пятница, 27 марта 2015 г.

Террор как бытовое явление

Владимир Демченко – кандидат исторических наук, доцент, организатор Камчатского историко-просветительского общества «Мемориал»
Опубликовано на сайте газеты "Независимая газета" 27 марта 2015 года

Архивные документы – источники знания о том прошлом, которое забывать нельзя

Юстиция по-чекистски: сначала впаяют срок ни за что,
а потом его великодушно скостят.
Плакат НКВД. 1930-е годы. ГАРФ
В свое время многие французские моралисты – Паскаль, Лабрюйер, Ларошфуко – отмечали типичные для людей разных стран и времен пороки: зависть, доносительство, злобу, безудержный карьеризм, интриганство. Черты эти проявились во всех без исключения революциях в Западной Европе.

Маркс постарался отойти от подобной обреченности: в набросках «Гражданской войны во Франции» он подчеркнул, что создание государства рабочего класса, не устраняя сразу классовой борьбы, в то же время «создает рациональную обстановку, в которой эта классовая борьба может проходить различные фазы наиболее рациональным и гуманным путем».

Далее, Ленин часто настаивал на том, что суть диктатуры пролетариата не в насилии, а в организации новых форм жизни, социальной основой которых призван стать союз рабочего класса со всеми трудящимися. Но эти мысли он пропагандировал до 1917 года. Когда дело дошло до жизненной практики, появились – и до сих пор сохранились – документы, в том числе самим Лениным подписанные, с требованиями усиления террора против представителей царской династии и их сторонников, священнослужителей, кулаков (и вообще крестьян), матросов. Результатом стали широко известные активным участникам событий факты жестоких расправ с безвинными людьми.

Худшему в человеке – воля

Бездумные преследования людей в 20–50-х годах расширяли хронологические рамки применимости ленинских установок и практики, набирали  все больший размах.

При этом основное внимание в архивных документах уделяется постановке задач, разнообразию форм и методов усиления партийного влияния на состояние общества, руководству коллективизацией, развитию общественной активности коммунистов, рабочих, на селе – середняков и бедняков. Для того было немало оснований: отставание финансового обеспечения планов, неразвитость транспортного сообщения, связи, элементарного продовольственного обеспечения и т.п.

В конце 20-х – начале 30-х годов все больший акцент делался не на том, что объединяет людей  (например, на борьбе с природными трудностями, налаживании связи и транспорта, обеспечении здравоохранения, ветеринарной помощи, снабжении товарами народного потребления и т.д.), а на противоречиях: между убежденными сторонниками советской власти – и всех, кто таковым не являлся; между бедняцко-середняцкими массами – и кулаками; между большинством коммунистов – и правоуклонистами. В партии большевиков были разные представления о путях развития страны; Сталин и его единомышленники обвиняли Бухарина, Икрамова, Крестинского, Раковского, Рыкова и их сторонников в преступной деятельности. Завершилось это в марте 1938 года делом  «правотроцкистского антисоветского блока». Причем речь шла не только о необходимости борьбы с самими проявлениями этих разногласий, но и с примиренческим отношением к ним.

К началу 30-х годов для разрешения этих противоречий все шире стала использоваться система внесудебных структур. К тому времени в регионах уже имелся репрессивный опыт: до середины 1934 года он накапливался «тройками» ОГПУ, затем УНКВД совместно с судами и прокуратурой. В последующие годы сама система тоже претерпевала видовые изменения, но была под неусыпным контролем самого Сталина, наступательно поддерживалась его ближайшим окружением, соратниками и единомышленниками.

С победой над самодержавием, затем с разгромом эсеровских попутчиков, позднее с фабрикацией дел  однопартийцев – левых и правых уклонистов – худшие проявления человеческой натуры получили официальную свободу и всячески поощрялись.

Мировоззрение трудящихся испытывало в годы первых пятилеток разнонаправленные воздействия. С одной стороны, многие публично отстаивали преимущества социалистического строя, народную сущность советской власти, первые стремительные преобразования в экономике. С другой стороны, средством достижения поставленных целей все больше становились командно-административные методы, которые переплетались с расширявшейся практикой репрессивных мер.

В январе 1930 года в официальных выступлениях многие руководители делали основной акцент на проявлениях правого уклона в партии и положении зажиточных слоев сельских тружеников. Примечательны несколько моментов: во-первых, если у основной части актива это было в числе общих забот, то первые руководители правоохранительных органов именно на этих вопросах сосредоточивали все внимание; во-вторых, они адресовали свои обвинения персонально – партийным и советским работникам, в-третьих, речь шла уже о вредительстве, причем в тех коллективах, которые находились на ключевых направлениях работы.

Это нашло двойственное отражение в партийных директивах. С одной стороны, признавалось, что та или иная «организация вышла единой из борьбы с троцкизмом, справилась с разоблачением теоретических корней и конкретных носителей правого уклона». С другой стороны, выдвигалось положение о том, что «в ответ на социалистическое наступление растет активность кулаков, обостряется классовая борьба», указывалось на необходимость постоянной помощи ОГПУ в борьбе с контрреволюционными элементами. Подобные установки на протяжении 1928–1937 годов повторялись постоянно, по любому поводу, в разной по составу аудитории.

Во всех таких случаях нигде не указывалось на то, что с 1929 года стало расти число арестов по политическим мотивам. Сейчас явная предвзятость множества таких решений очевидна по документам.

Подобные преследования, развернувшиеся сразу после прихода большевиков к власти, продолжались в 20-х годах: сторонники советского строя утверждали, что таким образом укрепляют его, хотя на самом деле компрометировали. Аресты затронули главным образом бывших офицеров, служителей культа, выборных лиц  местного самоуправления.

Многие сегодня не оспаривают того обстоятельства, что враждебность внешнего окружения страны, наложенная в человеческом восприятии на четкие личные впечатления от иностранной военной интервенции и Гражданской войны, стали мощным психологическим прессингом. Вопрос стоял однозначно: чтобы социализму выжить, стране нужно быстро развиваться.

У нас на Камчатке большинство безосновательно арестованных составляли уроженцы регионов с суровым климатом: 368 человек (19,7%) – самой Камчатки, 114 (6,1%) – других районов Дальнего Востока, 324 человека (17,3%) – сибиряки и северяне, 241 (12,9%) – волжане и уральцы, остальные 44% – это те, кто родился в Украине, Центральной России, Белоруссии, на Дону и Кубани, Крыму, на Кавказе и в Средней Азии, Прибалтике, Молдове, в Москве и области, Санкт-Петербурге и области, еще 135 человек (7,2%) – в дальнем зарубежье.

Казалось бы, к чему ворошить страницы горестного прошлого?

Тем не менее предавать его забвению негоже.

Во-первых, их судьбы должны побуждать нас критически относиться к тем нынешним политикам и партиям, которые вновь публично призывают к «закручиванию гаек» в отношении, так сказать, неоднозначно мыслящих; подробнее об этом писал, например, Юрий Соломонов в статье «Мадрид он так и не взял» («НГ» от 06.03.15). Это опасно не только само по себе: целое поколение начинает оправдывать трагические события и репрессивную политику: дескать, в ином случае новая власть не устояла бы. При этом никак не комментируются общенародные последствия подобного хода событий.

Во-вторых, теплится надежда на то, что живут среди нас те, кому небезразличны судьбы пострадавших – безвинно или чрезмерно – в силу общеизвестных политических обстоятельств и элементарной человеческой подлости.

В-третьих, о части арестованных сведения о последующей жизни в учетных документах вообще отсутствуют, поэтому приводимые ниже, возможно, пока единственно доступные.

Правда отдельных биографий

Репрессии на территории бывшей империи шли волнами. Одна из первых наиболее массово обрушилась сразу после Гражданской войны. Вот некоторые жертвы репрессий, чьи документы находятся у нас, на Дальнем Востоке.

В числе первых был калужанин по рождению – дворянин Бек Георгий Георгиевич, русский, уроженец села Дерново (имение Норонки), окончивший гимназию, в 1922 году работавший в Приморье торговым служащим. Арестовали его по так называемому делу Камчатской экспедиции есаула Бочкарева, сфабрикованному, как было установлено впоследствии, губернским отделом ОГПУ и опротестованному в наши дни благодаря одному из камчатских энтузиастов-исследователей прокуратурой Тихоокеанского флота. Расстрелян 23 февраля 1923 года, реабилитирован 26 июля 2001-го.

Другого русского дворянина – Карева Гавриила Ивановича, 1904 года рождения, уроженца села Кудрявец Жиздринского уезда, – арестовали 29 мая 1933 года по делу «Автономной Камчатки», с большим размахом проведенному в то время на всей территории полуострова среди представителей всех социальных групп и национальностей. Карев имел незаконченное высшее образование, работал в Петропавловске геоботаником научно-исследовательской станции Акционерного Камчатского общества  (АКО). Был приговорен «тройкой» к 10 годам лишения свободы. Признан невиновным в 1957 году во время проживания в Нарьян-Маре.

Репрессировали не только дворян: бесследно исчез в 1932 году крестьянский сын Хабаров Ефим Викторович, 1885 года рождения, уроженец деревни Липовая Роща Мосальского уезда. Известно лишь то, что его, бухгалтера камчатского кооператива «Интегралсоюз» в селе Елизово, осудили к лишению права проживания на Камчатке сроком на три года. Сведений о дальнейшей судьбе Хабарова нет; 19 февраля 1990 года он был реабилитирован прокуратурой Камчатской области.

Почти половина репрессированных в следующей, самой массовой волне 1937 года были крестьянами по происхождению. Один из них – Жаворонков Василий Матвеевич, 1878 года рождения, уроженец деревни Пнево Калужской губернии, имевший начальное образование, работавший в камчатском селе Палана рыбаком-охотником. Арестован был 24 сентября 1937 года и 1 февраля 1938 года без предъявления обвинений приговорен «тройкой» к высшей мере наказания. Расстрелян 1 апреля 1938 года, реабилитирован Камчатским областным судом спустя 20 лет, 23 апреля 1958-го.

Уроженец Малоярославца Волков Владимир Николаевич, 1906 года рождения,  работал в высокой должности уполномоченного Государственного банка СССР по Камчатской области. Арестован был 15 июня 1937 года, но после 27 месяцев содержания под стражей постановлением самого НКВД дело было прекращено, Волкова освободили из-под стражи. Однако реабилитировали его лишь 1 февраля 1990 года решением прокуратуры Камчатской области.

26 декабря 1945 года был арестован уроженец деревни Чернецово Соловьев Алексей Николаевич, 1911 года рождения, работавший в то время экономистом Камчатского облплана. 18 февраля 1946 года Камчатский областной суд приговорил его к семи годам лишения свободы. Сведений о дальнейшей судьбе нет, а 4 мая 1990 года Генеральной прокуратурой СССР он был реабилитирован.

Президиум Верховного Совета РСФСР 23 мая 1990 года реабилитировал уроженца калужского села Верхний Волок Ивана Филипповича Чириканова, 1912 года рождения, выходца из крестьян, который окончил начальную школу, на Камчатке работал бондарем Авачинского рыбокомбината. 27 июня 1950 года областным судом он был приговорен к 10 годам лишения свободы. Сведений о дальнейшей судьбе тоже нет.

Скупые строки учетных документов тех, кто пострадал от политических репрессий, свидетельствуют о том, что раскрученная машина подминает в конце концов без разбора, сами аресты становятся обыденным явлением.

пятница, 20 марта 2015 г.

Спецпоселения — фронту

Наталья ДЗЮНЯ
ФОТО: Евгения Кульгина
Опубликовано на сайте газеты "Приамурские Ведомости" 20 марта 2015 года

Воинские формирования пополнялись и репрессированными гражданами СССР

Великая Отечественная. … Потому и Великая, что охватила огромную территорию и коснулась каждого в своем Отечестве. В том числе и репрессированных. К 1941 году в результате репрессий почти полстраны было загнано либо за решетки, осужденные по статье 58, либо высланы в спецпоселки. Все исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), не прерывая своей основной деятельности (каждый ИТЛ — это строительство заводов, железных дорог, разработка месторождений, добыча полезных ископаемых, лесозаготовки), перешли на военное положение и наладили производство военной продукции для фронта. Освобождение по отбытии наказания заключенных было приостановлено.

Хабаровский край с 30-х годов стал пополняться гражданами, которые в результате раскулачивания решениями районных исполкомов были приговорены к высылке в отдаленные районы на спецпоселение. Таких граждан оказалось более 25 тысяч.

Трудпоселенцы до 1941 года были приравнены к категории лиц сосланных и высланных, которые на основании ст. 30 Закона о всеобщей воинской обязанности к призывным участкам не приписывались, в Красную Армию и флот не призывались. Но с продвижением фашистов в глубь страны отношение к заключенным и спецпоселенцам постепенно менялось. Потребовались свежие силы из крепких и сильных, способных держать оружие, и государство обратило свой взор на армию заключенных и спецпоселенцев.

Начальник ГУЛАГа В. Г. Наседкин в докладной записке заместителю начальника наркома внутренних дел С. Н. Круглову сообщал о целесообразности призыва молодежи из числа репрессированных в административном порядке. В ней сообщалось, что молодежь, достигшая 16 лет во время нахождения в трудпоселках, на основании постановления СНК СССР от 22 октября 1938 года подлежит освобождению из трудсылки на учебу с последующим взятием их на учет военного ведомства. Учет в спецкомендатуре сразу был заменен на воинский учет в райвоенкомате, и бывшие спецпоселенцы становились в резерв для отправки на фронт.

Постановление СНК о строительстве аэродромов для военно-воздушных сил Красной Армии повлекло за собой создание Управления аэродромного строительства в составе УНКВД (УАС УНКВД), который с 15 июня 1941 года приступил к строительству в Хабаровском крае 19 взлетно-посадочных площадок и аэродромов. Было передано военкоматам для призыва в Красную Армию 1200 человек. Из них по указанию Дальневосточного фронта была сформирована рабочая колонна, которая просуществовала до февраля 1945 года. Строительство было осуществлено досрочно, всего за пять месяцев.

К осени 1941 года руководство страны начало новую волну массовых репрессий. Теперь в отношении граждан немецкой национальности. Для хабаровских немцев роковым стал день 15 ноября 1941 года. Все немецкие семьи были переписаны и единовременно высланы в Селемджинский район Амурской области. Те же, кто до войны были призваны в армию и стали кадровыми военными, несмотря на их знания и опыт, «выбраковывались» и направлялись в трудовые колонны немцев.

«Послабление» касалось в основном заключенных, осужденных на небольшие сроки. Предлагалось сменить робу заключенного на армейскую гимнастерку. Осужденные по ст. 58 на длительные сроки пока еще были недостойны умереть в бою за Родину.

Немцев-дальневосточников, которых выселили и кого не успели выселить в ноябре 1941 года, мужчин и женщин от 17 до 50 лет, в марте 1942 года райвоенкоматы направляли в трудовые колонны для работы в Верхнебуреинском районе. Для них фронтом оказался Умальтинский молибденовый рудник, огороженный колючей проволокой, с вооруженной охраной и сторожевыми собаками.

11 апреля 1942 года Государственный Комитет Обороны СССР принимает постановление «О мобилизации трудпоселенцев призывного возраста в Красную Армию», после которого воинские формирования стали чаще пополняться бывшими репрессированными.

Они на время как будто забыли, что с ними сделало государство. Спецпоселенцы были в составе всех дальневосточных воинских формирований, воевали под Москвой, на Ленинградском направлении, участвовали в битве под Сталинградом, освобождали завоеванные фашистами территории, дошли до Берлина.

Первыми пополнили ряды Красной Армии молодые парни, освобожденные из спецпоселений до начала войны, которые, несмотря на немилость государственной машины, обивали пороги райвоенкоматов...

На фронт ушли братья Басаргины — Сильверст и Лазарь; сыновья Арсентия Матвеевича Агеева — Григорий и Петр; сыновья Федора Кирилловича Калинина — Даниил и Глеб; Степан Запорожец, Михаил Ефимович Запорожец, Петр Михайлович Воронов, четверо сыновей Чешевых — Александр, Петр, Сергей, Тимофей и дочь Мария. Сергей вернулся без ног. Николай Степанович Кузнецов — участник Сталинградской битвы. Призваны в РККА освобожденные в 1940 году Денис Иудович Старцев и Болеслав Александрович Станишевский. Иван Лукич Зинчук проводил на фронт сыновей — Иосифа, Семена, Станислава, Валентина, Михаила, двое из них пали смертью храбрых. Погиб на фронте Алексей Ефимович Сугай, освобожденный из спецпоселения 26 июля 1941 года.

Иван Лукич Богатыренко награжден орденом Красной Звезды и медалью за взятие Берлина, Дмитрий Прокопьевич Карташов награжден семью боевыми орденами.

Петр Николаевич Литвиненко за свой труд и военные подвиги отмечен 16 правительственными наградами, в том числе орденом Красной Звезды и орденом Славы II степени.

В войне с Японией принял участие Анатолий Захарович Пелипас, выселенец из села Мариинское Ульчского района, который также заслужил боевые награды.

Павел Васильевич Скакодуб, отбыв наказание в лагере в 1934 — 1936 годы, ушел на фронт, получил благодарность Верховного Главнокомандующего за взятие Риги. Сын Александр в 1940 году был призван на срочную службу в РККА, окончил школу младших командиров в Ярославле, на фронте был ранен, демобилизован по здоровью, дочь Мария призвана в РККА в 1942 году и по 1945 год служила в Ленинграде на Балтийском флоте.

При форсировании Днепра 16 октября 1943 года погиб сын раскулаченного, студент физмата, гвардии сержант 422-й стрелковой дивизии Евгений Александрович Дикопольцев. Обеспечил бесперебойную связь, устранив под огнем обрыв кабеля в 18 местах. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Да разве всех перечислишь?! В середине войны из числа заключенных, приговоренных к расстрелу, создавались спецформирования, которые направляли в штрафные роты на верную гибель. Теперь это ни для кого не секрет. Осужденные сознательно шли в эти части: лучше умереть в бою за Родину, чем получить пулю в лоб в каком-либо овраге.

Спецпоселенцы, не призванные в Красную Армию, — в большинстве женщины, старики и подростки. Они составляли 80 — 90 процентов от работающих на предприятиях края. В основном это были предприятия Приморзолота и Хаблеса. Трудились за себя и ушедших на войну бывших спецпоселенцев, перевыполняли план, несли тяжелое бремя тружеников тыла. Тому подтверждение — справка заместителя управляющего треста Хабаровсклес начальнику отдела спецпоселений УНКВД по Хабаровскому краю от 18.09.1945 года: «В системе треста имеется 1868 рабочих спецпоселенцев. На участках где работали спецпоселенцы, застрельщиками соцсоревнования и передовыми стахановцами, рекордистами были, в большинстве случаев, передовые рабочие из спецпоселенцев. Примером может служить Троицкий леспромхоз, где в наиболее тяжелые для страны 1941 — 1945 годы была наивысшая производительность труда — от 116 до 170 процентов, план выполнялся на 116 — 135 процентов».

Из 87 рабочих леспромхоза, награжденных наркомом значком «Отличник социалистического соревнования НКЛ СССР», 80 получили спецпоселенцы. Такая же картина была и на предприятиях треста Приморзолото. На Кербинском прииске благодаря самоотверженному труду спецпоселенцев в годы войны проведены крупные гидротехнические работы на новых золотоносных месторождениях: Яснинском, Медвежинском и других.

На Умальтинском руднике, с полным циклом производства — горно-подземными работами по добыче молибденовой руды на глубине 500 метров, переработкой и получением концентрата, являвшегося стратегическим сырьем для военной промышленности, также работали спецпоселенцы.

Изнурительный 12-часовой труд в любую погоду, полуголодная жизнь в бараках с двухярусными нарами и печкой посередине — и все это для них долгие годы.

Владимир Петрович Будкевич трудился на золотодобыче в тресте Приморзолото, затем в организации Кербинского золотопродснаба. Организовал разработку земли для выращивания овощей, заготовку рыбы, дикого мяса, что позволяло выживать местному населению и осуществлять поставки для армии. Отчислял часть своей зарплаты на изготовление танка. За годы войны в фонд обороны от осужденных поступило 40 миллионов рублей.

По окончании войны многие были награждены медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.». Среди них Иосиф Михайлович Козырев, Феоктист Степанович Шарыхин, Михаил Николаевич Матвеев, Иван Клементьевич Стеблин, Иван Васильевич Козловский.

В отчете отдела спецпоселений УМВД Хабаровского края отмечалось: «Выросшая в спецпоселках молодежь, будучи призванной в ряды Красной Армии, проявила героизм на фронтах Великой Отечественной войны, за что многие награждены боевыми правительственными наградами».

Война показала: в среде так называемых врагов народа оказалось много достойных людей, тех, кто в лихую годину не озлобился на допущенную к нему несправедливость, трудился в тяжелых условиях, теряя здоровье, воевал, погибал на фронтах войны, защищая свою Родину.

среда, 4 марта 2015 г.

Я так считаю

Владимир Рослов
Опубликовано на сайте CIVITAS.RU 4 марта 2015 года

К вопросу об исторической совести на примере сталинского голодомора

Нина Марченко "Мать 1933-го" 2000 г.
Нормальному человеку хочется, чтобы о нём сохранялась добрая память. В этом заключается одно из устремлений нравственного самосознания личности. Люди стремятся жить по СОВЕСТИ, которая сдерживает их от реализации определённых желаний. Воздержание от них считается несомненным жизненным правилом, не подлежащим опровержению. Проявляясь в форме рационального осознания нравственного значения совершаемых действий и в форме эмоциональных переживаний – например, угрызений совести, СОВЕСТЬ заставляет человека постоянно заботиться о сохранении за собой доброго мнения. Она же вынуждает его нести ответственность за своё поведение. Что же касается наций, то геростратовская репутация их и подавно не устраивает. Вместе с тем и человек, и нации склонны скрывать тёмные страницы своего прошлого. Значительную роль при этом играют идеологические и политические соображения. Помня о тех или иных успехах нашей родины, мы, безусловно, тем самым способствуем сохранению исторической памяти. Но при этом мы должны помнить также и о том, какой ценой, какими потерями и каким уровнем последующей травматизации достигался каждый результат. Всё в этом мире имеет свою цену. А это уже вопрос ИСТОРИЧЕСКОЙ СОВЕСТИ, нравственной ответственности личности за свою биографию, а по аналогии с ней, и нации. В конкретно взятой идеологии он обрастает исторической и социально-экономической плотью, живым жизненным содержанием. И со временем мы вправе спросить: «Каждый ли государственный успех, оправдываемый идеологически, можно оправдать с общечеловеческих нравственных позиций? Каждая ли цель (идеология) государства или попытка её осуществления выдерживают испытание СОВЕСТЬЮ?»

Понятно, что не каждый успех государства и не каждая поставленная им цель поддаются нравственному оправданию, хотя такие усилия постоянно предпринимаются как со стороны отдельных лиц, так и государства. Посмотрим это на примере голодоморов тридцатых годов прошлого столетия, имевших место в Советском Союзе. О них долго вообще ничего не говорилось в свете громких разговоров о головокружительных успехах в строительстве коммунистического общества в Советском Союзе. Обратим внимание на то, что явления жесткого голода поражали Россию и ранее в силу действия, прежде всего, неблагоприятных природных факторов. Но в данном случае речь идёт об особом социально-политическом явлении, созданном в стране искусственным образом, явлении, погубившем, по самым скромным подсчётам, порядка восьми с половиной миллионов жизней. Сейчас раздаётся много голосов, обосновывающих нецелесообразность публичных разговоров на эту тему. Объясняется это тем, что история страны должна показываться только с хорошей стороны. Иначе будет страдать патриотическое воспитание. Правда, бросающая тень на государство и его правителей, не имеет права на существование. Особенно это касается эпохи сталинизма, того периода, который связывается с сильной властью и который обеспечил создание в стране сверхдержавы. Что стоили эта власть и эта сверхдержава, обычно не раскрывается. Это уже вопрос ИСТОРИЧЕСКОЙ СОВЕСТИ, поднимать который в масштабе всего населения страны не принято. Что происходило в народе с совестью, когда в угоду усиления государственной мощи бросались миллионы и миллионы человеческих жизней?

В тридцатые годы прошлого столетия у Кремля рождается чудовищный план краткосрочно индустриализировать аграрную страну, осуществить быстрые перемены в патриархальном обществе. Потребовались громадные валютные средства, золото, свободные людские ресурсы. Ничего из этого в распоряжении большевиков не имелось. Население страны на 85% процентов состояло из крестьян. Они-то и стали главной жертвой имперских амбиций большевиков, и прежде всего, Иосифа Сталина, сумевшего к этому времени установить режим личной диктатуры. В тогдашней России (Советском Союзе) построить заводы, оснастить их современным оборудованием можно было исключительно за счёт продажи на Запад сельхозпродукции. И, страшно даже подумать, но государство начинает забирать у селян всё, что они производили. И главным образом для того, чтобы организовать промышленный импорт, меняя зерно и продукты скотоводства на заводское оснащение. Западу это выгодно. На индустриализацию СССР в полную мощность работает промышленность Великобритании и США. И, несмотря на это, Сталин проявляет недовольство объёмами проводимого импорта. Для их роста в течение года вдвойне поднимаются планы поставок крестьянами сельхозпродукции. У них отбирается всё, буквально всё. За утайку малейшей части урожая устанавливаются смертоносные штрафы. У семьи отбирали годовые запасы картофеля, зерна и мяса. Как она будет существовать дальше, никого не волновало. При зловещем равнодушии остального населения начинается процесс мутирования и уничтожения крестьянства.

В это же время даётся старт насильственной коллективизации, повсеместное создание колхозов. Одновременно производится паспортизация населения, которой жители деревень лишаются. Выбраться за пределы родной территории, не имея паспортов, они не могут. Во избежание побегов сельскохозяйственные районы окружаются регулярными частями Красной Армии и специальными подразделениями ВЧК. Широко практикуется отказ от обеспечения продуктами тех территорий, которые не справляются с государственными планами закупок. Одним из самых ужасных мер в истории репрессивной политики ВКП(б) против крестьянства стало введение так называемого режима «черных досок» по колхозам, селам, районам и даже отдельным лицам. Туда направлялись карательные отряды, оттуда брали заложников, и туда не завозили ни промышленные, ни продовольственные товары. Только в одной Кубани существовало 13 таких «чёрнодосочных» резерваций (концентрационных лагерей), жители которых были обречены на мучительную смерть. В безвыходном состоянии люди стараются найти хоть что-то, чем можно подкрепиться (коренья, болотные растения, древесная кора, черви, птицы, кошки, собаки). Всё опустошено. Начинается каннибальство. В жертву приносятся в первую очередь малолетние дети. Слабых убивают и съедают для спасения тех, кто ещё сохраняет какие-то силы и надежды на жизнь. И это в XX веке. И это в стране, которая не без валютных затрат пропагандируется другим странам примером прогресса и справедливости. Подвоза продуктов – нет, всё, что произведено собственными руками, отобрано. Выехать никуда нельзя. Такова механика и анатомия голодных смертей. В поисках спасения можно идти в колхоз, но и колхоз не кормит. Есть одни обещания. С зари до зари измождённые люди трудятся на полях. Кто-то пытается спрятать под рубаху несколько колосков. Но и здесь Партия проявляет бдительность. Принимаются самые радикальные меры. В 1932 году выходит знаменитый указ, получивший в народе название указа «о пяти колосках». Человек, сорвавший три-пять колосков или утаивший початок кукурузы, приговаривался к расстрелу. Сталин и этому жутчайшему закону находит демагогическое оправдание. По его объяснению, капитализм никогда бы не победил феодализм, если бы не объявил частную собственность в качестве священной коровы. Такой священной коровой у Сталина становится так называемая социалистическая собственность. Колосок – это частичка социалистической собственности, и тот, кто на неё покушается, обрекает себя на самое суровое наказание.

Такова идеологическая база. Социалистическая собственность объявляется наивысшей ценностью, в свете которой человеческая жизнь ставится не во что. Цель оправдывает средства. Для победы социализма (коммунизма) можно пустить в расход миллионы людей. Однако и при такой жутко циничной постановке вопроса совесть окончательно не умирает. Какие-то её рудименты продолжают своё существование. Иначе, для чего же тогда государство засекречивает свою зверскую политику, почему скрывает от мира все ужасы происходящего в стране? Почему оно трубит о колоссальных успехах и умалчивает о том, какими жертвами они достигаются?
Со временем мы узнаем об ужасах голода по фотографиям, сделанным в Эфиопии и других неблагополучных странах. Это даже не трагедия. Это гораздо хуже и страшнее. Мучительнее апокалипсиса, поскольку описанный апостолом апокалипсис, всё же, краткосрочен, а данный ужас растянут в реальном времени. Ощущение кошмара сужается до предела. В одно целое концентрируются биологические, соматические и социологические моменты. Это и голые дети-скелеты с вспученными животами, и валяющиеся в пыли тела полуживых взрослых людей без признаков возраста и пола. Всего не опишешь. Такие же страшные картины, если не страшнее с учётом нашего климата, можно было бы увидеть и у нас, не сумей Сталин закрыть страну от посторонних глаз. А в то же самое время вождь, выступая на Первом съезде колхозников, заявляет о том, что главные проблемы в стране устранены, а те, что остались, не стоят серьёзных разговоров. И лишь каким-то чудом проскальзывают в печать не вписывающиеся в кремлёвскую пропагандистскую политику слова Михаила Шолохова о том, что люди на Дону голодают. Буквально, несколько сглаженных слов, как рефлексия тех угрызений совести, которые, по-видимому, всё же, терзали создателя насквозь лживой «Поднятой целины».

Надо заметить, что большинство построенных путём колоссальных жертв населения заводов тяжёлой индустрии были разрушены в ходе войны с Гитлером. По указанию вождя перед войной были уничтожены грандиозные оборонные сооружения, на возведение которых были использованы силы тех же умиравших от голода крестьян и которые могли бы значительно затруднить, а то и остановить продвижение войск противника в первые дни и месяцы немецкого наступления. Скот, повально конфискуемый у населения, концентрировался там, где не находилось достаточных запасов корма, и гиб без всякой пользы. Крестьяне, зная, что животину отбирают, в спешном порядке её резали, и в стране какое-то время царило повальное пьянство. Принцип известный: умирать – так с музыкой! Такое поведение бесправных людей находилось в согласии с духом времени, не благосклонным к логическому и рациональному восприятию действительности. Господствовала надуманная идеология, в основе которой лежала марксистко-ленинская материалистическая диалектика. Ориентировались на мнение Ленина, согласно которому крупные сельскохозяйственные предприятия, подчиняющиеся централизованному руководству, способны обеспечить более высокий уровень производительности, чем слабые семейные хозяйства.

Голодомор, как пример грандиозного воплощения государственной идеологии и политики, кроме задач ускоренного материального обеспечения индустриальных планов, преследовал цель уничтожения крестьянства как класса, несущего потенциальную опасность системе установившейся диктатуры власти. Сталин хорошо понимал, что любое поощрение частной инициативы и собственности, на чём собственно и держится механизм сельского хозяйства, будет работать против единовластия и тех имперских амбиций, которые владели сознанием вождя. Сталин был уверен в том, в чём был, скорее всего, и прав, что власть ему удастся удержать лишь с помощью ежовых рукавиц. С учётом этой уверенности, он рассматривал крестьян как своих злейших врагов.

Первыми крупномасштабно о голодоморе заговорили украинские националисты, придерживающиеся той точки зрения, что Москва использовала голодомор как орудие геноцида исключительно против украинцев. Не разделяя эту ошибочную националистическую теорию, надо признать её положительную роль в том, что тема голодомора получила общее звучание на территориях бывшего СССР, в том числе и России. Не подними этот вопрос украинские националисты, молчали бы и другие территории. Голодомор коснулся крестьянства повсеместно. Да, больше всего людей от него погибло на (в) Украине. Но наивысший процент погибших по отношению ко всему населению отмечен в Казахстане и Северном Кавказе. Национальные враги Сталина волновали в меньшей степени, чем враги классовые. Жизненным и идеологическим врагом номер один для него на тот момент был крестьянский класс. С буржуазией он уже сумел расправиться. Рабочие не представляли никакой опасности для его абсолютной власти, поскольку ничем не владели, кроме своих цепей, и не являлись хозяевами тех предприятий, на которых трудились. Ни о какой оппозиции, ни о какой демократии в стране не могло быть и речи. То, что называлось громко «демократией», и отдалённо ей не соответствовало. Была одна политическая партия, да и та действовала целиком и полностью с подачи вождя всех народов.

Сегодня в России раздаются голоса возмущения по поводу сноса в Украине памятников Ленину и запрета деятельности республиканской коммунистической партии. Но, возмущаясь, надо помнить и то, что в историческом плане именно РКПБ Украины несёт ответственность за политику голодомора на подведомственной ей территории. Известна роль так называемых «повышенных соцобязательств» в практике исполнения тех или иных решений Партии и Правительства. И если в центре принимались одни планы, то, по инициативе местных парторганов, они очень часто корректировались в сторону увеличения. Так было и с поставками продовольствия. На местах партийные организации добирали у крестьян те крохи, которые могли бы у них ещё остаться при выполнении главного московского плана. И надо иметь историческую совесть, чтобы после этого обелять компартию и осуждать тех людей, которые в стихийном порыве сносят памятники главному идеологу случившейся народной трагедии. В ходе боёв 1941-го года под Киевом сдались в плен 600 тысяч красноармейцев. Как знать, как бы вели себя эти красноармейцы, если бы за их спиной не было памяти об участии регулярных частей Красной Армии в обеспечении поставок продовольствия населением и фактической организации голодомора?

Значительная часть документальных материалов о голодоморе уже уничтожена, а многое из того, что сохранилось, всё ещё хранится под грифом строгой секретности. Запросто с ними не познакомишься. Но и тех свидетельств, что сегодня доступны всем и каждому, вполне достаточно, чтобы осудить политику сталинского режима окончательно и бесповоротно. Другое дело, что национальное сознание протестует против страшных фактов и не желает погружаться в больные, тёмные зоны отечественной истории. Воспоминания о прошлом травматичны, болезненны, и люди не затрудняют себя обращением к ним. У них создаётся иллюзия, что никаких травм в прошлом они не испытывали, а следовательно, и не нуждаются в излечении от их последствий. Потому их сознание наполняется различными фикциями, имеющими ложное патриотическое содержание, базирующееся на постулате абсолютной собственной непогрешимости и враждебности всего мира как к России, так и её народу. Такая установка подразумевает, что никакого голодомора не было, а разговоры о нём имеют вражеское происхождение. Люди не желают знать правды, включать её в своё сознание и тем самым освобождаться от болезни. И власть делает всё возможное, чтобы у народа не сложилось мнение, что виной голодомора и других многочисленных народных бед является единовластие, отсутствие в стране демократических свобод.

По сути, сегодня в государстве намечена тенденция последовательного восстановления сталинской политики, основанной на признании исключительности России, вынужденной существовать в кольце врагов. А раз так, то безальтернативный товарищ Сталин, который железной рукой вёл народ сквозь вражеские построения, становится всенародным символом и политическим идеалом, примером подражания для нынешнего руководства страны. Не потому ли в русле российской политики рождаются всё новые и новые репрессивные законы, идёт наступление на гражданские свободы, осуществляются попытки взять под полный контроль государства написание такой истории, которая бы оправдывала единоличную власть во всех её злодеяниях? И вновь акцент делается на том, что нормальному развитию России мешают враги. Враги внешние и враги внутренние. Не случайно убивают самого непримиримого и последовательного борца за демократию, чьё имя, наряду с другими честнейшими и талантливейшими людьми России, оказалось в списках «национал-предателей» и «пятой колонны», вывешиваемых, надо думать не без согласия властей, на центральных зданиях некоторых наших городов, включая и столицу. Когда в стране развёртывается оголтелая кампания ненависти к оппозиции, к её лидерам, то не приходится сомневаться в том, что она рано или поздно должна привести к жертвам. Жертвы не могут носить случайного характера. Они – продукт ненависти и истерии, потоками льющиеся с экранов официального телевидения. Большое влияние при этом на психическое состояние населения оказывают параноидальные идеи высшего руководства о том, что все цветные революции – особый вид войны и результат западного сговора. И здесь, в опровержение данной идеи, своё слово должна сказать наша совесть. События последних дней способствуют её пробуждению. Каким-то загадочным, но неизбежным образом меняется нравственный стандарт.
Погиб по политическим мотивам человек высочайшей нравственности и глубокой порядочности. К сожалению, такая оценка личности к нам обычно приходит поздно, после того, когда мы её теряем.
Многие тысячи и тысячи людей беспрерывным потоком, начиная с момента гибели видного политика и замечательного человека, шли к месту, где он пал от пуль негодяев. Борис Немцов был одним из тех наших соотечественников, кого мучило чудовищное чувство стыда за Россию. Это чувство заставляло его говорить правду. Говорить смело, ярко, убедительно. Говорил он в своё время и об ужасах сталинщины и о голодоморе. Властям не нравились его речи и вся его разоблачительная деятельность. Против Немцова работала вся мощь кремлёвской пропаганды. Власти делали всё возможное, чтобы не допускать его в политику, к руководству хозяйственной деятельностью, в которой он зарекомендовал себя выдающимся организатором. Не всегда его мысли доходили до народа. Но смерть всколыхнула совесть людей. Тысячи и тысячи людей шли к Замоскворецкому мосту и 1-го марта, единые в своей общей совести. И 3 марта вновь беспрерывный людской поток устремился к Сахаровскому центру, чтобы проститься с человеком, отдавшим жизнь за демократию, за свободную, процветающую Россию. Именно совесть приводит людей к пониманию того, что человек погиб за свободу каждого из нас. И горе тем, кто этого ещё не понимает, а в иных случаях пытается порочить одного из преданнейших и совестливейших сынов Родины, павшего за её честь и свободу.