Владимир Ермаков
17.11.2011
7 ноября
Старые большевики мрачно и скучно отпраздновали очередную годовщину пролетарской революции. Орловские товарищи собрались почему-то у памятника писателю Лескову, известному реакционеру. Наверное, кто-нибудь пришел с красными гвоздиками и к памятнику Ленину, стоящему на высоком постаменте перед твердыней местной власти. Это его законное место, ибо Ильич – ключ к нашей нынешней несуразице. Как сказал Уинстон Черчилль: Первая трагедия России – рождение Ленина, вторая – его смерть. Только Ленин мог бы вывести русских из того болота, куда он их сам завел. Ленин был одним из самых могущественных демонов истории: не скованный никакими догмами, он разжигал мировой пожар холодным пламенем беспощадной логики. Ленинизм – это учение о том, что все мнения ложны, кроме нужного, и все средства хороши, чтобы добиться своего.
Массы, ни черта не понимая в марксизме, не особенно вникали в теорию классовой борьбы, но жадно внимали посулам большевиков, обещавшим много и сразу. В сравнении с этими бескорыстными и бесшабашными разбойниками все прочие общественные деятели казались политическими ростовщиками, получающими барыш от страданий трудового народа. Высокие слова, захваченные и захватанные пропагандой, теряли значения и путали смыслы. Новая действительность зачиналась как миф, держалась как наваждение, перерождалась в параноидальный бред, а завершалась старческим маразмом. Сермяжная правда, проституированная идеологией, стала злостной клеветой на себя.
8 ноября
В истории нашей ментальности обострение коллективного маниакально-депрессивного психоза случилось в период полной и окончательной победы социализма. Иначе говоря, в разгар террора. В историческом опыте, поставленном в масштабе страны, сталинизм опроверг пушкинскую аксиому о несовместимости гения и злодейства. Речь не о вожде – сам по себе он был ничем: эмпирический вампир, насылающий на людей харизматический морок и поглощающий энергию народных масс; демоническая личность, но ни в коем случае не титан духа. Иосиф Джугашвили по кличке Сталин, пахан всея Руси, создал административную систему, в которой гения и злодея впрягали в одну упряжку. Идеология поставила идеалы на службу злу. Культ личности дискредитировал коммунистическую идею в целом и в частности. И растлил национальную идею, превратив сферу российского влияния в социалистический лагерь.
Опыт выживания в зоне особого режима извратил общественные отношения и развратил существо человека. Тот же Уинстон Черчилль как-то сказал: Главный недостаток капитализма – неравное распределение благ; главное преимущество социализма – равное распределение лишений. Тут сэр был не прав. Между теми, кто творил лихо, и теми, кто его терпел, равенства не было.
Преступность и продажность, ныне разъедающие нашу действительность, суть непосредственные и неизбежные последствия прежнего образа жизни. Гражданская война уничтожила защитные функции общества, вытравив в людях природную солидарность. Бледная немочь общественного мнения и рассеянный склероз местного самоуправления есть результат террора, искоренившего в народе веру в справедливость.
Народ – субстрат истории, но масса как таковая инертна. В этическом плане толпа амбивалентна. То есть равно расположена и равнодушна к добру и злу. Ее реакция на действительность зависит от того, какого рода факторы направляют ход событий. В этой зависимости источник наших побед – и наших бед. Насколько элиты соответствуют своему высокому назначению, так и являют себя массы. Сакральный смысл власти в том, чтобы устанавливать и блюсти меру добра и зла в государстве и обществе.
9 ноября
Власть по своей природе склонна к самовозрастанию и самообольщению. А что народ? Ничего. Терпит. Такое уж его народное дело… Потому каждый, кто видит хоть какую-то для себя возможность, норовит из народа выйти. Да и кто из конкретных людей может без натяжки считать себя представителем народа? Пожалуй, в циничном марксистском понятии массы больше здравого смысла, чем в идеалистическом собирательном образе русской интеллигенции народ.
Большевики, разрушив до основания все старые общественные институты и разорвав традиционные отношения, перемесили народонаселение в аморфную массу. Самое страшное в морали реального социализма, что страх заместил совесть в роли категорического императива.
Выразителем истинной сущности социализма явился писатель Андрей Платонов. Он был больше чем литератором – он был внутренним голосом эпохи. Если применить к автору одно его определение – был приучен большевизмом к беспощадному разложению действительности *). В итоге обнажался страшный смысл происходящего. Если нельзя сплотить людей на основе родства, то можно их соединить на основе мучительства *). Такова дьявольская логика террора, плановыми лишениями и организованными страданиями принуждавшего граждан радоваться жуткой действительности.
Вот уж не знаю, чем может заново соблазнить коммунизм народы, выпущенные по амнистии из социалистического лагеря… Мне кажется, никакие ушлые политтехнологи не смогут сделать конфетку из окаменевшего идеологического дерьма. Люди начали лучше питаться и почувствовали в себе душу. Звезды же не всех прельщали – жителям надоели большие идеи и бесконечные пространства: они убедились, что звезды могут превратиться в пайковую горсть пшена, а идеалы охраняет тифозная вошь *). Это свидетельство изнутри утраченного времени.
А может быть, я неправ, и впереди второе явление призрака коммунизма. Тогда каждое слово, сказанное поперек диалектического материализма, пойдет в дело. Дело №…
10 ноября
В полное противоречие к сказанному выше должен признаться, что единственно достойным проектом человеческого общества мне представляется прекрасная химера шестидесятых – греза о социализме с человеческим лицом. Обещание будущего было явлено в духе эпохи: в фантастике братьев Стругацких и графике Стасиса Красаускаса, в поэзии Андрея Вознесенского и прозе Василия Аксенова, в театре Олега Ефремова и кино Марлена Хуциева. Когда залогом личного счастья была честная работа, а высшей роскошью – человеческое общение. И всем было ясно, что в жизни должен быть смысл. Чтобы жить в действительности и терпеть ее, нужно все время представлять в голове что-нибудь выдуманное и недействительное*). То есть иметь идеалы.
Феномен шестидесятых выводится из исторической ситуации, которая ему предшествовала: три революции и три войны, всеобщий разор и массовый террор, тяжкий труд и бедный быт. Угроза моральной и физической гибели мобилизовала скрытые ресурсы духа. Через страх и стыд отчуждения заложники века-волкодава познавали ценность настоящих вещей – любви и дружбы, творчества и сотрудничества, верности и вольности. И когда зло ослабло, сознательные граждане с облегчением почувствовали себя просто людьми.
Маловероятно, но возможно, что в тот исторический момент у нас был шанс на лучшее будущее. Однако человеческие слабости оказались сильнее возвышенных представлений – и история сползла в прежнюю колею.
Все социальные эксперименты до сих пор не дали положительного ответа на вопрос о прогрессе. Каждая революция создает больше проблем, чем решает. Значит, если что-то надо менять по существу, то не порядок вещей, а способ существования. Надо как-то преодолеть историческую инерцию и начать человечество заново. А как это сделать, не потеряв в сущности самих себя, бог весть…
11 ноября
А может быть, никакой иной возможности для человека, кроме безнадежного мужества, в природе не предусмотрено. И все наши попытки преодолеть свою умственную ограниченность и метафизическую замкнутость изначально обречены. Не значит ли то, что человек не знает правды, что правды нет и быть не может и не нужна она: что стремление к правде великое заблуждение, что жизнь имеет базисом не истину, а свободную игру и радость*). Так подумал однажды усомнившийся правдоискатель Андрей Платонов, уволенный от службы инженер человеческих душ…
Вечером этого дня пошел снег. Стремительный и сияющий, снег летел из черной бездны небес и покрывал осенний ущерб земли. Снегопад бесшумным фейерверком взрывался в свете фонарей, мерцающими искрами рассеивался в кронах деревьев, нежной пеленой стелился по скверам и тротуарам. Город, преображенный белой магией снега, казался пространством странной игры и потенциалом скрытой радости.
Жизнь – это чудо, не имеющее объяснения в своей очевидности.
12 ноября
Снег стаял, и видимость всего стала безотрадна и безобразна – как действительность, лишенная идеалов. Истощенная природа зябко кутается в ветхое рубище ноября…
13 ноября
И еще о сущности. Медицина не усматривает в человеке отдельной от тела души. Быть может, прав Гораций? – мы созданы из песка и тени **). В час уныния я примеряю к себе эту метафизическую метафору: из песка и тени… Значит, по мере просветления в нас убывает бытие? Тогда становится понятно парадоксальное прозрение одного современного поэта: вокруг наиболее просветленных вещей проступает каемка небытия ***). Может быть, именно потому так безнадежны попытки разума достичь ясности, что свет противопоказан нашим внутренним сумеркам? Тени исчезают в полдень, и потому прекрасный мир Полдня, созданный воображением братьев Стругацких, предназначен для разумных существ, имеющих иную природу…
Вероятно, к тому же образу Горация восходит наше расхожее злословие: из него песок сыплется… Это значит то же самое, но увиденное с другой стороны: уставший от жизни персонаж убывает, теряя вещество существования*). Плоть сущих вещей истлевает в прах, тонкой пылью оседающий в опустошенном пространстве. И от всего человека остается только тень, уходящая в мир теней. В утопическое пространство несбывшихся надежд и потерянных воспоминаний. Все мы там будем…
Ссылка: Своемерные записки на полях календаря - Орловский вестник
17.11.2011
7 ноября
Старые большевики мрачно и скучно отпраздновали очередную годовщину пролетарской революции. Орловские товарищи собрались почему-то у памятника писателю Лескову, известному реакционеру. Наверное, кто-нибудь пришел с красными гвоздиками и к памятнику Ленину, стоящему на высоком постаменте перед твердыней местной власти. Это его законное место, ибо Ильич – ключ к нашей нынешней несуразице. Как сказал Уинстон Черчилль: Первая трагедия России – рождение Ленина, вторая – его смерть. Только Ленин мог бы вывести русских из того болота, куда он их сам завел. Ленин был одним из самых могущественных демонов истории: не скованный никакими догмами, он разжигал мировой пожар холодным пламенем беспощадной логики. Ленинизм – это учение о том, что все мнения ложны, кроме нужного, и все средства хороши, чтобы добиться своего.
Массы, ни черта не понимая в марксизме, не особенно вникали в теорию классовой борьбы, но жадно внимали посулам большевиков, обещавшим много и сразу. В сравнении с этими бескорыстными и бесшабашными разбойниками все прочие общественные деятели казались политическими ростовщиками, получающими барыш от страданий трудового народа. Высокие слова, захваченные и захватанные пропагандой, теряли значения и путали смыслы. Новая действительность зачиналась как миф, держалась как наваждение, перерождалась в параноидальный бред, а завершалась старческим маразмом. Сермяжная правда, проституированная идеологией, стала злостной клеветой на себя.
8 ноября
В истории нашей ментальности обострение коллективного маниакально-депрессивного психоза случилось в период полной и окончательной победы социализма. Иначе говоря, в разгар террора. В историческом опыте, поставленном в масштабе страны, сталинизм опроверг пушкинскую аксиому о несовместимости гения и злодейства. Речь не о вожде – сам по себе он был ничем: эмпирический вампир, насылающий на людей харизматический морок и поглощающий энергию народных масс; демоническая личность, но ни в коем случае не титан духа. Иосиф Джугашвили по кличке Сталин, пахан всея Руси, создал административную систему, в которой гения и злодея впрягали в одну упряжку. Идеология поставила идеалы на службу злу. Культ личности дискредитировал коммунистическую идею в целом и в частности. И растлил национальную идею, превратив сферу российского влияния в социалистический лагерь.
Опыт выживания в зоне особого режима извратил общественные отношения и развратил существо человека. Тот же Уинстон Черчилль как-то сказал: Главный недостаток капитализма – неравное распределение благ; главное преимущество социализма – равное распределение лишений. Тут сэр был не прав. Между теми, кто творил лихо, и теми, кто его терпел, равенства не было.
Преступность и продажность, ныне разъедающие нашу действительность, суть непосредственные и неизбежные последствия прежнего образа жизни. Гражданская война уничтожила защитные функции общества, вытравив в людях природную солидарность. Бледная немочь общественного мнения и рассеянный склероз местного самоуправления есть результат террора, искоренившего в народе веру в справедливость.
Народ – субстрат истории, но масса как таковая инертна. В этическом плане толпа амбивалентна. То есть равно расположена и равнодушна к добру и злу. Ее реакция на действительность зависит от того, какого рода факторы направляют ход событий. В этой зависимости источник наших побед – и наших бед. Насколько элиты соответствуют своему высокому назначению, так и являют себя массы. Сакральный смысл власти в том, чтобы устанавливать и блюсти меру добра и зла в государстве и обществе.
9 ноября
Власть по своей природе склонна к самовозрастанию и самообольщению. А что народ? Ничего. Терпит. Такое уж его народное дело… Потому каждый, кто видит хоть какую-то для себя возможность, норовит из народа выйти. Да и кто из конкретных людей может без натяжки считать себя представителем народа? Пожалуй, в циничном марксистском понятии массы больше здравого смысла, чем в идеалистическом собирательном образе русской интеллигенции народ.
Большевики, разрушив до основания все старые общественные институты и разорвав традиционные отношения, перемесили народонаселение в аморфную массу. Самое страшное в морали реального социализма, что страх заместил совесть в роли категорического императива.
Выразителем истинной сущности социализма явился писатель Андрей Платонов. Он был больше чем литератором – он был внутренним голосом эпохи. Если применить к автору одно его определение – был приучен большевизмом к беспощадному разложению действительности *). В итоге обнажался страшный смысл происходящего. Если нельзя сплотить людей на основе родства, то можно их соединить на основе мучительства *). Такова дьявольская логика террора, плановыми лишениями и организованными страданиями принуждавшего граждан радоваться жуткой действительности.
Вот уж не знаю, чем может заново соблазнить коммунизм народы, выпущенные по амнистии из социалистического лагеря… Мне кажется, никакие ушлые политтехнологи не смогут сделать конфетку из окаменевшего идеологического дерьма. Люди начали лучше питаться и почувствовали в себе душу. Звезды же не всех прельщали – жителям надоели большие идеи и бесконечные пространства: они убедились, что звезды могут превратиться в пайковую горсть пшена, а идеалы охраняет тифозная вошь *). Это свидетельство изнутри утраченного времени.
А может быть, я неправ, и впереди второе явление призрака коммунизма. Тогда каждое слово, сказанное поперек диалектического материализма, пойдет в дело. Дело №…
10 ноября
В полное противоречие к сказанному выше должен признаться, что единственно достойным проектом человеческого общества мне представляется прекрасная химера шестидесятых – греза о социализме с человеческим лицом. Обещание будущего было явлено в духе эпохи: в фантастике братьев Стругацких и графике Стасиса Красаускаса, в поэзии Андрея Вознесенского и прозе Василия Аксенова, в театре Олега Ефремова и кино Марлена Хуциева. Когда залогом личного счастья была честная работа, а высшей роскошью – человеческое общение. И всем было ясно, что в жизни должен быть смысл. Чтобы жить в действительности и терпеть ее, нужно все время представлять в голове что-нибудь выдуманное и недействительное*). То есть иметь идеалы.
Феномен шестидесятых выводится из исторической ситуации, которая ему предшествовала: три революции и три войны, всеобщий разор и массовый террор, тяжкий труд и бедный быт. Угроза моральной и физической гибели мобилизовала скрытые ресурсы духа. Через страх и стыд отчуждения заложники века-волкодава познавали ценность настоящих вещей – любви и дружбы, творчества и сотрудничества, верности и вольности. И когда зло ослабло, сознательные граждане с облегчением почувствовали себя просто людьми.
Маловероятно, но возможно, что в тот исторический момент у нас был шанс на лучшее будущее. Однако человеческие слабости оказались сильнее возвышенных представлений – и история сползла в прежнюю колею.
Все социальные эксперименты до сих пор не дали положительного ответа на вопрос о прогрессе. Каждая революция создает больше проблем, чем решает. Значит, если что-то надо менять по существу, то не порядок вещей, а способ существования. Надо как-то преодолеть историческую инерцию и начать человечество заново. А как это сделать, не потеряв в сущности самих себя, бог весть…
11 ноября
А может быть, никакой иной возможности для человека, кроме безнадежного мужества, в природе не предусмотрено. И все наши попытки преодолеть свою умственную ограниченность и метафизическую замкнутость изначально обречены. Не значит ли то, что человек не знает правды, что правды нет и быть не может и не нужна она: что стремление к правде великое заблуждение, что жизнь имеет базисом не истину, а свободную игру и радость*). Так подумал однажды усомнившийся правдоискатель Андрей Платонов, уволенный от службы инженер человеческих душ…
Вечером этого дня пошел снег. Стремительный и сияющий, снег летел из черной бездны небес и покрывал осенний ущерб земли. Снегопад бесшумным фейерверком взрывался в свете фонарей, мерцающими искрами рассеивался в кронах деревьев, нежной пеленой стелился по скверам и тротуарам. Город, преображенный белой магией снега, казался пространством странной игры и потенциалом скрытой радости.
Жизнь – это чудо, не имеющее объяснения в своей очевидности.
12 ноября
Снег стаял, и видимость всего стала безотрадна и безобразна – как действительность, лишенная идеалов. Истощенная природа зябко кутается в ветхое рубище ноября…
13 ноября
И еще о сущности. Медицина не усматривает в человеке отдельной от тела души. Быть может, прав Гораций? – мы созданы из песка и тени **). В час уныния я примеряю к себе эту метафизическую метафору: из песка и тени… Значит, по мере просветления в нас убывает бытие? Тогда становится понятно парадоксальное прозрение одного современного поэта: вокруг наиболее просветленных вещей проступает каемка небытия ***). Может быть, именно потому так безнадежны попытки разума достичь ясности, что свет противопоказан нашим внутренним сумеркам? Тени исчезают в полдень, и потому прекрасный мир Полдня, созданный воображением братьев Стругацких, предназначен для разумных существ, имеющих иную природу…
Вероятно, к тому же образу Горация восходит наше расхожее злословие: из него песок сыплется… Это значит то же самое, но увиденное с другой стороны: уставший от жизни персонаж убывает, теряя вещество существования*). Плоть сущих вещей истлевает в прах, тонкой пылью оседающий в опустошенном пространстве. И от всего человека остается только тень, уходящая в мир теней. В утопическое пространство несбывшихся надежд и потерянных воспоминаний. Все мы там будем…
Ссылка: Своемерные записки на полях календаря - Орловский вестник
Комментариев нет:
Отправить комментарий