Валерий Островский, политолог
Опубликовано на сайте газеты "Невское время" 9 августа 2012 г.
Споры о нашей советской истории не утихают. Она, как принято теперь говорить, не однозначна. Оживились эти споры в связи с 75-летием Большого террора. Но дело не только в столь печальной годовщине. Одни советское наследство используют как фактор пропаганды с целью утвердить верность нынешнего пути. Другие со столь же пропагандистскими намерениями противопоставляют «золотой век» советской эпохи нынешнему состоянию деградации и упадка. Как это ни покажется странным, правы обе стороны. И в равной степени – не правы. Давно пора вынести непредвзятую оценку всему, что происходило со страной в советское время. Точнее – в разные советские периоды. Ведь их было несколько.
Революция, Гражданская война, ленинский этап советской истории отбросили Россию в экономическом, политическом, гуманитарном смыслах на десятилетия назад, а в чем-то, наоборот, рванули на столетия вперед. К 1921 году выплавка стали в стране упала на уровень 1725 года. Но – парадокс – за эти же годы массовых убийств и террора, миллионов голодных смертей был осуществлен колоссальный культурный прорыв. Малевич и Шагал, Татлин и Лисицкий, Маяковский и Пастернак, Бабель и Артем Веселый, Мейерхольд и Таиров (список огромен) на революционной волне вывели русское искусство на высочайший уровень. До сих пор нет внятного ответа на вопрос: как могло это произойти в условиях политической и гуманитарной катастрофы? Как могли эти великие художники не замечать ужасов? А если замечали, то загоняли их оценку в самые глубины своего сознания. Тем не менее связь между идеалистическим революционным порывом и культурным авангардом несомненна. А ведь соками этого авангарда мировая культура питается по сей день. Будем откровенны: к нашим дням влияние русской культуры на мировую практически сошло на нет.
После смерти Ленина наступает межеумочное пятилетие внутрипартийных дрязг, расцвета и угара НЭПа. В политическую жизнь привносятся крохотные элементы свободы, на что объективно обращал внимание еще Варлам Шаламов. При этом произошел феномен быстрого возрождения научной жизни. В основе этого возрождения лежала старая университетско-академическая научная этика и истинный патриотизм, признающий Россию, какими бы политическими цветами она ни была окрашена. Прорывы в физике и биологии тех лет нельзя переоценить и в наши дни. Увы, сегодняшнее научное отставание России не подвергается сомнению никем.
Конец 1920-х – установление тоталитарного режима. Голодомор и промышленная модернизация – «в одном флаконе». Полная идеологическая автаркия и небывало масштабное экономическое сотрудничество с Западом: 40 процентов машиностроительного экспорта США шло в СССР, а в годы первых двух пятилеток 80 процентов всего промышленного оборудования, установленного на фабриках и заводах, было импортным. Если экстраполировать эти цифры на наши дни, для модернизации страны хватило бы одного президентского срока Дмитрия Медведева. Очередной исторический парадокс: сочетание массовых репрессий и технологической модернизации создало широчайший социальный лифт, который дал возможность миллионам выходцев из низов стать инженерами, врачами, управленцами.
И все же жертвы, принесенные на алтарь сталинской модернизации, оказались для страны неподъемными. Уже к концу 1930-х технологическое обновление вошло в жесткий клинч с политико-идеологической практикой. Система изнутри стала давать все большие сбои. Трудно сказать, насколько быстро и как она рухнула бы. Но Сталина спас Гитлер, напавший на СССР. Сегодня мы понимаем: тогда, на фоне войны в защиту Отечества, шла еще и рудиментарная гражданская война. При всем нашем преклонении перед солдатами Победы забывать об этом нельзя.
Тоталитарный режим умер вместе со Сталиным. Создалась возможность реформ – роспуска колхозов, легализации мелкой частной собственности при сохранении монополии КПСС, трансформирующейся в своего рода технократическую хунту. Но политвожди во главе с Хрущевым оказались непреклонными догматиками, поставившими на первый план свою цель – коммунизм. Зато хрущевская «оттепель» вызвала несомненный прилив народного энтузиазма. Сегодня такого прилива тоже нет.
Не стоит недооценивать и брежневский период. Сам Брежнев произнес историческую фразу: «Пока я здесь – крови в стране не будет». Были ли репрессии? Да, несомненно. Но выборочные. Главное – СССР вступил в раннюю стадию потребительского общества. Самое масштабное в российской истории жилищное строительство, начало массового автопрома, расширение производства бытовой техники – все это придало новому этапу советской истории совсем иной характер. Появился советский средний класс. Что и вырыло всей советской системе глубокую могилу.
…Так стоит ли выбрасывать все из советского наследия? Да, бесчинствовал тоталитарный режим, да и потом идеология придавливала собой все общество. Но вопреки всему был дух вызова, созидания, творчества. Ну а мы, нынешние, ну-тка!..
Опубликовано на сайте газеты "Невское время" 9 августа 2012 г.
Споры о нашей советской истории не утихают. Она, как принято теперь говорить, не однозначна. Оживились эти споры в связи с 75-летием Большого террора. Но дело не только в столь печальной годовщине. Одни советское наследство используют как фактор пропаганды с целью утвердить верность нынешнего пути. Другие со столь же пропагандистскими намерениями противопоставляют «золотой век» советской эпохи нынешнему состоянию деградации и упадка. Как это ни покажется странным, правы обе стороны. И в равной степени – не правы. Давно пора вынести непредвзятую оценку всему, что происходило со страной в советское время. Точнее – в разные советские периоды. Ведь их было несколько.
Революция, Гражданская война, ленинский этап советской истории отбросили Россию в экономическом, политическом, гуманитарном смыслах на десятилетия назад, а в чем-то, наоборот, рванули на столетия вперед. К 1921 году выплавка стали в стране упала на уровень 1725 года. Но – парадокс – за эти же годы массовых убийств и террора, миллионов голодных смертей был осуществлен колоссальный культурный прорыв. Малевич и Шагал, Татлин и Лисицкий, Маяковский и Пастернак, Бабель и Артем Веселый, Мейерхольд и Таиров (список огромен) на революционной волне вывели русское искусство на высочайший уровень. До сих пор нет внятного ответа на вопрос: как могло это произойти в условиях политической и гуманитарной катастрофы? Как могли эти великие художники не замечать ужасов? А если замечали, то загоняли их оценку в самые глубины своего сознания. Тем не менее связь между идеалистическим революционным порывом и культурным авангардом несомненна. А ведь соками этого авангарда мировая культура питается по сей день. Будем откровенны: к нашим дням влияние русской культуры на мировую практически сошло на нет.
После смерти Ленина наступает межеумочное пятилетие внутрипартийных дрязг, расцвета и угара НЭПа. В политическую жизнь привносятся крохотные элементы свободы, на что объективно обращал внимание еще Варлам Шаламов. При этом произошел феномен быстрого возрождения научной жизни. В основе этого возрождения лежала старая университетско-академическая научная этика и истинный патриотизм, признающий Россию, какими бы политическими цветами она ни была окрашена. Прорывы в физике и биологии тех лет нельзя переоценить и в наши дни. Увы, сегодняшнее научное отставание России не подвергается сомнению никем.
Конец 1920-х – установление тоталитарного режима. Голодомор и промышленная модернизация – «в одном флаконе». Полная идеологическая автаркия и небывало масштабное экономическое сотрудничество с Западом: 40 процентов машиностроительного экспорта США шло в СССР, а в годы первых двух пятилеток 80 процентов всего промышленного оборудования, установленного на фабриках и заводах, было импортным. Если экстраполировать эти цифры на наши дни, для модернизации страны хватило бы одного президентского срока Дмитрия Медведева. Очередной исторический парадокс: сочетание массовых репрессий и технологической модернизации создало широчайший социальный лифт, который дал возможность миллионам выходцев из низов стать инженерами, врачами, управленцами.
И все же жертвы, принесенные на алтарь сталинской модернизации, оказались для страны неподъемными. Уже к концу 1930-х технологическое обновление вошло в жесткий клинч с политико-идеологической практикой. Система изнутри стала давать все большие сбои. Трудно сказать, насколько быстро и как она рухнула бы. Но Сталина спас Гитлер, напавший на СССР. Сегодня мы понимаем: тогда, на фоне войны в защиту Отечества, шла еще и рудиментарная гражданская война. При всем нашем преклонении перед солдатами Победы забывать об этом нельзя.
Тоталитарный режим умер вместе со Сталиным. Создалась возможность реформ – роспуска колхозов, легализации мелкой частной собственности при сохранении монополии КПСС, трансформирующейся в своего рода технократическую хунту. Но политвожди во главе с Хрущевым оказались непреклонными догматиками, поставившими на первый план свою цель – коммунизм. Зато хрущевская «оттепель» вызвала несомненный прилив народного энтузиазма. Сегодня такого прилива тоже нет.
Не стоит недооценивать и брежневский период. Сам Брежнев произнес историческую фразу: «Пока я здесь – крови в стране не будет». Были ли репрессии? Да, несомненно. Но выборочные. Главное – СССР вступил в раннюю стадию потребительского общества. Самое масштабное в российской истории жилищное строительство, начало массового автопрома, расширение производства бытовой техники – все это придало новому этапу советской истории совсем иной характер. Появился советский средний класс. Что и вырыло всей советской системе глубокую могилу.
…Так стоит ли выбрасывать все из советского наследия? Да, бесчинствовал тоталитарный режим, да и потом идеология придавливала собой все общество. Но вопреки всему был дух вызова, созидания, творчества. Ну а мы, нынешние, ну-тка!..
Комментариев нет:
Отправить комментарий