Вера САМРИНА,
Абакан — Минусинск — Абакан
Опубликовано в газете Хакасия № 96 (22203) от 26 мая 2012
Правление Хакасского республиканского общества “Мемориал” организовало поездку в Минусинск для родственников жертв политических репрессий 1930-х годов.
Они посетили место массового захоронения тех, кого в настоянные на страхе и подлости времена называли “врагами народа”.
“Пешком следовать может”
Но прежде хакасская делегация побывала в минусинской тюрьме. Наши деды и отцы, обвинявшиеся в буржуазном национализме и прочей “контрреволюции”, содержались именно там. Как это было, сегодня трудно представить — никаких примет того времени нынешнее СИЗО-2 не сохранило. Даже музей учреждения, построенного ровно сто лет назад как уездный исправительно-трудовой дом, совсем о немногом поведал. О том, что прежде узилище было трех-этажным, отапливалось из коридоров 12 печами. Что люди содержались в 33 общих и 15 одиночных камерах. И что тюрьма имела четыре внутренних и два наружных поста, а ее каменная ограда в высоту достигала 4,2 метра. Многих оттуда водили на допросы в Абакан.
Изнурен не изнурен, болен не болен — шагай. О такой практике красноречиво свидетельствуют, например, акты врачебно-контрольной комиссии из дела “контрреволюционеров” аскизского колхоза “1 Мая”: Состояние здоровья Топоевой Прасковьи: страдает малокровием и катаром желудка. Медзаключение: “Пешком следовать может”. Состояние здоровья Топоева Апчаха: болеет миокардом, эмфиземой легких. Заключение: “Пешком следовать может”.
Дорогой, хоженой неграмотными колхозниками 1933 года, пришлось пройти в 1937 — 1938 годах практически всей политической элите молодой автономии. В том числе и Михаилу Торосову, председателю Хакасского облисполкома, Роману Кызласову, возглавлявшему Хакоблпотребсоюз, Александру Аргудаеву, руководившему Абаканским горсоветом. Спустя многие годы бесконечно тягостные километры — в который уже раз, с неизбывной болью в сердце — преодолели их пожилые дочери.
Одна из них — известный врач-ветеран Клара Кызласова — вспоминает:
— Отца водили к следователю в Абакан, а потом измученного пытками (чего стоили 14 часов “выстойки”!) отправляли обратно. Мама, как и жены других “врагов народа”, ходила в Минусинск, зимой по льду реки возила на санках передачи, на морозе стояла у проходной тюрьмы. Я хорошо помню, как она возвращалась домой усталая, перемерзшая, иногда с непринятой передачей.
Однажды отцу разрешили написать письмо, и он попросил маму привезти старый полушубок (“новая дошка вся расползлась”). Объяснил, почему больших передач делать не надо: “хранить негде”, “много вещей с собой таскать невозможно, это лишняя обуза в условиях тюрьмы”. А летом 1938 года с освободившимся парнишкой-хакасом отправил назад полушубок. Через два года мама взялась перешивать его брату и, распарывая, нашла заделанные в шов листки папиросной бумаги. “Когда будет конец моим мучениям, не знаю, — писал отец. — Я не виноват, никогда не был врагом народа. Не забывайте меня...” Его уже не было в живых, а мы и не знали...
Эти скорострельные дела по 58-й
Романа Афанасьевича Кызласова расстреляли 21 июля 1938 года в Красноярске. Чуть раньше, 13 июля, там же был казнен его друг Михаил Григорьевич Торосов. Тот черный июль унес жизни десятков партийных, советских, хозяйственных работников Хакасии. К высшей мере наказания их приговорила выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР, опозорившаяся “корректировкой” обвинительных заключений.
И уж совсем не церемонились с рассмотрением дел по 58-й статье тройки УНКВД. На заседания обвиняемых не вызывали, их судьба решалась после одного-двух допросов. Постановления тройки обреченным объявляли перед расстрелом. Казнили их в Абакане, но гораздо чаще в Минусинске. В сосновом бору, совсем недалеко от тюрьмы.
Туда и прибыла наша делегация, чтобы почтить память безвинно погибших отцов и дедов. С тех пор, как на окраине бора минусинцы установили памятник павшим (а было это в 1992 году), представители хакасского “Мемориала” там регулярно бывают. На этот раз в путь-дорогу с Кларой Романовной Кызласовой, Кларой Михайловной Шаламовой (Торосовой), Тамарой Александровной Окуневой (Аргудаевой), чье детство закончилось ровно в тот миг, когда арестовали их отцов, и другими общественниками отправились и новички.
Это кажется невероятным, но есть люди, которые совсем недавно узнали правду о судьбе своих родных. Например, абаканка Нина Сухотенко лишь в прошлом году в Книге памяти жертв политических репрессий Хакасии прочитала, что ее отец Куй Ван, обвиненный в контрреволюционной деятельности, был расстрелян в 1938 году.
— Папа, китаец, работал фотографом на руднике Коммунар, — рассказывает Нина Александровна. — Когда его забрали, мне было четыре года. Потом умерла мама, и мы с младшей сестрой остались у бабушки. В 1959-м она стала хлопотать, в ответ на свой запрос получила справку о смерти отца: якобы он в лагере умер от плеврита в 1944-м. А его же в тридцать восьмом расстреляли. Почему раньше об этом я не узнавала? Страх сковывал. В детстве натерпелись — и потом я уже всю жизнь боялась. Даже в девяностые годы, заполняя документы для поездки за границу, в графе “отец” делала прочерк. И только сейчас страх стал отпускать...
Немногое знает о судьбе своего деда и Любовь Чульжанова, приехавшая в Минусинск уже с собственной внучкой. Только нынешней зимой в их семью попала все та же Книга памяти, где черным по белому: Абросимов Иннокентий Александрович 21 апреля 1931 года за участие в котрреволюционной организации приговорен тройкой ПП ОГПУ к расстрелу. Реабилитирован в 1998-м. По рассказам дочери, Веры Иннокентьевны, он,
перевозивший почту на лошадях из Арбатов в Таштып, однажды был ограблен местной бандой. “Об этом отец заявил в Таштыпе, поехали искать — и ничего и никого не нашли. Немного погодя его и еще работника сельсовета арестовали. С тех пор отца мы потеряли навсегда”.
На окраине старого бора
Где он похоронен? Где нашли последний приют многие другие незаконно репрессированные?.. Зачастую потомкам это неизвестно, и они по зову сердца приходят к минусинскому памятнику жертвам сталинского режима, возлагают цветы, зажигают поминальные свечи...
По данным Николая Степановича Абдина, основателя и многолетнего руководителя хакасского “Мемориала”, в период “большого террора”, длившегося с сентября 1937-го по октябрь 1938 года, в бору расстреляны и похоронены без малого две тысячи наших земляков. Черная работа велась под покровом тьмы — с 19 — 20 часов до 3 — 5 утра. Дни же казней, “видимо, устанавливались руководством Минусинского оперсектора и Хакасского УНКВД в зависимости от выполнения установленных “контрольных цифр” расстрелов по Красноярскому краю. В Минусинске приговоры в отношении жителей Хакасии приводили в исполнение сотрудники Хакасского УНКВД, так как каждый должен казнить своих “врагов”.
Красноярское общество “Мемориал” три с лишним года назад сообщило о рассекреченных списках расстрелянных* в 1929 — 1953 годах в крае (куда входила и Хакасия). За последние четыре месяца 1937 года в Минусинске было казнено 1472 человека, а в 1938-м — 2107. Это были честные люди — впоследствии они признаны жертвами политических репрессий и реабилитированы. (Для сравнения: в названный период ликвидировали 50 уголовников.)
Из жуткого ряда цифр и дат, характеризующих обороты машины репрессий 1937-го (“в декабре расстрелы происходили 6, 8, 9, 12, 15, 16, 17, 23, 31-го числа”), память выхватывает вот что: “в ночь с 8 на 9 декабря было истреблено 222 человека”. Один из 222 — мой дед Николай Васильевич Коков. Уроженец Усть-Фыркала, интеллигент и умница, по состряпанному делу обвиненный в том, что “якобы являлся главой повстанческой дружины контрреволюционного офицерско-белогвардейского заговора”. Постановление тройки УНКВД о его расстреле, как в свое время подтвердили в УКГБ СССР по Красноярскому краю, “приведено в исполнение 8 декабря 1937 года в Минусинске”.
Ох, как же душно на твоем свежем ветру, бор!..
Юрий КОЧЕРГИН, председатель Хакасского республиканского общества “Мемориал”:
— 1937 — 1938 годы вошли в историю нашей страны как период “большого террора”. И в год, когда исполняется 75 лет со дня начала массовых репрессий по политическим мотивам, мы проводим мероприятия, посвященные этой печальной дате, точнее, — всем жертвам государственного террора.
Абакан — Минусинск — Абакан
Опубликовано в газете Хакасия № 96 (22203) от 26 мая 2012
Правление Хакасского республиканского общества “Мемориал” организовало поездку в Минусинск для родственников жертв политических репрессий 1930-х годов.
Они посетили место массового захоронения тех, кого в настоянные на страхе и подлости времена называли “врагами народа”.
“Пешком следовать может”
Но прежде хакасская делегация побывала в минусинской тюрьме. Наши деды и отцы, обвинявшиеся в буржуазном национализме и прочей “контрреволюции”, содержались именно там. Как это было, сегодня трудно представить — никаких примет того времени нынешнее СИЗО-2 не сохранило. Даже музей учреждения, построенного ровно сто лет назад как уездный исправительно-трудовой дом, совсем о немногом поведал. О том, что прежде узилище было трех-этажным, отапливалось из коридоров 12 печами. Что люди содержались в 33 общих и 15 одиночных камерах. И что тюрьма имела четыре внутренних и два наружных поста, а ее каменная ограда в высоту достигала 4,2 метра. Многих оттуда водили на допросы в Абакан.
Изнурен не изнурен, болен не болен — шагай. О такой практике красноречиво свидетельствуют, например, акты врачебно-контрольной комиссии из дела “контрреволюционеров” аскизского колхоза “1 Мая”: Состояние здоровья Топоевой Прасковьи: страдает малокровием и катаром желудка. Медзаключение: “Пешком следовать может”. Состояние здоровья Топоева Апчаха: болеет миокардом, эмфиземой легких. Заключение: “Пешком следовать может”.
Дорогой, хоженой неграмотными колхозниками 1933 года, пришлось пройти в 1937 — 1938 годах практически всей политической элите молодой автономии. В том числе и Михаилу Торосову, председателю Хакасского облисполкома, Роману Кызласову, возглавлявшему Хакоблпотребсоюз, Александру Аргудаеву, руководившему Абаканским горсоветом. Спустя многие годы бесконечно тягостные километры — в который уже раз, с неизбывной болью в сердце — преодолели их пожилые дочери.
Одна из них — известный врач-ветеран Клара Кызласова — вспоминает:
— Отца водили к следователю в Абакан, а потом измученного пытками (чего стоили 14 часов “выстойки”!) отправляли обратно. Мама, как и жены других “врагов народа”, ходила в Минусинск, зимой по льду реки возила на санках передачи, на морозе стояла у проходной тюрьмы. Я хорошо помню, как она возвращалась домой усталая, перемерзшая, иногда с непринятой передачей.
Однажды отцу разрешили написать письмо, и он попросил маму привезти старый полушубок (“новая дошка вся расползлась”). Объяснил, почему больших передач делать не надо: “хранить негде”, “много вещей с собой таскать невозможно, это лишняя обуза в условиях тюрьмы”. А летом 1938 года с освободившимся парнишкой-хакасом отправил назад полушубок. Через два года мама взялась перешивать его брату и, распарывая, нашла заделанные в шов листки папиросной бумаги. “Когда будет конец моим мучениям, не знаю, — писал отец. — Я не виноват, никогда не был врагом народа. Не забывайте меня...” Его уже не было в живых, а мы и не знали...
Эти скорострельные дела по 58-й
Романа Афанасьевича Кызласова расстреляли 21 июля 1938 года в Красноярске. Чуть раньше, 13 июля, там же был казнен его друг Михаил Григорьевич Торосов. Тот черный июль унес жизни десятков партийных, советских, хозяйственных работников Хакасии. К высшей мере наказания их приговорила выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР, опозорившаяся “корректировкой” обвинительных заключений.
И уж совсем не церемонились с рассмотрением дел по 58-й статье тройки УНКВД. На заседания обвиняемых не вызывали, их судьба решалась после одного-двух допросов. Постановления тройки обреченным объявляли перед расстрелом. Казнили их в Абакане, но гораздо чаще в Минусинске. В сосновом бору, совсем недалеко от тюрьмы.
Туда и прибыла наша делегация, чтобы почтить память безвинно погибших отцов и дедов. С тех пор, как на окраине бора минусинцы установили памятник павшим (а было это в 1992 году), представители хакасского “Мемориала” там регулярно бывают. На этот раз в путь-дорогу с Кларой Романовной Кызласовой, Кларой Михайловной Шаламовой (Торосовой), Тамарой Александровной Окуневой (Аргудаевой), чье детство закончилось ровно в тот миг, когда арестовали их отцов, и другими общественниками отправились и новички.
Это кажется невероятным, но есть люди, которые совсем недавно узнали правду о судьбе своих родных. Например, абаканка Нина Сухотенко лишь в прошлом году в Книге памяти жертв политических репрессий Хакасии прочитала, что ее отец Куй Ван, обвиненный в контрреволюционной деятельности, был расстрелян в 1938 году.
— Папа, китаец, работал фотографом на руднике Коммунар, — рассказывает Нина Александровна. — Когда его забрали, мне было четыре года. Потом умерла мама, и мы с младшей сестрой остались у бабушки. В 1959-м она стала хлопотать, в ответ на свой запрос получила справку о смерти отца: якобы он в лагере умер от плеврита в 1944-м. А его же в тридцать восьмом расстреляли. Почему раньше об этом я не узнавала? Страх сковывал. В детстве натерпелись — и потом я уже всю жизнь боялась. Даже в девяностые годы, заполняя документы для поездки за границу, в графе “отец” делала прочерк. И только сейчас страх стал отпускать...
Немногое знает о судьбе своего деда и Любовь Чульжанова, приехавшая в Минусинск уже с собственной внучкой. Только нынешней зимой в их семью попала все та же Книга памяти, где черным по белому: Абросимов Иннокентий Александрович 21 апреля 1931 года за участие в котрреволюционной организации приговорен тройкой ПП ОГПУ к расстрелу. Реабилитирован в 1998-м. По рассказам дочери, Веры Иннокентьевны, он,
перевозивший почту на лошадях из Арбатов в Таштып, однажды был ограблен местной бандой. “Об этом отец заявил в Таштыпе, поехали искать — и ничего и никого не нашли. Немного погодя его и еще работника сельсовета арестовали. С тех пор отца мы потеряли навсегда”.
На окраине старого бора
Где он похоронен? Где нашли последний приют многие другие незаконно репрессированные?.. Зачастую потомкам это неизвестно, и они по зову сердца приходят к минусинскому памятнику жертвам сталинского режима, возлагают цветы, зажигают поминальные свечи...
По данным Николая Степановича Абдина, основателя и многолетнего руководителя хакасского “Мемориала”, в период “большого террора”, длившегося с сентября 1937-го по октябрь 1938 года, в бору расстреляны и похоронены без малого две тысячи наших земляков. Черная работа велась под покровом тьмы — с 19 — 20 часов до 3 — 5 утра. Дни же казней, “видимо, устанавливались руководством Минусинского оперсектора и Хакасского УНКВД в зависимости от выполнения установленных “контрольных цифр” расстрелов по Красноярскому краю. В Минусинске приговоры в отношении жителей Хакасии приводили в исполнение сотрудники Хакасского УНКВД, так как каждый должен казнить своих “врагов”.
Красноярское общество “Мемориал” три с лишним года назад сообщило о рассекреченных списках расстрелянных* в 1929 — 1953 годах в крае (куда входила и Хакасия). За последние четыре месяца 1937 года в Минусинске было казнено 1472 человека, а в 1938-м — 2107. Это были честные люди — впоследствии они признаны жертвами политических репрессий и реабилитированы. (Для сравнения: в названный период ликвидировали 50 уголовников.)
Из жуткого ряда цифр и дат, характеризующих обороты машины репрессий 1937-го (“в декабре расстрелы происходили 6, 8, 9, 12, 15, 16, 17, 23, 31-го числа”), память выхватывает вот что: “в ночь с 8 на 9 декабря было истреблено 222 человека”. Один из 222 — мой дед Николай Васильевич Коков. Уроженец Усть-Фыркала, интеллигент и умница, по состряпанному делу обвиненный в том, что “якобы являлся главой повстанческой дружины контрреволюционного офицерско-белогвардейского заговора”. Постановление тройки УНКВД о его расстреле, как в свое время подтвердили в УКГБ СССР по Красноярскому краю, “приведено в исполнение 8 декабря 1937 года в Минусинске”.
Ох, как же душно на твоем свежем ветру, бор!..
Юрий КОЧЕРГИН, председатель Хакасского республиканского общества “Мемориал”:
— 1937 — 1938 годы вошли в историю нашей страны как период “большого террора”. И в год, когда исполняется 75 лет со дня начала массовых репрессий по политическим мотивам, мы проводим мероприятия, посвященные этой печальной дате, точнее, — всем жертвам государственного террора.
Комментариев нет:
Отправить комментарий