среда, 8 июля 2015 г.

Я сам захотел быть дьяволом. Зачем Александр Родченко снимал строительство Беломорканала.

Олег Климов
Опубликовано на сайте Meduza 7 июля 2015 года

Фотограф Олег Климов ездил на Беломорканал три раза — в 1995, 2009 и 2013 годах. Последние две поездки были посвящены изучению архивов Беломорско-Балтийского канала (ББК) и поиску следов советского фотохудожника Александра Родченко, который в 1933 году секретно снимал первую большую стройку ГУЛАГа. По итогам этих командировок Климов написал эссе о Родченко, а также о том, как исчезает память о людях, которые строили Беломорканал. «Медуза» публикует текст Олега Климова без сокращений.

Беломорканал. Карелия. 2009

Юрий Дмитриев (53 года) одет в военный камуфляж, рядом с ним немецкая овчарка. Карман на груди заметно оттопыривает пистолет. «А зачем вам оружие?» — спросил я. «Этот пистолет? — он достал его из кармана и показал в открытой ладони. — Потому что гражданская война еще не закончилась». Я посмотрел на пистолет и неловко спросил: «А почему вы назначили мне встречу на кладбище?» Историк улыбнулся и сказал: «А чтобы вам было страшно. Стыдно и страшно».

Историк Юрий Дмитриев — из карельской комиссии по реабилитации репрессированных в годы сталинизма — назначил мне встречу в лесу, недалеко от канала, рядом с неизвестным захоронением 1930-х годов. Таких здесь, вдоль всего канала, множество, многие до сих пор не опознаны: «Это задача моей жизни как человека и историка — искать замученных и расстрелянных, но одной моей жизни для этого недостаточно. Сейчас я могу подтвердить по архивным документам и показать ямы и рвы, куда их закопали чекисты, примерно на 86 тысяч человек».
Место расстрела заключенных каналоармейцев в Сандармохе
(недалеко от первого шлюза Беломорканала), 2013 год
Фото: Олег Климов


Историк с пистолетом Макарова составляет списки расстрелянных в сталинские времена. Сотни тысяч. «Сперва архив, — говорит он, — потом темный лес и поиск расстрельных ям». Дмитриева не любят местные чиновники — потому что он уже много лет призывает к покаянию. Его не любят местные жители — потому что им становится страшно от этих знаний.

Когда чиновники решили выяснить, сколько тысяч людей расстреляли и похоронили в районе Сандормох (Беломорканал), они вызвали строительную компанию и экскаватором начали раскапывать могильные ямы. Тогда-то Юрий Дмитриев и использовал свой пистолет. Он подошел к трактористу, приставил к его затылку пистолет и сказал: «Если не остановишься — будешь следующим!» «Раскопки» удалось остановить. Приехали чиновники и милиционеры. Чиновники приказали продолжать копать экскаватором, но рабочие отказались, ссылаясь на историка и его пистолет.

«В большинстве своем здесь живут люди с отсутствием исторической памяти», — считает учитель истории Любовь Поморцева из села Надворицы. Те, кто строили канал, погибли при строительстве или были расстреляны, а тех, кто выжил, отправили на строительство другого канала — Волго-Балтийского — чтобы соединить Белое море с Черным, а Москва стала портом пяти морей. На смену строителям Беломорканала, которыми руководило ОГПУ-НКВД, пришли новые люди на «свободное поселение» — раскулаченные, условно освобожденные и ссыльные. Многие из них тоже погибли от непосильного труда и суровых природных условий, но от последних остались хотя бы могилы с крестами и звездами, а не только «расстрельные ямы». С них и началась «народная память», часто не совпадающая с исторической.

Формально я приехал на Беломорканал, чтобы попробовать разыскать исчезнувший фотоархив известного художника и фотографа Александра Родченко; точнее — ту часть фотонегативов, которые были сделаны в период строительства канала имени Сталина в 1933 году. Неформально — я хотел знать причины фальсификаций (если не сказать — преступлений) в истории отечественной фотожурналистики и визуального искусства времен сталинизма. Почему? Потому что я — фотожурналист — свидетель распада советской империи, формирования новой России, а теперь — очевидец сталинского ренессанса в обществе, которое называет Сталина «хорошим менеджером», а пропаганду его режима — искусством.

«Что я могу сказать об Александре Родченко? — спрашивает Юрий Дмитриев и сам отвечает: — Ничего хорошего, как и о сотнях и тысячах людей, которые участвовали в преступлении против человечности… Если бы его расстреляли здесь как бешеную собаку, я бы нашел его могилу, потому что он человек. Я уважаю людей. Но „искусство фашистов“ меня не интересует… Я встречал в архивах ОГПУ фамилию Родченко в связи с организаций фотолаборатории в БелБалтлаге [Беломорский ГУЛАГ] и не вижу ничего удивительного в том, что он был фотографом ОГПУ».

После разговора в лесу мы отправились к его автомобилю — ржавой и старой «Ниве»; он достал свой ноутбук и скопировал для меня все имеющиеся у него документы фондов ОГПУ, к которым современная власть меня бы никогда не допустила.

* * *

Читать полностью на Meduza

среда, 1 июля 2015 г.

Магнитогорский краевед возвращает тысячи имен тех, кто мог бы составить славу страны, но стал жертвой репрессий

Марат Гайнуллин
Опубликовано на сайте газеты «Южноуральская панорама» 1 Июля 2015 года


К выходу в свет готовится пятый том «Книги памяти жертв политических репрессий 1929-1953 гг. в городе Магнитогорске и прилегающих сельских районах».

Составителем уникальной "энциклопедии нашей совести" стал магнитогорский историк и краевед Геннадий Васильев, уже почти три десятка лет болеющий этой темой. Тысячи людей — героев этой книги, их близких и родственников, ждут презентации издания, которая пройдет 30 октября, в день памяти жертв политических репрессий.

Город на костях

— А совесть? Как вы думаете, можно спать спокойно, когда ты знаешь, что практически в каждой семье твоих друзей, односельчан кто‑нибудь да и сгинул в сталинских лагерях? А вы спрашиваете: зачем я этим занимаюсь? — Без волнения на эту тему Геннадий Александрович говорить никогда не может. — В Кизильском районе, откуда я родом, в каждой семье был свой "враг народа". А то и не один… Сами оставшиеся в живых политзеки уже в 50-х годах прикидывали: только с одного Кизила по "58‑й" проходило не менее 700 человек… Д а что уж говорить! Вся Магнитка построена на костях! Вся!
Честно строившие Магнитогорский меткомбинат высококлассные инженеры, рабочие, спецы, да и просто — черт возьми! — хорошие люди, у которых были жены, дети — в одночасье становились "врагами народа". А ведь они, конечно же, не за расстрелом сюда приезжали, а добровольно, по зову сердца.
А нынешние молодые люди — даже студенты вузов! — и не знают вовсе, кто такие были раскулаченные, и что это была за печально известная статья такая — 58-я? Не знают, в каких нечеловеческих условиях жили репрессированные. Вот что страшно!
Сейчас вообще трудно понять, почему в 30‑е годы наше общество было до такой степени оболванено, что люди боялись стоять друг за друга. Наоборот: за буханку хлеба или за пару сапог сосед писал на соседа донос. И уже на следующий день с пионера прилюдно срывали галстук, а с комсомольца — значок за то, что их отца вчера арестовали. И все! У парня или девушки уже не было будущего! Десятки лет они ходили с опущенными головами. А потом умирали, униженные и затравленные, так и не узнавшие до конца всей правды. И связь между поколениями утрачивалась…

А вы были в АЛЖИРе?

Акмолинский лагерь жен изменников Родины — так расшифровывается эта аббревиатура. Там находились тысячи женщин, добровольно приехавших со всей страны строить Магнитку. Молодые девушки с чистой душой и горячим сердцем — они влюблялись, выходили замуж, рожали детей, мечтали о светлом будущем. Но каток репрессий не пощадил и их.
У Геннадия Васильева накопилась масса свидетельств очевидцев о том, как эти несчастные жены по несколько недель добирались в АЛЖИР в телячьих вагонах, в которых было все — и спальня, и отхожее место. Во время пути по несколько дней не было пропитания и даже воды — дети почти ежедневно (!) умирали десятками…
В его энциклопедии есть и материалы по "Перми‑36" — это был самый "зверский" лагерь для политических рецидивистов. В этом единственном в стране лагерном музее краевед специально находился 10 дней, чтобы изнутри почувствовать: каково это — быть политзеком? Хотя бы на йоту представить…
Поэтому во всех его пяти томах — не только имена и фамилии жертв политических репрессий с указанием мест и дат — где и когда родился, арестован, расстрелян. Книги эти наполнены живыми воспоминаниями.

От казаков до генералов

Сколько же всего героев во всех пяти книгах Геннадия Васильева? В первых двух томах — около шести тысяч человек. В следующих двух — по три с половиной тысячи в каждом. Всего — около 13 тысяч биографий. В пятом томе собрано не менее четырех тысяч имен. Сам Геннадий Александрович признается: в его базе данных только по Магнитогорску числится не менее 25 тысяч фамилий. Прибавьте к этому еще 15 тысяч тех, кого "брали" с окрестных районов. Но далеко не все эти фамилии он может опубликовать: не имеет для этого соответствующего подтверждения родных и близких. Иначе он нарушит Закон о персональных данных.
— Тысячи фамилий, тысячи судеб… Среди ваших героев — рабочие и инженеры, казаки и дворяне…
— Есть даже генералы! Уроженец станицы Карагайской Верхнеуральского района Иван Матвеевич Зайцев, генерал русской армии, сполна ощутил на себе все ужасы репрессий. Кстати, в новом томе я привожу примеры технологий, по которым работали "энкэвэдэшники".
В уголовном праве есть негласное выражение — «дело шито белыми нитками». Когда я читал одно уголовное дело, то «пахло» в нем не нитками, а толстыми белыми веревками. По делу Саита Газизулина проходило 38 человек. Целая организация! Именно такое клеймо и стояло — «Антигосударственная, шпионская, контрреволюционная, диверсионная организация».
Но кто же состоял в ней? Крестьяне, которые имели всего‑то два класса церковно-приходской школы, — это в лучшем случае! А то и вообще безграмотные. Нельзя без слез смотреть на подписанные ими протоколы допросов: эти несчастные едва умели ставить свою роспись. И вот они‑то, эти полуграмотные крестьяне, которые только и могли‑то честно пахать землю, да хлеб выращивать, вдруг становились "английскими шпионами", "организаторами контрреволюционных повстанческих движений"!
Но приговоры приведены в исполнение, расстрелянных уже не вернешь. Как не вернешь и годы жизни, и потерянное здоровье тех, кто отбывал наказание. А горе, которое на долгие годы поселилось в домах репрессированных? Чем это измеряется?
Считается, что и «портные» этого уголовного дела понесли наказание. Но какое именно — выяснить не удалось. Да и легче ли было бы от этого?

Письмо Каманину

— В пятом томе вы приводите одну достаточно красноречивую историю, героям которой помог сам летчик Каманин…

— Началось все с письма одной жительницы Миасса. Она рассказала, что ее отец, Милан Старчевич, хорват по национальности, родился в Югославии в 1907 году. Потом жил во Франции. В 1933 году в качестве политического эмигранта перебрался в СССР. Работал инженером в тресте «Магнитострой». В Магнитке и состоялось знакомство ее будущих родителей — Милана Старчевича и Марии Бычковой, работавшей стенографисткой в том же тресте «Магнитострой». Вскоре они поженились, в 1936 году у них родилась дочь Светлана. А в роковом 1937 году ее отец был арестован по известной «политической» 58‑й статье и через полтора месяца расстрелян. Уже в октябре 1938 года арестовали и Марию, как жену врага народа. Она была отправлена на три года в исправительно-трудовой лагерь, Светлану отправили в детдом.
Мария начала искать своего ребенка.

— Будучи в лагере?

— Представьте! Наводила справки, но сведений — никаких! Словно исчезла с лица земли. Вконец отчаявшись, храбрая женщина отважилась обратиться за помощью к Герою Советского Союза Николаю Каманину. Тому самому, что спасал челюскинцев. Просто удивительно, как в то срашное время маленький обрывок листка, писанный карандашиком, да еще из-за колючей проволоки
мог попасть к знаменитому летчику. Делу помогло еще и то, что Каманин был почти что нашим земляком: депутатом Верховного Совета СССР от Магнитогорского избирательного округа.
Вскоре Марии пришел ответ: Светлана находилась в Каслинском детском доме при НКВД. Забрала девочку крестная и увезла в Воронежскую область. Но мать не могла приехать к своей дочери до 1943 года, поскольку не имела права покидать лагерь, где после освобождения работала как вольнонаемная. В июне 1943‑го она, наконец, смогла освободиться, но по-прежнему в ее правах оставались ограничения, а потому вдове «врага народа» разрешили жить только в городе Кыштыме. В конце концов Мария съездила в Воронеж и забрала дочь к себе. В Кыштыме она познакомилась с человеком, который стал отчимом для Светы — тот дал ей свою фамилию и отчество. Не стоит объяснять, насколько опасно было в те годы носить фамилию репрессированного. Тем более иностранца…
Теперь представьте ее состояние, когда уже будучи взрослой, эта женщина узнала, что ее настоящее имя вовсе не Светлана Васильевна Турыгина, а Светлана Милановна Старчевич…
В период, когда началась массовая реабилитация репрессированных, она подала заявление со всеми документами на льготы. Пострадавшей ее признали, однако не реабилитировали. Ей было сказано, что в лагере вместе с родителями она не находилась. А тот факт, что она была помещена в детдом НКВД, основанием для реабилитации не считается. Я сам читал эти материалы.
А вот еще один вопиющий документ — тоже из нашего времени. Справка. «Выдана Ращупкину Павлу Петровичу в том, что он действительно умер в 1942 году».
Вы видели где‑нибудь, чтобы справки выдавали покойнику? Бюрократический ляпсус? Этот циничный документ — красноречивая демонстрация неуважения к человеку. И весь ужас в том, что это жестокое равнодушие до сих пор живет среди нас…

***

От редакции:

Геннадий Александрович Васильев ждет откликов по телефонам: 8-9030903275; 8(3519) 285884, или по электронной почте. E‑mail: repressii‑mag@mail.ru. Сайт: http://knigi-pamyti.ucoz.ru/