Сергей БАЙКАЛОВ
Абакан
3 февраля 2011
Абакан
3 февраля 2011
На юге Сибири в станицах, поселках и форпостах проживало казачье население, осевшее здесь со времен присоединения этих земель к России. Казаки как военное сословие несли пограничную, таможенную и городовую (охранную) службу на всей территории Енисейской губернии. Так было на протяжении нескольких столетий, пока власть в России не перешла к большевикам.
В настоящее время называется цифра от сорока до шестидесяти миллионов человек — тех, кто в той или иной мере пострадал от репрессий. Вот в таких невиданных в истории масштабах “правоохранительные” органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ осуществляли истребление собственного народа. Приведенное ниже свидетельство оставил для истории один из вождей большевиков, Лев Троцкий: “...Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока… прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн… Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния…” (Симанович А.С., Париж, 1922 г.). Что и говорить, довольно откровенное признание.
Не претендуя на истину в последней инстанции, хотел бы рассказать о том, что мне удалось узнать, знакомясь с материалами уголовных дел, хранящихся в архивах УФСБ.
Так, в уголовном деле 1933 года прослеживается, что благодаря бдительности чекистов на юге Западно-Сибирского края, куда в те годы входила Хакасия, “…была раскрыта повстанческая белогвардейская подпольная организация, в которую входили контрреволюционные ячейки, расположенные в более чем двадцати населенных пунктах, имевших до 1920 года статус казачьих станиц и поселков”. В этих ячейках, по версии следователей, были почти две сотни “колхозников-вредителей”. Всего по этому делу арестовано и осуждено “особым совещанием” Запсибкрая 198 граждан. Из них 42 человека приговорены к расстрелу, а 79 получили десятилетние сроки заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Все “обвинения”, как это стало известно позже, были сфабрикованы следователями оперсектора УНКВД по Хакасской автономной области.
Члены “повстанческой белогвардейской группы” якобы намеревались свергнуть советскую власть вооруженным путем, требовали участия в выборах всего народа, отмены принудительных хлебозаготовок, расформирования колхозов... В материалах дела хранится “краткая историческая справка”, цитирую: “В годы гражданской войны в Сибири енисейское казачество в подавляющем большинстве своем выступило на стороне контрреволюции, находилось на службе в Белой армии адмирала Колчака, в частях генералов Попова, Казанцева, в отрядах Болотова и Бакича, атаманов Соловьева, Кайгородова, в отрядах Занина, Рощина и в других белогвардейских формированиях, а следовательно, должно быть уничтожено под корень”.
В материалах архивно-уголовного дела значатся многие жители казачьих станиц и поселков: Абазы, Арбатов, Большого Луга, Бузунова, Беллыка, Большого Монока, Таштыпа, Нижнего Имека, Нижнего Кужебара, Каратуза, Краснотуранска, Кортуза, Покровки, Означенного, Форпоста (Соленоозерное), Сыды, Саянского, Усть-Ербы, Даурского, Камчатского и ряда других. По делу, в частности, проходили: Егор Байкалов, казак 1-го Енисейского полка; Никифор Байкалов — из богатой казачьей семьи, бывший урядник, в годы Гражданской войны был в охране генерала Попова; Александр Байкалов, красноармеец 15-й Сивашской стрелковой дивизии РККА, участник штурма Перекопа и Крыма; Пимен Сипкин, казак из Монока, служил в белом отряде Болотова; Егор Сипкин, служил в 1919 году во 2-й казачьей сотне; Борис Сипкин, казак из Арбатов, в 1919 — 1920 годах служил в отряде генерала Бакича; Петр Сипкин из Монока, до революции — казачий урядник, георгиевский кавалер, в 1916 году в составе Красноярского дивизиона воевал на австрийском фронте; Егор Шуваев — из богатой казачьей семьи, служил у белых; Николай Юданов из семьи казаков, колхозный ветеринар; Григорий Юданов, Дмитрий Юданов — монокские казаки; Кирилл Чердоков из Монока, служил в казачьей сотне Бологова; Федор Чердоков служил в армии Колчака; Харитон Чердоков, казак-урядник; Иннокентий Терских — казачий урядник, георгиевский кавалер, служил во 2-м Енисейском казачьем полку.
В конце пятидесятых годов, во время проверки дела прокурором, И.А. Терских показал: “Допросы вели следователи Хохлов, Морозов, Буда. Жестоко избивали, Буда заставлял стоять у стены по двенадцать часов кряду. Хохлов сажал меня в подвал раздетым, через трое-четверо суток приходил в подвал и предлагал в обмен на еду и одежду подписать признательные показания. Морили голодом, не давали спать несколько суток. Признания подписал под пытками”. Список проходящих по делу наряду с другими категориями граждан включает в себя более ста пятидесяти фамилий енисейских казаков, многие из которых были родственниками. К тем из них, кто упорствовал в признании вины, применялась так называемая “конвейерная” система допросов: допрос мог длиться часами или даже сутками, когда один следователь сменял другого, доводя допрашиваемых до полного исступления, добиваясь признательных показаний любой ценой.
Заключенных зверски избивали, морили голодом, ставили у раскаленной плиты по стойке “смирно!” на 12 — 15 часов, раздетыми закрывали в ледяном подвале, сутками не давали спать. Так, в протоколе передопроса, составленном в 1956 году, бывший заключенный Михаил Байкалов (уроженец станицы Монок, отбывший десятилетний срок в лагерях) показал: “...навсегда запомнились мне допросы следователя УНКВД Хохлова, который обвязывал вокруг моей головы веревку и при помощи палки туго закручивал ее, стягивая голову “на скрутку” из шпагата. Заключенных били постоянно, многие с допросов не могли сами дойти до камеры, их волокли волоком...”
А вот показания другого узника сталинских лагерей, Егора Байкалова, также казака из Монока: “...следователи Буда и Хохлов ежедневно избивали меня, раздетого догола, в сильные морозы садили в ледяной подвал, подключали электрический ток. Через четырнадцать дней я не выдержал издевательств и подписал, что они подготовили, а преступления я не совершал...”
Аресты и расстрелы казаков начались задолго до печально известного 1937 года, на который пришелся лишь самый пик репрессий. Так, в 1918 году убиты без суда каратузские казаки братья Шошины, Филипп и Платон, последний был полным георгиевским кавалером. В 1920 году расстреляны шестеро казаков и офицеров из Монока, служивших ранее в Красноярском казачьем дивизионе. Наряду с непосредственными участниками Белого движения репрессиям были подвергнуты их знакомые, родственники или коллеги по работе в колхозе. Ныне известны случаи, когда родовые енисейские казаки арестовывались или ссылались неоднократно — по два-три раза. Пример тому — трагическая судьба Михаила Воротникова, родного брата вахмистра Красноярского казачьего дивизиона Иннокентия Воротникова, расстрелянного в 1920 году.
Вся вина Михаила Никитича состояла только в том, что он был родовым казаком, а значит, по мнению “правоохранителей”, социально опасным элементом для власти. За это его репрессировали трижды: в 1933, 1937, 1949 годах. Так была сломана судьба ни в чем не повинного человека.
В первые десятилетия советской власти в отношении всего российского казачества органы проводили политику террора и геноцида. Не стали исключением и енисейские казаки. В двадцатые-тридцатые годы множество семей было раскулачено и выслано в ссылку в глухие, не приспособленные для жизни места: на север Томской области, в Тегультетский район, где в первую же зиму многие умерли от голода, холода, болезней и непосильного труда. Особенно велика была смертность среди стариков и детей. Аналогично обстояло дело и с теми из репрессированных, место ссылки которых — район слюдяных разработок в Иркутской области, где все они были задействованы на наиболее трудных, вредных для здоровья работах. Еще одним местом ссылки, в том числе и многих семей казаков, стала деревня Ольховка Курагинского района, ныне это Артемовский рудник, где репрессированные граждане находились также в тяжелейших условиях.
По рассекреченным архивным данным установлено, что репрессированные в тридцатые годы енисейские казаки отбывали длительные сроки заключения в лагерях Колымлага, Дальлага, Севураллага, в ряде других мест ГУЛАГа. Большинство из них там и погибли. Живые же предпринимали попытки освобождения. В этом отношении весьма показательна судьба Михаила Байкалова, который был репрессирован дважды: в 1933 и 1937-м. После окончания своего первого лагерного срока на строительстве Беломорканала, осенью 1936 года, он возвратился домой, однако в ночь 4 декабря 1937 года был арестован вторично. На этот раз по сфабрикованному следователями УНКВД по ХАО уголовному делу “О создании боевой повстанческой дружины, антисоветской агитации, вредительстве в колхозе “Горный Абакан”.
Следствие по делу вел лейтенант госбезопастности Потапов, известный своими изуверскими методами ведения дознания. В его интерпретации выходило, что, цитирую материалы дела 1937 года: “...сумев уцелеть в лагерях, разные антисоветские элементы и вредители на путь исправления не встали”, они “…не унимались”, и вернувшись едва живыми домой, вновь “взялись за старое, сколотили группу”, конечной целью которой было ни больше ни меньше, чем “…свержение советской власти в отдельно взятом районе”.
По этому уголовному делу также проходили Михаил Попов — подхорунжий, служивший в отряде генерала Бакича; Руфий Сипкин, бывший казачий урядник из Арбатов; Потап Голощапов, бывший казачий вахмистр из Табата, Василий Байкалов, казак из Монока, служивший в годы Гражданской войны во 2-м Енисейском полку армии адмирала А.В. Колчака. “Руководителем подпольной повстанческой белоказачьей группы” следователь Потапов оформил в материалах дела бывшего подпоручика царской армии Петра Колосовского, работавшего школьным учителем в деревне Иудино, (ныне село Бондарево). Следователей вовсе не смущало, что до ареста подследственные даже не подозревали о существовании друг друга. Однако на такие “мелочи” в годы массовых репрессий никто не обращал внимания: ни суд, ни прокуратура. Следствие утверждало: “…в районе действует контрреволюционная вредительско-повстанческая группа, задавшаяся целью развалить колхозы путем подрыва их мощи через вредительскую деятельность, ведения антисоветской агитации, подготовки вооруженного восстания против существующего строя в момент нападения Японии на СССР. Практическая деятельность контрреволюционной группировки сводилась к распространению антисоветской агитации колхозников с целью последующего вовлечения колхозников во вредительскую организацию и вредительство во всех отраслях колхозного строительства в районе”.
Учитывая реалии тех лет, обвинения были предъявлены серьезные. Арестованные в ночь на 4 декабря 1937 года были “сведены” в одну, никогда не существовавшую на деле, антисоветскую группу. Колосовский и Попов расстреляны в тюрьме Минусинска в ночь на 16 декабря 1937 года. Остальным, можно сказать, “повезло” больше: они получили по десять лет лагерей и навсегда сгинули в них. В материалах дела я обнаружил подшитый конверт, который был отправлен заключенным Байкаловым на имя И.В. Сталина. Вполне понятно, что письмо до Сталина не дошло, а попало в управление лагерей Северного Урала, где Байкалов отбывал десятилетний срок. Дело было послано на доследование и снова попало в руки Потапова, которому было рекомендовано, как сказано в сопроводительных документах, “найти свидетелей, которые подтвердили бы показания о том, что, являясь бригадиром колхоза “Горный Абакан”, М.Ф. Байкалов вел по месту жительства антисоветскую агитацию”. Следователь Потапов “нашел” таких “свидетелей”. По новым, полностью сфабрикованным, показаниям выходило, что оснований для пересмотра дела нет. Вследствие этого Байкалов еще долгие семь лет провел в заключении, освободившись только в 1947 году. И это лишь один пример, а таких судеб в те годы были миллионы.
…Пишу же я все это для того, чтобы теперь, по прошествии стольких десятилетий, народ наш знал правду о тех страшных временах в истории страны. Ныне в публикациях подобного рода заметна некая тенденция, когда всю вину за репрессии принято валить на Сталина. На самом деле это не совсем так. Ведь у режима было множество послушных “заплечных дел мастеров”, которые, не задумываясь, губили миллионы и миллионы неповинного народа. Мы, сыновья и внуки репрессированных, просто обязаны донести до потомков правду о том кровавом и страшном времени, когда силой советского государственного аппарата, руками ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ населению страны был нанесен такой страшный удар, от которого, как это ни прискорбно звучит, мы не оправились до сих пор. Именно в те годы и был сломан, если так можно выразиться, становой хребет государствообразующего народа, неотъемлемой частью которого являлось и российское казачество.
Ссылка: Пепел стучит в мое сердце - Газета Хакасия, № 17 (21874) от 3 февраля 2011
В настоящее время называется цифра от сорока до шестидесяти миллионов человек — тех, кто в той или иной мере пострадал от репрессий. Вот в таких невиданных в истории масштабах “правоохранительные” органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ осуществляли истребление собственного народа. Приведенное ниже свидетельство оставил для истории один из вождей большевиков, Лев Троцкий: “...Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока… прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн… Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния…” (Симанович А.С., Париж, 1922 г.). Что и говорить, довольно откровенное признание.
Не претендуя на истину в последней инстанции, хотел бы рассказать о том, что мне удалось узнать, знакомясь с материалами уголовных дел, хранящихся в архивах УФСБ.
Так, в уголовном деле 1933 года прослеживается, что благодаря бдительности чекистов на юге Западно-Сибирского края, куда в те годы входила Хакасия, “…была раскрыта повстанческая белогвардейская подпольная организация, в которую входили контрреволюционные ячейки, расположенные в более чем двадцати населенных пунктах, имевших до 1920 года статус казачьих станиц и поселков”. В этих ячейках, по версии следователей, были почти две сотни “колхозников-вредителей”. Всего по этому делу арестовано и осуждено “особым совещанием” Запсибкрая 198 граждан. Из них 42 человека приговорены к расстрелу, а 79 получили десятилетние сроки заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Все “обвинения”, как это стало известно позже, были сфабрикованы следователями оперсектора УНКВД по Хакасской автономной области.
Члены “повстанческой белогвардейской группы” якобы намеревались свергнуть советскую власть вооруженным путем, требовали участия в выборах всего народа, отмены принудительных хлебозаготовок, расформирования колхозов... В материалах дела хранится “краткая историческая справка”, цитирую: “В годы гражданской войны в Сибири енисейское казачество в подавляющем большинстве своем выступило на стороне контрреволюции, находилось на службе в Белой армии адмирала Колчака, в частях генералов Попова, Казанцева, в отрядах Болотова и Бакича, атаманов Соловьева, Кайгородова, в отрядах Занина, Рощина и в других белогвардейских формированиях, а следовательно, должно быть уничтожено под корень”.
В материалах архивно-уголовного дела значатся многие жители казачьих станиц и поселков: Абазы, Арбатов, Большого Луга, Бузунова, Беллыка, Большого Монока, Таштыпа, Нижнего Имека, Нижнего Кужебара, Каратуза, Краснотуранска, Кортуза, Покровки, Означенного, Форпоста (Соленоозерное), Сыды, Саянского, Усть-Ербы, Даурского, Камчатского и ряда других. По делу, в частности, проходили: Егор Байкалов, казак 1-го Енисейского полка; Никифор Байкалов — из богатой казачьей семьи, бывший урядник, в годы Гражданской войны был в охране генерала Попова; Александр Байкалов, красноармеец 15-й Сивашской стрелковой дивизии РККА, участник штурма Перекопа и Крыма; Пимен Сипкин, казак из Монока, служил в белом отряде Болотова; Егор Сипкин, служил в 1919 году во 2-й казачьей сотне; Борис Сипкин, казак из Арбатов, в 1919 — 1920 годах служил в отряде генерала Бакича; Петр Сипкин из Монока, до революции — казачий урядник, георгиевский кавалер, в 1916 году в составе Красноярского дивизиона воевал на австрийском фронте; Егор Шуваев — из богатой казачьей семьи, служил у белых; Николай Юданов из семьи казаков, колхозный ветеринар; Григорий Юданов, Дмитрий Юданов — монокские казаки; Кирилл Чердоков из Монока, служил в казачьей сотне Бологова; Федор Чердоков служил в армии Колчака; Харитон Чердоков, казак-урядник; Иннокентий Терских — казачий урядник, георгиевский кавалер, служил во 2-м Енисейском казачьем полку.
В конце пятидесятых годов, во время проверки дела прокурором, И.А. Терских показал: “Допросы вели следователи Хохлов, Морозов, Буда. Жестоко избивали, Буда заставлял стоять у стены по двенадцать часов кряду. Хохлов сажал меня в подвал раздетым, через трое-четверо суток приходил в подвал и предлагал в обмен на еду и одежду подписать признательные показания. Морили голодом, не давали спать несколько суток. Признания подписал под пытками”. Список проходящих по делу наряду с другими категориями граждан включает в себя более ста пятидесяти фамилий енисейских казаков, многие из которых были родственниками. К тем из них, кто упорствовал в признании вины, применялась так называемая “конвейерная” система допросов: допрос мог длиться часами или даже сутками, когда один следователь сменял другого, доводя допрашиваемых до полного исступления, добиваясь признательных показаний любой ценой.
Заключенных зверски избивали, морили голодом, ставили у раскаленной плиты по стойке “смирно!” на 12 — 15 часов, раздетыми закрывали в ледяном подвале, сутками не давали спать. Так, в протоколе передопроса, составленном в 1956 году, бывший заключенный Михаил Байкалов (уроженец станицы Монок, отбывший десятилетний срок в лагерях) показал: “...навсегда запомнились мне допросы следователя УНКВД Хохлова, который обвязывал вокруг моей головы веревку и при помощи палки туго закручивал ее, стягивая голову “на скрутку” из шпагата. Заключенных били постоянно, многие с допросов не могли сами дойти до камеры, их волокли волоком...”
А вот показания другого узника сталинских лагерей, Егора Байкалова, также казака из Монока: “...следователи Буда и Хохлов ежедневно избивали меня, раздетого догола, в сильные морозы садили в ледяной подвал, подключали электрический ток. Через четырнадцать дней я не выдержал издевательств и подписал, что они подготовили, а преступления я не совершал...”
Аресты и расстрелы казаков начались задолго до печально известного 1937 года, на который пришелся лишь самый пик репрессий. Так, в 1918 году убиты без суда каратузские казаки братья Шошины, Филипп и Платон, последний был полным георгиевским кавалером. В 1920 году расстреляны шестеро казаков и офицеров из Монока, служивших ранее в Красноярском казачьем дивизионе. Наряду с непосредственными участниками Белого движения репрессиям были подвергнуты их знакомые, родственники или коллеги по работе в колхозе. Ныне известны случаи, когда родовые енисейские казаки арестовывались или ссылались неоднократно — по два-три раза. Пример тому — трагическая судьба Михаила Воротникова, родного брата вахмистра Красноярского казачьего дивизиона Иннокентия Воротникова, расстрелянного в 1920 году.
Вся вина Михаила Никитича состояла только в том, что он был родовым казаком, а значит, по мнению “правоохранителей”, социально опасным элементом для власти. За это его репрессировали трижды: в 1933, 1937, 1949 годах. Так была сломана судьба ни в чем не повинного человека.
В первые десятилетия советской власти в отношении всего российского казачества органы проводили политику террора и геноцида. Не стали исключением и енисейские казаки. В двадцатые-тридцатые годы множество семей было раскулачено и выслано в ссылку в глухие, не приспособленные для жизни места: на север Томской области, в Тегультетский район, где в первую же зиму многие умерли от голода, холода, болезней и непосильного труда. Особенно велика была смертность среди стариков и детей. Аналогично обстояло дело и с теми из репрессированных, место ссылки которых — район слюдяных разработок в Иркутской области, где все они были задействованы на наиболее трудных, вредных для здоровья работах. Еще одним местом ссылки, в том числе и многих семей казаков, стала деревня Ольховка Курагинского района, ныне это Артемовский рудник, где репрессированные граждане находились также в тяжелейших условиях.
По рассекреченным архивным данным установлено, что репрессированные в тридцатые годы енисейские казаки отбывали длительные сроки заключения в лагерях Колымлага, Дальлага, Севураллага, в ряде других мест ГУЛАГа. Большинство из них там и погибли. Живые же предпринимали попытки освобождения. В этом отношении весьма показательна судьба Михаила Байкалова, который был репрессирован дважды: в 1933 и 1937-м. После окончания своего первого лагерного срока на строительстве Беломорканала, осенью 1936 года, он возвратился домой, однако в ночь 4 декабря 1937 года был арестован вторично. На этот раз по сфабрикованному следователями УНКВД по ХАО уголовному делу “О создании боевой повстанческой дружины, антисоветской агитации, вредительстве в колхозе “Горный Абакан”.
Следствие по делу вел лейтенант госбезопастности Потапов, известный своими изуверскими методами ведения дознания. В его интерпретации выходило, что, цитирую материалы дела 1937 года: “...сумев уцелеть в лагерях, разные антисоветские элементы и вредители на путь исправления не встали”, они “…не унимались”, и вернувшись едва живыми домой, вновь “взялись за старое, сколотили группу”, конечной целью которой было ни больше ни меньше, чем “…свержение советской власти в отдельно взятом районе”.
По этому уголовному делу также проходили Михаил Попов — подхорунжий, служивший в отряде генерала Бакича; Руфий Сипкин, бывший казачий урядник из Арбатов; Потап Голощапов, бывший казачий вахмистр из Табата, Василий Байкалов, казак из Монока, служивший в годы Гражданской войны во 2-м Енисейском полку армии адмирала А.В. Колчака. “Руководителем подпольной повстанческой белоказачьей группы” следователь Потапов оформил в материалах дела бывшего подпоручика царской армии Петра Колосовского, работавшего школьным учителем в деревне Иудино, (ныне село Бондарево). Следователей вовсе не смущало, что до ареста подследственные даже не подозревали о существовании друг друга. Однако на такие “мелочи” в годы массовых репрессий никто не обращал внимания: ни суд, ни прокуратура. Следствие утверждало: “…в районе действует контрреволюционная вредительско-повстанческая группа, задавшаяся целью развалить колхозы путем подрыва их мощи через вредительскую деятельность, ведения антисоветской агитации, подготовки вооруженного восстания против существующего строя в момент нападения Японии на СССР. Практическая деятельность контрреволюционной группировки сводилась к распространению антисоветской агитации колхозников с целью последующего вовлечения колхозников во вредительскую организацию и вредительство во всех отраслях колхозного строительства в районе”.
Учитывая реалии тех лет, обвинения были предъявлены серьезные. Арестованные в ночь на 4 декабря 1937 года были “сведены” в одну, никогда не существовавшую на деле, антисоветскую группу. Колосовский и Попов расстреляны в тюрьме Минусинска в ночь на 16 декабря 1937 года. Остальным, можно сказать, “повезло” больше: они получили по десять лет лагерей и навсегда сгинули в них. В материалах дела я обнаружил подшитый конверт, который был отправлен заключенным Байкаловым на имя И.В. Сталина. Вполне понятно, что письмо до Сталина не дошло, а попало в управление лагерей Северного Урала, где Байкалов отбывал десятилетний срок. Дело было послано на доследование и снова попало в руки Потапова, которому было рекомендовано, как сказано в сопроводительных документах, “найти свидетелей, которые подтвердили бы показания о том, что, являясь бригадиром колхоза “Горный Абакан”, М.Ф. Байкалов вел по месту жительства антисоветскую агитацию”. Следователь Потапов “нашел” таких “свидетелей”. По новым, полностью сфабрикованным, показаниям выходило, что оснований для пересмотра дела нет. Вследствие этого Байкалов еще долгие семь лет провел в заключении, освободившись только в 1947 году. И это лишь один пример, а таких судеб в те годы были миллионы.
…Пишу же я все это для того, чтобы теперь, по прошествии стольких десятилетий, народ наш знал правду о тех страшных временах в истории страны. Ныне в публикациях подобного рода заметна некая тенденция, когда всю вину за репрессии принято валить на Сталина. На самом деле это не совсем так. Ведь у режима было множество послушных “заплечных дел мастеров”, которые, не задумываясь, губили миллионы и миллионы неповинного народа. Мы, сыновья и внуки репрессированных, просто обязаны донести до потомков правду о том кровавом и страшном времени, когда силой советского государственного аппарата, руками ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ населению страны был нанесен такой страшный удар, от которого, как это ни прискорбно звучит, мы не оправились до сих пор. Именно в те годы и был сломан, если так можно выразиться, становой хребет государствообразующего народа, неотъемлемой частью которого являлось и российское казачество.
Ссылка: Пепел стучит в мое сердце - Газета Хакасия, № 17 (21874) от 3 февраля 2011
Комментариев нет:
Отправить комментарий