Гибель Поэта

Владимир Соловейчик
29.08.11

У нас, на берегах Невы, конечно, превосходная поэтесса Анна Ахматова, как земляк, более известна и популярна. Опять же - Бродский, Найман... Питерцы... Ученики... Но холодна и чересчур классична. Не то великий русский Поэт Марина Цветаева. У Марины Ивановны чувство бьет через край, страсть, сила и нежность. Сила таланта - мужская, нежность - женственна и лирична. И тот надрыв, который завершился петлей в Елабуге. А Ахматова - иная, северная, спокойная.

Петля в Елабуге случилась семьдесят лет тому назад – 31 августа 1941 года, но путь к ней невозможно понять без рассказа, говоря словами Пастернака, об «общей трагедии семьи». В январе 1912 года Марина Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона, родилась дочь Ариадна. В годы Гражданской войны Сергей вместе с белыми откатился из советской России. Цветаева и дочь последовали за ним с разрешения, как это было принято тогда говорить, «компетентных органов». В эмигрантских кругах Эфрон и Цветаева оказались чужими. Все это, наряду с тоской по родине, сильнейшим образом сказалось на мировоззрении Сергея Яковлевича.

В 1931 году Сергей Эфрон начал тайно сотрудничать с советской разведкой. В парижской резидентуре его использовали как групповода и наводчика-вербовщика. Фактически, лично завербовав 24 человека из числа эмигрантов, он создал мощную агентурную сеть для спецопераций. Среди них – переправка добровольцев в Испанию ради участия в интербригадах и негласная закупка вооружений для нужд республиканского правительства, борьба против антисоветских организаций, в частности, организация похищения белогвардейского генерала Миллера. «Палач Архангельска» был в 1937 году доставлен из Парижа на Лубянку и наказан за свои преступления против трудового народа.

«Летом 1935 года я попал в Париж, на антифашистский конгресс, - вспоминал впоследствии Борис Пастернак. - Там я познакомился с сыном, дочерью и мужем Цветаевой и как брата полюбил этого обаятельного, тонкого и стойкого человека. Члены семьи Цветаевой настаивали на ее возвращении в Россию. Частью в них говорила тоска по родине и симпатии к коммунизму и Советскому Союзу, частью же соображения, что Цветаевой не житье в Париже, и она там пропадает в пустоте, без отклика читателей».

Оказавшись под прицелом французской полиции, Сергей Эфрон 10 октября 1937 спешно выехал в СССР. Еще раньше, 18 марта 1937 года, туда прибыла Ариадна. Сотруднику ИНО ГУГБ НКВД Союза ССР и его семье (Марина Ивановна с сыном Георгием вернулись на Родину позже) была предоставлена государственная дача НКВД в подмосковном поселке Болшево.

Меж тем большевика Николая Ежова на посту главы НКВД сменил Лаврентий Берия. Хорошо знавшие и ценившие Эфрона руководители советской разведки Залман Пассов и Сергей Шпигельглаз были арестованы как фигуранты мифического «заговора Ежова». За дружбу с опальным наркомом были взяты журналист Михаил Кольцов и писатель Исаак Бабель, за компанию с ними был схвачен театральный режиссер Всеволод Мейерхольд. Расправиться с Мариной Ивановной не получилось. Зато 27 августа 1939 была арестована ее дочь, а 10 октября пришли за Сергеем Яковлевичем.

Ариадна выжила в тюрьмах и лагерях, в 1955 году была полностью восстановлена в правах. Судьба ее реабилитированного отца сложилась гораздо трагичнее. Уже немолодой и не очень здоровый человек мужественно вел себя на следствии, перенес пытки, унижения и издевательства, но так ни в чем существенном и не признался. Его расстреляли 16 октября 1941 года. В самый тяжелый момент обороны Москвы бериевский подручный Богдан Кобулов распорядился уничтожить заключенных московских тюрем. Вместе с Эфроном в тот же день погибли многие «старые чекисты», в частности, заместитель Ежова Лев Бельский и начальник охраны Ленина Абрам Беленький.

Жена и мать арестованных «заговорщиков» осталась без куска хлеба. Лишь благодаря заступничеству дружившего с Ежовым Александра Фадеева зарабатывала переводами. «Фадеев с той виноватой улыбкой, которую он сумел пронести сквозь все хитросплетения политики» (Пастернак), порою ощущал себя не высокопоставленным писательским функционером, а тем молодым комиссаром, каким он был в свои двадцать лет на фронтах Гражданской войны – и тогда поступал по совести. Далеко не всегда так бывало, но иногда случалось.

Война, эвакуация, безденежье, неведение о судьбе мужа и дочери, голод. Нелады с сыном–подростком. Последняя, несбывшаяся, неразделенная любовь к поэту Арсению Тарковскому:

…Как мог, как смел ты не понять,
Что шестеро (два брата, третий -
Ты сам - с женой, отец и мать)
Есть семеро - раз я на свете!
Ты стол накрыл на шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых -
Быть призраком хочу - с твоими,
(Своими)...
...Никто: не брат, не сын, не муж,
Не друг - и все же укоряю:
- Ты, стол накрывший на шесть - душ,
Меня не посадивший - с краю.
(6 марта 1941 года)

И роковое решение – разом покончить со всем. «Мы не имеем понятия о сердечном терзании, предшествующем самоубийству… Приходя к мысли о самоубийстве, ставят крест на себе, отворачиваются от прошлого, объявляют себя банкротами, а свои воспоминания недействительными. Эти воспоминания уже не могут дотянуться до человека, спасти и поддержать его... Но все они мучились неописуемо, мучились в той степени, когда чувство тоски уже является душевною болезнью. И помимо их таланта и светлой памяти участливо склонимся также перед их страданием» (Борис Пастернак). Склонимся и мы.


Ссылка: Гибель Поэта - Журнал «Шум» (SHUUM.RU)