Александр ДРАБКИН
Опубликовано в газете Биробиджанер Штерн - 15(14280) 18.04.2012
...Хоронили Бузи Миллера - последнего в нашем городе еврейского писателя.
Он умер зимой 1988-го, и кто-то из присутствующих на похоронах заметил с грустью, что нынешний год высокосный, и свой горький счет он начал именно с Бузи.
Пятьдесят два года прожил он в Биробиджане. Все у него было: и награды, и звания, и должности, и почет. И страдания... Семь лет лагерей. Проклятые годы, о которых Бузи почти ничего не успел (не захотел?) рассказать...
В сорок восьмом сняли Бахмутского, первого секретаря обкома партии. Сняли как "буржуазного националиста". Этой же формулировкой пестрели дела почти всех представителей еврейской интеллигенции Биробиджана: артистов, писателей, журналистов, педагогов, партийных и комсомольских работников.
На "смену" Бахмутскому из Москвы прибыл новый секретарь обкома Симонов. В хабаровском аэропорту его встречал шофер Ефим Борунов, специально командированный из Биробиджана. "Ну что, расхулиганились здесь еврейчики? - была первая фраза Симонова. - Ничего, ничего, мы порядок наведем..."
В первые же месяцы работы нового секретаря во всех обкомовских машинах появились новые чехлы на сиденьях: их сшили из занавеса еврейского театра, за-крытого к тому времени в Биробиджане.
"Расхулиганились еврейчики..." Симонов, конечно же, имел в виду тех самых "буржуазных националистов", которых как-то сразу очень много оказалось в Еврейской автономной области, - ну просто не было от них проходу таким "трезвомыслящим" людям, как, к примеру, Симонов...
Бузи Миллер не подозревал, что вскоре и ему суждено стать "буржуазным националистом". Он, как оказалось, был наивным человеком - "потеряв всякую партийную бдительность", он позволял печатать во вверенной ему газете "Биробиджанер штерн" произведения "буржуазного националиста" Дер Нистера, творчество которого очень любил.
Девятого апреля 1948 года в редакции "Биробиджанер штерн" состоялось собрание, на котором редакторская деятельность коммуниста Миллера получила "должную" оценку. Одно за другим в его адрес звучали обвинения.
…Дер Нистер - буржуазный националист. Так говорят друзья. Так говорит партия. Значит, так на деле и есть. Миллер взял покаянное слово. "Я полностью признаю допущенные мной политические ошибки, выразившиеся в публикации статей Дер Нистера, содержащие элементы буржуазного национализма. Вполне правильно решение обкома партии, наказавшего меня за притупление политической бдительности. В чем же причина допущенных ошибок? Это, прежде всего, преклонение перед Дер Нистером. Мы успокоились тем, что статьи его печатались в "Эйникайт" (газета Еврейского антифашистского комитета - прим.), и поэтому мы их не проверяли. Газета "Биробиджанер штерн" мало подвергалась критике, и это привело к печальным последствиям".
Бузи Миллер был исключен из партии, снят с работы и существовал лишь за счет скудных гонораров, которые удавалось зарабатывать в областных газетах. У него было трое детей - Марик, Софа, Изя, и он, естественно, тяготился неопределенным своим положением. Многие из друзей писателя понимали, что никакой он не националист, и сочувствовали ему, но это их сочувствие было молчаливым, ибо страх заставлял людей не только молчать, но и забывать о таких человеческих качествах, как сочувствие, сострадание, сопереживание.
Ошибка - это не преступление. Искренние и порядочные люди имеют обостренное чувство справедливости. Они знают о существовании подлости, но сами существуют как бы вне ее. Такие часто ходят к вражеским позициям парламентерами, веря в то, что по белому флагу не стреляют, а после, уже умирая, искренне удивляются, увидев, как их кровь расползается пятном по белому полотнищу.
Ошибка - это еще не преступление. Так искренне полагал Миллер, прощаясь с женой Анной Абрамовной перед поездкой в Хабаровск. Он верил, что сумеет объяснить все случившееся в Союзе писателей, верил, что уж там-то его поймут.
Поездка в Хабаровск не состоялась, писателя арестовали...
"Мейлер Бер Срулевич, член ВКП(б) с 1941 года, партбилет № 4260851, 1913 года рождения, еврей, образование высшее, писатель, имеет партийное взыскание - выговор - за допущенную им ошибку буржуазно-националистического характера.
Суть дела: постановление бюро Биробиджанского горкома ВКП(б) от 27 апреля 1949 года. Мейлера за допущенные в своем литературном творчестве националистические ошибки, нежелание признать и исправить эти ошибки из членов ВКП(б) исключить.
Установлено: Мейлер, работая редактором газеты "Биробиджанер штерн", допустил печатание на страницах газеты антисоветских статей буржуазного националиста, космополита Дер Нистера, за что в 1948 году был снят с работы и ему был объявлен выговор. Являясь ответственным секретарем группы писателей Биробиджана, Мейлер не принимал мер для развития в ней большевистской критики и самокритики, очищения ее от имевшей место затхлой нездоровой обстановки, при которой отсутствовала какая-либо борьба против проявления буржуазного еврейского национализма. Мейлер не принял меры для удаления из писательской группы никчемных, националистически настроенных писателей. Неслучайность этих ошибок объясняется тем, что и сам Мейлер заражен буржуазным национализмом, что видно из его произведений - повести "Биробиджан" и пьесы "Он из Биробиджана".
После ареста отца Марик бросил школу и пошел работать на завод металлоизделий. Мама, конечно же, плакала, но что делать: арестован муж, а надо кормить всю троицу на одну скромную зарплату воспитательницы детского сада. Иногда Анна Абрамовна брала Софочку с собой и там, в садике, подкармливала ее. В конце каждой недели мама собирала передачу в тюрьму. Посылки отцу отвозил Марик. Денег на билеты не было, и мальчик осторожно пробирался в поезд, умело прячась от проводников и контролеров...
"Папа будет ждать, - говорила Анна Абрамовна, - он всегда в этот день ждет тебя, сынок. Кто знает, куда его могут отправить завтра? И мы ничем не сможем ему помочь. Ты должен это понимать. Ты уже взрослый..."
Марик понимал. Он действительно был взрослым. Ему было двенадцать.
Следствие по делу Миллера затянулось до 31 мая 1950 года. Это не выходило за рамки уголовно-процессуального кодекса ввиду "особой опасности и сложности" состава преступления. Основная сложность состояла в том, что Борис Израйлевич не только "на протяжении ряда лет среди окружавших его лиц распространял антисоветские националистические взгляды и предоставлял редактируемую им газету буржуазным националистам для публикации антисоветских произведений". Миллер ко всему еще "являлся участником преступной группы лиц".
Стоит ли говорить о том, что этот, второй, факт немало удивил Миллера. Если о своих "буржуазно-националистических ошибках" он узнал в апреле 1948 года и как-то был готов к подобному обвинению, то о преступной группе лиц ему поведали на следствии. Только, Боже упаси, не подумайте, что до ареста он не был знаком с членами "группы", он их всех, конечно, знал. О чем не догадывался наивный, доверчивый человек Борис Израйлевич, так это о том, что все они "преступная группа". Вот в этом его убеждали на следствии до мая 1950 года. Впрочем, должно быть, и остальных членов группы убеждали в том же самом.
Итак, ответственность за совершенное "преступление" с Бузи Миллером поделили: поэтесса Любовь Вассерман, поэт Израиль Гольдвассер, актер еврейского театра Файвиш Аронес, кавалер ордена "Знак Почета" поэт Гессель Рабинков, переводчик радиокомитета Бер Слуцкий, начальник снабжения фабрики им. Димитрова Семен Синявский-Синделевич. pisateli
Каждый из членов "преступной группы" имел солидный перечень "злодеяний". Так, например, Слуцкий, будучи убежденным буржуазным националистом, в 1917-1918 годах сотрудничал с националистической партией "Фарэйниктэ", выступал со статьями против большевистской партии (за что тридцать лет спустя должен был понести наказание). С 1946 года проповедовал "искусственное и насильственное внедрение еврейского языка, культуры и письменности, распространял в печати националистические взгляды об общности и единстве еврейской культуры мира".
Рабинков, Вассерман и Гольдвассер были признаны виновными в том, что "занимались организованной антисоветской деятельностью, направленной против национальной политики Коммунистической партии, советского правительства, на обособление Еврейской автономной области от других областей СССР, подрыв единства и дружбы народов СССР, протаскивая националистические взгляды в своих произведениях".
Чтобы доказать преступный сговор группы, была назначена экспертиза, которая проводилась по материалам, напечатанным в газете "Биробиджанер штерн" в 1944 году. В заключение экспертизы значилось, что газета, которую редактировал Мейлер, он же Миллер, помещала материалы тенденциозные и односторонние, где многие вопросы развития хозяйства и культуры страны освещались главным образом с точки зрения участия в них представителей еврейской национальности. Подчеркивалась необходимость развития еврейской культуры и языка, указывалось, что евреи впервые в истории строят свою автономную государственность. Не освещалась роль других лиц, кроме еврейской национальности, не подчеркивалась роль русского народа как в достижении победы над гитлеровской Германией, так и в мирном строительстве.
Заключение экспертизы явилось солидной основой для обвинения. 31 мая 1950 года особое совещание при МГБ СССР вынесло постановление: всех членов группы по части 11 ст. 58-10 и ст. 58-1 приговорить к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере каждого.
...Лагерь, куда этапировали Миллера из хабаровской тюрьмы, находился в Восточной Сибири, недалеко от станции Чугуевка. Сам Бузи почти никому об этом не рассказывал. Известно лишь, что поначалу он работал на лесоповале и в каменоломне, а незадолго до освобождения стал учителем в лагерной вечерней школе.
Лагерь надломил Бузи, так говорили многие, знавшие его до и после ареста. Так считал и Абрам Гершков, бывший начальник переселенотдела, осужденный на 25 лет как английский шпион. Абрам Анисимович был другом Миллера и, видимо, по этой причине попал в тот же сибирский лагерь.
Но однажды Мишка Страшной, внук Бориса Израйлевича, разбирая после смерти деда его архив, наткнулся на зеленый блокнот и черновик заявления, в котором Миллер в жесткой форме выражал протест против действий администрации лагеря. Миллер не умолял и не просил, он именно требовал права на элементарное уважение к человеческой личности.
Начальнику спецотряда ЛП-06 Шумакову от з. к. Миллера Б.С., 1913 года рождения, осужден особым совещанием на 10 лет по статье 58, п. 10, ч. 2. Начало срока 4.07.1949 г.
Заявление
Возмущен продолжающейся бюрократической практикой осужденного правительством нарочитого задержания жалоб заключенных на имя руководителей партии и правительства. История с моей жалобой на имя первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева ярчайшее тому доказательство. Жалобу эту я опустил в ящик для жалоб на Л.П. еще 5.12.1954 года. Как мне было сообщено в марте, никаких следов от прохождения моей жалобы на Л.П. не осталось. Не вынуть ее не могли. А вынуть и отправить - также не могли. Осталось предположить, что ее переслали в Тайшет (тогда еще жалобы шли через Тайшет.- А.Д.).
Первого апреля сего года я отправил закрытым письмом запрос на имя начальника спецчасти Дерегал ИТЛ Тайшет. Прошло два месяца, ответа не было. 5 июня я вторично отправил запрос по тому же адресу.
Сегодня, 10 июля, я был вызван во 2-ю часть нашего Л.П., где мне дали возможность ознакомиться с вашей резолюцией о моей...
В этом месте заявление обрывается, и мы никогда уже не узнаем об имевшейся резолюции и разговоре Миллера с начальником спецотряда. Но именно этот возмущенный крик из лагерного барака помогает прийти к выводу: нет, лагеря не надломили Миллера - время надломилось, давя под собой миллионы безвинных...
После смерти Сталина в лагере "потеплело". Разрешили читать газеты и журналы, Абраму Гершкову позволили организовать духовой оркестр, и "за колючкой" стали звучать марши и даже вальсы.
Все чаще уходили на волю письма к высоким инстанциям с просьбами о пересмотре дела. Самым удачливым приходили ответы, но такое случалось пока еще редко.
Анна Абрамовна тоже писала. Многие друзья и коллеги мужа, к которым она обращалась за помощью, делали вид, что не получали ее писем. Многие, но не все. Первого сентября 1955 года пришел ответ от Эммануила Казакевича. "Уважаемая Анна Абрамовна, - писал Казакевич, - я получил письмо Бузи. Разумеется, предприму все, что смогу, т. е. поговорю с А. А. Сурковым и с К. М. Симоновым. Скажу им, что знал Бузю с 1929 по 1938 год и ни капельки не сомневаюсь в его советском мировоззрении. Желаю вам всего наилучшего, надеюсь на изменения в судьбе Бузи".
Бузи Миллер, печатавший в "Биробиджанер штерн" произведения "космополита" Дер Нистера, не мог, конечно, в тайшетском своем лагере слышать автоматную очередь, оборвавшую в августе 1952-го жизнь этого прекрасного писателя, а также жизни Льва Квитко, Переца Маркиша, Ицика Фефера, Давида Гофштейна и других деятелей советской еврейской культуры... Такая нелепая, мучительно жестокая участь старших товарищей по перу до конца жизни будет беспокоить писателя, заставляя его словно не пером на бумаге, а зубилом на могильных плитах высекать строки:
Бузи Миллер вернулся домой весной 1956-го. Он вернулся в город, который никогда не был для него пунктом очередной творческой командировки. Вернулся в Биробиджан, который спустя тридцать два года будет прощаться с писателем в городском Дворце культуры и назовет одну из своих улиц его, Миллера, именем. Он вернулся в город, где выросли его дети. Вернулся писателем и коммунистом, который простил время и простил молчавших в то время и друзей. До последних дней жизни он работал: помогал молодым журналистам "Биробиджанер штерн", молодым писателям. А буквально за неделю до смерти опубликовал в газете поэму на идише "В перестройке сердца", которую читатели в разных городах страны назвали первым в советской еврейской литературе словом о культе личности.
Этой поэмой Миллер не только отчитался перед временем, но и потребовал у него отчета. Он имел на это право. Его старый друг Борис Самойлович Тенцер говорил, что в эту поэму Бузи Миллер вложил остатки своей жизни.
Думаю, что это немного не так. Миллер вложил в нее всю свою жизнь. Без остатка.
Александр ДРАБКИН (из сборника "Колючая правда") Печатается в сокращении
Опубликовано в газете Биробиджанер Штерн - 15(14280) 18.04.2012
...Хоронили Бузи Миллера - последнего в нашем городе еврейского писателя.
Он умер зимой 1988-го, и кто-то из присутствующих на похоронах заметил с грустью, что нынешний год высокосный, и свой горький счет он начал именно с Бузи.
Пятьдесят два года прожил он в Биробиджане. Все у него было: и награды, и звания, и должности, и почет. И страдания... Семь лет лагерей. Проклятые годы, о которых Бузи почти ничего не успел (не захотел?) рассказать...
В сорок восьмом сняли Бахмутского, первого секретаря обкома партии. Сняли как "буржуазного националиста". Этой же формулировкой пестрели дела почти всех представителей еврейской интеллигенции Биробиджана: артистов, писателей, журналистов, педагогов, партийных и комсомольских работников.
На "смену" Бахмутскому из Москвы прибыл новый секретарь обкома Симонов. В хабаровском аэропорту его встречал шофер Ефим Борунов, специально командированный из Биробиджана. "Ну что, расхулиганились здесь еврейчики? - была первая фраза Симонова. - Ничего, ничего, мы порядок наведем..."
В первые же месяцы работы нового секретаря во всех обкомовских машинах появились новые чехлы на сиденьях: их сшили из занавеса еврейского театра, за-крытого к тому времени в Биробиджане.
"Расхулиганились еврейчики..." Симонов, конечно же, имел в виду тех самых "буржуазных националистов", которых как-то сразу очень много оказалось в Еврейской автономной области, - ну просто не было от них проходу таким "трезвомыслящим" людям, как, к примеру, Симонов...
Бузи Миллер не подозревал, что вскоре и ему суждено стать "буржуазным националистом". Он, как оказалось, был наивным человеком - "потеряв всякую партийную бдительность", он позволял печатать во вверенной ему газете "Биробиджанер штерн" произведения "буржуазного националиста" Дер Нистера, творчество которого очень любил.
Девятого апреля 1948 года в редакции "Биробиджанер штерн" состоялось собрание, на котором редакторская деятельность коммуниста Миллера получила "должную" оценку. Одно за другим в его адрес звучали обвинения.
…Дер Нистер - буржуазный националист. Так говорят друзья. Так говорит партия. Значит, так на деле и есть. Миллер взял покаянное слово. "Я полностью признаю допущенные мной политические ошибки, выразившиеся в публикации статей Дер Нистера, содержащие элементы буржуазного национализма. Вполне правильно решение обкома партии, наказавшего меня за притупление политической бдительности. В чем же причина допущенных ошибок? Это, прежде всего, преклонение перед Дер Нистером. Мы успокоились тем, что статьи его печатались в "Эйникайт" (газета Еврейского антифашистского комитета - прим.), и поэтому мы их не проверяли. Газета "Биробиджанер штерн" мало подвергалась критике, и это привело к печальным последствиям".
Бузи Миллер был исключен из партии, снят с работы и существовал лишь за счет скудных гонораров, которые удавалось зарабатывать в областных газетах. У него было трое детей - Марик, Софа, Изя, и он, естественно, тяготился неопределенным своим положением. Многие из друзей писателя понимали, что никакой он не националист, и сочувствовали ему, но это их сочувствие было молчаливым, ибо страх заставлял людей не только молчать, но и забывать о таких человеческих качествах, как сочувствие, сострадание, сопереживание.
Ошибка - это не преступление. Искренние и порядочные люди имеют обостренное чувство справедливости. Они знают о существовании подлости, но сами существуют как бы вне ее. Такие часто ходят к вражеским позициям парламентерами, веря в то, что по белому флагу не стреляют, а после, уже умирая, искренне удивляются, увидев, как их кровь расползается пятном по белому полотнищу.
Ошибка - это еще не преступление. Так искренне полагал Миллер, прощаясь с женой Анной Абрамовной перед поездкой в Хабаровск. Он верил, что сумеет объяснить все случившееся в Союзе писателей, верил, что уж там-то его поймут.
Поездка в Хабаровск не состоялась, писателя арестовали...
"Мейлер Бер Срулевич, член ВКП(б) с 1941 года, партбилет № 4260851, 1913 года рождения, еврей, образование высшее, писатель, имеет партийное взыскание - выговор - за допущенную им ошибку буржуазно-националистического характера.
Суть дела: постановление бюро Биробиджанского горкома ВКП(б) от 27 апреля 1949 года. Мейлера за допущенные в своем литературном творчестве националистические ошибки, нежелание признать и исправить эти ошибки из членов ВКП(б) исключить.
Установлено: Мейлер, работая редактором газеты "Биробиджанер штерн", допустил печатание на страницах газеты антисоветских статей буржуазного националиста, космополита Дер Нистера, за что в 1948 году был снят с работы и ему был объявлен выговор. Являясь ответственным секретарем группы писателей Биробиджана, Мейлер не принимал мер для развития в ней большевистской критики и самокритики, очищения ее от имевшей место затхлой нездоровой обстановки, при которой отсутствовала какая-либо борьба против проявления буржуазного еврейского национализма. Мейлер не принял меры для удаления из писательской группы никчемных, националистически настроенных писателей. Неслучайность этих ошибок объясняется тем, что и сам Мейлер заражен буржуазным национализмом, что видно из его произведений - повести "Биробиджан" и пьесы "Он из Биробиджана".
После ареста отца Марик бросил школу и пошел работать на завод металлоизделий. Мама, конечно же, плакала, но что делать: арестован муж, а надо кормить всю троицу на одну скромную зарплату воспитательницы детского сада. Иногда Анна Абрамовна брала Софочку с собой и там, в садике, подкармливала ее. В конце каждой недели мама собирала передачу в тюрьму. Посылки отцу отвозил Марик. Денег на билеты не было, и мальчик осторожно пробирался в поезд, умело прячась от проводников и контролеров...
"Папа будет ждать, - говорила Анна Абрамовна, - он всегда в этот день ждет тебя, сынок. Кто знает, куда его могут отправить завтра? И мы ничем не сможем ему помочь. Ты должен это понимать. Ты уже взрослый..."
Марик понимал. Он действительно был взрослым. Ему было двенадцать.
Следствие по делу Миллера затянулось до 31 мая 1950 года. Это не выходило за рамки уголовно-процессуального кодекса ввиду "особой опасности и сложности" состава преступления. Основная сложность состояла в том, что Борис Израйлевич не только "на протяжении ряда лет среди окружавших его лиц распространял антисоветские националистические взгляды и предоставлял редактируемую им газету буржуазным националистам для публикации антисоветских произведений". Миллер ко всему еще "являлся участником преступной группы лиц".
Стоит ли говорить о том, что этот, второй, факт немало удивил Миллера. Если о своих "буржуазно-националистических ошибках" он узнал в апреле 1948 года и как-то был готов к подобному обвинению, то о преступной группе лиц ему поведали на следствии. Только, Боже упаси, не подумайте, что до ареста он не был знаком с членами "группы", он их всех, конечно, знал. О чем не догадывался наивный, доверчивый человек Борис Израйлевич, так это о том, что все они "преступная группа". Вот в этом его убеждали на следствии до мая 1950 года. Впрочем, должно быть, и остальных членов группы убеждали в том же самом.
Итак, ответственность за совершенное "преступление" с Бузи Миллером поделили: поэтесса Любовь Вассерман, поэт Израиль Гольдвассер, актер еврейского театра Файвиш Аронес, кавалер ордена "Знак Почета" поэт Гессель Рабинков, переводчик радиокомитета Бер Слуцкий, начальник снабжения фабрики им. Димитрова Семен Синявский-Синделевич. pisateli
Каждый из членов "преступной группы" имел солидный перечень "злодеяний". Так, например, Слуцкий, будучи убежденным буржуазным националистом, в 1917-1918 годах сотрудничал с националистической партией "Фарэйниктэ", выступал со статьями против большевистской партии (за что тридцать лет спустя должен был понести наказание). С 1946 года проповедовал "искусственное и насильственное внедрение еврейского языка, культуры и письменности, распространял в печати националистические взгляды об общности и единстве еврейской культуры мира".
Рабинков, Вассерман и Гольдвассер были признаны виновными в том, что "занимались организованной антисоветской деятельностью, направленной против национальной политики Коммунистической партии, советского правительства, на обособление Еврейской автономной области от других областей СССР, подрыв единства и дружбы народов СССР, протаскивая националистические взгляды в своих произведениях".
Чтобы доказать преступный сговор группы, была назначена экспертиза, которая проводилась по материалам, напечатанным в газете "Биробиджанер штерн" в 1944 году. В заключение экспертизы значилось, что газета, которую редактировал Мейлер, он же Миллер, помещала материалы тенденциозные и односторонние, где многие вопросы развития хозяйства и культуры страны освещались главным образом с точки зрения участия в них представителей еврейской национальности. Подчеркивалась необходимость развития еврейской культуры и языка, указывалось, что евреи впервые в истории строят свою автономную государственность. Не освещалась роль других лиц, кроме еврейской национальности, не подчеркивалась роль русского народа как в достижении победы над гитлеровской Германией, так и в мирном строительстве.
Заключение экспертизы явилось солидной основой для обвинения. 31 мая 1950 года особое совещание при МГБ СССР вынесло постановление: всех членов группы по части 11 ст. 58-10 и ст. 58-1 приговорить к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере каждого.
...Лагерь, куда этапировали Миллера из хабаровской тюрьмы, находился в Восточной Сибири, недалеко от станции Чугуевка. Сам Бузи почти никому об этом не рассказывал. Известно лишь, что поначалу он работал на лесоповале и в каменоломне, а незадолго до освобождения стал учителем в лагерной вечерней школе.
Лагерь надломил Бузи, так говорили многие, знавшие его до и после ареста. Так считал и Абрам Гершков, бывший начальник переселенотдела, осужденный на 25 лет как английский шпион. Абрам Анисимович был другом Миллера и, видимо, по этой причине попал в тот же сибирский лагерь.
Но однажды Мишка Страшной, внук Бориса Израйлевича, разбирая после смерти деда его архив, наткнулся на зеленый блокнот и черновик заявления, в котором Миллер в жесткой форме выражал протест против действий администрации лагеря. Миллер не умолял и не просил, он именно требовал права на элементарное уважение к человеческой личности.
Начальнику спецотряда ЛП-06 Шумакову от з. к. Миллера Б.С., 1913 года рождения, осужден особым совещанием на 10 лет по статье 58, п. 10, ч. 2. Начало срока 4.07.1949 г.
Заявление
Возмущен продолжающейся бюрократической практикой осужденного правительством нарочитого задержания жалоб заключенных на имя руководителей партии и правительства. История с моей жалобой на имя первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева ярчайшее тому доказательство. Жалобу эту я опустил в ящик для жалоб на Л.П. еще 5.12.1954 года. Как мне было сообщено в марте, никаких следов от прохождения моей жалобы на Л.П. не осталось. Не вынуть ее не могли. А вынуть и отправить - также не могли. Осталось предположить, что ее переслали в Тайшет (тогда еще жалобы шли через Тайшет.- А.Д.).
Первого апреля сего года я отправил закрытым письмом запрос на имя начальника спецчасти Дерегал ИТЛ Тайшет. Прошло два месяца, ответа не было. 5 июня я вторично отправил запрос по тому же адресу.
Сегодня, 10 июля, я был вызван во 2-ю часть нашего Л.П., где мне дали возможность ознакомиться с вашей резолюцией о моей...
В этом месте заявление обрывается, и мы никогда уже не узнаем об имевшейся резолюции и разговоре Миллера с начальником спецотряда. Но именно этот возмущенный крик из лагерного барака помогает прийти к выводу: нет, лагеря не надломили Миллера - время надломилось, давя под собой миллионы безвинных...
После смерти Сталина в лагере "потеплело". Разрешили читать газеты и журналы, Абраму Гершкову позволили организовать духовой оркестр, и "за колючкой" стали звучать марши и даже вальсы.
Все чаще уходили на волю письма к высоким инстанциям с просьбами о пересмотре дела. Самым удачливым приходили ответы, но такое случалось пока еще редко.
Анна Абрамовна тоже писала. Многие друзья и коллеги мужа, к которым она обращалась за помощью, делали вид, что не получали ее писем. Многие, но не все. Первого сентября 1955 года пришел ответ от Эммануила Казакевича. "Уважаемая Анна Абрамовна, - писал Казакевич, - я получил письмо Бузи. Разумеется, предприму все, что смогу, т. е. поговорю с А. А. Сурковым и с К. М. Симоновым. Скажу им, что знал Бузю с 1929 по 1938 год и ни капельки не сомневаюсь в его советском мировоззрении. Желаю вам всего наилучшего, надеюсь на изменения в судьбе Бузи".
Бузи Миллер, печатавший в "Биробиджанер штерн" произведения "космополита" Дер Нистера, не мог, конечно, в тайшетском своем лагере слышать автоматную очередь, оборвавшую в августе 1952-го жизнь этого прекрасного писателя, а также жизни Льва Квитко, Переца Маркиша, Ицика Фефера, Давида Гофштейна и других деятелей советской еврейской культуры... Такая нелепая, мучительно жестокая участь старших товарищей по перу до конца жизни будет беспокоить писателя, заставляя его словно не пером на бумаге, а зубилом на могильных плитах высекать строки:
Любимые мои, родные,
Друзья и кровные братья.
Мне кажется, что и поныне
Вы окликаете меня.
Кто молод,
Уж не станет старше.
А список полнится: в черед
И Лев Квитко, и Перец Маркиш,
Кульбак, Кушниров, Аксельрод.
Друзья и кровные братья.
Мне кажется, что и поныне
Вы окликаете меня.
Кто молод,
Уж не станет старше.
А список полнится: в черед
И Лев Квитко, и Перец Маркиш,
Кульбак, Кушниров, Аксельрод.
Бузи Миллер вернулся домой весной 1956-го. Он вернулся в город, который никогда не был для него пунктом очередной творческой командировки. Вернулся в Биробиджан, который спустя тридцать два года будет прощаться с писателем в городском Дворце культуры и назовет одну из своих улиц его, Миллера, именем. Он вернулся в город, где выросли его дети. Вернулся писателем и коммунистом, который простил время и простил молчавших в то время и друзей. До последних дней жизни он работал: помогал молодым журналистам "Биробиджанер штерн", молодым писателям. А буквально за неделю до смерти опубликовал в газете поэму на идише "В перестройке сердца", которую читатели в разных городах страны назвали первым в советской еврейской литературе словом о культе личности.
Этой поэмой Миллер не только отчитался перед временем, но и потребовал у него отчета. Он имел на это право. Его старый друг Борис Самойлович Тенцер говорил, что в эту поэму Бузи Миллер вложил остатки своей жизни.
Думаю, что это немного не так. Миллер вложил в нее всю свою жизнь. Без остатка.
Из края в край
привет ко мне спешил.
Нас время воспитало
очень строго.
И ту суровость
мы возьмем в дорогу,
она не раз нам помогала жить.
привет ко мне спешил.
Нас время воспитало
очень строго.
И ту суровость
мы возьмем в дорогу,
она не раз нам помогала жить.
Александр ДРАБКИН (из сборника "Колючая правда") Печатается в сокращении
Комментариев нет:
Отправить комментарий