суббота, 3 декабря 2016 г.

Свой последний приказ "основатель Магадана" Эдуард Берзин подписал 79 лет назад

Опубликовано на сайте MagadanMedia 3 декабря 2016 года

Через несколько недель его арестовали, а спустя восемь месяцев расстреляли


Первый директор "Дальстроя" Эдуард Берзин за день до своего отпуска, 3 декабря 1937 года, подписал приказ № 391 о назначении Карпа Павлова своим заместителем. На следующий день "основатель Магадана" отправился "на материк", чтобы провести свой заслуженный отдых и решить часть накопившихся дел. Буквально через 15 дней, 19 декабря (по некоторым данным 8 февраля 1938 года), недалеко от Москвы его арестовывают, как организатора и руководителя "Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации", сообщает ИА MagadanMedia.

Первый директор Дальстроя Эдуард Берзин за своим
рабочим столом.
Фото: Из архивов магаданцев
Последние дни Эдуарда Берзина

В Магадане по традиции каждый пароход встречали и провожали торжественно, 3 декабря для всех отъезжающих в отпуск был прощальный ужин, а на следующий день у борта "Феликса Дзержинского" гремел оркестр и произносились речи. Но когда Эдуард Петрович подошел к трапу, часовой потребовал документы.

Берзин спокойно достал бумаги и поблагодарил часового за хорошее несение службы. Возглас вохровца неприятно задел провожающих. Многим показалось тогда, что провожают они своего директора не в отпуск, а насовсем.

Писатель Михаил Белов в отрывках романа "Из моего времени" рассказывал:

В Москве поезд приехали встречать жена Берзина с сыном и дочерью. Состав медленно подошел к перрону. Открылась дверь вагона, спрыгнула на перрон проводница, а мужа не видно было. Из вагона вышел шофер Берзина Ян Круминь, жена бросилась к нему, он ответил по-латышски, что Эдуард Петрович задержан в Александрове. В это время в квартире Берзина шел обыск.

"Двое людей тщательно делали свое привычное дело. Эти люди собирали в чемодан альбом фотографий, фотоаппарат, фотографии времен гражданской войны. Исчезла и шашка с орденом Красного Знамени на эфесе — награда за разоблачение заговора Локкарта в 1918 году.

Эдуард Берзин со своей женой Эльзой.
Фото: Из архивов магаданцев
Поезд прибыл на станцию Александров. До Москвы оставалось еще 100 км. Но как только поезд остановился, в вагон вошли люди в форме НКВД. Берзину предъявили ордер на арест, подписанный наркомом Николаем Ежовым, потребовали снять орден Ленина, которым директор Дальстроя был награжден в 1935 году за освоение Колымы. Эдуард Петрович всегда носил награду на своей гимнастерке рядом со значком "Почетный чекист". Людям, пришедшим его арестовать, он спокойно сказал: "Лучше это сделайте вы сами".

И с него сорвали орден и значок. Арестованного доставили в Лефортовскую тюрьму. Берзина допрашивали работники наркомата. Ни одно обвинение не было доказано, а относились они к нему как к предателю, врагу народа. Семь с лишним месяцев физических страданий и душевных мучений…"

Лишить воинского звания и подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества. Приговор окончательный и в силу постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению.

Весной 38-го Эдуарда Берзина исключают из партии, а 1 августа за измену Родине, подрыв государственной промышленности, совершение террористических актов и организационную деятельность, направленную на свержение существующего строя, Военной коллегией Верховного суда СССР его приговаривают к высшей мере уголовного наказания. Через 20 минут его расстреляли. Труп куда-то утащили. Приговор исполнил Начальник 12-го отделения 1-го спецотдела НКВД СССР, лейтенант госбезопасности Шевелев. Позже выяснилось, что тело Берзина после расстрела было вывезено на окраину Москвы — на спецобъект "Коммунарка", где вместе с другими трупами расстрелянных сотрудниками НКВД сброшено в общую яму. Его останки в настоящее время находятся там.

В следственном деле № 16283 с пометкой "хранить вечно" зафиксированы последние слова Берзина перед казнью:

Партия и правительство поручили Дальстрою освоение Колымы. Дальстроевцы не жалели сил и здоровья, чтобы выполнить задание. Не обошлось, конечно, без ошибок и недостатков, но за это дают выговор по службе, а не расстрел.
Дом Эдуарда Берзина в Магадане.
Тогда улица Берзина, ныне – часть проспекта Карла Маркса.
Фото: Из архива Александра Глущенко
Магаданский историк Давид Райзман писал о том, как было сфабриковано "дело Берзина" и Колымской антисоветской повстанческой организации: "По поручению органов НКВД некто Семенов, бывший профессор обществоведения из Ростова-на-Дону, осужденный за троцкизм, стал автором этого "дела", в котором он обосновывает обвинения Берзина в том, что с его ведома пароходами отправляли золото для финансирования контрреволюционной деятельности, создания повстанческой армии с целью отторжения Северо-Востока России в пользу Японии".

После ареста Берзина магаданские партийцы
в срочном порядке собрали общественность
и переименовали улицу Берзина в улицу Сталина.
Фото: Из архива Александра Глущенко
Берзинский пряник для заключенных

Гуманное отношение Эдуарда Берзина к заключенным тоже было расценено как вредительский шаг. Одно из предъявленных обвинений гласило: "Нарушение минимальных основ лагерного режима, установление одинаковой платы з/к и вольнонаемным и целый ряд вопиющих нарушений привели к разложению лагеря и срыву трудовых навыков и норм".

Известный писатель Варлам Шаламов не раз упоминал в своих произведениях директора "Дальстроя": "Первый колымский начальник с правами высшей партийной, советской и профсоюзной власти в крае, зачинатель Колымы, расстрелянный в 1938 году и в 1956 году реабилитированный, бывший секретарь Дзержинского, бывший командир дивизии латышских стрелков, разоблачивший знаменитый заговор Локкарта, – Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края и одновременно проблемы "перековки" и изоляции. Зачеты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой 4–6 часов, летом – 10 часов, колоссальные заработки для заключенных, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми".

"Заключенные стали первыми героями легендарной в истории Колымы зимней тракторной переброски грузов через перевалы в 1934 году при морозе свыше 55 градусов. Оказалось, обиженный горемыка-мужик тоже способен на подвиг. Директор Дальстроя моментально выписывал им освобождение за этот подвиг, несмотря на то, сколько им оставалось еще сидеть.

То же самое – мгновенное освобождение – распространялось на заключенных, выполнявших в сезон норму на 200%. Система Берзина была гуманной, системой "пряника без кнута".

Вольнонаемные на Колыме закреплялись с большим трудом, не выдержав тяжелых условий, уезжали. Способен работать был только зек. Берзин понимал это и старался, как мог, поощрять "колымармейцев" (как он их называл). По зарплате они приравнивались к вольнонаемным, и получали по 800–1500 рублей, отправляя большую часть денег на материк (средняя зарплата в стране была 250–300 рублей). Система зачетов, когда можно было значительно скостить свой срок, сохранялась, и это было мощнейшим стимулом. При этом рабочий день летом был 10 часов в день, в декабре –6 часов, в январе-феврале – 4 часа", – вспоминал Варлам Шаламов.

"Я обеспечил вам нормальную жизнь, вы должны обеспечить мне план"

В 1929 году Эдуард Берзин оказался на хозяйственной должности. Возглавил строительство целлюлозно-бумажного комбината на Северном Урале. Именно там, на Вишере, им был впервые использован хозрасчет в работе с заключенными, опыт которого позже успешно применялся и на Колыме.

В Вишерлаге Берзин выстроил отличную инфраструктуру, которой тогда не могли похвастаться даже города на воле. Варлам Шаламов вспоминал:

"Принимать новый лагерь летом 1930 года прибыл из ОГПУ Берман. Лагерная зона, новенькая, "с иголочки", блестела. Каждая проволока колючая на солнце блестела, сияла, слепила глаза. 40 бараков — соловецкий стандарт 20-х годов, по 250 мест в каждом на сплошных нарах в два этажа. Баня с асфальтовым полом на 600 шаек с горячей и холодной водой. Клуб с кинобудкой и большой сценой. Превосходная новенькая дезкамера. Конюшня на 300 лошадей".

Легендарный пароход "Сахалин".
Фото: Из архивов магаданцев
С 1930 года концлагеря превратились в тресты. ГПУ заказало и получило для зеков валенки, ботинки, сапоги, бушлаты, фуфайки, ватные брюки, гимнастерки, шапки, рукавицы и даже накомарники.

Такая "перестройка" лагерной системы ОГПУ не замедлила сказаться на результатах строительства. Химкомбинат на Вишере трудом зеков был сдан за полтора года вместо двух. "Я обеспечил вам нормальную жизнь, вы должны обеспечить мне план", — говорил заключенным Берзин. Подсчеты экономистов показали, что производительность труда заключенных была на 70% выше, чем у вольных. В бригадах зеков в два раза было меньше производственного травматизма и аварийных ситуаций.

"Система Берзина" доказала свою эффективность, и Сталин распространил ее на все лагеря, которые были созданы при больших стройках.

В ноябре 1931 года был организован государственный трест "Дальстрой", руководство которого прибыло в Нагаево в марте 1932 года на пароходе "Сахалин" вместе с вольнонаемными и заключенными специалистами с Вишеры.
Эдуард Берзин на борту парохода "Сахалин"
со стрелками военизированной охраны следует
к новому месту службы – на Колыму.
Фото: Из архивов магаданцев
Страна остро нуждалась в валюте на индустриализацию — золоте, которого много было на Дальнем Севере. Сталин здраво рассудил, что только "система Берзина" способна в экстремальных условиях Колымы дать быстрый результат. С 1933 по 1937 год численность зеков там выросла с 27 тысяч до 80 тысяч.

На плечи Эдуарда Берзина легла колоссальная нагрузка: освоение Колымы начиналось с нуля, создавались прииски, прокладывалась Колымская трасса, строились горняцкие поселки и город Магадан. Все это время он не имел заместителя. Производство росло, расширялось, и директор "Дальстроя" почти не знал выходных.

Стройку в поселке Нагаево Эдуард Берзин
контролировал лично.
Фото: Из архивов магаданцев
На своей машине даже в 50-градусные морозы выезжал на горные предприятия. Не раз случалось, что отказывала спина, и Эдуарда Петровича приносили домой врачи на носилках. Местные врачи лечили как могли, и он никогда не долечивался – лишь бы быстрее подняться да работать. Дальстрой из года в год удваивал золотодобычу. В 1937 году золотодобытчики Колымы тоже дали два годовых плана (было добыто 51,4 тонны золота — на 80 тысяч заключенных). С трудовой победой дальстроевцев поздравил Сталин.

"Ровно 5 лет, 10 месяцев и 15 дней было у Эдуарда Петровича на то, чтобы заложить город, построить первые причалы морского порта, промышленные предприятия, электростанцию, — пишет ягоднинский исследователь истории Иван Паникаров в книге "Колымский ГУЛАГ в 30-е годы". — При нем открылись первая школа и школы-интернаты для детей местного населения, библиотека, появились киноустановки в двух добротных клубах из рубленого леса для показа немых, а потом и звуковых фильмов. Уже в год его приезда в системе Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (УСВИТЛа) был создан небольшой театральный коллектив, с которого началась история Магаданского государственного музыкально-драматического театра. В центре будущего Магадана, по указанию Эдуарда Петровича, оставили нетронутым огромный таежный массив, чтобы превратить его в городской парк культуры и отдыха. Глядя сегодня на фотографии 30-х годов, с удивлением узнаешь в старых просеках парка современные асфальтовые дорожки, остатки строений тех лет и испытываешь чувство огромной благодарности к людям, которые еще в те страшные годы думали о нас… А через два года после приезда первого директора Дальстроя Колыма стала ведущим валютным цехом страны!"

Давид Райзман писал:

Берзин был сыном советской эпохи. Он верно служил партии большевиков и советской власти. И в беззакониях, творящихся в стране, в том числе на Колыме, также замешан, как и руководители ВКПб и СССР. В этом его личная трагедия. Все же, объективно оценивая заслуги Эдуарда Берзина в освоении некогда пустынной окраины, в превращении ее в промышленный район России, надо хранить о нем память.

Дом Эдуарда Берзина.
Фото: Из архива Александра Глущенко
Лишь в 1956 году Эдуарда Берзина реабилитировали. В 1961 году прииск Верхний Ат-Урях на Колыме переименовали в прииск имени Берзина. В Магадане его именем назвали улицу на 31-м квартале, в 1988 году там же на здании школы № 15 появилась мемориальная доска в честь первого директора Дальстроя. И как дань уважения одному из руководителей строительства будущего города Магадана перед зданием мэрии города в 1989 году был установлен бюст Эдуарду Берзину.

четверг, 3 ноября 2016 г.

Кулацкая карта бита

Ольга Бондарева
Опубликовано на сайте БелПресса 3 ноября 2016 года

О чём писала «Белгородская правда» во время коллективизации и борьбы с кулаками

Раскулачивание – одна из самых трагических страниц нашей истории. Сотни публикаций газеты с 1922 по 1934 год посвящены разоблачениям злостных врагов советской власти. Более того, в 1929–30-е годы борьба с кулаками стала главной темой издания. Понять, что происходило в то время, чем вызваны те или иные публикации, сегодня помогают архивные материалы, в том числе и те, с которых снят гриф «Совершенно секретно».

Злостный элемент

То, что кулак – независимая и очень влиятельная сила и пускать во власть его ни в коем случае нельзя, Советы поняли в первые годы своего становления. Родовитые землевладельцы сразу после революции эмигрировали или отправились «в места не столь отдалённые». А зажиточные крестьяне ещё долго оставались внутри сёл тем нарывом, который мог реально противопоставить власти и хозяйственные успехи, и собственную идеологию.
В начале 1920-х годов «Белгородская правда» (тогда выходила под названиями «Известия Белгородского уездного исполнительного комитета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и уездного комитета РКП(б)», «Трудовой день», «Белгородская газета») только покусывала кулацкую часть населения, обвиняя главным образом в занятии плодородных земель, спаивании и закабалении бедноты. Объясняла, чем отличается кулак от зажиточного крестьянина: он не только владеет «лишними» орудиями производства, но и эксплуатирует батрацкий труд.
География же критики кулаков напрямую зависела от активности селькоров. Например, если верить газете за 1924–25 годы, то можно подумать, что кулацкое засилье наблюдалось лишь в Пушкарской и Висловской волостях.
С началом коллективизации в 1927 году, а особенно после провала хлебозаготовок в 1928-м, на кулака, главного виновника всех неудач, объявили настоящий крестовый поход. Теперь газета была обязана найти и разоблачить злостный элемент в каждом селении. В начале 1929 года кулацкими стали целые сёла: Стрелица, Лихая Поляна, Булановка и многие другие.


Тяжёлая ситуация

Устанавливая на 1929 год план хлебозаготовок, власти не уповали, как раньше, что хлеб наполнит закрома самотёком.
Теперь в самом начале заготкампании нажим делался не только на сознательность бедняков и середняков, но и на то, чтобы изъять у зажиточных крестьян зерно до того, как они продадут его на рынке.
«Ни красный петух, ни обрез не избавят кулака от сдачи хлебных излишков», – констатировала газета 9 октября 1929 года.
Всё это время она пристально отслеживала, кто укрывал зерно. И предупреждала о том, что ждёт уклонистов: по ст. 61 УК РСФСР за отказ от выполнения повинностей виновному грозил штраф до пятикратного размера стоимости наложенного задания, лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до одного года. А кулаков или группу лиц ждало лишение свободы на срок до двух лет с конфискацией всего или части имущества. Имена нарушителей с самыми уничижительными формулировками публиковали в газете.
Но крестьяне были обременены не только хлебозаготовками, но и единым сельскохозяйственным налогом, страховыми платежами, займом, сбором семфонда и прочими повинностями. «Излишки» выжимали буквально силой и у всех крестьян без разбора – газета публиковала в том числе жалобы бедняков на опустошение амбаров ревизионными комиссиями. Но во властных кулуарах считали, что «обострение с некоторой частью крестьянства может быть оправдано, если хлеб будет взят».
И хлеб взяли – в начале ноября 1929 года Шебекинский, Грайворонский и Белгородский районы даже перевыполнили план по хлебозаготовкам, остальные районы близки к 100-процентной норме. Только терпение народа, что называется, дошло до предела. Ситуацию усугубили административные методы создания колхозов, куда людей загоняли чуть не силой, обобществление крестьянского имущества и массовое закрытие церквей.
К марту 1930 года (а в некоторых районах ещё раньше) в Белгородском округе сложилась тяжёлая ситуация, которая привела к массовому выходу из колхозов и открытым бунтам.

Обратный ход

Вот несколько цитат из множества докладных райкомовских руководителей и сводок ОГПУ того времени.
«7/III в селе Головчино прошло собрание 200 женщин, которые выступали против колхоза. В этот же день четырьмя гражданами взят обобществлённый инвентарь, разбирая инвентарь, они объявили, что колхоз распадётся».
«16/III в селе Мощёном Грайворонского района у здания сельсовета собралась толпа женщин – около 200 человек, которая потребовала возвращения рабочего скота, причём толпа пыталась избить уполномоченного РИК…»
«В селе Солдатском Ракитянского района произошли массовые беспорядки с участием тысячной толпы. Восставшие избивали активистов, разобрали обобществлённых лошадей. Для усмирения вызвали вооружённый отряд, который арестовал 15 кулаков».
«30/III по целому ряду мест наблюдался буйный рост колхозов… И после разъяснения о добровольном вступлении в колхоз и обобществлении этот рост принимает обратную форму: в с. Вишнёвом Беловского района, состоявшем из 530 дворов, вышли 330; в селе Гочево Беловского района из 170 дворов вышли 129…»


Полный контроль

В это время фиксировались любые разговоры и даже намёки на недовольство политикой партии в отношении крестьян. Так, в селе Борисовка учитель Николаенко имел неосторожность высказаться:
«Некоторых раскулачивают просто случайно. Мало ли что можно приписать человеку. Мы живём в такой век, когда припишут сколько угодно и каких угодно уклонов, сделают контрреволюцию, вышлют, расстреляют и всё что угодно…»
Борисовский кулак Кирилл Козлитин в разговоре с членом сельского совета утверждал:
«Вы дураки, что не можете доказать вождям власти, что хлеба засыпать не будем, обобществлять ничего не желаем, в колхоз идти не хотим, пусть бы вас за это арестовали, но зато вы можете гордиться, что пострадали за народ».
В воинской части Белгорода зафиксировали разговор новобранцев:
«Нас насильно заставляют сеять свёклу, а сахар получают рабочие. Рабочему – всё, а нам – ничего».
Командный состав вчерашние крестьяне называли бандитами…
Но пересудами дело не заканчивалось. В коммунистов и активистов стреляли, им подбрасывали устрашающие записки, а имущество – жгли. В ежемесячной оперативной областной сводке Белгородского ГПУ графа «убийство представителя власти» не пустовала.
А газета пестрела требованиями жестоко покарать виновных, сообщениями о судах и расстрельных приговорах.

Ну и озверел

О том, какое настроение поселил террор в рядах партийцев, газета, разумеется, не рассказывала. При этом Белгородский окружной комитет в конце 1929 года сообщал в Курск, что «за последнее время среди отдельных партийцев появились пессимистичные настроения, граничащие с желанием тем или иным путём уйти от затруднений, вплоть до симуляции и т. д.».
Складывались эти выводы из донесений районных руководителей. Так, например, из Беловского района секретарю Белгородского окружного комитета ВКП(б) Павлу Павловцеву писали:
«…Кулак этот действительно штука, ну и озверел, наступает прямо, что он думает, чёрт его знает, ТАК НАХАЛЬНО ДЕЙСТВУЕТ… Переговорите со Штанковым» (начальником Белгородского окружного ГПУ – прим. ред.).
Тем не менее газета ни одной буквой не давала усомниться, что установка партии на истребление кулака как класса будет выполнена.


Сверх нормы

Сообщая о репрессиях к единичным кулакам, газета не рассказывала об истинных масштабах репрессий. 30 января 1930 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Этот документ разделил всех кулаков на три группы: первая – контрреволюционный актив и организаторы террористических актов и восстаний; вторая – часть контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков; третья – остальные кулаки. Наказание к каждой группе применялось согласно степени «вины»: высшая мера, концлагерь, выселение с конфискацией имущества.
Вот показательный эпизод в общей картине антикулацкой кампании на нашей территории. Согласно отчёту начальника Белгородского окружного ГПУ, только 12 марта 1930 года двумя эшелонами «в северный край» отправили 656 белгородских «кулацких» семей – 3 280 человек. Среди них было 1 449 детей. Уточнялось, что «105 человек выслано сверх нормы».
Норма эта была установлена для каждого района. И выполнялась или перевыполнялась по усмотрению местного начальства.
Так, Борисовский и Белгородский районы недовыполнили план на 8 семей, Грайворонский – на 11, Прохоровский – на 5, Беловский – на 9. С перевыполнением шли Корочанский район (59 семей к 53 запланированным), Шебекинский (52 к 50) и Томаровский (47 к 35).
Все репрессированные в то время белгородские «кулаки» относились ко второй группе.

Не в коня корм

Что же касается экспроприированного имущества кулаков, то оно не сильно обогатило колхозы, большая часть его от безалаберного отношения просто погибла или была присвоена руководителями.
Так, например, в докладной записке окружному комитету партии сообщалось, что «в селе Дроновка Краснояружского района во дворе председателя и соседнем дворе находятся несколько сундуков, стулья, столы, скамейки. Никакого присмотра за этим имуществом не имеется. Всё это ломается, а колхоз не обращает на это никакого внимания».
Начальник БОООГПУ Штанков докладывал, что «в с. Чуланово Борисовского района при раскулачивании кулака Мухина было взято 30 семей пчёл, которые находятся без всякого надзора, две семьи уже уничтожено… В селе Белице уполномоченным от окр. исполкома Бражниковым взято при раскулачивании 8 шт. резаных гусей, 40 кусков сала, банки мёда, варенье».

Перегнули палку

Поспешность и предвзятость, с которой на местах определяли кулаков, признали перегибом. 12 марта эшелон с белгородскими «кулаками» отправился на север, и в этот же день Курский комитет партии поручил исправить на местах перегибы и извращения кампании по ликвидации кулачества как класса. Районам предписывался пересмотр всех дел, выделение середняцких семей в отдельные группы, возвращение им отобранного имущества.
О том, что в белгородском деле много ошибок, установила в том числе и оперативная сводка ОГПУ от 06.03.1930 (разумеется, совершенно секретная). В ней отмечались недобросовестность и халатность районных властей в проведении раскулачивания: в 40 процентах случаев для этого не имелось экономического обоснования. В прохоровской группе, например, уполномоченные выявили середняков и бедняков. На возражения сотрудников ОГПУ о незаконности их выселения представители районов настаивали, что данные лица являются «психологическими кулаками». Увы, и личные мотивы были неизбежны.


Смазывать не собирались

Руководство Белгородского округа перегибы раскулачивания признало оперативно. В газете от 12 апреля 1930 года опубликована статья, где «с исключительной резкостью выдвигались и выдвигаются вопросы борьбы с искривлениями».
В ответ на критическое выступление курской газеты в свой адрес секретарь Белгородского окружного комитета ВКП(б) тов. Павловцев утверждал, что «ошибок нашего Белгородского округа по вопросам искривления партийной линии, так же как и в вопросе коллективизации, было много, смазывать их ни в какой мере мы не собирались, и я наоборот призывал и призываю всю партийную организацию решительно исправлять допущенные ошибки».

От родни отказываюсь

Ещё весь 1931 год белгородская газета жёстко боролась с «кулацким элементом» или приближенными к нему подкулачниками, печатала объявления об аукционах по распродаже кулацкого имущества.
К 1932 году ликвидационная кампания утихла: врагами колхозов стали уже не конкретные люди, а кулацкие настроения и тенденции. Видимо, как класс кулачество было действительно ликвидировано.
Лишь иногда, вплоть до 1934-го, в газете проскакивали объявления о том, что тот или иной белгородец порывает с родителями-кулаками и при этом меняет фамилию.

Политическая репрессия

Сегодня есть разные мнения о роли кулаков в сельскохозяйственной экономике России (по логике привлечения наёмного труда его продолжателями называют современных фермеров), о том, как повлияло уничтожение зажиточных крестьян на становление колхозов и отток людей из сёл.
А юридическое определение раскулачивания вынес 30 марта 1999 года Верховный суд РФ:
«Раскулачивание – политическая репрессия, применявшаяся в административном порядке местными органами исполнительной власти по политическим и социальным признакам на основании постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мерах по ликвидации кулачества как класса».
И напоминание об этом страшном периоде, сломавшем тысячи человеческих судеб, сохранилось в том числе в областной белгородской газете.

***

Редакция благодарит сотрудников Государственного архива Белгородской области и Государственного архива новейшей истории Белгородской области за помощь, оказанную при подготовке материалов.

среда, 28 сентября 2016 г.

Разрушение общества

Сергей Сергеев
Опубликовано на сайте «Агентство Политических Новостей» 28 сентября 2016 года

Русское общество после реформ 1860-х гг. и особенно после реформ П.А. Столыпина имело внушительную тенденцию к росту самоорганизации. Захватившим власть большевикам понадобилось немало усилий, чтобы не просто искоренить эту тенденцию, но и практически тотально разрушить все социальные структуры «проклятого прошлого».

Компартия совершенно логично начала наступление на общество с запрета всех политических организаций, способных организовать и возглавить народное сопротивление. Ещё в Гражданскую вне закона оказались все «буржуазные» партии. Затем пришла очередь левых. В 1921 г. репрессии обрушились на анархистов. В 1922 – 1923 гг. были разгромлены эсеры, по итогам выборов в Учредительное собрание 1918 г. – самая популярная партия в России. В 1931 г. прошёл последний крупный показательный процесс над меньшевиками.

В 20-30-х гг. продолжалось систематическое изничтожение русской интеллигенции, которую пока ещё не удалось окончательно поставить на колени и которая пыталась оппонировать новой власти в духе протестов либеральной общественности накануне революции 1905 года. Скажем, на Всероссийском агрономическом съезде (март 1922 г.), по мнению компетентных органов, «общественная агрономия показала себя противником Советской власти и сторонником восстановления буржуазного порядка». В мае того же года на 1-м Всероссийском геологическом съезде была принята следу­ющая резолюция: «Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная ра­бота и научная, прежде всего, не может протекать нормально».

Но длань красного самодержавия оказались куда тяжелей, чем у самодержавия романовского. Постановление Политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 8 июня 1922 г. гласило, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД РСФСР. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». ГПУ предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ.

Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации». ВЦСПС было предложено «не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение. Уставы для секций спецов должны быть пересмотрены при участии ГПУ. Разрешение на образование секций спецов при профобъединениях могут быть даны ВЦСПС только по соглашению с ГПУ».

Политотделу Госиздата совместно с ГПУ надлежало «произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при профсоюзах и отдельными наркоматами (Наркомзем, Наркомпрос и пр.)». Первостепенное внимание в цитируемом документе уделялось высшей школе – было решено «в целях обеспечения порядка в в[ысших] у[чебных] заведениях образовать комиссию из представителей Главпрофобра и ГПУ (…) и представителей Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам: а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года; б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения; в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от вноса платы за право учения… Той же комиссии (…) выработать правила для собраний и союзов студенчества и профессуры». 23 ноября ГПУ издало циркуляр своим органам по работе в вузах с тем, чтобы на каждого профессора и политически активного студента составлялась личная картотека, формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал.

В августе-сентябре 1922 г. на пресловутых «философских пароходах» были высланы за границу более ста выдающихся русских интеллектуалов. В конце 20-х – начале 30-х гг. практически одновременно произошёл разгром едва ли не всех видов интеллигенции – инженеров («Шахтинское дело», «дело Промпартии»), экономистов («дело Трудовой крестьянской партии»), гуманитариев («Академическое дело», «дело славистов») и офицеров (операция «Весна» -- репрессировано не менее 10 тыс. человек).

Одновременно производились масштабные кампании по «очистке» от «социально-опасных» интеллигентов Москвы, Ленинграда и других крупных городов. 7 мая 1929 г. шеф ГПУ Г.Г. Ягода инструктировал своих ближайших подручных: «Злостная агитация в Москве принимает довольно большие размеры... Необходимо ударить по всей этой публике... Необходимо провести широкие аресты злостных агитаторов, антисемитов, высылая их в Сибирь... Даже с семьями, особенно, если это "бывшие” люди». Молодым людям «буржуазного» происхождения и сомнительного образа мысли был фактически закрыт доступ в советские вузы.

Антиинтеллигентские гонения продолжались вплоть до конца 30-х, затем сломленным и «перековавшимся» остаткам «бывших» милостиво разрешили влиться в состав новой «трудовой» интеллигенции, которая без них вряд ли сумела бы создать что-нибудь путное. Например, по моим подсчётам, едва ли не 90% ведущих советских историков – «бывшие» или их дети и внуки. Или вот ещё яркий пример: автор «Брянского леса», многодесятилетний главред вполне официозного «Огонька» и видный функционер СП СССР А.В. Софронов был, как недавно выяснилось, сыном расстрелянного в 1926 г. «за связь с контрразведкой Белой армии» в Гражданскую войну юриста Северо-Кавказского военного округа В.А. Софронова, в досоветском прошлом -- начальника харьковской полиции...

Естественно, за социальную реабилитацию приходилось платить социальной и идеологической мимикрией, особенно гуманитариям. Философ А.Ф. Лосев, ослепший на строительстве Беломорканала (куда он, естественно, попал не по свой воле), а позднее ставший профессором МГПИ им. В.И. Ленина, рассказывал своему секретарю В.В. Бибихину уже в 70-е: «Я вынес весь сталинизм, с первой секунды до последней на своих плечах. Каждую лекцию начинал и кончал цитатами о Сталине. Участвовал в кружках, общественником был, агитировал. Все за Марра — и я за Марра. А потом осуждал марризм, а то не останешься профессором. Конечно, с точки зрения мировой истории что такое профессор. Но я думал, что если в концлагерь, то я буду еще меньше иметь... Вынес весь сталинизм как представитель гуманитарных наук. Это не то что физики или математики, которые цинично поплевывали».

Бибихин комментирует: «В доме Лосева я видел старые тетради с хвалебными посланиями Сталину на древнегреческом языке». Историк С.С. Дмитриев записал в дневнике 1951 г.: «До чего все же низведено у нас чувство собственного достоинства и самостоятельности в ученых людях… Покойный Михаил Петрович Погодин с его политическими письмами времен Крымской войны просто представляется каким-то античным героем, трибуном. Что уж вспоминать о Чернышевском. Такие смельчаки вывелись навсегда при нашей жизни».

Прежде гордая, вольнолюбивая русская интеллигенция превратилась просто в одну из групп государственных служащих. Сам фундамент её старорежимной автономии был разрушен – в СССР с начала 30-х не осталось никаких частных периодических изданий, издательств и учебных заведений.

Ещё более жестокому погрому поверглась Церковь. К 1939 г. были закрыты все монастыри; из 37 тыс. действовавших в 1930 г. приходских храмов официально действовали только 8032 (на самом деле, гораздо меньше, ибо при многих из них не было священников), например, на всю Тамбовскую епархию – 2 из 110; из 163 епископов продолжали служить только четверо.

Атмосферу того времени замечательно передаёт текст Д.Д. Шостаковича в книге «Знатные люди Страны Советов о религии» (1939): «К созданию антирелигиозной оперы следует отнестись очень серьезно. Тут не отделаешься шуточками и смешками по адресу церковников. Нам нужно могучими средствами музыкального искусства, очень понятного массам, раскрыть невежество и мракобесие людей церкви, контрреволюционное нутро многих из них, их подрывную работу по заданию врагов народа из иностранных разведок». Тем более потрясает мужество тех верующих, которые пытались сопротивляться насильственной дехристианизации. Например, в спецсобщении НКВД от 13 октября 1938 г. говорится о том, как жители села Черная Заводь Ярославской области числом 300-400 человек помешали снятию колоколов в своём храме, при том, что даже местный батюшка призывал их «пойти навстречу государству и добровольно сдать колокола».

Во время войны Сталин пошёл на уступки Церкви и даже восстановил патриаршество, но уже после марта 1948 г. в стране не было открыто ни одного нового православного прихода, а многие старые закрылись. При Хрущёве развернулась новая волна гонений.

Отношения между атеистическим государством и Московской патриархией стабилизировались только к середине 60-х гг. -- по словам одного из сотрудников Совета по делам религий при Совете министров СССР, с тех пор возможно говорить о неком «”возрождении” системы дореволюционного обер-прокурорства: ни один мало-мальски важный вопрос деятельности религиозных организаций не мог быть решен без участия Совета по делам религий. Но одновременно сам Совет действовал в тех рамках, какие определяли ему высшие партийные и государственные органы». Следует, однако, отметить, что если обер-прокуроры, при всех оговорках, ставили своей целью распространение православия, то Совет по делам религий решал задачу прямо противоположную.

Несмотря на то, что в 1921 г. мятежная деревня была буквально потоплена в крови, большевики вынуждены были пойти ей на серьёзные уступки. Результаты «чёрного передела» были окончательно закреплены за крестьянством, но интересно, что прежнее общинное всевластие осталось в прошлом – по Земельному кодексу РСФСР 1922 г. крестьянские хозяйства получили право в любое время вывести свою землю из общины с её согласия или без последнего, если происходил общий передел или если о выходе заявляло 20% семейств.

Уже к 1924 г. в Смоленской области количество отрубов и хуторов превысило дореволюционный уровень, составив более 30%, даже в Московской области к 1927 г. оно увеличилось почти до 2% с 0,13% в 1917-м. Сводки ОГПУ в 1926 г. отмечают, например, в Иваново-Вознесенской губернии «большое стремление крестьян выходить на отруба и в некоторых случаях на хуторские участки. В большей части к этому стремятся крестьяне-середняки — передовики по улучшению сельского хозяйства, которые, при всем желании провести улучшенные формы землепользования, в целом селении ничего не могут сделать, так как в селениях в этих случаях всегда возникают недоразумения и споры». Так что столыпинская реформа всё же не осталась без последствий, хотя частная собственность на землю была официально отменена.

Большевики серьёзно опасались социальной самоорганизации крестьянства – сводки ОГПУ 1926 – 1928 гг. переполнены тревожными сообщениями об «агитации за крестьянские союзы» в самых разных сельских районах страны: «Крестьянский союз является наиболее распространенным и наиболее популярным лозунгом антисоветской агитации и встречает отклик почти во всех слоях деревни». «Крестьяне, поощряемые кулаками, ... могут потребовать от нас свободу организации "крестьянского союза”... Но тогда нам пришлось бы объявить свободу политических партий и заложить основы для буржуазной демократии», -- рисовал пугающую для ВКП(б) перспективу Сталин на партийном пленуме 1928 г. Движение это было задавлено в самом зародыше. Коллективизация уничтожила или распылила крестьянскую элиту – т.н. «кулаков», именно они и члены их семей составили большинство из почти миллиона погибших (в том числе 20 тыс. расстрелянных по приговорам трибунала ОГПУ) и 2,5 млн высланных.

Способности ссыльных «кулаков» были успешно эксплуатированы «народной властью». «В сущности, новая Россия создается в значительной части, по-моему, не ком[м]унистами (…), но в смысле бытовом "спец”ссыльными. Интересная форма использования "рабского” труда свободных людей», -- записал в дневнике 1938 г. В.И. Вернадский. По данным В.Н. Земскова, на 1 января 1953 г. в СССР числилось 2 753 356 спецпоселенцев.

Компартия ликвидировала / поставила под свой контроль не только общественные структуры «старого порядка», но и те формы низовой самоорганизации, которые возникли / развились в ходе всех трёх русских революций начала XX в. В том числе, кстати, и собственно «советы», чьё имя присвоила убившая их власть, и рабочие профсоюзы, огосударствлённые уже в начале 20-х. Любые новые, естественно возникающие «снизу» общности тут же разрушались или «возглавлялись».

При таких изощренных приёмах «работы с населением» удивительно ли, что та атомизация русского социума, которую произвели большевики, и не снилась старорежимной России? Как проницательно заметил в дневнике 1938 г. М.М. Пришвин: «…в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало».

Подобное беспрецедентное – даже для русской истории – давление на общество объясняется прежде всего тем, что «советская» власть не была народной, популярной властью. История СССР, как минимум, до 1941 г. – это в том числе и история противостояния коммунистического режима и русского большинства, которое этот режим своим не считало и потому воспринималось руководством компартии как «единая реакционная масса», в борьбе с которой все средства хороши.

«Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно или даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надёжные) дорисовывают эту картину» -- писала в 1920 г. З.Н. Гиппиус. Можно, конечно, не доверять свидетельству ярой противницы «красной тирании», но ведь и сам  Ленин «отмечал, что большевики подобны меньшинству оккупантов в завоёванной стране и соответственно ведут себя» (А. Грациози).

Пришвин зафиксировал в дневнике 1920 г. характерный разговор с Л.Б. Каменевым: «…говорил ему о [большевистском] "свинстве”, а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего не поделаешь». Очевидно, этот разговор произвёл сильное впечатление на писателя, ибо он вернулся к нему в дневнике в следующем году, увидев в тезисе своего собеседника отрицание всего прежнего интеллигентского дискурса о «народе»: «Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурён народ».

В голодном 1922 году продотряды применяли для исправления «плохого народа» следующие воспитательные меры: «Повсеместно арестованных крестьян сажают в холодные амбары, бьют нагайками и угрожают расстрелом. Крестьяне, боясь репрессии, бросают хозяйства и скрываются в лесах. 156-я проддружина и 3-й продотряд приказали жителям нескольких сел собраться на общее собрание. Собравшихся кавалерийский отряд начал избивать нагайками и обнаженными шашками. Не выполнивших полностью продналог гнали через село и топтали лошадьми. После чего сажали голыми в холодные амбары. Многих женщин избили до потери сознания, закапывали голыми в снег, производили насилие… Продотряды… производили повальное беспощадное избиение крестьян, среди которых были 60 стариков… райуполномоченный 4-го района в с. Самойловском арестовал… почти все население. Крестьян гнал с красным знаменем за 20 верст до штаба, отстающих подгоняли прикладами, угрожая расстрелом… Крестьяне избиваются шомполами… председатель сельсовета был посажен голым на лед, отчего умер» (из информсводок ВЧК по Сибири).

А вот как описывает М.А. Шолохов в письме к Сталину методы хлебозаготовок в его родном Вёшенском районе в ещё одном голодном 1933 году: семьи, не сдавшие положенное количество зерна, выселялись из своих домов, «население было предупреждено: кто пустит выселенную семью — будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели с[ельских] советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы. Я видел такое, что нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками… В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери».

Перечисляет Шолохов и другие способы выбивания хлеба: «в Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом "прохладиться” выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают»;  «в Чукаринском к[олхо]зе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику —  подозреваемому в краже — во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал "огонь” по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу»; «в Солонцовском к[олхо]зе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом» и т.д.

В 1932 г. на Кубани председатель колхоза Н.В. Котов и двое его коллег были расстреляны за то, что предоставляли своим колхозникам семенные ссуды в удвоенном объёме, Каганович и Микоян публично одобрили этот приговор и пригрозили тем же самым любому другому коммунисту, который «проявит мягкотелость и будет относиться к колхозам в народническом духе [выделено мной – С.С.]».

Деревня, как могла, сопротивлялась. В 1930 г. произошло 13 574 крестьянских волнений, в которых участвовали более 2,5 млн чел. При обсуждении проекта Конституции 1936 г. в сельских районах Ленинградской области агенты НКВД зафиксировали такие типичные разновидности «антисоветских» и «контрреволюционных» разговоров: «1) разжигание недовольства колхозников по отношению к рабочим [т.е. недовольство крестьянам своим более низким, чем у рабочих, социальным статусом]; 2) распространение пораженческих настроений; 3) требование прекращения планирования государством хозяйственной жизни колхозников, освобождения крестьян от выполнения гос. обязательств; 4) распространение провокационных слухов о том, что "Конституция — фикция”; 5) требование возвращения кулаков с мест высылки и возвращения им имущества; 6) требование открытия всех церквей, запрещения антирелигиозной пропаганды, высказывание антисемитских настроений и т.п.» Наконец, «особого внимания заслуживают факты обработки к.-р. элементом колхозников за необходимость объединения крестьян в специальные политические организации с целью противопоставления их государству». В спецсообщении УНКВД по Ростовской области от 4 июля 1938 г. о ходе подготовки к выборам в Верховный Совет РСФСР среди множества случаев «антисоветской агитации» приводился следующий: «”…если бы умер Сталин, то мы праздновали бы целый год, а когда бы умерли и остальные — Молотов, Каганович, Ежов, то тогда зажили бы вовсю еще лучше”. (Колхозница Чеботарева — арестована)».

Не имели коммунисты популярности и в той социальной группе, которую они якобы представляли. Даже в 1957 г. доля рабочих среди осуждённых «пролетарским государством» за «контрреволюционные преступления» составляла почти 47%. Последняя вспышка народных выступлений против «народной» власти относится к началу 60-х (Краснодар, Муром, Александров, Бийск), пиком её стали знаменитые события в Новочеркасске в 1962 г. Это был своеобразный рубеж, «после которого волна кровавых и массовых столкновений народа и власти постепенно пошла на убыль. В 1963-1967 гг. еще фиксировались отдельные рецидивы волнений, при подавлении которых власти применяли оружие. Но, начиная с 1968 г. и вплоть до смерти Брежнева (1982 г.), оружие не применялось ни разу. В 1969-1976 гг. КГБ СССР вообще не зарегистрировал ни одного случая массовых беспорядков. Другими словами, брежневский режим научился обходиться без применения крайних форм насилия и, как правило, гасил периодически вспыхивавшее недовольство без стрельбы и крови» (В.А. Козлов).

Важно отметить, что волнения 30-60-х гг. происходили сугубо стихийно и никак не были связаны с какой-либо организованной политической оппозицией режиму, ибо таковая была превентивно и успешно «зачищена». И в этом важнейшая причина того, что они так и не переросли в общенародное освободительное движение. Возникшее в 60-е гг. малочисленное диссидентство практически не имело связи с народным большинством и влияло почти исключительно на интеллигентские умы, да и больше интересовалось темой еврейской эмиграции, чем повседневными проблемами рабочих и колхозников.

четверг, 25 августа 2016 г.

Две пули на память

Ярослав Шимов
Опубликовано на сайте "Радио Свобода" 24 августа 2016 года

Сталин (слева) и соратники: Алексей Рыков, Григорий Зиновьев и Николай Бухарин. Все трое были расстреляны в 1936-38 годах
"Почти все бывшие вожди СССР оказываются наймитами капитала и прислужниками гестапо"

Перед расстрелом Зиновьев, бывший вождь Коминтерна, "партийный царь" Ленинграда, а до этого – сосед Ленина по вошедшему в большевистскую мифологию шалашу в Разливе, утратил человеческий облик. Он рыдал, выл, порывался целовать палачам сапоги, умоляя о пощаде. Был не в состоянии идти, так что к месту казни его дотащили, как мешок. Второй наиболее именитый из 16 казненных в ту ночь, Лев Каменев, вопреки мягкой профессорской внешности, держался стойко и с легкой брезгливостью сказал Зиновьеву: "Перестаньте, Григорий. Умрем достойно". Их расстреляли ровно 80 лет назад – в ночь на 25 августа 1936 года.

Пули, которыми были убиты два видных большевика, в качестве своего рода сувениров хранил у себя шеф НКВД Генрих Ягода. Когда через полтора года пришел его черед идти к расстрельной стенке, пули перекочевали к его преемнику Николаю Ежову, расстрелянному, в свою очередь, еще два года спустя. Пули, которыми были убиты сами Ягода и Ежов, не сохранились: возможно, следующий обитатель главного кабинета на Лубянке, Лаврентий Берия, считал дурной приметой коллекционирование подобных сувениров. (Что, как известно, не уберегло от пули его самого.)

Так выглядел политический менеджмент в исполнении Сталина: в середине 1930-х, по его мнению, пришла пора не просто сменить поколение партийных вождей-бюрократов, но и дать ясно понять советским гражданам, что хозяин в стране один, а любое инакомыслие и даже намек на него будет караться самым беспощадным образом. Именно для этого в качестве обвиняемых на первом из трех крупнейших политических процессов, прошедших в Москве в 1936-38 годах, предстала группа старых большевиков во главе с Зиновьевым и Каменевым – людей, чьи заслуги перед советским режимом еще за 10 лет до этого никем не подвергались сомнению.

О причинах так называемого Первого московского процесса, о том, как происходит смена политических поколений при диктатуре, и о логике репрессий вчера и сегодня мы беседуем с историком, специалистом по сталинскому террору, сотрудником Международного общества "Мемориал" Никитой Петровым.

– Давайте начнем с обстановки на момент начала Первого московского процесса. Он проходит уже после убийства Кирова, которое случилось в конце 1934 года. То есть машина террора к 1936 году уже набрала определенные обороты. Те люди, которые попали под удар в 1936-м, – это была прежняя, 1920-х годов, внутрипартийная оппозиция, в основном так называемая "левая", сторонники Троцкого и Зиновьева. В середине 30-х она что-то собой политически еще представляла или это были давно сдавшиеся люди, и то, что их привлекли к суду и с ними расправились, – это была чистой воды логика диктатуры, и за этим не стояло никакой реальной политической борьбы?

– Это можно назвать завершением политической борьбы. Потому что если посмотреть состав выведенных на процесс представителей оппозиции, и зиновьевской, и троцкистской, то мы увидим, что часть из них уже к тому времени сидела и имела приговоры за так называемую "моральную ответственность" за убийство Кирова. То есть был уже пропагандистский непреложный постулат, что Кирова убили зиновьевцы, и на этом базировалось все обвинение. Конечно, для политической борьбы это уже не имело никакого значения, потому что и Зиновьев, и Каменев имели приговоры к тому времени на 10 лет, они и так бы сидели и не вышли. Но в данном случае процесс нужен был по идеологическим соображениям. Сталину важно было не только расправиться с оппозицией, но и показать, что вообще все те, кто когда-то выступал против него, они не по идейным соображениям выступали, а на самом деле всегда были злейшими врагами советской власти, более того, готовили террор. Ведь их обвинили не только в том, что они убили Кирова, но и в том, то они готовили террористические акты против Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева. (Два последних деятеля, в свою очередь, будут репрессированы и расстреляны в 1938-39 годах. – РС).

Григорий Зиновьев после ареста в 1934 году. Фото из архива НКВД
То есть в данном случае нужно было показать, что оппозиция вела борьбу не только против руководства ВКП(б), а борьбу против Советского Союза как такового. Сталин, когда процесс уже закончился, был недоволен тем, как его ход освещали в печати. Он говорил, что газета "Правда" в освещении процесса провалилась, она изобразила дело, дескать, так, что были какие-то плохие люди, которые боролись против хороших людей, находящихся в руководстве. На самом деле ничего подобного: борьба против Сталина и других, писал сам Сталин, является борьбой против СССР. Итак, речь шла о введении некоего общего единомыслия: если ты против Сталина, значит, ты против СССР. Вот эта связка тогда восторжествовала. Для этого, собственно говоря, и делалось шоу, которое называлось "процессом троцкистско-зиновьевского террористического центра". Оно открылось 19 августа 1936 года и завершилось 24-го.

– Часто, анализируя историю различных авторитарных и диктаторских режимов, говорят о борьбе разных группировок внутри самой системы. Выражаясь современным политическим жаргоном, "борьба кремлевских башен". Можно ли говорить об отсутствии единства в окружении Сталина? Я встречал некоторые свидетельства о том, что даже Ягода незадолго до 1936 года в каком-то частном разговоре заявил, мол, что-то многовато расстреливаем, наверное, надо это дело сворачивать. Была ли тогда "борьба башен" внутри сталинской системы или там был гранит, монолит?

– Нет, я не хочу сказать про гранит и монолит, но всегда противоречия в сталинской верхушке советологами или людьми, которые пишут политическую историю, преувеличивались или сознательно педалировались только для того, чтобы поинтереснее каким-то образом описать эту историю. Да, Ягода действительно был не способен сделать некий качественный шаг, сказать, что он готов выполнять любые распоряжения Сталина, даже те, которые противоречат его внутренним убеждениям. Тем не менее Первый московский процесс подготовил Ягода, именно при Ягоде этот процесс состоялся и приговор был приведен в исполнение. Это был первый расстрел вождей революции. Если до этого общество проглотило саму идею, что Зиновьев и Каменев якобы организовали убийство Кирова по распоряжению Троцкого из-за границы, то теперь общество проглотило и то, что эти люди, бывшие лидеры большевиков, соратники Ленина, были приговорены к расстрелу и казнены. Всё, с этого момента начинается то, что образно привыкли описывать выражением "революция пожирает своих детей". На уровне политбюро никто не ставил под сомнение – может быть, внутри сомневался, но публично не поставил под сомнение, – сам факт, что убийство Кирова было совершено зиновьевцами. А это главная выдумка, на которой, как на трех китах, стоит вся остальная система сталинского Большого террора. Вырастает из этого ложного постулата все остальное. Тот же Бухарин, который оправдывается на пленуме ЦК после расстрела Каменева и Зиновьева, когда ему самому уже грозят обвинения, тоже не ставит под сомнение главный постулат: то, что Зиновьев и Каменев ответственны за убийство Кирова, что именно они это организовали. Если читать приговор по процессу "троцкистско-зиновьевского террористического центра" – это абсолютное пустословие и голословные обвинения в том, что они готовили покушения. Но никаких фактов подготовки этих покушений вообще не приводится, только признания обвиняемых. Эти признания не вызывали у членов политбюро сомнений, хотя, может быть, внутри, как я уже говорил, кто-то и понимал, что это чушь. Но все-таки все они приняли эти правила игры.

Никита Петров
​– Если брать логику поведения или мышления самого Сталина: насколько он был рационален? Можно ли говорить, что он рассчитывал тем самым, начав физическое истребление бывших соратников, сменить поколение в партийном руководстве, привести туда более молодых, более лояльных людей? То есть речь идет о том же – просто в более брутальной форме, – что мы наблюдаем и в других авторитарных режимах, включая нынешний российский?

– Прежде всего было удовлетворено чувство мщения у самого Сталина, потому что ему нравилось именно таким образом расправляться со своими бывшими соратниками. Именно убивать. Мы же прекрасно понимаем, что, если нужно просто сменить поколение в правящей верхушке, в этом нет никакой проблемы: отправляют старых на пенсию и принимают на работу новых. Тем более что старых можно политически дискредитировать. Но ведь их дискредитируют непомерно – до такой степени, что изображают убийцами, наймитами международного капитала, что является полным абсурдом. Ведь на самом деле нет ничего большего, что подрывало бы идею самой социалистической страны, советской страны, как то, что почти все ее бывшие вожди оказываются наемниками капитала и прислужниками гестапо – на этом процессе говорилось, что по заданию гестапо были в СССР переброшены террористы и так далее. То есть ничего рационального здесь как раз нет, а есть, наоборот, тот инквизиторский посыл, который базируется на сталинской идее: показать, что враги всегда были врагами, никогда они не могли быть чем-то положительным, не может у них быть заслуг перед революцией. Он выстраивал ту хрестоматийную схему, которая в 1938 году вошла в "Краткий курс истории ВКП(б)".

– А вот феномен самооговора подсудимых, которые возводят на себя напраслину, абсолютно, выступая на процессе, со всем соглашаются, все обвинения подтверждают, – это только следствие тех мучений, которым они подвергались на следствии, или там есть какой-то другой политический, психологический слой? Потому что это одна из самых больших загадок, сопровождающих сталинские процессы.

– Да нет, никаких загадок нет. Дело в том, что по каждому из этих процессов в 1956 году КГБ составил большую обширную справку, где показывался механизм подготовки процесса и воздействия на подсудимых. Когда мы это читаем, когда понимаем, какие им давались посулы, какие сыпались угрозы, то видим, что Артур Кестлер в романе "Слепящая тьма" изобразил этот психологический момент абсолютно точно. Их, конечно же, обманули, и Зиновьева, и Каменева, каждому из них говорили, что их не расстреляют, просто нужно для дела революции изобразить, что любая оппозиция – это всегда прямые ставленники капитала. Вот в эту игру с ними играли. Это доказанные факты, это есть в тех реабилитационных определениях, которые публиковались в годы перестройки, и в тех записках, которые были поданы Хрущеву и руководству ЦК КПСС в 1956 году. Другое дело, что тогда Хрущев и его соратники не решились реабилитировать всех, понимая, что ни Зиновьев, ни Каменев, ни другие подсудимые, которые были выведены на процесс, в убийстве Кирова не виновны, виновен был только Леонид Николаев, но у него были отдельные, свои собственные мотивы.

Троцкий, Ленин и Каменев на параде Красной армии в 1920 году
​– Вопрос более общего плана: если смотреть на режимы авторитарного или диктаторского характера, то, если начинается разгул репрессий, что мы наблюдаем на протяжении всей второй половины 30-х годов, насколько в этом случае сама система способна ими управлять? Насколько это подконтрольный власти процесс? Может быть, иногда власть и сама хотела бы остановиться, да не в состоянии прекратить то, что сама инициировала?

– Множество документов, давно рассекреченных и опубликованных, показывают, как начался террор по команде Сталина. Я имею в виду те массовые операции НКВД, которые начались в августе 1937 года. Был сначала июльский приказ 00447, был приказ по немцам, был приказ по полякам от начала августа, календарно уже в августе 1937 года эти операции пошли абсолютно управляемые. По кулацкой операции были лимиты, которые утверждались на уровне политбюро, на уровне наркома внутренних дел, по так называемым национальным операциям, здесь тоже шло все с контролем политбюро. И цифровые выкладки в 1938 году контролировались. То есть в каком-то смысле говорить о стихийности можно, когда мы говорим, например, об исключении из партии. Какая-то вакханалия, истерия на уровне низовых партийных организаций была, скажем, тот же Постышев, позакрывавший райкомы, за это его и выгнали из кандидатов в члены политбюро. Но в целом процесс как начался по команде из Кремля, так и четко закончился по команде из Кремля в ноябре 1938 года. Те полтора миллиона человек, арестованных за эти 15 месяцев, и почти 700 тысяч расстрелянных – это абсолютно точная вина сталинского политбюро и лично Сталина.

– В итоге к какому изменению самой советской системы привели чистки середины 30-х годов, помимо, естественно, человеческих жертв и тех трагедий, которые были порождены этим террором? Сам режим изменился каким-то образом или же прошла чистка, но суть системы осталась той же самой?

– Большой террор сделал страну качественно другой. Это, во-первых, окончательное утверждение официального единомыслия. То есть все, разных мнений у советских граждан быть не может. Мнение по тем или иным политическим вопросам должно быть одно, иное мнение – это уже значит, что ты выступаешь против Советского Союза, против существующего строя. Отсюда – понимание у населения, что ничего лишнего говорить вообще нельзя, потому что это может стоить жизни. Это совершенно иное моральное состояние, не расслабленная эйфория, а пребывание в постоянной маниакальной зависимости от директив сверху и одновременно в тревожной мнительности. То есть та самая мобилизационная модель единомыслия. Очень долго последствия Большого террора сказывались в советской стране, они сказываются и по сей день, когда люди вдруг ни с того ни с сего вспоминают: а вот это "не телефонный разговор". Мы видим постоянное возвращение этих практик на уровне бытового сознания. Вот этот страх, который был тогда посеян, очень долго жил и очень долго держал советское общество в тисках – даже тогда, когда репрессии не были уже столь значительными, как в годы Большого террора. При Брежневе или Андропове тоже арестовывали за инакомыслие, но это были десятки людей. Однако остальные всё понимали, запугивания было достаточно, потому что прививка Большого террора действовала. Люди понимали, что можно, а чего нельзя.

пятница, 29 июля 2016 г.

А.Л.Ж.И.Р. Как жил лагерь для жен «изменников родины»

Елена Шмараева
Опубликовано на сайте Медиазона 29 июля 2016 года

Мамы с колясками в селе Малиновка
Целиноградской области Казахстана, 1970-е годы.
Фото: Юрий Куйдин / РИА Новости / Архив
Елена Шмараева рассказывает об Акмолинском лагере жен изменников родины или, как называли его сами заключенные, АЛЖИРе — зоне посреди казахской степи, где отбывали свои сроки вдовы «изменников родины», расстрелянных в 1937 году.

Рахиль Мессерер — в семье ее звали Ра — родилась в 1902 году в Вильно (современный Вильнюс), а в двухлетнем возрасте с родителями переехала в Москву. Рахиль была старшей дочерью в большой еврейской семье: у нее было десять младших братьев и сестер. Трое связали жизнь с большой сценой: сама Рахиль стала актрисой немого кино, ее младший брат Асаф (Ра звала его Осей) и сестра Суламифь (для домашних — Мита) — артистами балета.

Еще студенткой ВГИКа Рахиль Мессерер вышла замуж за Михаила Плисецкого — брата своего однокурсника. Плисецкий был далек от кино и работал в угольной промышленности. В 1925 году у пары родилась дочь Майя — будущая прославленная балерина, прима Большого театра, легенда русского балета.

Когда Майе было семь лет, а ее младшему брату Александру — несколько месяцев, семья переехала на остров Шпицберген, где Михаил Плисецкий был консулом СССР и управляющим рудниками «Арктикуголь». Рахиль работала на острове телефонисткой, помогала мужу и устраивала для участников экспедиции на остров самодеятельные спектакли, в которых играла школьница Майя Плисецкая. В Москву семья вернулась триумфально: Михаила Плисецкого наградили орденами, автомобилем и квартирой в столице. 30 апреля 1937 года его увели из этой квартиры навсегда.
Двоюродный брат Майи Плисецкой Азарий Мессерер в 2009 году писал, что семья через много лет получила доступ к архивам и прочла уголовное дело Плисецкого: «Из пожелтевших страниц было предельно ясно, какой повод придумали следователи, чтобы расправиться с мужем Рахили. Верный своему принципу помогать друзьям в трудные минуты, он взял на работу на Шпицберген Р.В. Пикеля, когда тот уже был в опале за близость к Зиновьеву. В 1936 году Пикель выступил с "признаниями" на знаменитом публичном судилище Зиновьева, Каменева и других. В частности, он признавал свое "участие в покушении на жизнь Сталина". После расстрела Пикеля НКВД стал арестовывать всех, кто был связан с ним. Михаил Плисецкий долго отвергал чудовищные обвинения, но в середине июля неожиданно подписал признание».

В середине июля — 13-го числа — у Михаила Плисецкого родился третий ребенок, сын Азарий. Рахиль Мессерер-Плисецкая позже вспоминала, что после возвращения из роддома ей звонили с Лубянки и требовали сообщить, кто родился — дочь или сын, после чего повесили трубку. Она полагала, что именно так от мужа смогли добиться признательных показаний. 8 января 1938 года Плисецкого приговорили к расстрелу за шпионаж и вредительство и в тот же день убили. Через два месяца пришли за Рахилью. Ее увезли в Бутырскую тюрьму вместе с грудным ребенком.

Рахиль Мессерер с детьми Майей и Александром

Члены семей изменников родины

Оперативный приказ НКВД №00486 «О репрессировании жен и размещении детей осужденных "изменников Родины"» был подписан Николаем Ежовым 15 августа 1937 года. Нарком внутренних дел СССР требовал немедленно арестовывать жен и бывших жен осужденных за шпионаж, «изменников родины» и членов правотроцкистских организаций. На каждую семью «изменника родины» составлялась подробная карточка с поименным списком родственников-иждивенцев (жен, детей, престарелых родителей и других). Отдельно писались характеристики на детей старше 15 лет — они признавались «социально опасными и способными к антисоветским действиям».
Жен предписывалось арестовать всех, за исключением беременных, преклонного возраста и «тяжело и заразно больных» — им выдавалась подписка о невыезде. «Мероприятия в отношении родителей и других родственников» определяли главы республиканских, краевых или областных органов НКВД. Казахский историк Анфиса Кукушкина пишет в книге «Акмолинский лагерь жен "изменников родины": история и судьбы»: «Совершенно неверно отождествлять категорию "ЧСИР" только с женами "изменников родины", так как она шире и включает также матерей, сестер, дочерей».

четверг, 21 июля 2016 г.

На руинах ГУЛАГа

Дмитрий Волчек
Опубликовано на сайте Радио "Свобода" 21 июля 2016 года

Ему было 14 лет, когда в его дом пришли сотрудники НКВД, и этот день изменил всю его жизнь

Он был подростком из интеллигентной европейской семьи, увлекался приключенческими романами, не интересовался политикой, ничего не знал о Советском Союзе и не говорил по-русски. Но Россия сыграла в его судьбе роковую роль.

Анатолис Смилингис родился в 1927 году в независимой Литве, в городе Плунге, в семье учителей. В 1940 году его страна была, по договоренности между Гитлером и Сталиным, оккупирована советскими войсками. В июне 1941 года вместе с тысячами других литовцев семью Смилингисов депортировали. Отец вскоре погиб в лагере под Красноярском. Мать 14-летнего Анатолиса и его младшей сестры Риты вместе с детьми оказалась в Коми АССР. Их называли спецпереселенцами, но на самом деле они были такими же узниками, как и обычные заключенные ГУЛАГа. Они и оказались на территории огромного ликвидированного в 1940 году лагеря – Локчимлага, в спецпоселке "Второй участок".

Вскоре арестовали мать – за то, что взяла на конюшне пригоршню овса для своих умирающих от голода детей. Она тоже погибла в лагере. А дети выжили. Рите удалось вернуться в Литву, Анатолис до сих пор живет там, куда его семью отправили по плану, разработанному Лаврентием Берия, – в Республике Коми, поселке Корткерос. Он, как и его родители, стал учителем и решил не возвращаться на родину. 88-летний Анатолис Смилингис изучает историю Локчимлага – загадочного лагеря, который существовал всего два года, разыскивает кладбища заключенных и устанавливает мемориальные кресты.

Разговор с Анатолисом Смилингисом был записан, когда исполнилось 75 лет со дня депортации сотен тысяч жителей оккупированных советской армией территорий Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины и Молдавии.

– Вы помните день ареста?
​​
Анатолис Смилингис с родителями и
сестрой, 1939
– Пришли двое военных и двое гражданских. Сказали: отец, мать, сестра, я, вся наша семья, четыре человека – подлежат вывозу, переселению в другие края. Отец и мать были дома, мать сразу расплакалась. Я по-русски не понимал, а мама и отец хорошо знали русский язык. Мать в годы Первой мировой войны работала в Красном Кресте в России. Собрали нас сразу. Недалеко была железнодорожная станция, оцепление. Посадили в скотские вагоны. Отца сразу отделили в другой вагон. Больше его я не видел.

– Кто-то донес или хватали случайных людей?

– Потом уже в Литве мне называли фамилии людей, которые сказали, что наш отец – враг народа. Их давно нет в живых. Видимо, заранее кандидатуры подбирались, и 14 июня 1941 года был первый массовый вывоз семей. До этого вывозили военных, а здесь уже гражданское население.

– И через несколько дней Германия напала на Советский Союз…

– О том, что началась война, мы узнали, когда наш эшелон стоял в Минске. Куда везут – не говорили. Везли долго, до Котласа. Там пересадили на баржи – меня, мать и сестренку.

– Как вы все это воспринимали?

– Я начитался Джека Лондона, Майн Рида, было интересно даже, куда везут. Такое было приключенческое настроение.

– А что думали о Советском Союзе?

Семья Смилингисов в год захвата Литвы советскими
войсками, 1940
– Я по-русски не знал ни одного слова. Отец и мать все понимали; я часто слышал разговоры, что будет война. Германия уже оккупировала Клайпеду, приезжал оттуда брат отца, предлагал переехать в Германию, при мне был разговор: давайте, я вас вывезу. Отец отказался уехать. Они с матерью разговаривали: где лучше – в Германии или в России? Отец говорил, что если придут немцы, в Германии будет лучше, чем в России. Когда советские войска вошли в 1940 году по пакту Молотова – Риббентропа, конечно, в семье относились к этому отрицательно, но я не обращал внимания: 14 лет, был пацан.

– Большой был эшелон?

– Очень большой. Когда мы приехали, женщины-литовки говорили, что после нас был другой эшелон, его не успели отправить, и НКВД всех расстрелял. Я много занимался историей репрессий, но не нашел таких данных.

– Боялись, что немцы его захватят, и уничтожили всех?

– Да. Потому что в тюрьмах в Литве уничтожали всех подряд заключенных перед приходом немцев – это правда. Но про эшелон, который после нас был, я ничего не нашел.
​​
– Много было детей в вашем эшелоне?

– В нашем вагоне было, наверное, семей 15-20, все семьи вывозили с детьми, без детей я не помню. Мы попали в пустующие бараки ликвидированного Локчимлага, нас завезли на заготовку леса.

– Ваш отец попал в другой лагерь?

– Его отправили в Красноярский лагерь, там в декабре 1941 года он умер. Я не знаю, где могила отца. Есть подозрения, что его расстреляли. Хотя списки всех репрессированных литовцев опубликованы, и среди расстрелянных его имени нет.

– В воспоминаниях Раценаса Римвидаса говорится, что вашу мать арестовали за то, что она сорвала несколько колосков на ржаном поле.

– Не на поле. Из конюшни она принесла нам пару горстей овса, которым лошадей подкармливали. Через час пришли, ее забрали, и все, больше мы ее не видели. Это было в начале 1942 года. Через год она погибла.

– В то время уже начался голод?

– Да, уже было начало голода. Все запасы были истреблены. В столовой варили пшено, это даже не суп. Отдавала солидолом, керосином еда. И 600 грамм черного, как мыло, хлеба. Я уже начал работать. Поначалу валил, а потом принимал лес, пачковал бревна. Появились китайцы, корейцы, они грузчиками были. Я учитывал, сколько бревен они погрузят. Начал говорить по-китайски, как ни странно. Они плохо говорили по-русски, молодые ребята, а мне было 14 лет. По-русски я не понимал, первые русские слова – это был мат.

– Но вы не считались заключенным?

– У нас был поселок, оттуда никуда не убежать, кругом тайга. К нам из лагерей отправляли тех, кого в лагере невыгодно содержать: китайцев, корейцев, финнов. Освобождены были из лагерей так называемые доходяги, их просто отправили умирать. Китайцы более-менее держались. Очень много из Ирана, мы называли их персами. Они никогда не видели снега. Не было одежды, еды не было, практически все они умерли.

воскресенье, 12 июня 2016 г.

Ежовщина

Светлана Филонова
Опубликовано на  сайте ПОЛИТ.РУ 12 июня 2016 года



К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, И.В. Сталин и Н.И. Ежов
на канале Москва - Волга, 1937

Период с 1936 по 1938 год в современной историографии имеет два имени – Большой террор и ежовщина. Первое происходит от названия книги американского историка Роберта Конквеста, опубликованной в 1968 г. и буквально перевернувшей сознание историков и общественности всего мира. Но сегодня, в контексте нашей нынешней осведомленности термин «большой террор» неизбежно рождает вопросы и провоцирует дискуссию о самом себе.
Во-первых, почему террор большой? Разве до 1937 г. он был малым? Но один только голодомор в Украине унес куда больше человеческих жизней. А ведь это была лишь часть по сей день не исчисленных жертв коллективизации на селе и советизации национальных окраин. Большевики вообще никогда не мелочились. Большая кровь была с самого начала. В гражданской войне 1918-1920 гг. погибло 10 180 000 человек. Если прибавить к этим потерям 5 053 000 человек, погибших от голода в 1921-1922 гг., то получается, что за певые 5 лет своего существования страна потеряла 10 процентов населения. Для сравнения: в Испании в 1936—1939 гг. погибло1.8% населения, в США во время войны Севера с Югом — 1.6%

Во-вторых, почему в отдельный период вынесены именно эти годы, если многое из того, что в них свершилось, начиналось раньше, и многое закончилось позже? Неужели всё дело в том, что в это время были репрессированы видные деятели партии, такие как Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Радек, Пятаков и, наконец, Ягода? Но разве все они вместе взятые стоят Николая Петровича Лихачева, Юрия Владимировича Готье, Владимира Николаевича Бенешевича? Кто из осужденных на трех показательныъх московских процессах мог сравниться по масштабу человеческой личности с Николаем Онуфриевичем Лосским, князем Сергеем Евгеньевичем Трубецким, Семеном Людвиговичем Франком? А между тем мы не считаем, что время «философского парохода», или «дела академиков» составляет отдельный исторический период.

А может быть, величие этих двух с лишним лет заключается в том, что они дают нам, далеким потомкам, возможность взглянуть на этих бывших делателей революции, героев гражданской войны и красного террора как на жертв ими же созданного чудовища?

Наверное, это действително очень важно. Не знаю. Но мне просто всегда больше импонировало первое определение – ежовщина - простая веха над бескрайним полем человеческих страданий, крови, произвола и безумия, поставленная для того чтобы исследователям было чуть легче по этому полю продвигаться, ориентируясь хотя бы во времени, и больше ни на что не претендующая.



***



Эпоха Ежова началась просто. 25 сентября 1936 года Сталин и Жданов прислали из Сочи, где были на отдыхе, телеграмму следующего содержания:. «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года».

На следующий день, 26 сентября, Николай Ежов стал наркомом внутренних дел СССР. Что стало с Ягодой, который еще вчера казался всесильным и вечным, догадаться нетрудно. 18 марта 1937 года Ежов собрал офицеров НКВД в клубе и объявид им, что их недавний начальник с 1907 года был агентом царской охранки и немецким шпионом (Ягоде было в 1907 г. 10 лет). Представьте себе, никто даже не удивился.

Глубокого шока не вызвал и тот факт, что с 1 октября 1936 года по 15 августа 1938 года, то есть за то время, пока Ежов был во главе НКВД, в органах безопасности было арестовано 2273 человека, из них за «контрреволюционные преступления» — 1862. Напротив, в июле 1937 года «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий» Ежов был награждён орденом Ленина.

Враги были повсюду, и каждый вынашивал коварные планы. В этом советских граждан убеждали 24 часа в сутки радио, газеты, многочисленные брошюры, разъясняющие линию партии, и, наконец, сам товарищ Сталин в своей речи на знаменитом «февральско-мартовском» пленуме ЦК 1937 г. Так что впереди у Николая Ежова было много выдающихся успехов в выполнении и правительственных заданий, и прямых указаний товарища Сталина. Он хватал на лету и с блеском воплощал в жизнь все кровавые фантазии своего хозяина, казалось, он знал его сны. Он обнаруживал и обезвреживал, обнаруживал и обезвреживал бесконечную череду врагов - бывших, настоящих, будущих, потенциальных, гипотетических, мифических.

Наш обзор достижений Ежова начнем, пожалуй, с разгрома бывших.



***



Один из главных принципов построения советского общества - «кто был ничем, тот станет всем» (и наоборот) - над природой власти не имел. Уж если создала она себе во славу здорового крепкого да к тому же еще и головастого парня, то он везде будет выделяться особой статью, силой и гармонией наиболее удачного ее творения.

Крестьянская ссылка еще не завершилась, еще шли на север эшелоны с раскулаченными, а уже встала во весь рост еще одна проблема, созданная «кулаками». Большинство из них, как известно, направлялись на великие стройки в качестве практически бесплатной рабочей силы, где они должны были умереть от непосильной работы, плохого питания и нечеловеческих бытовых условий, освобождая место для следующей партии страдальцев. Однако стало иначе.

Бывшие «кулаки» быстро овладевали строительными и рабочими специальностями. А поскольку платить можно было в 20-25 раз меньше, чем иностранным рабочим, начальники строек, как правило, не мешали такому карьерному росту раскулаченных

Немного отъевшись и придя в себя, «бывшие» женились на вольнонаемных (и понять этих девушек нетрудно), всеми правдами и неправдами получали паспорта и… «растворялись в местном рабочем классе»

Обо всем этом гневно писал в своем докладе, датируемом августом 1936 года, Рудольф Берман, начальник ГУЛАГа.

Ему пришлось коснуться и еще одной крайне болезненной для его ведомства темы – побегов спецпереселенцев, то есть ссыльных. По инструкции их полагалось селить в специально созданных поселках, находящихся не ближе чем в 200 километрах от железной дороги и населенных пунктов. Считалось, что из таких поселков никто даже и не подумает бежать, поэтому тот, кто их придумал, вероятно, был очень горд собой, хотя обходились они в разы дороже, чем размещение ссыльных в уже имеющихся поселках и их окрестностях.

Однако из спецпоселений бежали. И довольно часто. Проверка, произведенная выборочно в некоторых комендатурах осенью 1936 года , обнаружила, что в районе Архангельска, например, на месте осталось только 37 000 спецпоселенцев из 89 700. По подсчетам современных исследователей, - сведения о побегах не могут быть точными, поскольку они изначально скрывались уже на низовом уровне, - между 1932 и 1940 гг. бежало более 600000 человек. Из них две трети, то есть свыше 400000 человек, успешно.

Обидно это было советской власти, Рудольфу Берману и Иосифу Сталину.

31 июля 1937 года Ежов подписал приказ НКВД СССР № 0447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».

«Перед органами государственной безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства» - гремело во вступительной части приказа.

К «банде», которую надо было срочно разгромить, относились не только бывшие кулаки, «сбежавшие из лагерей и трудовых поселений; скрывающиеся от раскулачивания и уличённые в антисоветской деятельности», но и уже получившие свое -. «вернувшиеся после отбытия наказания». А также «члены антисоветских партий, реэмигранты, скрывающиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и ведущие активную антисоветскую деятельность; участники казачьих и белогвардейских организаций, наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселениях и колониях, уголовники, а также преступники, которые содержатся под стражей, но чьи личные дела судебными органами ещё не рассмотрены; уголовники, находящиеся в лагерях и трудовых поселениях, и ведущие там преступную деятельность».

Похоже, составитель этого документа просто нанизывал друг на друга все приходившие ему в голову эпитеты, обозначающие редисок, нехороших людей; играл ими, как ребенок фантиками, совершенно не задумываясь о смысле написанного.

Этот стиль, рожденный сотрудниками Ежова, возможно, просто по безграмотности, утвердился затем в советском законотворчестве на все время существования СССР.

Не только приказы, но и юридические законы писались чуть ли не стихами, каждое слово было настолько многозначным, а каждая формулировка допускали такое количество толкований, что каждый понимал написанное как ему больше нравилось, и даже взаимоисключающие вещи могли быть равно законными.

В данном случае обилие неясных формулировок означало, что брать можно абсолютно всех – пара гневных слов найдется для каждого. По степени опасности для трудящегося советского народа антисоветские элементы разделялись на две категории. Принадлежащих к первой расстреливали, ко второй – отправляли в лагеря.

Осуждали арестованных методом, опробованным во время коллективизации и раскулачивания – тройками, в состав которых традиционно входили местный начальник НКВД (председатель), местный прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б). Количество осужденных по обеим категориям определялось приказом. Не только не выполнить, но и не перевыполнить плановые показатели никто из руководителей республик и областей не осмеливался. В Москву с мест шли просьбы об увеличении лимитов. Народный комиссар по внутренним делам Украины Израиль Леплевский отправлял подобные просьбы несколько раз. Ему не отказывали.

Во исполнение приказа № 0447 с августа 1937 года по ноябрь 1938 года были расстреляны 390 тысяч человек и 380 тысяч отправлены в лагеря ГУЛага. Это была самая крупномасштабная террористическая акция из всех, что были до сих пор; своего рода бурная кода борьбы с конрреволюционными вражескими элементами.

Советские трудящиеся наконец-то могли спать спокойно. Враги народа были разгромлены. Но остались, как выяснилось, враги-народы. При Ежове была открыта новая страница трагической истории репрессий – теперь уже не по классовому, а по национальному признаку.



***



Американский историк Тимоти Снайдер писал:

В 1937-1938 годах четверть миллиона советских граждан были убиты по причине своей национальности. Пятилетний план должен был способствовать расцвету национальных культур в Советском Союзе На самом деле СССР в конце 30-х годов стал страной невиданных национальных преследований. Именно тогда, когда национальные фронты выставляли СССР как родину толерантности, Сталин отдавал приказы о массовых репрессиях советских людей определенных национальностей. Наиболее преследуемым национальным меньшинством в Европе во второй половине 30-х годов были не 400 тысяч немецких евреев (их число уменьшалось по причине эмиграции), а 600 тысяч советских поляков (их число уменьшалось по причине репрессий). Сталин был первопроходцем в деле массовых этнических убийств, а поляки стали главной жертвой среди советских народов. (Тимоті Снайдер Криваві землі, Київ, Грані-Т, 2011. С 102.)

11 августа Ежов подписал предварительно утвержденный Политбюро ЦК ВКП(б) приказ №00485. Он был разослан во все местные органы НКВД вместе с закрытым письмом «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР» , также предварительно одобренным Сталиным и подписанным Ежовым.

Письмо содержало 30 страниц и подробно описывало деятельность Польской военной организации (ПОВ) на советской территории. Нет, не во время польско-большевистской войны 1919-1920гг., когда такая организация действительно существовала и была разведывательной группой польской армии,

В 1921 г. она прекратила свое существование. Однако согласно тексту письма именно тогда-то и началось самое интересное.

Картина вырисовывалась жуткая. Существующая теперь уже только где-то а параллельных мирах ПОВ тысячами засылала в СССР своих агентов. Здесь они вербовали советских граждан, в основном, лиц польской национальности, и создавали из их числа шпионско-диверсионные группы, которые густой сетью покрыли всю страну, так что уже и государственных тайн на всех не хватало. Люди ПОВ были повсюду: на заводах и фабриках, на железной дороге, почте, телеграфе, в пивных, коммунальных квартирах, под скамейками скверов и даже – страшно подумать! – среди командного состава Красной Армии, в наркомате иностранных дел и НКВД. Вот так смотришь на человека – энкавэдэшник энкавэдэшником, а на самом деле – польский шпион.

К августу 1937 г. «головка» организации была уже разгромлена. Задачей дня была «полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР», как было заявлено в преамбуле к приказу.

Холодок пробежал по спине даже бывалых службистов. Что хначит «полное уничтожение людских контингентов»? Попросту всех поляков?

Унижение национального достоинства, дискриминация иноверцев и инородцев – этим в Российской империи удивить кого-то было трудно. Но чтобы людей уничтожали, только за то, что они иной национальности; и не в кабаке по пьяному делу, и даже не во время погромов черной сотни, а хладнокровно, по плану, утвержденному высшими органами правления, по приказу, отданному главой государства, - такого еще не было.

К тому же в СССР до конца 30-х гг. интернационализм действительно был реальностью. В руководстве самого НКВД к концу 1936 г. представители национальных меньшинств, да простится мне невольный каламбур, составляли явное большинство - 70 процентов. Поляков было немного – всего 4,5 процента. Но угрозу почувствовали все.

Гром грянул не среди ясного неба. Уже в начале 30-х гг. мысль о том, что немец и поляк советскую власть любить не могут, а каждый представитель национальных меньшинств – потенциальный враг, материализовалась в акцию, названную зачисткой границ. Немцев, поляков и финнов на западе, курдов и армян на юге, китайцев и корейцев на востоке выселяли из приграничных районов и депортировали в глубь страны, или в Казахстан

По данным профессора Николая Бугая весной 1935 г. из Ленинградской области было выселено 30 тысяч финнов, а из приграничных в ту пору Киевской и Винницкой областей Украины около 40 тысяч поляков и немцев. Еще 35820 украинских поляков было отправлено из Украины в Казахстан в следующем, 1936 г.

И сама депортация, и условия жизни на новом месте были такими же как и у ссыльных (спецпереселенцев). Но при этом старательно подчеркивалось, что операция по зачистке границ – никак не репрессия. Никто ни в чем переселенцев не обвиняет - иногда им, словно в насмешку, даже выплачивали копеечные компенсации, - просто родине и лично товарищу Сталину ТАК НАДО, что советскому человеку надлежало принять без ропота и всяких там диссидентских мыслей о законе и справедливости.

Приказ № 00485 создавал иную ситуацию. Людей объявляли врагами – и Сталина, и партии, каждого советского человека и всего прогрессивного человечества. Предлагаю вникнуть в формулировки прикаха, чтобы определить степень его опасности и радиус действия в пространстве человеческой жизни.

Итак, необходимо было немедленно арестовать шесть категорий граждан.

1. «Выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку».

2. «Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии».

То есть пленные советско-польской войны 1919-1920 гг. Таких было немного - от полутора до трех тысяч. Но вот следующий пункт сулил обильную жатву.

3. «Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР»

Изжить в течение неполных двух десятилетий все хозяйственные, культурные, семейные связи, которые сложились за время вхождения Польши в состав Российской империи, невозможно. Равно как и перечислить причины, в силу которых кому-то приходило в голову податься к родственникам, или к оставленной в 20-м родной хате. Подавляющее большинство перебежчиков принадлежало к беднейшим и наименее образованным слоям польского общества. Чаще всего они, не понимая, что совершают противоправные действия, сами заявляли о себе властям после перехода границы.

Если их не арестовывали по подозрению в шпионаже или контрабанде, что случалось чаще всего, не высылали обратно в Польшу, что также бывало нередко, они в течение трех лет жили в СССР, находясь на оперативном учете (то есть под наблюдением). Потом их снимали с учета, оформляли им советское гражданство, и они, ничем не примечательные, что называется, растворялись в толпе. Точно их числа и местонахождения не знал никто, даже Ежов. Но с другой стороны, они ведь не скрывались, жили совершенно открыто, не подозревая об опасности.

4. «Политэмигранты и политобмененные из Польши»

Кто такие эти последние, лично мне понять трудно. В Письме утверждалось, что коварные поляки специально вместо советских шпионов арестовывали собственных, чтобы потом по обмену забросить их в СССР. Получается, что на всеведущей Лубянке не знали собственной агентуры?

Следующий пункт обескураживал еще больше.

5. «Бывшие члены ППС и других польских политических партий».

После Январского восстания 1862-1863 гг. в государстве российском утвердилось мнение, что каждый революционер – это поляк, а каждый поляк – революционер. Оно было не менее ошибочным, чем современный взгляд на каждого поляка как на католика. И все-таки если признать, что связь, даже в дореволюционном прошлом, с ППС, или с любой другой польской партией – достаточное основание для ареста, то брать можно было всю старую гвардию советских партийцев не зависимо от национальности

И последний, шестой пункт – самый простой и самый подлый.

6. «Наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов»

Это означало, что если не получилось сделать польского шпиона из коллеги., не удалось найти перебежчика, не сумели обнаружить связь с польской партией, а кровавый план выполнять надо, то можно смело ехать в места компактного проживания поляков и брать любого или всех подряд. Что, собственно, и делалось.

В Белоруссии проведение «польской операции» совпало с чисткой республиканских партийных рядов. У начальника белорусского НКВД был выбор: он мог отправлять своих жертв на расстрел как «белорусских национал-фашистов”, а мог как польских шпионов. Таким образом было уничтожено 17 772 человека.

Но больше всего польской крови пролилось на украинской земле, где проживало 70 процентов советских поляков. Там было арестовано 55 928 человек, из них 47 327 человек расстреляны.

Примечательно, что страшная сказка о Польской военной организации родилась именно в Украине. Автором ее был Всеволод Балицкий, председатель украинского ГПУ, который в 1933 г. пытался объяснить голод в Украине происками ПОВ. Трудно спорить, это было остроумно – назначить на роль козла отпущения несуществующую организацию. Но потом произошло нечто непредвиденное - порождение фантазии отделилось от своего создателя и зажило собственной жизнью, на которую Балицкий влиять уже не мог.

У одного из арестованных, Витольда Вандурского, удалось выбить признание в том, что он является членом ПОВ. Таким образом Польская Военная Организация попадает в протоколы допросов. Представление о ее мощи и, стало быть, опасности растут как на дрожжах. Еще бы! Ведь Ежов доверил мифической ПОВ важную миссию – стать оправданием и понятным для широких масс мотивом массовых репрессий. Родитель фикции, знающий обстоятельства ее появления на свет, в таких случаях явление нежелательное. Поэтому в июле 1937 г. Балицкого арестовали, обвинив его в членстве в им же придуманной ПОВ, и через четыре месяца расстреляли.

Преемника Балицкого, Леплевского, в апреля 1938 г., еще до того, как польская операция в Украине была закончена, также арестовали и расстреляли. Сменившего его Александра Успенского постигла та же участь.

Вообще в Украине происходило что-то, напоминающее мистическое возмездие. Судьбу своих жертв разделили не только три руководителя НКВД, но и несколько десятков осведомителей. В определенный момент кто-то из центра задался вопросом: если ПОВ действовала на территории СССР так давно и так активно, то почему молчали осведомители?



***



В ходе «польской операции» в общей сложности было осуждено 139 815 человек, из них 111 071 расстреляны. Она была первой и самой кровавой, но не единственной национальной операцией. С 6 августа по 21 декабря 1937 года НКВД по прямому указанию Политбюро запустило по крайней мере 10 операций того же типа. 15 месяцев, до ноября 1938 г., продолжалась охота на «шпионов и диверсантов» разных национальностей.

20 сентября 1937 года нарком внутренних дел своим приказом № 00593 санкционирует арест тысячи харбинцев. 30 ноября Ежов приказывает начать «латышскую операцию», в ходе которой было осуждено 21 300 человек, 16 575 из них расстреляны. В декабре она распространяется на эстонцев - осуждено 9 735 человек, к расстрелу приговорено 7998; и финнов - осуждено 11 066 человек, к расстрелу приговорено 9078. В том же месяце начинается «греческая операция»; затем репрессируют болгар и македонцев. В ходе «румынской операции» были арестованы 8292 эмигранта из Румынии в Молдавию и на Украину. 5439 из них расстреляны. В январе-феврале следующего, 1938 г. осуждено 13 297 человек, из которых 2 046 приговорены к расстрелу в ходе «иранской линии». По «афганской линии» осуждено 1 557 человек, из них 366 приговорено к расстрелу.

Жертвами «немецкой операции», по жестокости уступающей только польской, стали не только 55 005 советских немцев, но и несколько сотен граждан Германии.

Еще при Ягоде, 9 марта 1936 года, было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». Была создана комиссия для проверки международных организаций на территории СССР»; усложнен въезд в страну для всех, в том числе для иностранных специалистов, работающих на советских заводах и стройках.

Ежов пошел дальше. 25 июля 1937 г. он издал приказ № 00439, согласно которому всех германских подданных, в том числе и тех, кому СССР предоставил политическое убежище, работающих в данное время или работавших в прошлом на железнодорожном транспорте, на военных заводах и заводах, имеющих оборонные цеха, надлежало арестовать в течение ближайших 5 дней.. Преамбула этого закона гласила:

“Агентурными и следственными материалами последнего времени доказано, что германский Генеральный штаб и Гестапо в широких размерах организуют шпионскую и диверсионную работу на важнейших, и в первую очередь оборонных, предприятиях промышленности, используя для этой цели осевшие там кадры германских подданных.

Агентура из числа германских подданных, осуществляя уже сейчас вредительские и диверсионные акты, главное внимание уделяет организации диверсионных действий на период войны и в этих целях подготавливает кадры диверсантов".

Операция началась 30 июля, по советской традиции, перед рассветом. 6 августа Ежов докладывал Сталину:

“Всего по СССР арестовано 340 человек германских подданных. Москва и Московская область – 130 человек, Ленинград и Ленинградская обл. – 45, Украинская ССР – 52, Горьковская обл. – 20, Свердловская – 26, Сталинградская – 12, Азово-Черноморский край – 13, Орджоникидзевский – 18, другие республики и области – 24 человека. В результате следствия уже в настоящее время вскрыто 19 шпионско-диверсионных резидентур на ряде крупнейших промышленных предприятий <...>. По полученным к 5 августа показаниям германских подданных арестовано 43 немецких агента из советских граждан и дополнительно арестовывается 52 человека”

Аресты продолжались до конца августа и, по донесениям того же Ежова, всего было арестовано 472 немецких подданных.

23 марта 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает постановление «Об очищении оборонной промышленности от лиц, принадлежащих к национальностям, в отношении которых проводятся репрессии». Само собой, очистили и довольно тщательно – и от лиц «неправильной» национальности, от шибко умных, так что образованных специалистов практически не осталось.

Развалив таким образом оборонную промышленность, принялись за армию.

За два года ежовщины Красная Армия лишилась: 3 маршалов из 5 (Тухачевский, Егоров, Блюхер); 13 командармов из 15; 8 флагманов* флота из 9; 50 комкоров из 57;

154 комдивов из 186; 25 корпусных комиссаров из 28 и всех армейских комиссаров (16 из 16) . С мая 1937 года по сентябрь 1938 года были арестованы 35 020 офицеров. По данным д.и.н. Олега Федосеевича Сувенирова, после репрессий середины 1930-х только 5% офицерского состава РККА имели советское академическое образование, а из офицеров дореволюционного времени, пошедших на службу к большевикам, окончивших Николаевскую академию Генерального штаба, остались лишь несколько человек. (Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938. — М.: ТЕРРА, 1998)

Та же участь постигла внешнюю и военную разведку и контрразведку. По очень приблизительным подсчетам было уничтожено около семидесяти процентов советских разведчиков. За два года до нападения Германии на СССР в Берлине работало всего-навсего два сотрудника советской внешней разведки, из которых один к тому же не знал немецкого языка.

Спецслужбы всех вражеских стран, все масоны мира и инопланетяне вселенной вместе взятые не смогли бы нанести стране Советов такой урон и поставить ее перед самой войной на краю такой глубокой пропасти.

Но расстреляли Николая Ежова, которого народ прозвал кровавым карликом, а Сталин – было время! – ласково звал ежевичкой, не за это. 10 апреля 1939 г. его арестовали, предъявив стандартные по тем временам обвинения – шпионаж в пользу Польши, Германии, Англии и Японии, измена родины, подготовка терактов. Все как у всех. Ну разве что для пикантности добавили мужеложество, которое в СССР считалось преступлением. А кто он собственно таков, этот Николай Ежов, чтобы создавать для него оригинальный сценарий? Уже на следующий день его сменил Берия, и все пошло по-старому. Арест Ежова не остановил железный паровоз истории, так же как не те два с лишним года, когда он был наркомом, привели этот паровоз в движение. Он летел на погибель всему живому в какую-то мифическую коммуну, где ему была обещана остановка, исключительно потому, что «другого нет у нас пути и в руках у нас винтовка». И если имя этого тщедушного человечка осталось в истории, то, наверное, затем только, чтобы люди не забывали простой истины: огнедышащие драконы и злык великаны бывают в сказках. В реальной действительности самые большие беды и несчастья приносят людям ничтожества, фанатично преданные Хозяину.

4 февраля 1940 года Николая Ежова расстреляли…