среда, 27 ноября 2013 г.

Предание об ужасе

Алина Бериашвили
Опубликовано на сайте газеты "Новгородские ведомости" 27 ноября 2013 года


Цифры в «Архипелаге Гулаг» завышены, но как цельная картина он верен, считает коллега Александра Солженицына по работе над книгой


Анатолий РАЗУМОВ, старший научный сотрудник Российской Национальной библиотеки, руководитель Центра «Возвращённые имена», при РНБ, побывал в Великом Новгороде в рамках презентации 13-го тома Книги Памяти.

Историк и археолог, он уже многие годы занимается поиском сведений о погибших и пропавших без вести во время репрессий и войн. Кроме того, именно он был редактором именного указателя к «Архипелагу Гулаг». В преддверии 95-летия Александра Солженицына (род. 11 декабря 1918 года) Анатолий Яковлевич рассказал «НВ» о своей с ним работе:

— Солженицына как писателя открыл в юности, когда мне дали почитать на ночь два рассказа, опубликованных в «Новом мире», но на тот момент уже изъятых из библиотек: «Матренин двор» и «Один день Ивана Денисовича», — вспомнил он былое. — Меня в те годы преследовало неприятное чувство, будто в русской литературе после шедевров XIX—XX веков образовался страшный разрыв. Часть выходившей тогда советской литературы я просто пропускал, а русская зарубежная была малодоступна. Это с одной стороны. А с другой, было чувство, будто рядом с нами существует большой прекрасный пейзаж, но нет возможности его разглядеть, он тут и там перегорожен заборами. После рассказов Солженицына будто упали заборы, и открылся полный русский пейзаж: литературная традиция жива.

— Но познакомились вы с Александром Исаевичем, судя по вашему возрасту, позже?

— Гораздо позже. Первая встреча — это 1996 год. Тогда он приезжал в Санкт-Петербург с Наталией Дмитриевной, выступал в Российской национальной библиотеке, и я помогал этой поездке состояться. Потом были нечастые разговоры по телефону, А.И. дарил новые книги. Но главное для меня было впереди. Шло время после возвращения Солженицына в Россию, был издан на родине «Архипелаг ГУЛАГ», но не были названы, как обещалось в первом издании, имена помощников Солженицына — свидетелей лагерных ужасов. А ведь «Архипелаг Гулаг» воспринимался как книга, в которой можно найти информацию о погибших и пропавших без вести во время репрессий. Естественной оказалась идея составить именной указатель к книге. Энтузиасты, а прежде всего — библиограф Надежда Григорьевна Левицкая, создали указатель. Александр Исаевич и Наталия Дмитриевна предложили мне редактировать и подготовить его для включения в книгу.

— Как долго продолжалась эта работа?

— Предложение поступило в 2005 году, для меня это огромные были и честь, и задача. Решился сразу, но потом долго искал форму подачи справок и работал. Когда подготовил первые две буквы, отвёз на оценку Александру Исаевичу. Он принял форму указателя, ответил на вопросы, сказал: «Завершайте, и опубликуем». В 2007 году впервые «Архипелаг» вышел с именным указателем. Очень важная веха в моей судьбе, ведь я занимаюсь Книгами Памяти о репрессированных, а «Архипелаг ГУЛАГ» — можно сказать, матерь подобных книг.

— То есть в этом указателе имена всех, с кем Солженицына свела судьба в ГУЛАГе?

— Информация обо всех, кто упоминается в книге — заключенные, палачи и люди, которые не входили в эти категории, — о каждом понемногу. Я — не мемуарист, конечно, но скажу, что работать с таким автором, как Солженицын, — великое наслаждение. Его острый ум, ирония, мгновенная реакция на какие-то предложения запомнились навсегда.

— Однако фигура этого автора до сих пор остаётся спорной. Сегодня к нему ряд историков предъявляют уже другие претензии: искажение фактов, чрезвычайно завышенные цифры. Вас всё это не смущает?

— «Архипелаг ГУЛАГ» — это эпос. Подзаголовок дал сам автор — «Опыт художественного исследования». Я беседовал на эту тему с Александром Исаевичем, да и сам думал много, потому что, когда готовил именной указатель, неизбежно сталкивался с неточностями. Но моя позиция состояла в том, что «Архипелаг Гулаг» — литературный памятник, он уже сложился, к читателям пришёл именно в таком виде. Можно исправить некоторые явные неточности, однако целостность текста необходимо сохранить. Солженицын в ответ рассказывал, в каких условиях шла работа над книгой, как книга перепрятывалась с места на место, как вносились правки. Источников открытых, минимум — архивных, данных нет, есть официальные советские книги, есть воспоминания свои и других свидетелей. Солженицына не смутил и ряд отличий именного указатели от того, что есть в книге: «Указатель — это указатель, он сделан гораздо позже и может уточнять текст».

«Архипелаг ГУЛАГ» — это предание об ужасе. Да, цифры в нём завышены, как всегда бывает в эпосе, предании, однако одновременно это и верно. Очень близко к понятию «народная правда». Вот Солженицын говорит, что все население ГУЛАГа было размером со среднее европейское государство. И, конечно, кто-то радостно начнёт сегодня спорить, что это неправда, что не пять, не три миллиона человек сидели, а один, что если мы посмотрим, сколько на 1 января такого-то года было заключенных в ГУЛАГе, то ни о каком сравнении с Грецией или Швецией не может быть речи... А если рассмотреть все виды неволи в такой-то год?! «Архипелаг ГУЛАГ» — нарицательное понятие для жуткой неволи, это ведь не только концлагерь. Тогда, возможно, и Греции будет мало... Несмотря на непопадание в точку в ряде оценок цифровых (а где точка? Нам неизвестны точные потери населения ни в войнах, ни в репрессиях), «Архипелаг» оказался как художественное осмысление, как цельная картина верен. Так же верен, как то, что репрессированы миллионы. И это самое главное...

Что касается новейшей литературы о репрессиях, А.И. не только прекрасно знал о ней, но и принимал участие в её издании. Сам составил сборник воспоминаний «Поживши в ГУЛАГе» (2001), написал предисловие к семитомному собранию документов «История сталинского Гулага» (2004).

— Имя Солженицына сегодня воспринимается нами прежде всего в связи с «Архипелагом», оцениваются также в основном его взаимоотношения с советской властью. Но, если вспомнить его знаменитое выступление в Госдуме, начинает казаться, что образ Солженицына и в наше время упрощается.

— На мой взгляд, самое главное, что Солженицын сейчас востребован, а уж чему в его творчестве отдать приоритет, каждый решает сам. Однажды меня пригласили в районную библиотеку на Васильевском острове на годовщину издания «Архипелага», Там, как и всегда на юбилеях, на витринах были выставлены книги Солженицына. И библиотекари просили меня не обращать внимания на то, что книг так мало — все остальные разобраны. Это было довольно давно, но тем и интереснее. Или вот случай: как-то выступала редактор издательства «Время», выпускающего собрание сочинений Солженицына. И сказала, что в трудное для книгоиздания время они во многом удержались именно благодаря спросу на книги Солженицына.
Кто-то к Солженицыну упорно предъявляет претензию, что, мол, ничего из его слов не вошло в общий обиход. А «Как нам обустроить Россию»? Как он произнёс, так все и говорят. Именно он дал определение «олигархический» механизму, который начал складываться в политике. Тогда и определение казалось странным, однако это — по-прежнему часть нашего существования.
Пять лет, как ушёл Солженицын, 95 лет — со дня рождения, 40 лет, как впервые издан «Архипелаг ГУЛАГ». Все события незабываемы.

вторник, 26 ноября 2013 г.

Кресты в ГУЛАГе


Воробьёв С.И.
профессор, лауреат Правительственной премии РФ, президент Благотворительного фонда им. академика И.П. Павлова
Опубликовано на сайте РИА "Регионы России" 26 ноября 2013 года

В память о жертвах политических репрессий

Каждый год в России отмечается День памяти жертвам политических репрессий, в этот памятный день 30 октября, начиная с 1991 года, проходят траурные мероприятия, посвященные памяти погибших и пострадавших в нашей стране в годы политических репрессий. В столице траурная акция ежегодно проходит у Соловецкого камня, который был привезён с Соловецких островов, где был известный Соловецкий лагерь особого назначения, самый северный лагерь системы ГУЛАГ. Система ГУЛАГ (главное управление лагерей) создана по приказу Сталина в конце тридцатых годов прошлого века. В ГУЛАГе насчитывалось свыше 400 колоний и лагерей, которые находились в наиболее суровых и отдалённых местах СССР, как например, упомянутые Соловецкие лагеря, находящиеся у полярного круга, Заполярье, Дальний восток, Колыма, Сибирь, Урал и т.д. Осуждёнными в ГУЛАГе строились крупнейшие транспортные и промышленные объекты, как, например, известный Беломорско-Балтийский канал, неизвестные Трансполярная магистраль и Северная железная дорога, Сибирская и Печерская магистраль, различные гидроэлектростанции, например, известные Волжская и Рыбинская, неизвестные Нижнетуломская и Усть-Каменогорская, металлургические заводы, как, например, известные Нижнетагильский и Норильский комбинаты, различные объекты и полигоны для создания ядерного оружия и т.д. и т.п. Как утверждают наши историки, в системе ГУЛАГ, куда входили не только лагеря, но тюрьмы, колонии и зоны в период от начала их создания 1930г. и до 1956г. единовременно содержалось более 2,5 млн. человек. Всего за указанные годы «функционирования» системы ГУЛАГ через него прошли свыше 15 миллионов человек и как не скорбно, из них погибло около 1,5 миллиона, т.е. каждый 10-й заключённый. Такая наша история.

Бывшая 147 колония ГУЛАГ (названная по 147 лесному кварталу), о которой пойдёт повествование находилась на севере Удмуртии в 2 км от лесозаготовительного посёлка Лынга, образованного как посёлок в 1932 году, в таёжных лесах в 100 км от границы с Пермским краем. Рядом проходили Старо-Сибирский тракт на восток и тракт Ижевск-Игра на север, до Перми около 250 км. Через посёлок проходила на север железная дорога - однопутка Ижевск-Балезино, построенная в 1943г. и соединяющая северную и южную стратегические железные дороги. До войны сезонники из соседних деревень здесь занимались заготовкой леса, а в 1942 году на этом месте была открыта колония для людей, совершивших нарушения и проступки, также осужденных по статье 58 и 59 УК РСФСР – «враги народа».

Из истории появления 147 колонии, изложенной местным краеведом Петром Павловичем Фертиковым, стало известно, что на освоение 147 лесного квартала направили заключенных – мужчин и женщин, разных возрастов и национальностей. 147 квартал находился в центре других кварталов – 131 и 113 Лумповского леспромхоза. Кругом дремучие леса, реки и болота. До войны и в годы войны, Лумповский леспромхоз занимался заготовкой леса, дров, угля, шпал. Шпалы использовались для строительства стратегически важной железной дороги Ижевск-Балезино. В 147 квартале вырубили лес, сделали большую поляну, отгородили от внешней среды деревянным забором высотой 2,5 метра обнесённым колючей проволокой, поставили бараки – вот и колония. По углам и в середине зоны стояли охранные вышки с прожекторами. Было хорошее освящение всего периметра зоны. Вся колония представляла себя квадрат, примерно по 800 м каждой стороны. Кроме наружной охраны была и внутренняя. Проводилась ежедневная вечерняя, ночная и утренняя проверки личного состава, перекличка по списку. Колония делилась на две части: зона и вне зона. В зоне находились заключенные – женщины и мужчины. Одноэтажные деревянные бараки на 50 человек в каждом, так же внутри зоны находились склад и колодец. На складе заключенные получали обувь и одежду, иногда гигиенические принадлежности. В колонии имелась ремонтная бригада из самих заключенных, которая ремонтировала обувь и одежду. Вне зоны, которая располагалась в 50 метрах, находились казармы для охраны, электростанция (локомотив), колодец с ручным насосом и склад. На складе получали продовольственный паёк.

С западной стороны колонии на расстоянии около одного километра, располагалось кладбище. В колонии погибло около тысячи наших соотечественников. Была похоронная команда из двух человек – отца и сына, ранее раскулаченных. Хоронили ночью без гроба, труппы возили в ящиках, памятники-кресты не ставили, регистрация умерших не велась. Зимой трупы закапывали в снег, а весной перемещали в братскую могилу- котлован. Женская колония на 500 мест была больше мужской, и отделялось от неё – деревянным забором. Для работы по заготовке леса были организованы бригады, состоящие в среднем из 10-15 человек. В определённом лесном массиве создавались квадратные просеки для более удобного наблюдения за осужденными, только после этого в квадрате приступали валить лес. За работой заключенных наблюдала охрана, которая состояла из солдат возраста 20-25 лет, выписанных из госпиталя по состоянию здоровья, по ранению и негодных к строевой службе. Охрана была хорошо вооружена и имела собак. В роли бригадиров в женских бригадах выступали мужчины из осуждённых. Возраст женщин был не велик от 17 до 25 лет, в основном отбывающие срок наказания по 58 и 59 статьям – «враги народа». Статью эту могли «присудить» по любым провинностям, в том числе – прогул на работе, или побег с завода. Мужчин в 147 колонии было наполовину меньше около 250 человек. Мужскую колонию перевели из других лагерей ГУЛАГа, которые находились в Карелии, недалеко от финской границы. Как описывает один из бывших заключенных 147 колонии оставшихся в живых - Козлов Александр Николаевич, который после освобождения проживал в пос. Лынга (мы дружили с его сыном), в мужской колонии отбывали наказания личности, в своё время хорошо известные в светских кругах, например, бывший главный режиссер Одесского театра, управляющий Домбаским угольным бассейном, также были бывшие директора заводов, строек, комбинатов. Интересен тот факт, что сидел известный скульптор, хорошо знавший Ульянова-Ленина – Виктор Сигизмундович, именно тот, как гласит народная молва, который разрабатывал и устанавливал рубиновые звёзды на башнях московского кремля. Достаточно много было осуждённых из творческой интеллигенции по политическим статьям – это врачи, учителя, инженеры, художники и музыканты.

Условия труда и режим в колонии были тяжёлыми - подъём в 6 утра, развод на работу в 8 часов, к месту работы шли пешком или везли в теплушках по узкоколейке. В одном из приказов по колонии в 1944 года говорится о низком уровне санитарного состояния бараков, об отсутствии кипятка, соли, умывальников, дезкамер, печей и дров, наличие у заключенных блох и клопов. В этом же приказе иметься распоряжение об улучшении условий и создание в 5-ти дневный срок тепла и уюта, отпуске кипятка не менее 2 стаканов на человека, об обработке коек и нар особым дезраствором. Так же все вновь прибывшие были обязаны проходить санпропусник. У заключенных был один выходной воскресенье, к праздникам готовили концерты, выступали перед сослуживцами. С концертами ездили в посёлок Лынга, где находился штаб 147-ой колонии. Дисциплина была железная. Работа, сон, работа и надзор. За годы колонии не было ни одной беременности, криминального аборта, хотя женская и мужская зоны колонии находились рядом.

В посёлке Лынга, как описывает краевед Фертиков П.П., со слов бывших заключенных, штаб 147-ой колонии находился в центре посёлка в здании, где сейчас находится поселковый клуб. Кроме штаба, в Лынге находилась ещё одна зона - отдельный участок мужской колонии на 60 человек. Общая площадь зоны в пос. Лынга была небольшой, зона находилась в районе ул. Комсомольской (где до сих пор проживают мои родственники). В зоне стояли бараки, столовая, больница, высокий забор с вышками, колючей проволокой и прожекторами - типичная ГУЛАГовская зона. Как уже упоминалось, через посёлок проходила стратегически важная железная дорога Ижевск-Балезино, соединяющая северную и южную железную дороги. Это был кратчайший путь к оружейным и металлургическим заводам Прикамья. Заключенные, находившиеся в посёлке Лынга, занимались разгрузкой и погрузкой леса и шпал в большие железнодорожные вагоны для отправки по этой важной стратегической ж/дороге. От 147 колонии и других лесоучастков проходила узкоколейная железная дорога до посёлка Лынга, по которой на паровозиках привозили лес и готовили его для дальнейшей отправки по ж/д Ижевск-Балезино.

четверг, 21 ноября 2013 г.

Наши на Первой мировой: герой, награждённый Георгиевским оружием, расстрелян в 1937 году

Марина Кочнева
Опубликовано на сайте Алтапресс.ру 21 ноября 2013 года

В августе 2014 года исполнится 100 лет с начала Первой мировой войны. На фронты этой забытой войны с территории Алтайского округа было мобилизовано около 400 тысяч человек. А что мы знаем сегодня о судьбе наших земляков? Даже о том, сколько солдат не вернулось с той войны, неизвестно. В рубрике "Наши на первой мировой войне" мы публикуем фотографии и истории о воинах первой мировой, размышления о том, как лучше сохранить память о героях. Дороги даже самые маленькие фрагменты.

Виктор Михайлович с мамой Александрой Тихоновной, сестрой Надеждой Михайловной Энкевич и ее дочерью Ниной. Фото: предоставлено правнучкой Курковского Галиной Ларионовой (Новосибирск).
Информацию о Викторе Михайловиче Курковском мы получили от исследователя военной истории Андрея Краснощекова.

Виктор Курковский родился 6(19) марта 1888 года в городе Каркаралы Семипалатинской области. Сын офицера, погибшего смертью храбрых при обороне Порт-Артура в Русско-японскую войну.

Вот что сообщается о его отце в архивной сводке:

Курковский Михаил Александрович (1857-1904). Из семьи чиновника Александра Антоновича Курковского, в 60-е годы XIX века служившего губернским архивариусом Тобольского губернского правления в чине титулярного советника. Окончил Омскую военную прогимназию и Иркутское юнкерское училище (1879 год). В 1904 году капитан 16-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, погиб смертью храбрых при обороне Порт-Артура 26 июля 1904 года.

В электронной книге "Порт-Артур. Воспоминания участников" полковник П. Ефимович вспоминает:
22 июля японцы открыли огонь по самой крепости Порт-Артур, сначала из двух 6-дюймовых орудий, которые стояли глубоко в их расположении против нашего правого фланга, а 25 июля начали усиленную бомбардировку позиций Дагушана и Сагушана. На обеих этих горах с нашей стороны было два батальона и 3 охотничьих команды, уже совершенно потрепанных в предыдущих боях, и на самой позиции 8 пушек.
Японцы же только одну гору Дагушан атаковали в составе целой 11-й дивизии. А каково было сопротивление наших частей, достаточно будет сказать, что когда японцы, использовав мертвое пространство, в 7 час. вечера 26 июля хлынули густыми массами на правый фланг Дагушана и хотели отрезать остальные части, то 10 рота 16 полка под командой капитанов Верховского и Курковского одна бросилась в атаку на охватившие фланг два полка японцев в штыки и легла в этом неравном бою до последнего человека.

Капитан Курковский и 138 стрелков были убиты, но задача исполнена. Японцы, видя нечеловеческое упорство, отхлынули назад, и остальные роты успели отойти, унося с собой оставшихся в живых израненных стрелков и ее командира.

Предположительно, после гибели Михаила Александровича его семья (жена Анна Тихоновна с дочерью Надеждой Михайловной Энкевич, муж которой Михаил Иванович Энкевич, поручик 16 Восточно-Сибирского стрелкового полка, также погиб в Потр-Артуре), переехали в Барнаул, где проживал младший брат Михаила Александровича - Курковский Петр Александрович, служащий землеустройства Алтайского округа. Виктор в это время был кадетом Хабаровского кадетского корпуса.В 1906 году после окончания Хабаровского кадетского корпуса, Виктор Михайлович поступил в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, которое окончил по первому разряду в 1909 году и был произведен в подпоручики с назначением на службу в 6 Восточно-Сибирскую стрелковую артиллерийскую бригаду в Хабаровск (с 1910 года – 6 Сибирская стрелковая артиллерийская бригада). В том же году он женился на жительнице Барнаула Татьяне Васильевне Ермушкевич, дочери сослуживца Петра Александровича Курковского, топографа Алтайского округа, коллежского асессора Василия Осиповича Ермушкевича.

В 1910 году у Виктора Михайловича и Татьяны Васильевны родилась дочь Евгения, в 1912 году - Елена, а в 1916 году – Галина.

В 1911 году Курковский был произведен в поручики. В Первую мировую войну в составе бригады воевал на Юго-Западном фронте. Высочайшим Приказом от 24 декабря 1916 года за отличие во время летнего наступления 1916 года (вошедшего в историю как "Брусиловский прорыв") был награжден Георгиевским оружием.

Вот как рассказывается в документах о его подвиге:
В бою 3 Июля 1916 года, в районе колонии Шклин-Вильгельминовка, будучи в чине Штабс-Капитана, временно командующим 5 батареей названной бригады, находясь на наблюдательном пункте в передовых цепях 3 батальона 24 Сибирского стрелкового полка, под сильным артиллерийским и ружейным огнем корректировал стрельбу своих орудий по проволочным заграждениям и окопам противника и сильным повреждением их много способствовал прорыву австрийской позиции нашей пехотой, а когда последняя, развивая достигнутый успех и преследуя понесшего поражение и отступившего врага, была встречена сильной контр-атакой германцев у колонии Ковбань, командуя взводом из двух орудий той же батареи, выехал под ожесточенным обстрелом, в расстоянии 300-400 шагов от нашей пехоты, на позицию и, лично корректируя огонь взвода из передовых цепей, принудил противника приостановить контр-атаку, что было использовано нашей пехотой, которая решительным наступлением отбросила германцев.
Виктор Михайлович имел также орден Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом и другие награды. Последний чин в старой армии – капитан. Командовал батареей, в конце 1917 года выбран солдатами командиром второго дивизиона бригады. Оставался на позициях до заключения Брестского мира. 5 марта 1918 года вместе с орудиями и другим имуществом дивизиона отправился в тыл, вывезя его из зоны германской оккупации. Добравшись до Челябинска, сдал орудия и другое имущество представителям советской власти, после чего отправился дальше в Хабаровск, к месту прежней стоянки бригады. Сдав в Хабаровске оставшееся имущество, он выехал в Барнаул, куда во время Первой мировой войны вернулась его семья.

В августе 1918 года Курковский как офицер был мобилизован в белую армию. В армии адмирала Колчака он командовал батареей первого Средне-Сибирского легкого артиллерийского дивизиона, который формировался в Томске и в марте 1919 года был переброшен на фронт под Пермь. С августа 1919 года командовал артиллерийским дивизионом. В ноябре 1919 года, возвращаясь из служебной командировки в Томск, на станции Тайга заболел тифом. До апреля 1920 года находился на лечении в госпитале в Томске. По выздоровлении был мобилизован уже в Красную армию и служил командиром полубатареи на трех артиллерийсих командных курсах в Барнауле. Из-за осложнения после тифа в ноябре 1920 года врачебной комиссией при Алтайском губвоенкомате признан негодным к военной службе и 5 ноября 1920 года уволен из армии.

До начала 30-х годов герой первой мировой жил с семьей в Барнауле. В 1921-1923 годах служил в Барнаульской заготовительной конторе, в 1923-1924 годах – счетоводом в транспортной артели возчиков, в 1924 году – в Алтайсоюзе. С сентября 1924 года работал землемером-производителем землеустроительных работ в Барнаульском окружном земельном управлении. В 1929 году лишен избирательных прав и "вычищен" со службы как "антисоветский элемент".

В начале 30-х годов переехал в Новосибирск, где в 1931 году арестовывался органами ОГПУ, но вскоре был отпущен. В 1937 году работал в Новосибирске топографом Геоплантреста. 4 августа 1937 года повторно арестован органами НКВД по сфабрикованному делу контрреволюционной "кадетско-монархической организации". Постановлением тройки УНКВД по Запсибкраю от 25 августа 1937 года осужден по ст. 58-2-11 к расстрелу, расстрелян 1 сентября 1937 года. В 1957 году реабилитирован.

вторник, 5 ноября 2013 г.

Под ударами НКВД





Владимир Мильбах,
действительный член (академик) Академии военно-исторических наук, зав. кафедрой гуманитарных и социально-экономических дисциплин Михайловской военной артиллерийской академии, полковник
Алексей Сапожников,
начальник учебно-методического отдела Михайловской военной артиллерийской академии, полковник
Опубликовано в Газете "Военно-промышленный курьер" выпуск № 43 (511) за 6 ноября 2013 года


Из-за массовых репрессий 1937–1938 годов боевые и оперативные возможности Северного флота накануне войны существенно снизились

Роль Северного флота в Великой Отечественной войне не столь однозначно героическая, как следует из мемуаров его бывшего командующего Арсения Головко и официальной советской историографии. С одной стороны, это был самый воюющий и результативный из четырех флотов СССР, с другой – его боеспособность оставалась на невысоком уровне. Например, единственный рейд в советские арктические воды крупного вражеского корабля («карманный» линкор «Адмирал Шеер» в августе 1942 года проводил операцию «Страна чудес») не встретил противодействия ударных сил флота. Архивные документы предвоенных лет свидетельствуют: СФ подвергся таким репрессиям НКВД, что был деморализован и не мог стать стратегическим фактором в надвигающейся войне с Германией.

Зимой и весной 1937 года аресты по политическим мотивам плавсостава были редкостью, хотя репрессии руководства стройками и хозяйственной деятельностью уже шли полным ходом. Среди моряков одним из первых в застенки НКВД попал начальник штаба отдельного дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга Эрнест Батис (расстрелян в августе).
В конце весны 1937 года продолжались аресты инженерно-технического состава военных строительных организаций (например инженеры-строители Ввозный, Ноздрачев, военинженер 1-го ранга Бурлаков), но одновременно усилились преследования командного состава. 13 июня арестован помощник коменданта Беломорского укрепрайона по артиллерии полковник Кузьмин, затем пришла очередь других высокопоставленных офицеров. Мишенью НКВД стал сам командующий флотом флагман 1-го ранга Константин Душенов.

Тучи над флагманом

На 2-й партконференции СФ 27 мая большинство выступавших клеймили позором уже уволенных или арестованных военных строителей. Так, начальник политотдела управления начальников работ (УНР-94) полковой комиссар Киприянов обвинял своего бывшего начальника Бурлакова, что тот «разваливал стройку, искусственно вызывал недовольство рабочих, являлся организатором пьянок». Командующий Душенов призвал комиссара к корректности, а затем решительно пресек взаимные препирательства выступавших в прениях и предложил «поручить парткомиссии разобраться в этом вопросе и больше не обсуждать».
Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/18059


В заключительном слове флагман обратил внимание делегатов на главное: «Боевая подготовка все же основа основ. Политическая подготовка тоже основа, но боевая подготовка – наша главная задача». Но попытки Душенова заняться делом были обречены на неудачу в разворачивающейся грандиозной политической чистке. 1–4 июня 1937-го в Кремле на расширенном заседании Военного совета (ВС) при наркоме обороны с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б), а также приглашенных с мест и из аппарата Наркомата обороны (НКО) 116 военных работников обсуждали доклад Климента Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Примечательно, что к тому моменту 20 постоянных членов Военного совета, то есть четверть состава, уже сидели в тюрьме.

На заседаниях ВС присутствовали Константин Душенов и член Военного совета флота Петр Байрачный. Они ознакомились с показаниями арестованных заговорщиков: Тухачевского – 29, Корка – 26, Фельдмана – 19 и Ефимова – 22 мая. Как и все выступавшие, они резко осудили разоблаченных шпионов, демонстрируя Сталину преданность и непримиримость к врагам народа. Душенов начал выступление так: «О том, что на морских силах работал враг, в этом нет ни малейшего сомнения. О том, что корни работы глубоки и не вскрыты, я в этом тоже не сомневаюсь. Этим делом у нас нужно будет заняться очень серьезно». Уничтожающей критике подвергся уже содержавшийся в застенках НКВД замнаркома оборонной промышленности Ромуальд Муклевич, который «всех реакционных людей подобрал себе», Душенова «из академии выпер с треском» и трижды отменял его мандат делегата ХIII съезда.

Правда, о проблемах СФ флагман тоже говорил, утверждая, что Беломорский укрепрайон строится неправильно, подводным лодкам «не дают возможности идти учиться к немецким берегам», штат горных полков требует пересмотра, морская авиация находится в зачаточном состоянии: «Немцы все время систематически там укрепляются, все время строят там аэродромы, даже финны-голодранцы, с позволения сказать, аэродромов настроили больше, чем мы». Надежды он не терял: «Я думаю, что мы получим средства для того, чтобы создать авиацию. Я считаю, что мы должны выкорчевать остатки троцкизма и всего того вредительства, которое есть, все возможности для этого у нас имеются».

Чистка усилилась на СФ в июле 1937 года. В тюрьму попал почти весь командно-начальствующий состав из Архангельского военного порта, Беломорского укрепрайона, Беломорской дистанции пути, Северной гидрографической экспедиции, военно-строительных организаций. Десятки офицеров были уволены со службы приказом от 10 августа за несоответствие политическому идеалу флотского командира (начальника): имели родственников за границей или уже арестованных НКВД, родились не на территории СССР, имели не ту национальность, не те политические взгляды.

В сентябре 1937-го большой террор добрался до плавсостава. Один за другим были арестованы или уволены капитан 2-го ранга Лев Рейснер, капитан 3-го ранга Петр Котцов, капитан лейтенанты Станислав Баранский и Иван Ефимов, старший лейтенант Иван Немченко, начальник отдела инженерных войск СФ военинженер 1-го ранга Михаил Фоменко. В ноябре в застенках оказались другие военные, например начальник УНР-92 Сергей Буранов, их помощники и начальники отделений. В декабре арестован был уже и помощник командующего флотом по материально-техническому обеспечению Павел Щетинин.

пятница, 1 ноября 2013 г.

Чекисты и фашисты: полное сходство

Автор: uglich_jj, LJ
Опубликовано на сайте "Открытая Уфа" 31 октября 2013 года


Амон Гет при жизни:
Амон Гёт - это был начальник концлагеря Плашув. Про который сняли "Список Шиндлера". Гёт был психопатом, который ежедневно лично убивал произвольно выбранных заключенных. Утро свое лагерфюрер начинал, выходя с мощной винтовкой на балкон - пострелять по евреям, в т.ч. детям. В конце войны Гет был снят с работы, доктора СС признали его слегка душевнобольным и направили в санаторий. Из санатория Гет отправился в американский плен, а оттуда - на виселицу.


Благодаря Стивену Спилбергу и Голливуду имя фашиста Гёта узнал весь мир.

Однако мало кто знает, что подобный персонаж был в сталинском ГУЛАГе. Правда, про это не снято фильмов. Имя палача - полковник НКВД Степан Николаевич Гаранин. Начальник Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей ( Колыма) в 1937-38 гг.







Вот он на фото:

Как и Плашув Севвостлаг был создан, чтобы снабжать рабсилой разные предприятия.
В Плашуве было 150 000 зеков, в Севвостлаге в 1938 г. около 100 тыс. В Плашуве погибло за 2 года - 9000 чел., в Севвостлаге в 1937-38 гг. только расстреляно было 26 тысяч человек, не считая смертности по другим причинам.

Гёт начинал свой день, выходя на балкон. А Гаранин прыгал в автомобиль и носился с инспекцией по лагерям. Приезжал, ходил с пистолетом, и убивал.Каждый день. Лично. За невыполнение норм, за отказ от работы, за неполную тачку с рудой. Или просто под настроение, по пьяни, безо всякой причины. Свидетели вспоминают стеклянные, полные ненависти полковника, члена ВКП(б) с 1919 г.

Из воспоминаний заключенного Николая Вовняка:

"На Колыму я попал в декабре 1937 года. Кормили нас баландой- несколько крупинок пшенки в воде. Мы вывозили на тачках пустую породу со дна карьеров. Катишь себе по серпантину тачку и молишься: «Когда ж конец?» ...Часто бывало, что в лагерь прибывал с проверкой начальник УСВИТЛ некий Гаранин. Во время обхода он отбирал зеков из числа тех, кто ударно работал. Обычно, около 10 человек собирал. Вывезет их в карьер, вытащит пистолет и собственноручно расстреливает. Забавлялся под звук тарахтящего трактора.
...Однажды во время обхода он наступил на лопату. Черенком ударило его по лбу. Гаранин выстроил бригаду и тихо спрашивает: «Чья лопата?». В ответ- молчание. Тогда он говорит: «Каждого пятого буду стрелять, пока не признаетесь». Двоих убил. Очередь дошла до третьего, тут из строя вышел зэк и признался. В него сразу и выстрелил. Вот такая была «отсидка».

Из воспоминаний заключенного Алексея Яроцкого:

"Гаранин... после массового публичного расстрела на прииске "Мальдяк" летом на разводе спросил: кто отказывается работать? И один "крестик" [ так на Колыме называли зеков-сектантов] вышел вперед, перекрестился и сказал: "Бес ты, слуга антихриста". И Гаранин застрелил его тут же перед строем..."

Кстати, в числе зеков прииска Мальдяк был конструктор Сергей Павлович Королев.

Из воспоминаний заключенной Надежды Иоффе:

"Однажды наша Лида, которая всегда все знала, сообщила, что в лагерь приехал "большой начальник" - новый начальник УСВИТЛага полковник Гаранин... Гаранин стоял возле проходной. Мы прошли близко, и я его разглядела. Он смотрел на проходящих мимо людей, как будто они стеклянные - сквозь них. Во дворе стояла группа заключенных. У дверей столовой мы остановились, я оглянулась. К Гаранину подходил какой-то зек, сгорбленный, как будто горбатый. Он шаркал ногами и отшаркивался, видимо, собираясь с духом, чтобы заговорить. "Гражданин начальник, я очень болен, прошу - пусть переведут на более легкую работу, прошу..." Он, кажется, говорил еще что-то, но его уже не было слышно. Гаранин сразу оживился, задвигался, потом только я сообразила, что он вытаскивал пистолет из кобуры. "Работать не хочешь...мать...мать-мать... "И он выстрелил в упор. Человек упал".

Из воспоминаний заключенной Галины Крутиковой-Окушко:

".. Гаранин проезжал по трассе... Когда Гаранин проезжал и видел участок, неровно очищенный, вся бригада шла под расстрел..."

Солженицын о лагере смерти "Серпантинка" на Колыме:

...расстреливали каждый день 30–50 человек под навесом близ изолятора... Ожесточение колымского режима внешне было ознаменовано тем, что начальником УСВИТлага (Управление Северо-Восточных лагерей) был назначен Гаранин, а начальником Дальстроя вместо комдива латышских стрелков Э. Берзиня — Павлов... Тут отменили (для Пятьдесят Восьмой) последние выходные... летний рабочий день довели до 14 часов, морозы в 45 и 50 градусов признали годными для работы, «актировать» день разрешили только с 55 градусов. По произволу отдельных начальников выводили и при 60... . Но и этого всего оказалось мало, ещё недостаточно режимно, ещё недостаточно уменьшалось количество заключённых. И начались «гаранинские расстрелы», прямые убийства. Иногда под тракторный грохот, иногда и без...

В 1938 г. Гаранин, как тогда водилось, сам был объявлен шпионом, и отправился в лагеря. Умер он в Печорлаге в 1950 г.