Эльвира Горюхина
03.05.2011
Ссылка: Что с нами действительно случилось? - Новая газета
03.05.2011
Наконец-то издан писатель-лагерник, которого многие называют продолжателем Льва Толстого
 Георгий Демидов   Сын Александра Николаевича Яковлева Анатолий  Дочь писателя Демидова Валентина Георгиевна |
Ранним утром 20 августа 1980 года в пяти городах по семи адресам изъяли архив писателя Георгия Демидова. Сгорел и дачный сарай, в котором хранились черновики. Уверенный в том, что ни одной строчки на этом свете не осталось и то, ради чего он поклялся непременно выжить, погибло, писатель погрузился в депрессивное состояние.
— Начался уход Демидова из жизни, — говорит дочь Демидова Валентина Георгиевна.
Месяца за два до смерти он смотрел «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Смотрел трижды. Был потрясен. Ему показалось, что можно сделать попытку вернуть утраченное.
Демидов умер 19 февраля 1987 года. (Ах, это чертово 19 февраля. В этот день в 1929 году случился первый арест Варлама Шаламова). В июне 1987 года в харьковском доме дочери писателя раздался звонок.
— Вы меня не узнаете? — учтиво вопрошал мужской голос.
— Узнаю, — сказала дочь Демидова, — вы в моем доме вершили обыск.
Звонивший гэбэшник известил Валентину Георгиевну о возвращении архива писателя. А теперь, читатель, внимание: из архива исчезли главы, посвященные Голодомору. Гэбэшник и не скрывал: «С лагерями все ясно, а вот Голодомор…»
Она знала, кому обязана этим звонком. Тогдашнему секретарю ЦК Александру Яковлеву. Дело оставалось за «малым» — известить страну о писателе Георгии Демидове. В течение последних трех лет вышли все произведения писателя о российском «Освенциме без печей» (такое определение ГУЛАГу дал Демидов, за что и схлопотал новый срок).
Три книги вышли в издательстве «Возвращение».
Теперь мы знаем: у нас есть не только еще одно свидетельство о Колыме. У нас есть писатель Георгий Демидов. Путь его к читателю был долгим и драматичным, как и сама судьба.
В Москве состоялись Дни Георгия Демидова. Один прошел в «Русском зарубежье» — это была презентация третьей книги Демидова «Любовь за колючей проволокой». Совместное мероприятие общества бывших узников ГУЛАГа «Возвращение» и Музея Льва Толстого. Второй был посвящен фильму Светланы Быченко «Житие интеллигента Георгия Демидова» (Сахаровский центр).
Это были удивительные дни. Миру возвращено имя писателя.
К счастью, еще живы люди, которые знали его.
Живы те, кто разделил с писателем лагерные муки, и поэтому любой разговор о нем превращался в рассказ и о своей жизни, и о жизни страны.
А ей, дочери Демидова, которая впервые увидела отца в 19 лет и поняла, что это главный человек в ее жизни, все еще кажется, что все происходящее — сон. Вот она проснется и увидит, что ни одна строчка отца не дошла до читателя… К этим двум московским дням она шла четверть века. Чего только не было на этом пути.
Помнит встречу с Виталием Коротичем. Результат этой встречи — рассказ «Дубарь» напечатан в «Огоньке». Первая и громкая встреча писателя со своим читателем. А дальше — многолетние походы по редакциям. Вердикт: «Стилизация под Толстого». Был и такой: «У нас за ГУЛАГ отвечает Солженицын. За Колыму — Шаламов. Незачем вводить другое имя». В Союзе писателей услышала: «Хватит хаять Россию». Это произнес писательский чиновник, бывший в вохровской обслуге.
А за что у нас отвечают миллионы погибших? Дочь Демидова уверена, что должны быть еще свидетельства о лагерях, и не важно, в какой форме они выражены. Мы просто не знаем о них.
— Я уверена, в безвестности остались многие талантливые писатели, — говорит Демидова.
Георгия Демидова не в качестве писателя приметил Ландау. С третьего курса он взял его в свою лабораторию. В то время, когда сокурсники получали диплом о высшем образовании, физик-экспериментатор Георгий Демидов уже защищал кандидатскую диссертацию.
Его арестовали по ленинградскому делу физиков.
— В Харькове брали физиков пачками, — говорит дочь.
Четырнадцать лет на общих колымских работах. Не раз умирал: падал с одиннадцатиметровой скалы, погибал от четвертой стадии дистрофии.
В начале пятидесятых гэбэшники шныряли по Колыме в поисках физиков для шарашки. И вот там, в московской шарашке, Георгий Демидов трагически осознал, что физик в нем умер. А это было главное дело его жизни.
И дальше — Инта, потом Ухта. Работал на заводе. Он — замначальника цеха. Его портрет среди лучших людей города. Реабилитирован в 1958 году.
Лучший человек города стал объектом пристального внимания КГБ, как только начал писать. Чем закончился для Демидова роман со словом, мы уже знаем.
Презентация третьей книги Георгия Демидова стала мощным четырехчасовым разговором не только о судьбе писателя, но и о судьбе страны. Доминантная тема в этом разговоре — роль отдельной личности в тоталитарном мире.
Мариэтта Чудакова, отметила сегодняшний большой интерес к литературе, которая отражает сопротивление времени, если воспользоваться определением Варлама Шаламова. Еще недавно казалось, что был спад читательского интереса к этой литературе. Но на презентации бродило по рядам обращение общества бывших узников ГУЛАГа — собрать средства на переиздание хрестоматии для школьников «Есть всюду свет». Ее авторы — выдающиеся писатели, поэты, многие из которых прошли ГУЛАГ.
Разосланный по России тираж (27 тысяч экземпляров) оказался недостаточным. Об этом пишут учителя, библиотекари.
…Так вот какова мера сопротивления человека тоталитаризму, в какой бы форме он ни выступал. И что может противопоставить лагерному слогану «Умри ты сегодня, а я — завтра» человеческая солидарность? Может! Еще и как! Об этом тоже говорили.
Любовь Ночнова, дочка лагерной сиделицы Марии Ночновой, зачитывала те фрагменты из записок матери, которые имели отношение к Демидову той поры, когда он работал в рентгенкабинете в больнице на Левом берегу. Врачи этой больницы в очередной раз спасли Демидова от смерти.
Из воспоминаний медсестры Марии Ночновой: «Однажды к больнице подъехала крытая машина с людьми. Из кабины выскочил конвоир, зашел в приемный покой, сказал: «У меня в машине больной. Окажите помощь». Врач осмотрел больного и ответил: «Состояние очень тяжелое. Инфаркт. Больной нетранспортабелен. Несите в отделение». Конвоир возразил: «Оставить не могу. Я должен привезти его живым или мертвым». Машина уехала».
Как всегда, вспыхнул спор, не утихающий с тех пор, как впервые миру было явлено слово Демидова. Спор о концепции мира в творчестве Шаламова и Демидова. Если вслушаться серьезно в доводы спорящих, становится ясно, что сам спор, как точно заметил Виталий Шенталинский, имеет принципиальное значение. Речь идет в целом о картине мира. Мог ли Демидов вслед за Шаламовым «плюнуть в красоту»? (Заметим, что Шаламов ответил про себя: «Мог бы».) Что стоит за этим «мог бы», если произнесший это лагерник ходил за сотни километров на почту за письмами от Пастернака с его стихами! И тут вспомнили Юрия Домбровского — «Факультет ненужных вещей», отношение писателя к красоте. Бог ты мой! Какое это чудо — жаркие дебаты сидельцев по поводу любого поворота событий, касается ли это слова в тексте или человеческого поступка. Как вспыхивает Семен Виленский (председатель общества «Возвращение»), если кто-нибудь нечаянно бросает неточное слово.
Звоню Кларе Домбровской и спрашиваю: «Это правда, что красота следователя Долидзе каким-то образом действовала на подследственного Домбровского?»
— Да, — говорит Клара, — ему было жаль ее. Жаль, что так бездарно тратится ее красота.
Открываю книгу: «А мне жаль вас, молодость вашу, свежесть, а, может быть, даже и душу — все жаль!.. Эх, девочка! Куда вы полезли? Кто о вас плакать-то будет?»
Понятно, что жалость — не главное слово в словаре Варлама Шаламова. Потому что шаламовский словарь прошел великое очищение гневом, которому он служил остатками своих слабеющих сил. Его занимали такие явления человеческого духа, которые возникают в условиях, когда человека пытаются превратить в нечеловека. Именно отсюда берет свое начало мысль о новой прозе, которая не есть проза документа (как мы полагаем), а проза, выстраданная, как документ.
Дочь Демидова запомнила один из походов отца к Шаламову. Спор шел — аж дым коромыслом! «Они оба были высокие. Встали из-за стола. И уперлись, что называется, лбами. Спор шел о том, как по-новому писать о новом опыте. Уже на улице отец сказал: «Да, это был ужас. Да, предавали, убивали, но и любили, дружили. Мы ведь жили. Это была жизнь».
И в который раз все пути расхождения двух писателей обретают некое новое схождение в пространстве того, что Демидов называл не правдой-справедливостью, а правдой-истиной. И тогда оказывается, что проза Шаламова и проза Демидова выстрадали свое право. Справедливо отметил колымчанин Борис Лесняк, что у каждого свой лагерный опыт, но даже если опыт один и тот же, неизбежны разные его оценки.
Есть высшая правота, которую Шаламов определял как «наше преимущество», — это «ад за нашими плечами».
Хотите понять особенности поэтики — изучите ад, который за плечами пишущего. Другого ключа к этой литературе нет. И только совокупная целостная картина ГУЛАГа, где его отдельные звенья кажутся противоречащими друг другу, может приблизить нас к пониманию самого трагического периода нашей истории, эхо которого гулко отдается во всех областях сегодняшней жизни.
…Бизнесмен из Петербурга с тревогой говорил о том, что сайтов, проповедующих тоталитарный режим, гораздо больше, чем сайтов, противостоящих тоталитаризму. Кто-то призвал к активности, указав, что, к великому счастью, новые технологии не требуют больших денег. Никто не спорит, что книга — великая вещь, но можно создать и интернет-театр.
Кстати сказать, при обществе «Возвращение» существует прекрасный театр. Его актеры — молодые люди. Они инсценируют рассказы Шаламова и другие книги сидельцев. Театр энтузиастов разъезжает по стране и миру, донося правду-истину. Записан диск по произведениям Демидова.
Была высказана и другая тревога — мы возвращаемся к дописьменной эре. Если мы утратим потребность хранить свою историю в книгах, нас ждет забвение, как это уже было со многими народами.
…От Музея Льва Толстого выступал Валерий Москаленко. Прочитав «Дубаря» в «Огоньке», в музее поняли, что традиции Льва Николаевича Толстого живы. Валерий Васильевич многое сделал для того, чтобы во Франции появился увесистый том Демидова на французском.
Кульминация первого вечера — это встреча сына Александра Яковлева, Анатолия, с Валентиной Георгиевной. Дочь Демидова низко поклонилась всей семье Яковлева.
Анатолий Александрович начал свое выступление с фразы, которая его когда-то ошеломила: «Нельзя навязывать народу чувство вины за прошлое».
— Если нет вины, то нет и долга. Однако вина будет всегда. Всегда будет и долг. Осознание страшной вины за прошлое и страшного долга у Александра Николаевича происходило постоянно. Шло оно по нарастающей со временем. Он знакомился с многочисленными делами, и то, что он сумел сделать, было частью долга. Тот, кто произнес фразу об отсутствии вины, должен в ногах валяться у семей, в которых погибли близкие.
Мне остается напомнить, что эту фразу про «чувство вины» произнес наш бывший президент Владимир Путин.
«Житие интеллигента Георгия Демидова» — так называется документальный фильм Светланы Быченко. Фильм, возможно, неровный, поскольку монтировался по ходу дела — снимался приезд дочери Демидова в Ухту. Но в нем есть главное — та самая тревога, которая никогда не покидала ни Шаламова, ни Демидова: чего стоили наши страдания и наши жертвы?
Завод, на котором работал Демидов, уже давно не работает. «Здесь есть кто живой?» — спрашивает один из бывших сослуживцев Демидова. Живых на заводе нет. Мертвые станки…
И возник вопрос, возможно, центральный: «Где та точка, когда жизнь превращается в житие?» Одна из выступавших сказала, что это момент, когда камера фиксирует достаточно известный эпизод из жизни Демидова.
Особой проблемой в ГУЛАГе были электрические лампочки. Завозили их с материка. Лампочки были в дефиците. Изобретатель Демидов сумел восстановить рабочее состояние лампочек. Непременное условие — лампочка должна быть целой. Электроламповое производство в условиях ГУЛАГа было запущено. Разного ранга начальники получили награды. Демидову было обещано досрочное освобождение. Но вместо освобождения изобретатель получил коробку, в которой был лендлизовский костюм с ботинками. Вот эту-то коробку Демидов и швырнул в президиум со словами: «Чужие обноски не ношу».
Полагался расстрел. Его заменили десятью годами. Все-таки изобретение налицо. Поступок писателя — яркий, мощный, но, думается мне, что житие физика Демидова складывалось из многих личностных проявлений: чего стоит посланная им телеграмма жене о своей смерти, когда он понял, что с Колымы ему не выбраться. Хотел оградить свою семью. Надо все-таки помнить, что именно Варлам Шаламов первым применил понятие «житие» к жизни своего лагерного друга. Какая ипостась жития для него была главной? Жизнь, данная потомкам в назидание? Или жизнь мученика, стойко выносящего удары судьбы?
И снова об оппозициях Шаламова и Демидова. Прозвучал отрывок из «Дубаря»: «Я испытал не горе, а мягкую, светлую печаль. И еще какое-то чувство, которое ближе всего к чувству благодарности. Благодарности мертвому ребенку о ЖИЗНИ и как бы утверждение ее в самой смерти». Если это считать за исходный тезис, каков антитезис Шаламова? И еще вопрос: «Что это?»
— Это Лев Толстой, изумивший всех своим отношением к смерти сына Ванечки, ребенка-ангела. Лев Толстой, благодаривший Бога и за жизнь, и за смерть ребенка. Лев Толстой, сказавший, что жить надо так, словно в соседней комнате умирает любимый ребенок, — это сказала я. Не сказала, а выкрикнула.
Так вот: Демидов — это не стилизация Толстого, это — продолжение великой традиции великого писателя в условиях, когда, казалось бы, вся предшествующая литература была перечеркнутой напрочь.
Шаламова, упорно настаивающего на новой прозе, понять можно. На самом деле речь шла не о новых словах и их сочетаниях. Он речь вел о другом: вспомнить то, что было, это совсем не значит рассказать о случившемся. Чтобы что-то случилось, надо из случившегося извлечь опыт. Так сказал бы философ. И он сказал: «Если бы 37-й год был прошлым, наше настоящее было бы другим» (Мераб Мамардашвили). Вот о чем была боль Шаламова. Он искал слово, извлекающее опыт. Бурная дискуссия закончилась попыткой осознать диалогические отношения двух писателей.
Режиссер Светлана Быченко, в опыте которой были и Шаламов, и Демидов, подошла к идее такого фильма.
У нас есть возможность заново прочитать Шаламова и Демидова. И это тот случай, когда слово поможет преодолеть наш страх, нашу инерцию и нашу душевную лень, благодаря которым призраки прошлого становятся действующими лицами современной истории.
— Начался уход Демидова из жизни, — говорит дочь Демидова Валентина Георгиевна.
Месяца за два до смерти он смотрел «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Смотрел трижды. Был потрясен. Ему показалось, что можно сделать попытку вернуть утраченное.
Демидов умер 19 февраля 1987 года. (Ах, это чертово 19 февраля. В этот день в 1929 году случился первый арест Варлама Шаламова). В июне 1987 года в харьковском доме дочери писателя раздался звонок.
— Вы меня не узнаете? — учтиво вопрошал мужской голос.
— Узнаю, — сказала дочь Демидова, — вы в моем доме вершили обыск.
Звонивший гэбэшник известил Валентину Георгиевну о возвращении архива писателя. А теперь, читатель, внимание: из архива исчезли главы, посвященные Голодомору. Гэбэшник и не скрывал: «С лагерями все ясно, а вот Голодомор…»
Она знала, кому обязана этим звонком. Тогдашнему секретарю ЦК Александру Яковлеву. Дело оставалось за «малым» — известить страну о писателе Георгии Демидове. В течение последних трех лет вышли все произведения писателя о российском «Освенциме без печей» (такое определение ГУЛАГу дал Демидов, за что и схлопотал новый срок).
Три книги вышли в издательстве «Возвращение».
Теперь мы знаем: у нас есть не только еще одно свидетельство о Колыме. У нас есть писатель Георгий Демидов. Путь его к читателю был долгим и драматичным, как и сама судьба.
В Москве состоялись Дни Георгия Демидова. Один прошел в «Русском зарубежье» — это была презентация третьей книги Демидова «Любовь за колючей проволокой». Совместное мероприятие общества бывших узников ГУЛАГа «Возвращение» и Музея Льва Толстого. Второй был посвящен фильму Светланы Быченко «Житие интеллигента Георгия Демидова» (Сахаровский центр).
Это были удивительные дни. Миру возвращено имя писателя.
К счастью, еще живы люди, которые знали его.
Живы те, кто разделил с писателем лагерные муки, и поэтому любой разговор о нем превращался в рассказ и о своей жизни, и о жизни страны.
А ей, дочери Демидова, которая впервые увидела отца в 19 лет и поняла, что это главный человек в ее жизни, все еще кажется, что все происходящее — сон. Вот она проснется и увидит, что ни одна строчка отца не дошла до читателя… К этим двум московским дням она шла четверть века. Чего только не было на этом пути.
Помнит встречу с Виталием Коротичем. Результат этой встречи — рассказ «Дубарь» напечатан в «Огоньке». Первая и громкая встреча писателя со своим читателем. А дальше — многолетние походы по редакциям. Вердикт: «Стилизация под Толстого». Был и такой: «У нас за ГУЛАГ отвечает Солженицын. За Колыму — Шаламов. Незачем вводить другое имя». В Союзе писателей услышала: «Хватит хаять Россию». Это произнес писательский чиновник, бывший в вохровской обслуге.
А за что у нас отвечают миллионы погибших? Дочь Демидова уверена, что должны быть еще свидетельства о лагерях, и не важно, в какой форме они выражены. Мы просто не знаем о них.
— Я уверена, в безвестности остались многие талантливые писатели, — говорит Демидова.
Георгия Демидова не в качестве писателя приметил Ландау. С третьего курса он взял его в свою лабораторию. В то время, когда сокурсники получали диплом о высшем образовании, физик-экспериментатор Георгий Демидов уже защищал кандидатскую диссертацию.
Его арестовали по ленинградскому делу физиков.
— В Харькове брали физиков пачками, — говорит дочь.
Четырнадцать лет на общих колымских работах. Не раз умирал: падал с одиннадцатиметровой скалы, погибал от четвертой стадии дистрофии.
В начале пятидесятых гэбэшники шныряли по Колыме в поисках физиков для шарашки. И вот там, в московской шарашке, Георгий Демидов трагически осознал, что физик в нем умер. А это было главное дело его жизни.
И дальше — Инта, потом Ухта. Работал на заводе. Он — замначальника цеха. Его портрет среди лучших людей города. Реабилитирован в 1958 году.
Лучший человек города стал объектом пристального внимания КГБ, как только начал писать. Чем закончился для Демидова роман со словом, мы уже знаем.
Презентация третьей книги Георгия Демидова стала мощным четырехчасовым разговором не только о судьбе писателя, но и о судьбе страны. Доминантная тема в этом разговоре — роль отдельной личности в тоталитарном мире.
Мариэтта Чудакова, отметила сегодняшний большой интерес к литературе, которая отражает сопротивление времени, если воспользоваться определением Варлама Шаламова. Еще недавно казалось, что был спад читательского интереса к этой литературе. Но на презентации бродило по рядам обращение общества бывших узников ГУЛАГа — собрать средства на переиздание хрестоматии для школьников «Есть всюду свет». Ее авторы — выдающиеся писатели, поэты, многие из которых прошли ГУЛАГ.
Разосланный по России тираж (27 тысяч экземпляров) оказался недостаточным. Об этом пишут учителя, библиотекари.
…Так вот какова мера сопротивления человека тоталитаризму, в какой бы форме он ни выступал. И что может противопоставить лагерному слогану «Умри ты сегодня, а я — завтра» человеческая солидарность? Может! Еще и как! Об этом тоже говорили.
Любовь Ночнова, дочка лагерной сиделицы Марии Ночновой, зачитывала те фрагменты из записок матери, которые имели отношение к Демидову той поры, когда он работал в рентгенкабинете в больнице на Левом берегу. Врачи этой больницы в очередной раз спасли Демидова от смерти.
Из воспоминаний медсестры Марии Ночновой: «Однажды к больнице подъехала крытая машина с людьми. Из кабины выскочил конвоир, зашел в приемный покой, сказал: «У меня в машине больной. Окажите помощь». Врач осмотрел больного и ответил: «Состояние очень тяжелое. Инфаркт. Больной нетранспортабелен. Несите в отделение». Конвоир возразил: «Оставить не могу. Я должен привезти его живым или мертвым». Машина уехала».
Как всегда, вспыхнул спор, не утихающий с тех пор, как впервые миру было явлено слово Демидова. Спор о концепции мира в творчестве Шаламова и Демидова. Если вслушаться серьезно в доводы спорящих, становится ясно, что сам спор, как точно заметил Виталий Шенталинский, имеет принципиальное значение. Речь идет в целом о картине мира. Мог ли Демидов вслед за Шаламовым «плюнуть в красоту»? (Заметим, что Шаламов ответил про себя: «Мог бы».) Что стоит за этим «мог бы», если произнесший это лагерник ходил за сотни километров на почту за письмами от Пастернака с его стихами! И тут вспомнили Юрия Домбровского — «Факультет ненужных вещей», отношение писателя к красоте. Бог ты мой! Какое это чудо — жаркие дебаты сидельцев по поводу любого поворота событий, касается ли это слова в тексте или человеческого поступка. Как вспыхивает Семен Виленский (председатель общества «Возвращение»), если кто-нибудь нечаянно бросает неточное слово.
Звоню Кларе Домбровской и спрашиваю: «Это правда, что красота следователя Долидзе каким-то образом действовала на подследственного Домбровского?»
— Да, — говорит Клара, — ему было жаль ее. Жаль, что так бездарно тратится ее красота.
Открываю книгу: «А мне жаль вас, молодость вашу, свежесть, а, может быть, даже и душу — все жаль!.. Эх, девочка! Куда вы полезли? Кто о вас плакать-то будет?»
Понятно, что жалость — не главное слово в словаре Варлама Шаламова. Потому что шаламовский словарь прошел великое очищение гневом, которому он служил остатками своих слабеющих сил. Его занимали такие явления человеческого духа, которые возникают в условиях, когда человека пытаются превратить в нечеловека. Именно отсюда берет свое начало мысль о новой прозе, которая не есть проза документа (как мы полагаем), а проза, выстраданная, как документ.
Дочь Демидова запомнила один из походов отца к Шаламову. Спор шел — аж дым коромыслом! «Они оба были высокие. Встали из-за стола. И уперлись, что называется, лбами. Спор шел о том, как по-новому писать о новом опыте. Уже на улице отец сказал: «Да, это был ужас. Да, предавали, убивали, но и любили, дружили. Мы ведь жили. Это была жизнь».
И в который раз все пути расхождения двух писателей обретают некое новое схождение в пространстве того, что Демидов называл не правдой-справедливостью, а правдой-истиной. И тогда оказывается, что проза Шаламова и проза Демидова выстрадали свое право. Справедливо отметил колымчанин Борис Лесняк, что у каждого свой лагерный опыт, но даже если опыт один и тот же, неизбежны разные его оценки.
Есть высшая правота, которую Шаламов определял как «наше преимущество», — это «ад за нашими плечами».
Хотите понять особенности поэтики — изучите ад, который за плечами пишущего. Другого ключа к этой литературе нет. И только совокупная целостная картина ГУЛАГа, где его отдельные звенья кажутся противоречащими друг другу, может приблизить нас к пониманию самого трагического периода нашей истории, эхо которого гулко отдается во всех областях сегодняшней жизни.
…Бизнесмен из Петербурга с тревогой говорил о том, что сайтов, проповедующих тоталитарный режим, гораздо больше, чем сайтов, противостоящих тоталитаризму. Кто-то призвал к активности, указав, что, к великому счастью, новые технологии не требуют больших денег. Никто не спорит, что книга — великая вещь, но можно создать и интернет-театр.
Кстати сказать, при обществе «Возвращение» существует прекрасный театр. Его актеры — молодые люди. Они инсценируют рассказы Шаламова и другие книги сидельцев. Театр энтузиастов разъезжает по стране и миру, донося правду-истину. Записан диск по произведениям Демидова.
Была высказана и другая тревога — мы возвращаемся к дописьменной эре. Если мы утратим потребность хранить свою историю в книгах, нас ждет забвение, как это уже было со многими народами.
…От Музея Льва Толстого выступал Валерий Москаленко. Прочитав «Дубаря» в «Огоньке», в музее поняли, что традиции Льва Николаевича Толстого живы. Валерий Васильевич многое сделал для того, чтобы во Франции появился увесистый том Демидова на французском.
Кульминация первого вечера — это встреча сына Александра Яковлева, Анатолия, с Валентиной Георгиевной. Дочь Демидова низко поклонилась всей семье Яковлева.
Анатолий Александрович начал свое выступление с фразы, которая его когда-то ошеломила: «Нельзя навязывать народу чувство вины за прошлое».
— Если нет вины, то нет и долга. Однако вина будет всегда. Всегда будет и долг. Осознание страшной вины за прошлое и страшного долга у Александра Николаевича происходило постоянно. Шло оно по нарастающей со временем. Он знакомился с многочисленными делами, и то, что он сумел сделать, было частью долга. Тот, кто произнес фразу об отсутствии вины, должен в ногах валяться у семей, в которых погибли близкие.
Мне остается напомнить, что эту фразу про «чувство вины» произнес наш бывший президент Владимир Путин.
«Житие интеллигента Георгия Демидова» — так называется документальный фильм Светланы Быченко. Фильм, возможно, неровный, поскольку монтировался по ходу дела — снимался приезд дочери Демидова в Ухту. Но в нем есть главное — та самая тревога, которая никогда не покидала ни Шаламова, ни Демидова: чего стоили наши страдания и наши жертвы?
Завод, на котором работал Демидов, уже давно не работает. «Здесь есть кто живой?» — спрашивает один из бывших сослуживцев Демидова. Живых на заводе нет. Мертвые станки…
И возник вопрос, возможно, центральный: «Где та точка, когда жизнь превращается в житие?» Одна из выступавших сказала, что это момент, когда камера фиксирует достаточно известный эпизод из жизни Демидова.
Особой проблемой в ГУЛАГе были электрические лампочки. Завозили их с материка. Лампочки были в дефиците. Изобретатель Демидов сумел восстановить рабочее состояние лампочек. Непременное условие — лампочка должна быть целой. Электроламповое производство в условиях ГУЛАГа было запущено. Разного ранга начальники получили награды. Демидову было обещано досрочное освобождение. Но вместо освобождения изобретатель получил коробку, в которой был лендлизовский костюм с ботинками. Вот эту-то коробку Демидов и швырнул в президиум со словами: «Чужие обноски не ношу».
Полагался расстрел. Его заменили десятью годами. Все-таки изобретение налицо. Поступок писателя — яркий, мощный, но, думается мне, что житие физика Демидова складывалось из многих личностных проявлений: чего стоит посланная им телеграмма жене о своей смерти, когда он понял, что с Колымы ему не выбраться. Хотел оградить свою семью. Надо все-таки помнить, что именно Варлам Шаламов первым применил понятие «житие» к жизни своего лагерного друга. Какая ипостась жития для него была главной? Жизнь, данная потомкам в назидание? Или жизнь мученика, стойко выносящего удары судьбы?
И снова об оппозициях Шаламова и Демидова. Прозвучал отрывок из «Дубаря»: «Я испытал не горе, а мягкую, светлую печаль. И еще какое-то чувство, которое ближе всего к чувству благодарности. Благодарности мертвому ребенку о ЖИЗНИ и как бы утверждение ее в самой смерти». Если это считать за исходный тезис, каков антитезис Шаламова? И еще вопрос: «Что это?»
— Это Лев Толстой, изумивший всех своим отношением к смерти сына Ванечки, ребенка-ангела. Лев Толстой, благодаривший Бога и за жизнь, и за смерть ребенка. Лев Толстой, сказавший, что жить надо так, словно в соседней комнате умирает любимый ребенок, — это сказала я. Не сказала, а выкрикнула.
Так вот: Демидов — это не стилизация Толстого, это — продолжение великой традиции великого писателя в условиях, когда, казалось бы, вся предшествующая литература была перечеркнутой напрочь.
Шаламова, упорно настаивающего на новой прозе, понять можно. На самом деле речь шла не о новых словах и их сочетаниях. Он речь вел о другом: вспомнить то, что было, это совсем не значит рассказать о случившемся. Чтобы что-то случилось, надо из случившегося извлечь опыт. Так сказал бы философ. И он сказал: «Если бы 37-й год был прошлым, наше настоящее было бы другим» (Мераб Мамардашвили). Вот о чем была боль Шаламова. Он искал слово, извлекающее опыт. Бурная дискуссия закончилась попыткой осознать диалогические отношения двух писателей.
Режиссер Светлана Быченко, в опыте которой были и Шаламов, и Демидов, подошла к идее такого фильма.
У нас есть возможность заново прочитать Шаламова и Демидова. И это тот случай, когда слово поможет преодолеть наш страх, нашу инерцию и нашу душевную лень, благодаря которым призраки прошлого становятся действующими лицами современной истории.
Ссылка: Что с нами действительно случилось? - Новая газета
Комментариев нет:
Отправить комментарий