получил тогда выговор от идеологического отдела партии.
Впервые без бумажек, от самого сердца, люди говорили о том, что они думают об этом строе.
Такие митинги проходили каждый месяц и неизменно собирали сотни людей. А каждую субботу у нас проходили собрания в ДК «Азовсталь». Туда приходили не только те, кто хотел рассказать о том, чему были свидетелями, либо узнать о своих родственниках, но и «ребята в штатском». Они следили за нами. Ведь был еще СССР, в службе безопасности думали, что в обществе поиграют в демократию, а потом все вернется обратно.
А мы не обращали на них внимания и собирали воспоминания, свидетельства мариупольцев. Люди говорили о том, что нужен суд совести над компартией.
Сегодня очень многие жалеют, что такого суда над коммунистами так и не произошло, и компартия не была запрещена в то время. Об этом неоднократно говорили и Кравчук, и Ельцин.
Потом мы стали заполнять анкеты и подавать запросы в СБУ, пытаясь выяснить судьбы репрессированных людей. Приходили сами пострадавшие от репрессий, родственники, просили разыскать документы, писали письма.
У меня таких писем — на 3 тома, если издать их. Они хранятся в трех целлофановых мешках. Самые яркие я опубликовала в своих книгах. На издание всех необходимы деньги…
Вот, к примеру, письмо инженера-строителя МСУ-2 «Укрэнергочермет». Он пишет о том, как стал свидетелем расстрелов, которые проводились в тюрьме, расположенной, за ЦУМом. Ранним утром он ехал по городу, и вдруг у него заглох двигатель, и вот слышит он автоматную очередь. Выскочил из машины, — выстрелы раздавались в тюремном гараже…
А потом другой человек рассказал мне, как стал свидетелем того, как на новоселовском кладбище ночью привозили целые машины с обнаженными мертвыми телами и сбрасывали их в яму.Сейчас на этом месте установлен крест».
Божья кара или провидение?
«Знаете, это какое-то провидение – но крест, который мы пытались установить на месте захоронения расстрелянных людей, не хотел стоять, видимо, не мог он выдерживать тяжесть человеческого горя.
Было все так: каменный крест залили бетоном. Он застыл, строители начали разъезжаться, но вдруг, необъяснимо, крест начал потихоньку клониться, клониться — и упал. Люди заново начали рубить уже твердый бетон, пытаясь установить крест. В конце концов, это удалось сделать после нескольких попыток.
Священник освятил его. С тех пор памятный знак стоит на новоселовском кладбище…»
Ирония судьбы…
«Очень символично, на мой взгляд, что нынешний памятник жертвам политических репрессий установлен как раз на том месте, где некогда стоял стенд со словами: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Огромные полутораметровые металлические буквы спилили за одну ночь по решению зам. главного архитектора Мариуполя Владимира Земляного. Именно он предложил нам это место под памятник, считая, что так будет справедливо по отношению к тысячам невинно убиенных.
Исполком поддержал это место практически единогласно – все тогда побаивались «Мемориал». Мы были очень влиятельной официально зарегистрированной организацией. Сейчас многое изменилось...»
Большой террор не обошел Мариуполь
В 2012 году исполнится 75 лет со дня начала Большого террора в стране.
«Опять поминальный приблизился час, я помню, я вижу, я чувствую вас», — написала в своем «Реквиеме» Анна Ахматова, у которой муж – поэт Гумилев был расстрелян, а сын – известный историк Лев Гумилев сидел в тюрьме. Для меня строки, написанные великой поэтессой, — не пустой звук. Они звучат во мне каждый раз, когда приходится зачитывать документы о расстреле родственникам погибших.
75 лет! И почти половину этого срока я занимаюсь сбором имен безвинно репрессированных. Сначала мы собрали сообща 461 анкету. И на основании этого я написала книгу «Расстрелянное пароходство», а затем – «Мариупольская трагедия».
Ежедневно в комиссию по делам реабилитации граждан в горсовет приходило до 20 человек. За 3 года работы комиссии в бытность Юрия Хотлубея мы приняли более 3,5 тысяч человек. Это люди, которые были осуждены военным трибуналом НКВД, двойками, тройками. Шли люди, которые работали в трудовой армии при немцах – это были те же лагеря, организованные фашистами, а потом этих людей сослали, раскулачили, отправили в Сибирь по национальному признаку.
Я приходила домой и падала от усталости, а потом, поспав пару часов, садилась и начинала заполнять анкеты. Надо ли было так работать? Думаю, надо, в то время я могла позволить себе так работать, не покладая рук. А когда собрала более тысячи имен, возникла необходимость писать новую книгу. Я тогда считала, что мои книги — это тоже память, которая нужна не только тем, кто погиб, но гораздо больше — тем, кто остался жить и их потомкам.
Тысячи имен! И за каждым – трагедия.
«Гаврил-Оглу Константин Григорьевич. 6 сентября 1903 года рождения, уроженец Мариуполя, участник греческой контрреволюционной националистической повстанческой организации. Был подвергнут расстрелу. Сведения о дате расстрела и месте захоронения в деле не имеется».
И такие сведения – почти о каждом. Как расстрелян, где, точная дата, место захоронения – никакой информации. Буквально единичные случаи, когда СБУ присылало сообщение, что человек захоронен, к примеру в Донецке, на месте строительства гаражей, на так называемом Рутченковом поле. К примеру, там захоронены мариупольцы Корида, Боруш – рабочие мариупольских заводов. Сейчас на этом месте в Донецке стоит памятник.
Еще одна трагическая судьба. Николай Григорьевич Зиненко, бывший секретарь Мариупольского горкома партии. Был избран позднее секретарем правительства Украины, в 1936 году расстрелян. Надо ему установить мемориальную доску? Надо. Но с такими вопросами в горсовет идти тяжело. Там таким инициативам не рады.
Еще будучи председателем комиссии, я выступила инициатором переименования одной из улиц Левобережья именем первостроителя комбината «Азовсталь», первого директора Якова Гугеля. Чтобы добиться этого, мне понадобилось 10 лет! Дали мне «бегунок» со списком людей, подписи которых надо собрать. И все по кругу мне отвечали: «Ну подождите, Галина Михайловна», а потом одного чиновника снимают, назначают нового, и все с начала. Ну и, конечно, традиционная отговорка — денег нет. По этой причине решение о переименовании дважды отклоняли на сессиях. Тогда поехала я на ул. Серго (имя Орджоникидзе в то время у нас носили 2 улицы и 2 переулка). Именно ее я предлагала переименовать. А там всего 22 дома. То есть надо было поставить 22 новых таблички. Стоимость одной по тем временам составляла 20 рублей. Итого, на то, чтобы переименовать улицу, надо было всего около 400 грн.
Добиться переименования удалось лишь на последней сессии, которую провел в качестве мэра Михаил Поживанов.
Судьба еще одного переименования более печальна. И по сей день я пытаюсь добиться переименования площади и улицы в Ильичевском районе в честь расстрелянного бывшего директора комбината им. Ильича Николая Радина. Пока безрезультатно. Я начала с того, что на доме Радина установили мемориальную доску. Написала обращение на имя Бойко и Матвиенкова. Они сделали все довольно быстро. Но как написали! Не указали, что Радин был расстрелян, а вместо этого написали: «зачинателю социалистического стахановского движения на заводе Ильича, репрессированному в 1937 году». Даже дату неправильно написали. Радина расстреляли в 38-м. А в музее только в прошлом году исправили дату.
Затем я обратилась к Юрию Хотлубею с просьбой переименовать площадь на ул. Доменной в площадь Радина. Собрала документы с подписью лично Ежова, наркома НКВД, где дается приказ расстрелять директора. Но и этого никого не убедило. И по сей день я добиваюсь этого переименования и опускать руки не буду. Пока живу, буду добиваться».
Сталинизм жил, жив и будет жить?
«Я понимаю, почему такое сопротивление в органах местной власти оказывается подобным инициативам с моей стороны. На самом деле в нашем обществе ничего не поменялось. Ведь партия власти сегодня — все бывшие коммунисты. Они мыслят и действуют по схеме, которую до них разработали и внедрили их предшественники.
Меня часто спрашивают, возможен ли сегодня возврат сталинизма? Н этот вопрос я отвечаю так: а он еще не ушел от нас. Когда Евгению Евтушенко задали такой же вопрос, он написал:
Если все так раздвоено- горестно, где же ангельская рука?
Почему не пошлешь ты, о Господи, нам сюда своего двойника.
Зная нас, ты печешься о нем, ибо снова его мы распнем
Задумайтесь: что такое сталинизм? Чем страшна сталинская идеология? Диктатор часто говорил: лес рубят щепки летят. Так Сталин говорил о людях – о чьем-то отце, сыне, дедушке. Неуважительно отношение к человеку – это и есть сталинизм. И что самое страшное, для нынешних сильных мира сего человек и по сей день – ничто. И потому нам сейчас надо заново учиться уважительно относиться друг к другу. Нельзя допустить, чтобы эта страшная машина террора заработала вновь.
А ведь предпосылки такие есть. Начиная с красного флага, отмены митинга памяти жертв репрессий и пр.– все это по шажочку возвращение назад, к сталинизму. Я не против, хотят выносить красные флаги – пусть выносят. Но размахивая ими, надо помнить, что на красном знамени кровь миллионов невинно расстрелянных, закатованных в лагерях!
Посмотрите, этот диск — сталинские расстрельные списки. Усилиями международной организации «Мемориал», в том числе и моими, здесь были собраны 2 миллиона 614 тысяч 987 имен. Из них 917 – мариупольцы. Это то, что я успела набрать на компьютере за отведенный мне срок. И это только расстрелянные! Нельзя допустить, чтобы такое повторилось».
Мариупольская трагедия
«У каждого города в советские годы была своя трагедия. Трагедия Мариуполя в том, что здесь, как нигде на Донбассе, лилась кровь! Ее так много было здесь, в Мариуполе. Возможно, даже больше, чем в Киеве. У нас НКВД «обнаружено» 16 антисоветских организаций. Я впервые об этом сказала Юрию Хотлубею на последнем митинге памяти. Знаете, что он ответил? «Ну Сталин же построил такую систему, и ее вся страна поддерживала», — так считает мэр.
Да, действительно митинги под лозунгами «Смерть врагам народа» проходили и в Мариуполе. На комбинате Ильича рабочие требовали расстрелять антисоветчиков, раздавить этих гадов. Люди, которых, конечно, заранее готовили, повторяли слова Вышинского, который на судах иначе, чем мразь, политзаключенных не называл. Но! Никто тогда не мог отказаться от участия в митинге, хотя многие из тех, кто выступал на них, как, к примеру некий Арабаджи, чье имя сохранила история, сами были впоследствии арестованы и приговорены к расстрелу».
Страх
«Страх наших соотечественников – генетический. Когда меня вызывали в КГБ, я знала, что могу не вернутся, но я боялась тогда только за сына. Мы с ним как-то говорили на эту тему. Он убеждал меня, что и сам может за себя постоять. Но я отвечала ему: «Ты не знаешь их, какие это подонки, и что они могут сделать».
Сегодня я могу с уверенностью сказать, что ничего больше не боюсь. Когда были первые президентские выборы в Украине, я как-то не удержалась от разговора в троллейбусе и высказалась против Сталина, так какой-то мужик вышел следом за мной, догнал меня и стал угрожать. А сколько писем я получала с содержанием: «Захарова, перестань этим заниматься! Придет наше время, и мы поставим тебя первую к стенке». Я не боюсь этих угроз.
Эта агрессия, я думаю, тоже вызвана страхом. Страхом перед правдой. Можно ли его побороть, окончательно уничтожить его в наших головах? Еще Амосов говорил, что должно пройти 5-6 поколений, прежде чем мы сможем избавиться от этого страха».
Сколько их, невинно расстрелянных? Не сосчитать…
«У меня есть картотека, где я собирала сведения о людях, пострадавших от политических репрессий. В разделе тех, кто был выслан, – сведения о 12 тысячах мариупольцев. Это семьи (муж, жена), а если считать вместе с детьми – 36-40 тысяч человек, которые пострадали от политических репрессий только в нашем городе. В том числе и те, кто был в Мариуполе в годы оккупации и потом за это отбывал наказание. Эти люди не вернулись в Мариуполь никогда…
Их могилой стала Сибирь… Очевидцы мне рассказывали, когда привезли первых сосланных из Сартаны крестьян, их бросили в глухом лесу на Оби. Вели под конвоем 20-30 км от станции, а потом указали место в лесу и сказали жить здесь. В снегу люди начали рубить себе землянки. А когда весной сошел снег и Обь разлилась, то трупы сосланных сплошняком плыли по реке. Страшно! Их хоронить некому было. Кто остался жить из наших сартанцев? Единицы! А сколько погибло — сосчитать невозможно.
Если у немцев все четко, вся информация хранится, то у нас же никто не считал, никто ничего не записывал. А в поездах, в столыпинских вагонах, везли как! Один 82-летний старичок пришел ко мне и рассказал, как он сумел выпрыгнуть в лес из такого вагона, когда увидел, как выбрасывают по утрам мертвых людей. Их никто не регистрировал, никто не считал. И в войну никто не жалел людей. Сталин как говорил: бабы еще нарожают».
Доброта – превыше всего
Сегодня свой труд я адресую главным образом молодежи. Они умные, чуткие, они все понимают. И именно им предстоит строить наше государство.
Я хочу сказать каждому из них: будьте добрыми! Эту черту я всегда подчеркиваю в людях. Если человек добрый, то он и умный, и людям будет помогать, и сам будет ощущать себя счастливым от этого. Раньше, когда была еще молодой, я говорила: главное в человеке ум. Прошли годы, прежде чем я поняла: доброта превыше всего.
Ссылка: В гостях проекта «Лица» - Галина Михайловна Захарова, председатель городского историко-просветительского общества «Мемориал» - Сайт города Мариуполя
Комментариев нет:
Отправить комментарий