четверг, 6 июня 2019 г.

Время людоедов. Голодомор и рождение советского человека

Дмитрий Волчек
Опубликовано на сайте Радио Свобода 05 Июня 2019 года


“Я Вас любила и люблю, Иосиф Виссарионович. И я не верю, что Вы допустите, чтобы я погибла в расцвете моей молодости так трагично и бессмысленно от голодной смерти”, – писала в декабре 1932 года комсомолка, ученица 8-го класса, дочь красного партизана из Харьковской области. Но Сталин допустил смерть и этой школьницы, и миллионов других граждан СССР от голода. Более того, он сам этот голод и организовал.

Сколько жизней унес Голодомор? Демограф Александр Бабенышев (р.1938) искал ответ на этот вопрос почти 40 лет. В советские времена его работы распространялись в самиздате и публиковались на Западе под псевдонимом Сергей Максудов. Этот псевдоним стоит и на обложке вышедшей в 2019 году в Москве монографии "Победа над деревней: Демографические потери коллективизации". Книга – итог многолетней работы Александра Бабенышева, изучавшего свидетельства жителей СССР и документы – в частности, архив Смоленского областного комитета ВКП(б), захваченный немецкими войсками и вывезенный в Германию, а после окончания войны попавший в США.

Участник диссидентского движения, друг академика Сахарова Александр Бабенышев в 1981 году эмигрировал из СССР. В Бостоне он стал участником проекта "Голодомор" украинского института Гарварда. В 1987 году в знаменитом издательстве "Ардис" вышел сборник "Неуслышанные голоса. Кулаки и партейцы", подготовленный им по материалам Смоленского архива.

В новой книге – "Победа над деревней" оцениваются размеры потерь от раскулачивания, депортации и голода. Точное число погибших до сих пор неизвестно. Александр Бабенышев оценивает прямые и косвенные потери в 10 миллионов человек. Он приходит к выводу, что коллективизация стала второй гражданской войной – войной бедных против зажиточных, города против деревни, государства против сельского жителя. Крестьянство, кормившее страну, было поставлено перед выбором: голодная смерть или полное подчинение распоряжениям властей. Осознав, что сопротивление ведет к неминуемой гибели, сельский житель сдался.

Результатом этой войны стала и небывалая мутация – окончательное формирование советского человека, "человека пассивного, готового к выполнению абсурдных распоряжений начальства; этот человек боялся неожиданностей, не любил свой труд, по возможности не соблюдал законы, считал воровство единственно возможной формой перераспределения собственности и был полностью лишен самоуважения. На собственной шкуре крестьянин понял, что доверять нельзя никому, что человек человеку враг: он может отнять последнюю корову и последнюю краюху хлеба", – пишет Борис Грозовский в рецензии на "Победу над деревней". "Крестьянину предложено было отказаться от милосердия и вообще любых чувств к ближнему, не говоря уже об отстаивании собственных прав. Голод стал инструментом расчеловечивания".

Презентация книги Александра Бабенышева "Победа над деревней: Демографические потери коллективизации" прошла 31 мая в Сахаровском центре в Москве. Автор, приехавший в Россию из США, рассказал Радио Свобода о своем исследовании.

– Я начал заниматься историей, когда советской власти исполнилось 50 лет. Решил, что нужно посмотреть, что она за эти 50 лет сделала. Естественно было начать с изменения численности населения, и этого мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Тема Голодомора возникла для меня в 1981 году. Когда я оказался за границей, было как раз 50-летие Голодомора. Гарвардский институт меня принял, и я занимался там этой темой.

– Вы говорили об этом с Андреем Дмитриевичем Сахаровым?

– Нет, о Голодоморе специально не говорил. Я написал книжку о потерях за все годы, в том числе в годы коллективизации, и дал ему, потому что он называл неправильные цифры, которые брал у Роя Медведева. Он прочитал, сказал, что понравилось, но подробно мы с ним не говорили. Он мне передал рецензию своего знакомого. Она не подписана, я так и не знаю, кто это написал. Очень здравая, серьезная рецензия, с замечаниями, с похвалами. Но у меня нет уверенности, что Сахаров прочитал всю книгу.
Российское переиздание
документов Смоленского архива

– Какие материалы вы использовали, когда писали "Победу над деревней"?

– Я работал в российских и украинских архивах, но главное – использовал переписи населения и опросы. По Украине это был большой массив людей, которых спрашивали про годы коллективизации. Эти опросы проводили мои знакомые в Канаде и в США.

– Опрашивали эмигрантов из СССР?

– Не только. Была эмиграция украинцев из Польши, часть из них была захвачена Голодомором. Из Советского Союза была очень небольшая украинская эмиграция, просто не выпускали. Но сразу после открытия страны украинская эмиграционная община пополнилась. И самая важная группа – это украинцы, ушедшие с немцами, а после разгрома Германии перебравшиеся в Канаду и США. Это большая группа, которая пережила коллективизацию и могла о ней рассказать.

– Вы делаете важное замечание о том, что следует не приблизительно, а точно оценить количество жертв Голодомора, так, как институт Яд ва-Шем оценивает число жертв Холокоста…

– Отчасти мой призыв на Украине сработал. Там провели массовые опросы переживших коллективизацию или их родственников. Я сам писал инструкции, о чем обязательно спрашивать. Хотелось бы, чтобы люди строили родословные деревья: что случилось с бабушкой, дедушкой, с родителями и так далее, чтобы иметь картину изменений в каждой семье.

– К каким цифрам потерь вы пришли в результате?

​– Прежде чем говорить о цифрах, скажу, что именно мы оценивали. Я понимаю под потерями то, что население не дожило до своего срока. Свой срок устанавливается как норма, которая уже достигнута населением, то есть для коллективизации это была перепись 1926 года. Благодаря переписи мы знаем, кому было 10, 20 лет и так далее. Сколько лет он должен прожить в тех же условиях, которые зафиксированы переписью? Перепись и таблицы смертности делаются вместе. Можно сказать, что население должно было быть таким. Сравнивая население, которое должно было быть, с тем, что фактически было, мы видим потери. Должно было быть 10 миллионов какого-то возраста, а было 8, значит, два миллиона – потери. На гипотезе мирного хорошего времени существования строим дальнейший прогноз, как будет дальше меняться численность населения. Естественно, население будет стареть, появляется новое поколение и так далее. Вот это движение населения мы рассматриваем как норму, потом сравниваем в годы, которые нас интересуют, 1936 или 1934-й как конец коллективизации, 1939-й как репрессии между 1937 и 1939-м: так узнаём потери – расхождение гипотетической нормы с фактической численностью населения.

– Тут есть проблема: сталинской переписи населения нельзя верить.

– Я не верю в эту проблему. На самом деле перепись делалась хорошо, фальсификаций общей численности населения не было. Мы уже после сталинского времени можем это проверить. Что сделано было при Сталине? Часть населения учтенную, но не записанную за конкретными территориями, – например, армия, все заключенные, большая группа населения, которую учли, но не зафиксировали точно за местом проживания, – эти группы разбросали по республикам или областям, которые плохо выглядели в результате коллективизации, – и это, конечно, фальсификация. Фальсификация касалась Украины, Казахстана, а не общей суммы населения. То есть прибавка была, но примерно 1%, и этот 1% в расчетах я снимаю. Они честно говорят, что добавили, и мы легко его можем убрать. Так что я не признаю, что перепись была фальсифицирована полностью. Если фальсификацию, которую мы видели, убрать, перепись останется вполне нормальной.
Единственный памятник жертвам Голодомора в России был поставлен в 1992 году по частной инициативе на кладбище в селе Малая Сердоба Пензенской области


– И вы приходите к выводу, что во время Голодомора погибли 10 миллионов человек?

​– Неверное слово "погибли". Эта цифра правильная для всей страны, но она говорит о том, что 10 миллионов должны были прожить больше, чем они прожили, кто-то на два года, кто-то на 10 лет. То есть норма, сколько бы поколение 1926 года имело к 1937 году. Так что это не погибшие – это не дожившие свою часть жизни. Погибшие тоже есть в моей оценке, но это не 10 миллионов, а не больше пяти. 4,5–5 миллионов – это погибшие. Зафиксировано: в 1933 году выросла смертность на миллион с чем-то. Совершенно очевидно, что эти люди умерли от болезней, голода, от плохого питания или от желудочных заболеваний. В это число входят и расстрелянные. То есть это реальные физические потери. Если говорить о реальных потерях для всего периода, то они будут не 10 миллионов, а примерно 5.

– Пять миллионов погибших и еще 5 миллионов, не доживших свой срок?

– Совершенно верно, именно так.

– Вы пишете: "Ни Украину, ни собственно украинцев нельзя выделить как группу людей, целенаправленно подвергавшихся уничтожению голодом. Они страдали так же, как и многие другие сельские и городские жители СССР, в одних случаях намного больше, в других – меньше". Вы не согласны с исследователями, которые считают Голодомор геноцидом украинского народа?

– Я не считаю, что эти потери носили национальный характер. Действительно у украинцев пропорционально больший процент потерь, чем у русских жителей Украины. Потому что русские в значительной степени – это городское население, а украинцы – в основном сельское. Дальше мы должны посмотреть по областям Украины, совсем не равные были потери. В Донецкой области были намного меньше, чем, скажем, в Киевской или Харьковской.

– Потому что снабжение было лучше?
Александр Бабенышев
(Сергей Максудов)

​– Да, снабжение Донбасса было предусмотрено, потому что там была производственная система, которая необходима государству, и государство не так давило. Можем сказать, что северные области Украины были в лучшей ситуации, чем даже донецкое население. Потому что удар голода был не просто по республикам или по территориям, а по производящей полосе, как ее называли, где выращивается зерно. Это зерно у нее забирали. А в северных районах Украины важную роль играло животноводство, намного больше было посевов картофеля. Они имели продукцию, на которой могли выживать. А зерновые районы оказались под страшным ударом, когда забрали почти весь урожай, выгребли уже насильственным путем, обысками у людей то, что они собрали на собственных участках или получили в какой-то момент от колхоза. Это был страшный насильственный голод, потому что население было обречено из-за отсутствия еды. Почти то же самое произошло на Северном Кавказе. Русско-украинские области – Ростовская, Ставропольская, Краснодарская – были под таким же ударом, как и все прочие тяжелые области Украины. Так что это не было национальное, это не было даже по республикам, но это был удар по части населения, которое занималось производством зерновых культур.

– Был ли это сознательный, тщательно разработанный план или последствия безумия на местах?

​– Ни то и ни другое. Это не был разработанный правительством план – "давайте уничтожим часть населения". Это был процесс борьбы за то, чтобы забрать у населения намеченную определенную сумму этого урожая. Откуда взялась эта сумма, откуда взялся этот план? Перед этим был очень хороший урожай в 1930 году и неплохой в 1931-м. Путем давления урожай 1931-го подогнали к 1930-му, худший урожай дал ту же самую цифру заготовок. В 1932-м, который был намного хуже 1931-го, хотели собрать столько же, сколько было в хорошем 1929–30-м, государство хотело иметь ту же самую сумму заготовленного зерна, что было невозможно, потому что урожай был не очень хороший и он был очень плохо собран. Здесь проблема не только власти, но и населения. Население на урожае 1931 года не хотело работать. Они видели, что все забирает государство: зачем мы будем стараться собрать всё? Напряженная работа сельского населения была совершенно необходима, не было достаточной механизации, люди работали по 12–16 часов, особенно в дни, когда не было дождей. То есть это была борьба за лучший урожай. Есть рассказ диссидента, который поехал за отцом в большую украинскую деревню на юге, он приезжает и видит, что работает одна молотилка, 8 человек или 12 человек подбрасывают зерно, остальные сидят. Он говорит: как же, урожай пропадет. Они говорят: ну и пусть пропадает. То есть был еще ответ сельского населения, которое государству, кроме своего пассивного труда, ничего противопоставить не могло. Но в 1932 году это было очень серьезно. Был средний урожай, но плохо собранный, что очень резко снизило возможность государства заготовить то, что оно хотело. И оно заготовило столько, сколько хотело, отняв ту часть, которая у крестьян была отложена для существования их семьи. За это шла серьезная борьба, и государство сумело это забрать. Нельзя сказать, что это геноцид, потому что он не был направлен на конкретных людей или конкретные группы людей, но это привело к гибели этих людей. Нельзя сказать, что государство планировало гибель, но оно отбирало весь хлеб, закрывало глаза на то, что этим людям нечего будет есть.

– Пытался ли кто-нибудь спасти голодающих? Или расчеловечивание зашло слишком далеко и о благородстве не могло быть и речи?

​– Расчеловечивание доходило до больших пределов. Питирим Сорокин, специалист по демографии, пишет, что голод всегда ведет к падению нравственности, выживают худшие, потому что они способны отнять и забрать себе, а лучшие делятся с другими и погибают раньше. Появились людоеды, которые поедали членов своей семьи, детей чаще всего. К этим людоедам я приравниваю и высшую группу наиболее обеспеченных, которая спокойно отнимала продовольствие и за счет этого продолжала существовать. Безусловно, были люди, которые спасали не только своих родственников, но и других людей, помогали человеку уехать, потому что на Украине и Северном Кавказе был запрещен выезд, не пускали в поезда, нельзя было продавать билеты. Было много хороших людей на разных уровнях, даже на уровне руководства колхозов. Хотя было очень много плохих людей, думавших только о себе и о своих близких.

– Кто главный злодей в этой истории? Те, чьими руками осуществлялась эта кампания по уничтожению миллионов людей? Рядовые сотрудники ОГПУ на местах?

Станислав Косиор
​– Нет, главный злодей был в Москве – это был Сталин. Сталин и прямое его окружение были хорошо информированы, именно они ставили эту задачу: пусть все, в первую очередь Украина, не просят у нас хлеб, пусть они соберут зерно сами и отдадут государству, а если что-то останется, возьмут себе. Исполнителями же были украинские руководители, и наиболее страшной в этом смысле фигурой был Косиор, первый секретарь ЦК Украины. Почему я его считаю главным злодеем? Когда рассматривался урожай 1931 года, не очень хороший, но и не очень плохой, а государство хотело получить урожай такой же хороший, как в 1930 году, Косиор выступил на совещании, где был Сталин, и сказал, что мы уже коллективизировали население Украины на 75%, я думаю, что мы справимся и с этими заготовками. Все остальные секретари выступили с прямо противоположным взглядом: мы не можем полностью дать этот план, потому что у нас был плохой урожай. И на Украине началось на год раньше, чем в других регионах. Здесь очень большая ответственность украинского политического руководства. Конечно, не меньшая, а намного большая – это Сталин, Каганович, Молотов. Молотов поехал на Украину дожимать, Каганович на Северный Кавказ, потому что его опасно было посылать на Украину, его там ненавидели ужасно. А Сталин прекрасно знал, что происходит, получал массу писем, информацию от руководителей областного уровня. Были люди, которые думали, что нужно как-то сверху это прекратить, что нельзя пытаться делать заготовки, отнимая у людей всё. Конечно, исполнителями были рядовые партийные работники. Не так уж редко люди проводили обыски, изымали зерно в одной деревне, а в это время другие люди зерно изымали в их семьях, в их деревне. С 1932 года никто не был защищен. Удар был по всем, но смертельный удар по очень большой группе сельского населения в производящей полосе.

– Моего родственника заставили стать первым председателем колхоза в его деревне, а через полгода раскулачили.

– Хорошая типовая история. Когда были выборы председателей, то выбирали часто сначала уважаемых людей, думали, что эти люди смогут разумно руководить. Когда начались активные изъятия, конечно, этим людям пришлось очень плохо.

– Есть данные, сколько было арестовано так называемых кулаков, сколько было выслано, сколько по этим делам расстреляно?

​– ОГПУ писало отчеты. Достаточно хорошо известно число бежавших и пойманных. Сколько ехало в эшелонах и выгружалось, более-менее известно, но на самом деле цифры немножко больше. Примерно вывезено было два с половиной миллиона – на Север, в Сибирь, они занимались там или сельским хозяйством, или в промышленность, на лесоразработки пошли. Это были люди подконтрольные, жили в специальных деревнях. Так как это происходило в 1930–31 году в основном, то многие из них были лучше готовы к 1932–33 году, к ужасу Голодомора. Государство тем, кто работал в лесной промышленности, подкидывало продовольствие. Хотели получать большую производительность, поэтому рабочих снабжали. И не было такого удара, как на южных территориях, производящих зерно. Там было больше картошки, которую не так легко всю отобрать. Раскулаченные, которые больше всего пострадали от коллективизации, голод прошли немножко или заметно лучше, чем их родственники, оставшиеся в деревнях.

– Вы сравниваете раскулачивание и Голодомор со второй гражданской войной. Но гражданская война подразумевает сопротивление, сражение двух сил. Здесь было серьезное сопротивление?

– Сопротивление было, серьезным назвать его нельзя, оно не было эффективным, в отличие от сопротивления времен гражданской войны, где солдаты вернулись с винтовками домой. Сельское население было обезоружено. В депортацию кулаков оно уже довольно сильно разделилось, большая часть людей закрывала на это глаза или участвовала в раскулачивании. Когда стали забирать зерно, большого организованного сопротивления сельское население оказать не могло, хотя были там толпы женщин, пытавшихся у элеваторов что-то забрать. Были тысячи маленьких, мелких бунтов, которые очень легко подавлялись. Армия и ОГПУ легко справлялись. Был очень сильный бандитизм, грабили все, что можно было грабить. В общем страшного сопротивления, революции не возникло, как это ни удивительно.

– И этот опыт голода сформировал советского человека…

​– Да, это так. Люди привыкли к этой форме существования. Главное, они привыкли к полному подчинению. В 1931–32 году они еще сопротивлялись, не хотели отдавать зерно, они считали: мы вырастили, это наше зерно. Они прятали, боролись. А 1933–34 годы и 1936-й были очень тяжелыми для сельского хозяйства, плохой урожай, но никакой борьбы не было, крестьянин подчинился. Его ударили так страшно, что уже осенью 1933 года он работал, понимая, что получит мало, но боялся не получить ничего. Колхозная система заработала, она не была так производительна, как доколхозная, но давала государству то, что государство хотело получить, и что-то оставалось для посева, что-то доставалось сельским жителям. Замечательная история: приходит Каганович к Сталину и говорит: урожай очень плохой, надо готовиться его отнимать у сельского жителя. Сталин говорит: не надо, сами привезут. То есть он понимал, что борьба выиграна, ему население подчинилось, сопротивления или попытки не отдать не будет. Дальше так и было: брали все, что хотели, в том количестве, в каком хотели. А как люди выживали? Приспособились со своих маленьких участков, огородов получать необходимую для питания продукцию.

– И трусливый, покорный, раболепный советский человек окончательно сформировался в эти годы…

– Да, безусловно. Здесь важно смирение перед абсурдом. Например, абсурдом кажется указание забирать у людей зерно, которое нужно для посева следующего урожая. Это зерно куда-то увозится, а потом откуда-то привозится снова, чтобы высевать. Потери при увозе и привозе, безусловно, были, но люди шли на эти потери – это представляется абсурдом. Но и сельские жители, и администрация смирились и признавали, что да, надо делать, раз нам приказывают. Абсурдность стала нормой, потому что приказ не обсуждался. Разумный или нет – это уже не нашего ума дело. Главное, что была потеряна любовь к земле, любовь сельского жителя работать на ней, ощущение, что это мое, я сам делаю, определяю свою жизнь, все это было абсолютно утрачено, работа была подневольная, всегда не слишком старательная, очень часто зерно уходило под снег. Сельское население переезжало в города. Вообще во всей советской реальности, вы правы, был очень негативный человеческий результат.

– Вы сейчас представляете свою книгу в путинской Москве, где, как говорят социологи, признание Сталина великим государственным деятелем уже стало общим местом, 70% опрошенных уважают Сталина.

​– У меня нет, честно говоря, таких личных впечатлений, хотя я встречаю это в печати, слышу, что это происходит. Для меня было катастрофой ельцинское время, отказ от демократического устройства, признание, что нам нужен диктатор, который будет иметь всю власть, а мы готовы ему подчиняться. Страна охотно ушла от демократии, говорили: ну как же, парламент плохой, нам нужен хороший президент. Русская советская интеллигенция хотела этого и получила. Установлен режим личной диктатуры, власти выше, чем какой-либо выборный орган, Ельцин пошел на разрушение государства, но его все равно выбрали. Причем интеллигенция в том числе. И Путин унаследовал власть от Ельцина.

– Нынешняя любовь к Сталину объясняется этим тоже?

– Честно говоря, нынешняя любовь для меня абсурдна. С кем я разговариваю, никто такой любви не выражал. Я думаю, что это непонимание сталинизма, а просто наследование идее – было сильное могучее государство, нам нравится сильное государство, Сталин имел сильное государство, и мы его будем считать хорошим руководителем. Люди не знают на своей шкуре, что такое сталинизм, мечтают, что сильное государство им может что-то дать. То, что в России авторитарный режим – это крайне печально. Но я верю в неизбежность установления демократии везде. История происходит таким образом, что авторитарные страны переходят к нормальному демократическому режиму, где население – не всегда разумно, не всегда хорошо, – но определяет политику. Безусловно, и в России это должно когда-то произойти.

вторник, 21 мая 2019 г.

«Я в расстрелах участия сам не принимал, так как не был членом партии»

Опубликовано на сайте ТВ2 21 мая 2019 года

Воспоминания бывшего конвоира НКВД в Колпашеве Ивана Старикова были записаны 30 лет назад, в 1989 году, сотрудником томского отделения «Мемориала» Сергеем Девяниным. Иван Стариков работал в НКВД с 1935 по 1939 год в звании сержанта. Сотрудник конвойного взвода рассказывает о тех, кто был в колпашевской «расстрельной» команде и о проводимых ими расстрелах.

Монолог бывшего офицера ГБ НКВД от первого лица публикуется в рамках проекта «ХХ век. Очевидцы». Фотографии Ивана Старикова в архиве музея не сохранились.
Колпашевский Яр сверху, снят летом 1979 года 
«С октября 1935 года по апрель 1939-го служил конвоиром в конвойном взводе НКВД города Колпашево. Конвойный взвод состоял из 40 человек, командир взвода — Севастьянов, ему тогда было 30 лет. Был еще кавалерийский конвойный взвод, там же, при НКВД. Тоже из 40 человек, а командиром был Метла.

Березовский лагерь я знаю. Начальником лагеря был Гонда. Лагерь находился ниже деревни Петропавловка. Километрах в 5-6 от нее, на реке Когатинка. А от Колпашева в 30-35 километрах. Это район нынешнего поселка Усть-Чая. Лагерь существовал в 36-38 годах. Возможно, он был пересыльный, мужской. Там сидели уголовники и осужденные по 58-й статье. Слышал, что Белослюдцев тоже в нем служил на начальственных должностях. Там лес заготавливали, мебель делали, строительные работы выполняли.
Заключенные на лесоразработках. Фото: foto-memorial.org
Из конвоиров помню Колотовкина Гаврилу Флегонтовича, сначала служил в конвое, затем в охране тюрьмы. Он сам пострадал от репрессий. Весной 1937 года он передал записку зэку с воли. Это увидели, судили, дали ему восемь лет тюрьмы. Это все было нам строго запрещено, всякое общение, даже надо было не показывать, что знаешь арестованного. А то последствия могли быть самые непредсказуемые. Мне пришлось как-то среди этапируемых увидеть двоюродного брата. Так вот, я боялся виду показать, что знаю его, или как-то проявить это. Полпути из Колпашева в Томск прошли уже, а там на ночевке отделили группу, за водой сходить, в ней оказался мой родственник, и когда набирали воду в проруби, я подмигнул брату ободряюще. И все. Нельзя было.

Нарымский окружной отдел НКВД состоял из двухэтажного здания управления. КПЗ находилось внутри городка НКВД. Там же конюшни, стрелково-спортивные площадки или стадионы. Это все было соединено забором с вышками, а рядом находились дома и общежитие сотрудников НКВД, клуб «Динамо». Это на улице Дзержинского, почти на пересечении с улицей Стаханова. Конюхом в конюшне работал Шкотский, а его сын Захар служил в конвое. Он вместе с Колотовкиным передал эту несчастную записку. Судили их в клубе «Динамо», судом Военного трибунала. Так вот, когда огласили приговор, а мы такого не ожидали, сын Шкотского услышал, что его приговорили к высшей мере наказания, и упал в обморок. Потом его расстреляли. В расстрелах активную роль играл Белослюдцев, он тогда уже перешел на работу в Особый отдел НКВД. Ему тогда было примерно 50 лет, полноватый, белесый, он и играл при расстрелах роль «врача».
Внутренний двор Нарымской окружной тюрьмы НКВД. Фото: foto-memorial.org
Я почему говорю о расстрелах в Колпашеве в 37-38 годах так спокойно. Потому что я в расстрелах участия сам не принимал, так как не был членом Коммунистической партии. А расстреливать доверялось только коммунистам. Это называли «спецзаданием» или «особым заданием», и допускались только коммунисты. Комсомольцам и беспартийным это не доверяли. Так что конвоировать — конвоировал, а не расстреливал. Вообще, о расстрелах было говорить не принято, а мне под большим секретом рассказал Григорий Трифонов, тоже конвоир, он к расстрелам привлекался часто. Это было так, вроде арестованных готовят к этапу в Томск, а перед этапом надо пройти медицинское освидетельствование. А медицинское освидетельствование проходят в КПЗ. Проводят осужденного в КПЗ, там говорят раздеться до нижнего белья.
Многие в расстрельной команде были в белых халатах, чтобы, значит, не заподозрили приговоренные и эксцессов не произошло. Там камера, а под ней яма вырыта. Вот и приказывают рот открывать и в этот момент стреляют, он и падает в яму. Иногда говорят стать на весы под планку измерения роста и расправить плечи, а голову выше поднять. Затем из-за ширмы делают выстрел в затылок, а трупы — в яму. Песочком кровь присыпят и следующего, а когда свяжут руки за спиной, в расстрельную камеру заведут, в рот кляп запихают и из нагана в висок или затылок. Обычно применяли малокалиберную винтовку, иногда табельное оружие, пистолеты и револьверы, изредка трехлинейки. Камер в КПЗ было шесть, а под каждой яма, вот так и забили их трупами. Одну заполнят, засыпят, пол настелят и следующую камеру.
Откуда доски, толь и известь в могилах? Ну, там партию расстреляют, а яма в камерах не заполнена, вот известью засыпят, чтобы зараза не распространялась и запах гниющего от трупов. Сверху толь кинут, доски и до следующего расстрела. И так пока яма не заполнится. Потом земличкой присыпят и пола доски настелят и в следующую камеру. Вот в 1979 году Обь и вскрыла одну из могил с известью и досками. Потому и сохранились, что известка гнить не давала мертвецам. А в 37-38 годах от забора городка НКВД до берега Оби было метров 100, да от забора до стены КПЗ еще 10 метров.
Стреляли ли еще и закапывали в других местах? Да. И на территории городка НКВД, за забором, он из трехметровых досок состоял, вплотную сбитых. Говорили, что и за городком сразу, где пустырь был, стадион так называемый, там не огороженная забором, за пределами забора конюшня НКВД стояла. Говорили, что расстреливали и в других местах от Колпашева, чтобы внимания жителей не привлекать.
Сопротивлялись ли обреченные? Нет, про такие случаи Трифонов не говорил. Покорные все были, так как не понимали, что с ними будет. Вот эти-то ямы и вскрывались, когда берег обваливался, в том числе и в 1979 году. Ну, да это не последняя, там еще есть. Обь еще подмоет.

Одежду убитых летом закапывали там же, на территории НКВД, а зимой грузили на сани и везли на луга, за Саровку. Везли на лошадях, а там сжигали. Там у работников НКВД были покосы и место для пикников. Там землянка была выкопана, так вот в ней двух учителей расстреляли, а землянку обрушили. Это километров 15 от Колпашева.

Зимой использовали тракторные сани. На санях будка, в нее грузили человек 30, ночью и увозили, вроде как этап, на 2-3 день сани возвращались. Это увозили за город и там расстреливали где-то. Говорили на озере, на льду, а весной озеро вскрывалось и то, что не сгорело, а после расстрела одежду сжигали, да и трупы тоже, все под воду уйдет. Получается все шито-крыто.
В 1937 году сани и трактор работали постоянно. Официально говорилось, что тракторный этап зэков увез, сдал там и вернулся. Ну, это даже по времени не могло получиться. Я уже говорил, что к этой «секретной работе» привлекали только партийных. В расстрелах участвовали Волков Петр Иподистович — конвоир. Родиков Анатолий Игнатьевич — конвоир. Трифонов Григорий — он погиб в Великую Отечественную войну на фронте.

Весной 1938 года начальника Окружного отдела НКВД Степана Мартона взяли, вызвали в Новосибирск. (Прим. ред. – Степана Мартона обвинили в том, что поддерживал письменную связь с родственниками, проживавшими в Будапеште, а также покровительствовал антисоветским элементам. После 18 месяцев содержания под стражей и следствием 22 июля 1939 года из-под стражи освобожден за недоказанностью. Не реабилитирован.) И там арестовали. Когда у нас узнали, что Мартон арестован, собрали митинг на улице, с обвинительно-разоблачительной речью выступил первый секретарь Нарымского окружного комитета партии Карл Левиц. Призвал к бдительности, а через неделю его самого взяли. Тоже был арестован. Мартон отсидел год, оправдали, выпустили, да еще все денежное содержание выплатили. Он вернулся в Колпашево к семье, но в НКВД больше не служил. Он потом семье другие паспорта сделал и в Новосибирск уехал жить. И там в конце 50-х годов умер.
Степан Мартон. Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"
Кого еще знал из сотрудников НКВД? Окороков — служил конвоиром в 1936-1937 годах, Востриков — оперуполномоченный НКВД, Ямщиков — собаковод при НКВД, Калинин — оперуполномоченный, Коркин — оперуполномоченный. Попов Леонид и Тараненко Серафим работали на коммутаторе НКВД, Крылов Дмитрий Спиридонович работал тоже на коммутаторе, затем ушел из НКВД, в 1978 году проживал в селе Иванкино. Смирнов — начальник уголовного розыска при НКВД, а затем его откомандировали на повышение в Томск. Мурзин Василий Иванович — начальник отделения в кавалерийском конвойном взводе. Сутулов Ефим — командир конвойного отделения, Большаков — сотрудник НКВД.
Шалдо — политрук кавалерийского конвойного взвода. Он присвоил себе шубу расстрелянного, не сжег, ходил в ней по Колпашево, жена расстрелянного увидела на нем эту шубу, шубу мужа. Скандал был, а Шалдо выгнали из НКВД, уволили.
Весной 1937 года большинство конвоиров из обоих взводов отправили на учебу в Новосибирск, вернулись мы только осенью, там нас привлекали к выполнению конвойных функций.

ДПЗ — дом предварительного заключения. Это Колпашевская тюрьма. Деревянная, двухэтажная, на окнах деревянные козырьки. Находилась в районе сгоревшего Колпашевского педучилища, а КПЗ — за забором в городке Окружного отдела НКВД. Помимо расстрелов, в КПЗ были и этапы. Зимой 1937 года отправляли этапы. Отправка шла из КПЗ, туда приводили осужденных из ДПЗ. В КПЗ формировали этапы и отправляли в Томск, в тюрьму. Там мы арестованных и сдавали.
Этапы были из 15 человек. Приводили их в здание НКВД, а оттуда сопровождали в КПЗ, а затем вели их по льду реки Обь 8-9 суток. Маршрут такой: Колпашево — Косагасово — Кривошеино — Подоба — в Шегарке выводили на тракт — затем в район нынешнего речного вокзала Томска. Оттуда по Ключевской на Пушкинскую улицу и по ней в тюрьму. Там этапируемых сдавали, один-два дня отдыха и назад в Колпашево. После каждого дневного перехода кормежка и ночной отдых, утром опять на этап. Летом этапировали или в баржах, но это редко, чаще пароходом, в самом трюме. Обычно попадал «Карл Маркс», и так до грузового или пассажирского портов, а дальше на улицу Ключевскую и в тюрьму.
Тюрьма № 1 НКВД города Томска. Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"
Кто арестовывал? Брали арестуемого 1-2 опера и конвоир. Конвоир следил за порядком, охранял, помогал делать обыск, затем сопровождал арестованного. Это в Колпашево. И днем, и ночью. В 1937 году милиция привлекалась к оперативной работе. Вся.

Свидания арестованным давались редко, это тоже делалось в оперативных целях, успокоить арестованных, родных арестованных, ну, и чтобы правду не узнали.

КПЗ состояла из шести камер, первая — расстрельная. Стреляли ночью. В КПЗ были свои надзиратели. Здание было одноэтажное, буквой Г, бревенчатое.
Перестроенное здание Нарымской окружной тюрьмы НКВД. Фото: foto-memorial.org
Расстрелы шли под утро. За два часа расстреливали 30 человек. Их содержали в здании НКВД, а там выход к КПЗ. Мы охраняли их в НКВД. Из КПЗ приходил через определенное время или надзиратель, или работник НКВД, или кто-нибудь из конвоиров, допущенных к «секретной работе», и забирал на медицинское освидетельствование другого очередного арестованного. И через эту дверь уводил в КПЗ, а там уже стреляли, затем за следующим. И так всех. Потом придут, нас отпустят. Со словами «Конвой свободен» или «Спасибо, товарищи, вы свободны». После расстрелов у них часто пьянки устраивались, водки на это не жалели, она как бы в паек входила им.
К «секретным заданиям» привлекались также Шалдо, Севастьянов, Сутулов Ефим, Метла и работники НКВД. Оперов и начальство привлекали, когда был большой расстрел. Все партийные. На допросы водили из ДПЗ в управление НКВД и днем, и ночью. Так же из ДПЗ водили в КПЗ, кого на этап, кого так. На доставку уходило минут 30.

Я потом из милиции не ушел, долгое время работал участковым инспектором. Но в «спецзаданиях» участия не принимал, чист в этом, потому и рассказал все, что знаю.

В конвоиры шли не по призыву на действительную военную службу, а как бы на работу устраивались. Все конвоиры были местные, чтобы кулаков или других врагов в роду не было. В основном из близлежащих поселков.

На этом воспоминания бывшего конвоира заканчиваются.

четверг, 21 февраля 2019 г.

«Своих родственников я под расстрельные статьи подводил, чтобы разговоров не было»

Лидия Симакова
Опубликовано на сайте Агентства новостей ТВ2 21 февраля 2019 года


Антон Степанович Карташов, 1936 год
Фото: blog.stepanivanovichkaragodin.org
Интервью с бывшим следователем горотдела НКВД города Томска Антоном Карташовым было записано тридцать лет назад в 1989 году сотрудником томского отделения «Мемориал» Сергеем Девяниным. Фотографию Антона Карташова музей «Следственная тюрьма НКВД» не сохранил. Но ее нашел и опубликовал в своем расследовании Денис Карагодин. Он считает Карташова «важнейшим узловым звеном всей схемы массовых убийств 1937-1938 годов в Томске». Антону Карташову удалось избежать репрессий как в сталинское время, так и после «развенчания культа личности». Потом долгое время он работал адвокатом в Томской коллегии адвокатов. Воспоминания бывшего сотрудника ГБ НКВД от первого лица публикуются в рамках проекта «Очевидцы XX века».


Карташов Антон Степанович

В начале 30-х годов через рабфак я поступил на учебу в Томский государственный университет. Но учиться долго и закончить мне его не удалось. В 1932 году меня вызвали в органы НКВД и предложили из ТГУ перейти туда на работу в качестве следователя. Я дал согласие и перешел на работу в Томский городской отдел ОГПУ. Надо сказать, что большой радости я тогда, как помнится, не испытал.


В качестве следователя вел дела как уголовные, так и дела контрреволюционеров, то есть, по 58-й статье. Мне было присвоено звание «сержант ГБ», а к 1937 году я получил звание «лейтенанта ГБ».

Тогда продвижение по службе шло очень быстро, кадры менялись: кого переводили в другое место, кого на повышение за усердие в работе, а кого … и в яму. Отказаться от службы в органах было исключено, так как сразу получал штамп «политически неблагонадежного» и «не преданного Советской власти». А это было чревато в те времена самыми серьезными последствиями для отказавшегося.

Здание НКВД на Ленина 44, в котором с 1923 по 1944 годы
находился Томский горотдел НКВД.
Сейчас тут находится музей "Следственная тюрьма НКВД"
Служба моя проходила в двух зданиях по улице Ленина 42 и 44, но большей частью – в малом здании. Там, в верхних этажах находились служебные помещения и кабинеты следователей, а «контра» содержалась обычно внизу в подвальных камерах для арестованных. Были там и отъявленные уголовники, «жулики», да в эти подвалы они не часто попадали.


Здание на Ленина,42, где размещались кабинеты следователей,
и была внутренняя тюрьма ОГПУ-НКВД.
Сейчас здесь размещаются детская музыкальная школа №1
и детская музыкальная школа №2
Что касается Большого здания на Ленина 42 (речь идет о здании, где сейчас находится художественная школа №1 и музыкальная школа №2 — прим. ред.), то там были кабинеты и начальников отделов, отделений, кабинеты начальника Томского горотдела НКВД. Его до 1936 года занимал капитан ГБ Подольский. (прим.ред. - в мартирологе музея «Следственная тюрьма НКВД» есть информация о Подольском Матвее Мироновиче. Расстрелян в Москве в 1938 году). Чекист честный и человек порядочный в общем-то. Когда Подольского перевело Краевое Управление НКВД в Новосибирск, на его место прислали из Кузбасса капитана ГБ Ивана Овчинникова.


Вот это был рвач. Веселый всегда, наглый. Служака без принципов. Бабу мимо себя не пропустит. С нас три шкуры драл, разносы устраивал, только держись. «Количество увеличить, сроки сократить!». В день в 1937 году через руки одного следователя проходило по 20-25 дел, а он орал: все мало. «Увеличить!». Я его не уважал, но побаивался, да и все побаивались. Помню, всегда начищен, наглажен, «Шипром» за версту несло от него. Арестантов, наиболее запирающихся, или от кого надо было получить наиболее важное показание, доставляли к нему в кабинет. Там они у Овчинникова язык-то быстро развязывали. На следственные выдумки был неистощим, и нас тому же учил. Одного «ничего не знающего» голой задницей на раскаленный котел кочегарки посадили «яйца поджарить», быстро заговорил.

Сотрудник НКВД Иван Овчинников.
Тюремное фото из следственного дела.
Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"
Некоторых, когда пол над котельной железный сделали из листового металла, в эту подсобку запирали. Так пол от котла раскалится, а они там в голом виде пляшут, как на еврейской свадьбе.


Все расскажешь, когда паленым мясом запахнет, да еще и своим. Все, что знал, и чего не знал, что не ведал. Ну, другие следователи делали, им начальство приказывало, так как на применение физических методов специальное разрешение нужно было. А это такая волокита, столько инстанций и кабинетов нужно было пройти. Нет, просто так не били, вежливость соблюдали с арестантами, на «Вы» их называли. Да, вот о кабинетах. Это вверху, на этажах, а внизу, под зданием подвал, а в нем камеры. Сколько сидело? Да, по-разному. Иной раз и пустые были, а были периоды, когда в камере, рассчитанной на десять-двенадцать человек, находилось 70-140. Были и следственные камеры. Там же, при спуске с первого этажа в подвал, справа, точно не помню, комната для расстрельной команды была. Комната отдыха. У одного собака с ним постоянно была, овчарка очень злая, на людей кидалась. Тех, кого расстреливать собирались, готова была разорвать. В этой комнате запах всегда стоял, как говорил Райкин, специфический. Пахло псиной, человеческим дерьмом и винным перегаром. Команде разрешалось выпивать на работе, даже как бы обязаны были. Это в паек входило, в усиленный. Фамилий, кто был в команде я не помню. Да и менялись они. Работа та вроде как повышенной нервной отдачи требовала.
Сотрудники НКВД на тренировке
Фото: Музей "Следственная тюрьма НКВД"
Прокурор города Томска Лаптев, ну такой дотошный был, все ему не так, все не эдак. Дела на доследование любил возвращать, придирался. Вот и допридирался. Когда в 1937 году сам попал к нам в качестве арестанта, то быстро заговорил. Такая контрреволюция скрывалась в нем! Его сначала поджарили, а затем подморозили, тоже специальная холодная камера была. Лоск и жир быстро сошли. Но я его дела не вел.


В подвалах наших никто не расстреливал*. Вот так, наплетут на органы всяческую чушь. Мы с врагами неразоружившимися боролись, наша задача была выявить их и обезоружить, чтобы остальным людям спокойно жилось.


Были ли побеги из внутренней тюрьмы гороотдела НКВД? Да, конечно. Один. Из подвала малого здания. Их там в камере 150 человек сидело, из них один уголовник, то ли Николай Дураков, то ли Иван. Так он здоровый физически был, черт, решетку раскачал и выдрал из окна. А окно на улицу выходило. Ну и говорит контрам: кто со мной? Бежим, все равно нас не выпустят, убьют, как куропаток. Он убежал, а больше никто их этих дураков-контриков не побежал. Остались в камере, а умный Дураков удрал и с концами. Так и не нашли его. Это в 1937 или в 1938 годах было. Я его в 1959 или в 1960 в Томске встретил. Она на заводе имени Вахрушева инженером только устроился работать. Приезжий и на пенсии уже. Тогда в камеру к нам попал по подозрению в убийстве. Спрашивал его, как он сбежал. Он мне рассказал, что из НКВД сразу подался на железнодорожный вокзал Томск-I, там мужика какого-то убил, документы его, паспорт, диплом инженера забрал. Труп на рельсы под поезд бросил, а сам деру из Томска. На севере где-то в Якутии устроился на работу и жил там 20 лет. Инженером работал под чужой фамилией. Вот 20 лет прошло, срок давности за преступление истек, он и вернулся в Томск. Теперь его привлекать нельзя было. Семью разыскивал. 20 лет не сообщал ей о себе, только, говорил, переводы из разных мест посылал денежные и безымянные. Нашел. Что с теми, из его камеры стало? Да, на расстрел, наверное, не помню точно.

Ко мне на следствие в 37-38 годах односельчане из моей родной деревни стали попадать, в том числе родственники, Карташовы. Дядья там, племянники, братья всякие. Ну, чтобы в деревне разговоров не было, я их всех под расстрельные статьи подводил. А вот дядю одного своего пожалел. В детстве он меня на охоту брал, учил охотиться. В общем, пожалел гада, вместо расстрела срок ему, 20 лет накрутил. Думал, что за столько лет в лагере подохнет, а у меня совесть будет чиста. А жалости в нашем деле не должно быть. Вот и пострадал за свою доброту. Дело было так. Когда Берию разоблачили, стали искать стрелочников на местах. Многих из органов вычистили. Меня тоже уволили. Это в 1957 или 1958 год был. Куда податься? Я все-таки был в звании майора. Образования, специальности никакой, только ТГУ неоконченный и межкраевая школа НКВД в Новосибирске за плечами. Оказался я на улице, но нашлись добрые люди, направили меня в родную деревню председателем колхоза. Предложение было такое, а так по детству помню, хорошие места, где можно поохотиться. Я и согласился. Приехал, в должность вступил, работа пошла. Как-то раз краем поля верхом на лошади ехал, поля объезжал. Вдруг выстрел из кустов. Стреляли в меня, а попали в лошадь. Лошадь упала, я кустами, лесочками бежать, аж до самого Томска. Понял, что кто-то про меня прознал. В обком партии пошел, там мне работу подыскали, адвокатом устроился работать. Так до пенсии и проработал. Стрелял кто? А я потом узнал, что это дядя мой, 20 лет отсидел и вернулся. Убить хотел. Вот он и стрелял, которого я в 37 году пожалел. Вот так он отблагодарил меня. Ну, конечно, доказать мне ничего против него не удалось, улик никаких. А в родные края, пока он не умер, я не рисковал появляться, да и вообще меня туда не тянет.

В 1943 году меня направили для прохождения службы в Колпашево, тогда еще Новосибирской области ( в воспоминаниях бывшего прокурора Николая Лисотова указано, что Антон Карташов был начальником отдела НКВД Колпашева в 1943-1946 годах. Его перевели из-за неуставных отношений со своей секретаршей - прим.ред). На должность начальника горотдела НКВД. Так мне сотрудники рассказывали, что в 37-38 годах зимой, на улице морозы были больше 40 градусов. Так вот, приговоренных к расстрелу выгонят голыми на мороз, а сами в здании, и из форточки из револьверов по ним, как по живым мишеням стреляют. Может так и было в Колпашево. С 1943 года в Колпашево существовало ИТК «Колпашево». После указа об амнистии дезертиров ИТК расформировали. Там начальником по спецпоселению был Шевелев. Был отдел по борьбе с бандитизмом, был отдел по религии. В 1937 году по приказу капитана Овчинникова в тюрьме Томска я и другой работник НКВД Салтыков, проводили проверку на обоснованность задержания. Выпустили 100 человек, основания для задержания и содержания под арестом у них не было.


Что собой представлял лагерь в Колпашево?  Заключенные в лагере жили хорошо. Ну вот работали, например, на разгрузке баржи с мукой и зерном, набивали карманы.


Потом кашу варили, лепешки стряпали. Разгружали рыбу, были рыболовные бригады из зэков, так что и рыба у них была, да, что говорить, в годы войны они питались чуть ли не лучше, чем те, кто их охранял. Да и работников милиции тоже лучше питались.
Колпашевский Яр сверху, снят летом 1979 года
Фото: Автор Николай Панфилов

Что запомнилось из службы в Колпашево? Это операция по поимке дезертиров Пьянковых. Их долго призвать на фронт не удавалось. Таежники, охотники, ходы и выходы, все тропы в тайге знали. В поселки только за порохом, спичками и солью ходили. Ну, все же призвали и на фронт отправили. Отец и сын. Там они обмундирование, автоматы получили, а до фронта не доехали. Бежали. Дезертировали. И опять в родную тайгу. Это недалеко от поселка Инкино Колпашевского района. В районе староверского поселка Малгет они скрывались. Проводник один помог милиции выйти на их логово в тайге. Там землянка по всей форме, с печкой, а рядом будешь стоять и не сразу заметишь.


В Малгете старик со старухой жили, так вот они их убили и полотенце взяли. Вот по полотенцу их и вычислили, как убийц. Операцию по поимке разрабатывал я, я же руководил поимкой. С помощью проводника вышли на их землянку. Гранату кинули, из автомата выстрелили разок, те опешили, растерялись и сдались. Не ожидали, что их вычислят. Ну, конечно, следствие, срок, посадили их. Посидели дезертиры Пьянковы недолго. Тут амнистия вышла, их и выпустили.


Меня в Колпашево встречали когда, улыбались, а так опять в тайге, как лешаки жили. Вот, наверное, самое запомнившееся из службы в Колпашево.
Антон Степанович Карташов, 1954 год
Фото: blog.stepanivanovichkaragodin.org

На этом воспоминания бывшего НКВД-шника заканчиваются. В примечаниях к воспоминаниям говорится, что встреч с Карташовым было около 20. Не всегда охотно говорил бывший сотрудник НКВД, но встречал приветливо. Веселый, улыбчивый, с большим чувством юмора, с катетером и баночкой мочи. Дверь держал на запоре постоянно, на стук долго не открывал. Играл роль радушного хозяина, но иногда интервьюер замечал настороженный внимательный взгляд, порой – колючий.


*В подвалах зданиях, где раньше располагался горотдел НКВД города Томска находили останки людей. Расстрелы, по словам Василия Ханевича, были в конце 20-х — начале 30-х годов. В 1937 году и в послевоенные года массовых расстрелов в подвалах не было.

воскресенье, 18 ноября 2018 г.

Судьба палачей: Большой террор прекратился 80 лет назад: что мы знаем из архивов? Интервью историка

Павел Гутионтов
Опубликовано на сайте газеты "Новая газета" 17 ноября 2018 года

17 ноября 1938 года вышло постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», были упразднены «тройки», прекращены массовые расстрелы. А еще через неделю был снят нарком внутренних дел Николай Ежов, его сменил Лаврентий Берия. Таким образом, Большой террор формально завершился. Раны, нанесенные им стране, не залечены до сих пор. На вопросы «Новой» отвечает новосибирский историк Алексей Тепляков.


Текст документа

— Алексей, в ваших книгах разворачивается непрерывная цепь ужасающих преступлений, совершенных сотрудниками карательных органов с самого момента их учреждения. Зверства периода Гражданской войны некоторыми объясняются предельным ожесточением враждующих сторон. Но ведь Большой террор разразился через полтора десятилетия…

— Из судебных дел, когда к ответственности привлекали чекистов, особо «отличившихся» в годы Большого террора, и с которыми мне удалось ознакомиться, узнаешь чудовищные вещи.

До сих пор не обнародованы регламентирующие инструкции, согласно которым осуществлялись казни.

Только в недавно опубликованных документах из архива МВД Грузии указан официальный способ казни путем выстрела «в правый висок». Но, скажем, в Минусинске людей добивали ломом… Одного пьяные палачи пытались взорвать с помощью электродетонатора…

При этом осужденный в 1939 году начальник Минусинского оперсектора Алексеев в жалобах на «необоснованность приговора» указывал, что им лично арестовано 2300 «троцкистов», из которых 1500 расстреляно. Власти этим весомым аргументам вняли, в январе 1941 года Алексеев был освобожден из заключения и стал работать в системе ГУЛАГа…

Бывший начальник Куйбышевского (Каинского) оперсектора УНКВД по Новосибирской области Лихачевский в августе 1940 года показывал: «У нас применялось два вида исполнения приговоров — расстрел и удушение… операции проводились таким путем: в одной комнате группа в 5 чел. связывала осужденного, а затем заводили в др. комнату, где веревкой душили. Всего уходило на каждого человека по одной минуте, не больше… Всего было задушено человек 500–600…»

Некоторые из палачей соревновались в умении убить осужденного с одного удара ногой в пах. Казнимым забивали рот кляпом, причем у секретаря райотдела Иванова был специальный рожок, которым он раздирал рты сопротивляющимся…

Те же сотрудники Куйбышевского оперсектора в 1938 году заставили совершать в своем присутствии половой акт осужденную учительницу и осужденного мужчину, обещая за это их помиловать. Сразу после окончания «представления» несчастные были задушены.

В Житомирском УНКВД чекисты заставили старика заниматься сексом с трупом только что расстрелянной женщины.

И это только часть того ужаса, который удалось вытащить из архивов.

— И кто же были эти люди, творившие все это? Попробуйте набросать обобщенный портрет сибирского чекиста конца 30-х годов.

— Общую численность оперсостава УНКВД по Западно-Сибирскому краю на 1937 год можно определить примерно в тысячу с лишним человек. Это были в основном молодые парни крестьянского происхождения, отслужившие в армии, часто — в пограничных или внутренних войсках, оттуда преимущественно старались их брать… Часто это был бывший секретный сотрудник, взятый на гласную работу. Эти люди и обеспечили взрывной рост численности органов к началу 30-х годов, потому что при НЭПе их численность была примерно на уровне 18000 человек — на всю страну. Я говорю о тех, кого мы бы сейчас назвали офицерами: следователи, агентуристы. К началу 37-го их было 25, а к началу войны — 50 тысяч.

За счет чего обеспечивалась массовость террора? Ведь, в принципе, система не была готова расстреливать сотнями тысяч. В 20-е годы расстреливали по 2–3 тысячи человек в год. В начале 30-х — до двадцати тысяч. Потом опять резкий спад. И 1118 расстрелянных в 36-м. Потому что нет внесудебных органов с правом расстрела, только суды казнят. А в 1937-м казнили 353 тыс., в 1938-м — примерно столько же.

— То есть до 1937-го мы видим такие, я бы сказал, «столыпинские» цифры?

— Да. Потому что старались расстреливать только активистов, а остальных — сажать. Поэтому сажают в год по 200–300 тысяч. А расстреливают, условно говоря, один процент.

А в годы Большого террора расстреливали почти половину от числа осужденных. И за полтора года их «набралось» (даже по официальным, заниженным на несколько десятков тысяч человек, данным) 681 692 человека.

Поэтому, чтобы в экстремальной ситуации органы не захлебнулись, были созданы так называемые «оперативные секторы». В городах, где была тюрьма, создавался «оперсектор», объединяющий 10–15 районов, примыкавших к этому городу. Там, конечно, существует свой горотдел, человек 10–15, и, соответственно, туда из областного управления к нему прикомандировывают человек шесть опытных следственников из ведущих отделов и еще десяток-другой из райотделов НКВД. Присовокупляли курсантов пограничного, скажем, училища, например, из Московского погранучилища в Новосибирск прибыло 50 человек. Они были забойщиками, «подсидчиками» (не давали спать арестантам), потом из них вырастали следователи.

То есть в оперсекторе собиралось человек по двадцать-тридцать чекистов. К ним добавляли ментов наиболее продвинутых и фельдъегерей, еще столько же или больше. Потому что в каждом отделе фельдъегерей было больше, чем оперативников, ведь вся почта была секретная. Надо кого арестовать, нередко фельдъегеря посылают, надо расстрелять — его же. Настоящие чекисты — одни в командировке, другие напились, третьи от этой работы уклоняются, а фельдъегеря под рукой, их и в расстрельную команду можно определить, пусть набираются опыта. И такой энергичный фельдъегерь из системы, казалось бы, безобидной, выдвигается в милицию, в охрану тюрем. А потом смотрят: особо не пьет, грамотен, дисциплинирован, и вытягивают на уровень оперативного работника, и он им становится из рядового крестьянского парня.

На месте расстрелов и тайных захоронений в Бутове.
Фото: Николай Малышев / Фотохроника ТАСС

— Вообще, образовательный уровень чекистов был невысок?

— Катастрофически низок. При этом в стране была мотивация учиться, и, скажем, практически все молодые инженеры в начале 30-х по году-два проходили стажировку за границей: в Европе, Японии, Соединенных Штатах… их были тысячи.

Практически все они погибли страшной смертью как шпионы, «разоблачать» ведь их было очень легко.

Все директора больших заводов, многие их заместители, это были люди, имевшие опыт работы на лучших предприятиях Запада.

А вот политические руководители были дико безграмотными, но чекисты выделялись даже на их фоне. Большинство чекистов имело лишь начальное образование, дополненное одно-двухгодичным образованием в Центральной школе НКВД или непродолжительными курсами на местах. В апреле 1936 года один из кадровиков сетовал на то, что следователи ухитряются сделать по 50–60 ошибок «на 140 слов диктанта». Секретарь парткома УНКВД свидетельствовал, что ряд его коллег за 1935 год ни разу не были в кино, зато «играют в преферанс многие, даже парторги и не умеющие играть научились…»

Резко попытались повысить их уровень образования именно в 37-м, когда по мобилизации массово брали студентов, нередко лучших. И они превращались в жутких палачей.

Но все равно даже до середины 50-х среди чекистов преобладали люди с начальным и неоконченным средним. Только при Хрущеве их стали массово выгонять и заменять на людей с высшим образованием.

Экспедиция ученых из польской Академии наук,
Медицинской академии и польского Красного Креста.
Они производят эксгумацию захоронений польских офицеров,
расстрелянных НКВД в 1940 году.
На снимке: останки расстрелянных польских офицеров.
Фото: Анатолий Морковкин / ТАСС

— Это рядовые чекисты. А кто ими руководил?

— За 20 предвоенных лет органы Сибири последовательно возглавляли девять человек, все очень крупные, «московского масштаба» фигуры. Шестерых в конце 30-х расстреляли, один получил срок и погиб в лагере, реабилитирован из них один. Еще двое застрелились.

— Я вас правильно понял, что после 38-го года, после окончания Большого террора число чекистов в стране увеличилось?

— Причем резко! Притом что была огромная чистка, только в 39-м было уволено более четверти чекистов. Но чистка — в мягком варианте, расстреляли из 20 тысяч «вычищенных» менее пяти процентов.

Многие из них вытворяли чудовищные вещи. Причем не только как нарушители законности, но и просто как коррупционеры, расхитители, мародеры. А основную массу просто увольняли — «по компрометирующим обстоятельствам».

Но многие, наоборот, продвинулись, и сильно продвинулись. Особенно те, кто был на низовом и среднем уровне. Кто был на высоком уровне, считался людьми Ягоды (сначала), а потом — ежовцами. Именно среди них и был самый высокий процент расстрелянных. И часть особенно зарвавшихся начальников отделов, на ком тысячи трупов висело. А вот те, кто был лейтенантами, старшими лейтенантами, эти резко двинулись вверх. На места вычищенных пришло массовое пополнение, и вдруг оказалось, что перед войной чекистов стало значительно больше, чем в 37-м.

При этом — со всем опытом Большого террора.

Владимир Путин открыл Стену скорби в Москве.
Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

— Есть версия, что «все это» осуществлялось латышами, венграми… евреями особенно. Читаешь книги о Большом терроре на Украине — оторопь берет, сплошные еврейские фамилии.

— Это специфика Украины, где еврейское население было очень велико — и особенно в городах. А сами украинцы были крестьянами и неграмотными. Грамотные же были националистами, петлюровцами… Евреи, получившие равноправие, воспринимали эту власть как свою, и, соответственно, шли защищать ее, и на Украине действительно около сорока процентов оперсостава в середине 30-х были евреями, а руководящий состав даже на две трети. В Белоруссии тоже было много евреев чекистов. А в остальных регионах «еврейское присутствие» было значительно ниже.

Просто активные люди, делавшие карьеру благодаря вбитой в них с детства максиме: если ты еврей, ты должен стараться втрое, иначе тебя затрут. Это не чисто российский феномен.

Вообще, везде нацменьшинства более активны, так, например, в охранке Тито были сплошь черногорцы, которых и было-то полмиллиона на 20 миллионов югославов. Ну, и Берия этот перекос, скажем так, выправил. Да и Ежов старался, который, приехав на Украину, воскликнул в изумлении: «Да у вас тут какой-то Биробиджан!..» Но, разумеется, «еврейский фактор» я бы не переоценивал, поскольку русские, кавказские или украинские чекисты были ничуть не мягче.

— А можно ли говорить о какой-то «сибирской специфике» Большого террора?

— Безусловно. Хотя режим и подходил к террору с элементами рациональности, со своей общей для всех регионов логикой. И, конечно, субъективный фактор, очень многое зависело от конкретного начальника управления, более или менее кровожадно настроенного.

Были чекисты — страшные карьеристы, были просто карьеристы. И — запредельные карьеристы.

Так, в Новосибирской области немцев расстреляли 96 процентов от числа осужденных, девушек миловали да юнцов до двадцати лет, и то не всех, а тех, кого вербовали в сексоты и кто должен был в лагере «освещать», эти могли проскочить. Поляков 94 процента расстреляли. А в соседней Омской области или в Красноярском крае процент расстрелянных инонационалов был в два раза ниже.

Что же до, собственно, сибирской специфики… Она определялась прежде всего огромным масштабом ссылки, политической и крестьянской. «Раскулаченных» везли из южных благодатных районов Алтайского края, Новосибирской, Омской области, Кемеровской — на север, в Нарым, подальше от железной дороги. Поэтому у нас была и «импортная» крестьянская ссылка, и «внутренняя», своя собственная. Как пел Высоцкий: «И меня два красивых товарища повезли из Сибири в Сибирь…» А именно «кулак» и считался главным врагом.

Потом в Сибири действовали иностранные консульства — Японии, Германии, Китая — еще с 20-х годов. И большой процент инонационального населения. Было много переселенцев, еще столыпинских, из Прибалтики, было много поляков, а после Гражданской войны осталось много венгров, австрийцев из военнопленных Первой мировой, которые приняли участие в нашей Гражданской войне, а потом не репатриировались. Так вот за ними была целенаправленная охота как за потенциальными шпионами.

Играло роль и недавнее прошлое того ли иного региона, насколько он был активен в Гражданскую войну с точки зрения антисоветского повстанчества. Сибирь же была территорией огромных антибольшевистских восстаний, большинство их участников было в свое время амнистировано, а теперь их вылавливали и — через 15 лет — добивали.

Масса зажиточного населения, огромный протестный потенциал еще с 20-х годов, огромный опыт в том числе вооруженного сопротивления коллективизации… Вот за все это в 37-м и пришла расплата.

В Белоруссии были очень жестокие репрессии, на Украине — жесточайшие, в два раза выше, чем по стране. А в Сибири — в четыре раза выше.

1973 год. Памятник чекистам в Киеве.
Фото: РИА Новости

— Насколько разительными были перемены с приходом Берии? Он, в частности, приказал не приводить в исполнение те смертные приговоры, которые «тройками» были уже вынесены, но не исполнены.

— Да. Другое дело, что во многих регионах этот приказ был проигнорирован, расстрелы продолжались, но их оформляли задним числом. Где-то 300, где-то 200, а в Крыму так и 800… Но за это попавшихся чекистов арестовывали, а кое-где и расстреливали. Я вам приведу пример наглости чекистов. В Одессе, как и везде, секретно-политический отдел облуправления НКВД расследовал политические дела и громил номенклатуру. И вот рядового начальника отделения, старшего лейтенанта, вызывают в обком и говорят: мол, жалобы на вас идут, пытки, то да се. Возвращается тот и говорит своим:

«Да я два состава этого обкома пересажал, а они меня спрашивают, кого я там стукнул?! Это не верно так со мной разговаривать!..»

Поэтому мы с коллегами Андреем Савиным и германским историком Марком Юнге используем термин «дисциплинирование чекистов» как цель бериевской политики, поскольку надо было объяснить им, что они хоть и передовой вооруженный отряд партии, но над партией все-таки не стоят, а лишь выполняют ее поручения. Это и было сделано с помощью чистки.

Аресты при Берии резко сократились, но тех, кого арестовывали, все равно продолжали бить, пытать продолжали.


— То есть делать из Лаврентия Павловича великого демократа и правозащитника не стоит?

— Конечно! Он был прагматиком и четко выполнял полученное задание — привести чекистов в чувство. И, что очень важно, это ведь не было первой такой попыткой. В 1921 году началась великая партийная «чистка», в ходе которой за несколько месяцев вычистили более трети коммунистов, и острие ее било, опять же, по силовикам, особенно — по чекистам. Комиссии начали массово исключать их из партии, включая даже многих членов коллегий Губчека. То есть руководители исключались буквально пачками. И Ягода паниковал, писал Дзержинскому:

«Мы теряем лучших работников, и куда он теперь пойдет, этот своими же “проклятый чекист”? Не толкаем ли мы его к “красному бандитизму”?»

К 24-му году чекистов здорово сократили, поисключали из партии, многих арестовали, резко сократили оставшимся их полномочия. Ведь коллегия Губчека могла расстрелять любого, коллегия особого отдела — тоже. И еще была высшая инстанция — коллегия ВЧК и тоже с правом расстрела.

С введением НЭПа это почти прекратилось, только коллегия ОГПУ могла расстреливать во внесудебном порядке.

И вот в 39–40-м чекистов так же массово увольняли, исключали из партии, переводили во «второй эшелон», в лагерную охрану, в «ментовку», в отделы кадров крупных предприятий.

— И насколько серьезным стало это «обновление» органов? Нам постоянно приводят цифру: 20000 чекистов было репрессировано в годы сталинского террора, и даже пытаются героизировать этих репрессированных.

— Ну, во-первых, цифра 20000 «пострадавших» чекистов — дезинформация руководителей КГБ СССР Чебрикова и Бобкова, которые ее первыми вбросили в общественный оборот. На самом деле она завышена почти на порядок. Да и многие другие факты, которые должны облагородить образ чекистов сталинской поры... В двухтомнике «Личное дело» бывшего председателя КГБ Крючкова, например, сочинена целая легенда о героических омских чекистах, которые якобы поплатились жизнью за сопротивление сталинским репрессиям. Крючков пишет: «В 1937 году, например, был расстрелян практически весь состав омского управления НКВД за отказ участвовать в репрессиях. Состоялся скорый суд, и судьба сотрудников управления была решена». На деле расстреляли только начальника управления Салыня, который со своей командой успел до лета 1937 года подвергнуть репрессиям тысячи людей. Всего же было арестовано по обвинению в заговорщицкой деятельности 11 омских чекистов из 320. Их изощренно пытали, но в 1939 году освободили.

В целом же бериевская чистка НКВД носила не принципиальный, а выборочный характер. В 1939 году от освобожденных из-под стражи членов партии  заявления об истязаниях были получены на 102 омских чекиста, из которых к январю 1940-го наказали  сравнительно немногих:  арестовали 12 и уволили из НКВД — 16, остальным были вынесены либо административные выговоры, либо мер вообще принято не было «за маловажностью проступков».

— Читая ваши книги, поражаюсь, как вам дали возможность со всеми этими документами ознакомиться?

— Я работал со многими рассекреченными чекистскими следственными делами на ныне реабилитированных лиц Новосибирска и Барнаула, все остальное были партийные документы, советские архивы, в которых неминуемо оседали чекистские отчеты. Персональные и кадровые дела чекистов спокойно лежат в партийных архивах, иногда в них информации немногим меньше, чем в служебных гэбэшных… С этого я и начинал в середине 90-х, когда это было открыто.

— Первый начальник Росархива Рудольф Пихоя говорил мне, что считает раскрытие партархивов своей главной заслугой.

— И правильно считает! Так что теперь, когда этот идиотский 75-летний срок отодвинулся, можно и войну копать, партийные и государственные архивы свободны. Там колоссальный объем еще далеко не освоенной информации, в том числе и чекистской, которая в их ведомственных архивах по-прежнему закрыта наглухо. Весь свой кадровый материал я именно из партийных архивов и брал. И только в 2011–14 гг. в Центральном архиве ФСБ несколько заходов сделал, но они ведь выдают только то, что сами сочтут нужным, я напишу список, а они из него что-то покажут, что-то нет. Самое интересное, что я там увидел, — это переписка начала 30-х сибирских руководителей с московскими начальниками — Ягодой, Евдокимовым, Мессингом. Шикарная информация.

1935 год. Парад у Мавзолея Ленина.
Генрих Ягода крайний справа. Фотохроника ТАСС

В Сибири я долго ждал возможности поработать в фондах госбезопасности. И произошло это случайно. В 2002-м началась работа по Книге памяти, и меня включили в эту группу. А вытурили из нее только через полтора года. Поскольку директриса областного архива, дама вполне реакционная, стукнула в ФСБ: мол, он же собирает картотеку на «ваших сотрудников»! И меня без всяких объяснений… Но успел я многое. Ксерокопировать обычно не давали, и я ручечкой…

И, конечно, Украина, где в 2013 и 2015 годах я по две недели проработал, да с фотоаппаратом, да в группе, так что мы найденным обменивались. Это совсем другое дело. Госбезопасность — это же вертикальное ведомство, все нормативные документы, все приказы, все циркуляры, что в Новосибирске, что в Киеве — одни и те же.

К тому же в Киеве показали следственные дела не на рядовых исполнителей, а на первых лиц. Это когда я стал работать в международной команде, подготовившей четырехтомник «Эхо Большого террора», скоро в Москве выйдет том, который я с друзьями непосредственно готовил, — 900 страниц. Мы, например, публикуем несколько десятков приказов Берии по НКВД по наказанию чекистов. Это до сих пор у нас секретные приказы, а украинцы рассекретили, и мы их даем. Причем там широко представлены и московские, и даже сибирские документы, которые рассылались тогда по всей стране. Так что и из московских архивов кое-что просачивается.

Мой любимый образ — водопроводный кран: каким бы надежным он ни был, все равно протекать начнет, когда прокладка сработается.

— Только что в Москве открыли Стену памяти в «Коммунарке» с фамилиями лежащих там более чем шести тысяч жертв террора. Так, среди этих фамилий оказались и репрессированные чекисты, в том числе и очевидные палачи, включая и не реабилитированных. Возникла негромкая, но ожесточенная дискуссия. Как отделить невинные жертвы от тех, кого невинными назвать невозможно? Надо ли отделять? Всех ли уравняла смерть? Ежова и Эйхе, Якира и Вавилова, Бухарина и того же Ягоду? Что с ними со всеми делать?

— А разве есть ответ?

— Нет ответа. Но вы бы что сделали? Вот на вас лично свалилась бы такая почетная обязанность определить: что делать?

— Смерть — великий уравнитель. И коль скоро все они тут лежат… Должен быть чисто правовой подход, четко объяснимый и общий. Все остальное должны сказать историки и общественность.

Нравится или нет, без «них» тоже народ не полон. Наказать посмертным забвением? Не знаю… Общество должно решать, но прежде всего — получить самую полную информацию.

А для этого надо прежде всего реально открывать архивы. При Ельцине были заложены необходимые основы, так, было принято решение все дела на незаконно репрессированных передать на государственное хранение, но это решение ведомство вполне успешно саботировало.

У нас слишком озабочены проблемой, как бы не обидеть внучков и правнучков палачей и сексотов. Тех, кто якобы пострадает, если об их родственниках скажут правду. Никакого отношения к праву и здравому смыслу такая позиция не имеет. Но, кстати, когда «Мемориал» выложил свою базу на сорок тысяч офицеров НКВД в конце 2016 года, попытка родственников заблокировать ее все-таки не удалась. И эта база имеет колоссальное значение, это надо обязательно подчеркнуть. Хотя на многих там только имя-отчество, дата рождения, год присвоения звания и увольнения из органов. Но и это — огромный прорыв.


СПРАВКА

Алексей Тепляков

Алексей Тепляков занимается изучением истории советских карательных органов сталинской эпохи, автор книг: «Непроницаемые недра». ВЧК-ОГПУ в Сибири 1918–1929 гг.», «Машина террора. ОГПУ-НКВД в Сибири 1929–1941 гг.», «Опричники Сталина», «Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах», «Деятельность органов ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД (1917–1941 гг.): историографические и источниковедческие аспекты» и др. Участник ряда международных исследовательских проектов.

Новосибирск — Москва

суббота, 17 марта 2018 г.

"Мы тычем палкой в пасть зверя". Разговор с правнуком чекиста

Дмитрий Волчек
Опубликовано на сайте Радио Свобода 17 марта 2018 года


Слева направо: Клим Ворошилов, Семен Буденный,
Николай Антонов (вполоборота) на совместной
операции Красной Армии и органов ОГПУ
В 2016 году член правления общества "Мемориал" Ян Рачинский, интервью с которым было опубликовано в "Новой газете", получил письмо от читателя. Александра Антонова задели слова Рачинского о том, что следует назвать имена виновных в сталинских расстрелах, "чтобы в будущем участники таких преступлений понимали, что рано или поздно их внукам придется прятать глаза".

"Будь я трижды сыном, внуком и правнуком палача, мне прятать глаза не от кого. Потому что не за что… И Ваша логика, мягко говоря, аналогична логике тех, кто в советское время гонялся за детьми врагов народа, преследовал невиновных только за то, что они потомки "эксплуататоров", и включал в анкеты пункт о классовом происхождении.

Моё беспокойство обусловлено тем, что тему "внуки палачей" я слышу в стране, которую правовым государством не назовешь. Моё беспокойство от того, что фраза "внуки палачей" произносится в государстве, в котором произвол, насилие, пропаганда ненависти сейчас является нормой. Моё беспокойство от того, что речь о "внуках палачей" возникает в народе, с глубоко укоренившимися традициями репрессий и немотивированной агрессии. И я не дам ломаного гроша за безопасность тех, кого наша прогрессивная общественность вдруг решит сделать козлом отпущения за те или иные исторические ошибки.

Не прошлое моей семьи причина волнения, а происходящее настоящее. Не мой предок, покойный, лишает меня возможности говорить о нем, а ныне живущие соотечественники, жаждущие найти очередной предмет ненависти: либерасты, укропы, бендеровцы, пиндосы-америкосы, теперь вот "внуки палачей"…“, – писал Антонов Рачинскому".

Николай Иосифович Антонов-Грицюк,
1925 год
Предок, о котором писал Александр, – это его прадед, Николай Иосифович Антонов-Грицюк (1893–1939). В 1937–1938 годах он годах возглавлял НКВД Кабардино-Балкарской АССР, был председателем республиканской Особой тройки, начальником тюремного отдела НКВД СССР, принимал непосредственное участие в ликвидации узников Соловецкой тюрьмы особого назначения. Когда Сталин решил покончить с Ежовым, были арестованы многие соратники главного чекиста страны. 13 октября 1938 года схватили, а 22 февраля 1939 года приговорили к смертной казни и Николая Антонова-Грицюка. 23 февраля его расстреляли. В отличие от многих организаторов Большого террора, в 1955 году Антонов-Грицюк был реабилитирован, но процесс его восстановления в правах растянулся до 2013 года.

В письмах Яну Рачинскому Александр Антонов упоминает публикации Радио Свобода о расследовании Дениса Карагодина. Его возмутили слова Александра Симо: "палачи должны знать, что доберутся не только до них, но и до их детей, до их внуков".

Мы попросили Александра Антонова рассказать о том, что произошло с его семьей, и объяснить, почему он считает такие высказывания недопустимыми.

суббота, 27 января 2018 г.

Прерванный полет: рассекречены документы о репрессированных авиаторах Щелкова-3

Анна Пенкина
Опубликовано на сайте "Подмосковье сегодня" 26 января 2018 года

Жуткая, больная страница нашей истории: в результате сталинских репрессий было расстреляно или сослано в лагеря около сорока военнослужащих – начальников и простых летчиков – НИИ ВВС, располагавшегося под Щелковом (бывший поселок Чкаловский). Корреспондент «Подмосковье сегодня» изучил ранее засекреченные документы, пообщался с краеведами и родственниками погибших авиаторов. У каждого из них была своя причина и история ареста: кто-то пострадал из-за доноса завистливых родственников, кто-то стал жертвой чекистского заговора, но итог у всех оказался одинаковым – загубленные жизни, сломанные судьбы членов семьи. И вечная печать тайны, слегка приоткрывшейся лишь в последние годы.


РАССТРЕЛЬНАЯ ДОЛЖНОСТЬ

В 1929 году по личному распоряжению Сталина под Щелковом началось строительство новой летной испытательной базы союзного значения. Объект был введен в эксплуатацию в 1932 году. Самую большую взлетно-посадочную полосу в СССР соорудили из железобетонных плит, аэродромы такого уровня в то время были редкостью во всем мире. Тогда же в Щелково был перебазирован из Москвы НИИ ВВС, занимавшийся испытанием новых моделей военных самолетов, различных видов вооружения, авиатоплива и деталей.

Начальники НИИ ВВС менялись со страшной скоростью. Согласно данным историка Георгия Ровенского, большинство из них уходили со своей должности… на расстрел.
– Так, в период с 1927 по 1939 год были арестованы и приговорены к смерти Александр Вегенер, Петр Дубенский, Василий Горшков, Дмитрий Бузанов, Иосиф Зильберт, Василий Лавров, Николай Бажанов и Александр Филин, – рассказывает Ровенский. – Других сослали в лагеря.

«Подмосковье сегодня» удалось разыскать родственников двух последних начальников НИИ ВВС. Они по сей день проживают в поселке Чкаловский.
– Крестным моего отца был маршал Михаил Тухачевский, – рассказывает внук комдива Николая Бажанова Михаил Бажанов. – Мой дед дружил с Михаилом Фрунзе, в честь которого назвал сына, командармами Иеронимом Уборевичем, Ионой Якиром и Яковом Алкснисом. Но высокие знакомства не помогли ему избежать ареста и расстрела.

СЫНА УДАЛОСЬ СПАСТИ

Николай Бажанов родился в Петербурге в дворянской семье. Его  прадедом был Василий Бажанов – духовник российских царей Александра II и Александра III, он крестил Николая II. Сам Николай Николаевич получил блестящее образование, знал несколько языков, получил диплом юриста.

Во время Гражданской войны служил в конной дивизии Семена Буденного, потом пришел в авиацию, стал летчиком-испытателем. В 1935 году его направили в Щелково руководить НИИ ВВС. Люди, знавшие Бажанова, называли его интеллигентным и демократичным человеком. Несмотря на начальственную должность, он лично испытывал самолеты и однажды во время вылета чуть не погиб при аварийной посадке.

А 22 ноября 1937 года в кабинет Бажанова вошли несколько человек в штатском. Комдива арестовали.
– Предчувствуя свою судьбу, бабушка Тамара Иосифовна спешно отправила своего восьмимесячного сына Мишу к тете в Ленинград, – говорит Михаил Бажанов. – Вскоре ее тоже арестовали и сослали на «химию» в Мордовию. Но, по крайней мере, мой отец избежал детдомовской участи.

ЗАГОВОР ПРИДУМАН НКВД

В годы войны Тамара Иосифовна служила в прифронтовом госпитале, была награждена многочисленными медалями. Потом она во второй раз вышла замуж – за начальника научно-технического отдела ВВС Георгия Кирилина. О судьбе своего первого мужа она так ничего не знала, но в 1960-е годы начала вести активные поиски.
– Генерал-лейтенант Александр Тодорский сообщил, что Бажанов погиб в московской тюрьме, – поясняет Георгий Ровенский. – По его словам, днем смерти комдива является день вынесения приговора – 15 сентября 1938 года. Приговор не подлежал обжалованию и был приведен в исполнение немедленно там же, на месте суда. В то время выездная Коллегия Верховного суда заседала в следственном корпусе Лефортовской тюрьмы, а расстрелы производились в ее подвале.

Уже в 1980-е сын комдива Михаил Бажанов смог прочитать уголовное дело отца, хранившееся в архивах НКВД. Он узнал, что отец обвинялся в заговоре против Сталина. Внук бывшего начальника НИИ ВВС уверен, что обвинение не было ложным, и гордится, что его дед, по крайней мере, сделал попытку свергнуть тирана. Однако историки считают иначе.
– Скорее всего, сотрудники НКВД сами придумали этот заговор, – убежден краевед Юрий Какадий. – Чтобы получить звания и медали. Маховик репрессий тогда раскрутился в полную силу, и уже не особо искали доказательства измены.

СПОРИЛ С БЕРИЕЙ И СТАЛИНЫМ

После ареста Бажанова на должность начальника НИИ ВВС был назначен генерал-майор авиации Александр Филин.

Он был блестящим летчиком. В 1929 году побил мировой рекорд, совершив беспосадочный перелет Минеральные Воды – Москва протяженностью 1700 км. В 1930 году он был направлен испытателем в НИИ ВВС, а через семь лет получил приказ его возглавить. Каковы были чувства человека, знавшего о трагической судьбе своих предшественников? Ведь это была буквально расстрельная должность. Наверное,  догадывался о своей участи.

Бесстрашный генерал-лейтенант позволял себе критику в адрес Берии и всего правительства в целом. А 7 мая 1941 года произошла роковая встреча в Кремле. Филин, глядя в президиум, где сидели Сталин и герои Гражданской войны Ворошилов, Тимошенко и Буденный, резал правду-матку, упрекая их, что немцы вовсю летают над нашей территорией, а советские ВВС бездействуют, что новые самолеты недопустимо медленно передаются на испытания и в производство.
– Он перечислял достоинства бомбардировщика Пе-8, а его создатель Петляков в тот момент находился в тюрьме! – акцентирует Георгий Ровенский. – И Сталин его прервал фразой, что, мол, некоторые военные считают, что этот самолет армии не нужен. И Филин ответил, что Сталин не прав.

ЖЕСТОКО ПЫТАЛИ В ЗАСТЕНКАХ

Наверное, это было ошибкой. Потому что спустя несколько дней, 23 мая, генерала арестовали. Его обвинили в заговоре и саботаже и 23 февраля 1942 года, в День Красной Армии, расстреляли.
– В архиве НКВД мне из сотни томов уголовного дела в отношении деда выдали лишь один, – вспоминает внук репрессированного начальника Александр Филин. – Увиденное меня ужаснуло. Деда жестоко пытали, требуя сдать своих «сообщников». Но он никого не сдал и не продал, выстоял ценою своей жизни.

Пока Филин сидел в тюрьме, его жену Наталью Николаевну не трогали, но после его расстрела арестовали и спустя полгода заключения сослали вместе с пятилетним сыном Игорем в Красноярский край. Только после реабилитации в 1956 году им разрешили вернуться обратно в Чкаловский. Женщина также ничего не знала о судьбе своего мужа, она вместе с Игорем пыталась найти его следы.
– Однажды в 1960-м году к моему папе подошел человек в штатском, – вспоминает Александр Филин. – Он сказал: «Не ищите отца, он был расстрелян на Лубянке».

СВИДЕТЕЛЬ ВИЗИТА ГИТЛЕРА?


Где похоронен Филин, его родственникам выяснить не удалось до сих пор. Внук генерала раскопал еще одну возможную причину репрессий в отношении своего деда-генерала.
– В 1939 году на аэродром Чкаловский приземлился самолет, – говорит Александр. – Из него вышел Адольф Гитлер. Его встречали Сталин, Берия и мой дед. Именно этот факт пытались скрыть в НКВД, когда стало ясно, что войны с Германией не избежать. Деда ликвидировали как опасного свидетеля.

Однако историки не верят в эту версию. По мнению Юрия Какадия, визит Гитлера на Чкаловский не более чем легенда, никак документально не подтвержденная.

По иронии судьбы Александр Филин 25 лет отслужил на Чкаловском аэродроме бортовым инженером. Но никто из сослуживцев ни разу не дал ему понять, что знает, что он внук репрессированного начальника аэродрома, полного его тезки.

СЕКРЕТНАЯ ШКОЛА

Примечательно, что репрессиям подвергались не только руководители НИИ ВВС, но и простые летчики-испытатели. Одним из них был блестящий пилот Александр Дедюлин. Он родился в Самарской губернии в 1893 году. В 1920-м начал службу в ВВС Красной Армии. А спустя восемь лет Дедюлина переводят в секретную немецкую авиационную школу, базирующуюся в Липецке.

Она стала первым объектом рейхсвера в Советском Союзе. Существовала она на правах концессии и именовалась в немецких документах Wissenschaftliche Versuchs una1 Prufansalt fur Luftfahrzeuge (Научные эксперименты и испытания для авиации). Общее количество подготовленных в Липецке немецких летчиков, по данным различных источников, колеблется от 100 до 450 человек.

А в 1933 году Дедюлина перекидывают на Чкаловский аэродром. Он был командиром самолета сопровождения легендарного АНТ-25 Валерия Чкалова; эта машина 18 июня 1937 года поднялась в воздух со Щелковского аэродрома и взяла курс на Америку через Северный полюс.

ОБВИНЕНИЕ В ШПИОНАЖЕ

Летчика экстра-класса неожиданно арестовали 20 декабря 1937 года. Полковника НИИ ВВС обвинили в шпионаже – якобы Дедюлин был завербован немецкой разведкой в секретной липецкой школе. Несмотря на отсутствие доказательств, пилота расстреляли спустя полгода. На приговоре стояли личные подписи Сталина, Ворошилова, Молотова и Жданова. Летчик был похоронен на полигоне «Коммунарка».
– В день ареста Александра Дедюлина его сын Ростислав вернулся из школы, а квартира опечатана, – рассказывает правнучка летчика Анна Чуракова. – Так как мать тоже арестовали как жену врага народа и впоследствии отправили в лагеря, Ростислава поместили в детдом. Мать умерла в лагере спустя несколько лет, деду сломали жизнь.

Как вспоминает Анна, всю свою жизнь Ростислав пытался узнать правду об отце. В 2004 году Ростиславу Александровичу разрешили посмотреть уголовное дело.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО БРАТА

– Он вернулся весь черный и молчал три дня, – вспоминает Анна. – Я теребила его: «Деда, что случилось, расскажи», но он только горько махал рукой и уходил в свою комнату. Уже потом он сообщил маме о том, что узнал из материалов дела. Он увидел донос, написанный женой нашего дяди Гоги.

Дядя Гога был младшим братом Александра Дедюлина. Александр устроил его в авиацию, но там братишка не смог проявить себя и оставался скромным механиком во Владивостоке. А старший брат был обласкан высшими военными чинами авиации и самим Сталиным, дружил с Чкаловым. В то время как Гога ютился в малюсенькой комнатушке в коммуналке, у Александра была большая квартира и мотоцикл Harley-Davidson. Это была банальная зависть. Донос изобиловал откровенно бредовыми предположениями вплоть до того, что летчик держит немецкую овчарку – значит, он немецкий шпион.

Однако ему почему-то поверили.
– К тому моменту, как дед узнал правду, дядя Гога и его жена уже умерли, – вздыхает Анна. – А ведь мы часто приходили к ним в гости. Они очень радушно встречали нас, видимо, чувствовали вину. А дед общался с ними холодно. Думаю, он догадывался о доносе.

В прошлом году в Чкаловском Александру Дедюлину открыли мемориальную доску. На торжественной церемонии присутствовала и Анна со своим сыном Никитой. Правнучка со слезами на глазах говорила, как рада, что память о ее героическом прадеде увековечена там, где он служил на благо родной страны.

мнение

Александр ШАЛЫГИН, депутат Совета депутатов городского поселения Щелково, служил на аэродроме Чкаловский:

– Я не знал, что Александр Филин был внуком бывшего начальника нашего аэродрома. Признаюсь, что тогда вообще не интересовался историей, как и мои сослуживцы. Не до этого было. Я узнал о репрессиях на Чкаловском буквально два года назад, когда стали выходить «Книги памяти». На самом деле понял, что историю нельзя забывать.