Опубликовано в Еженедельнике "Коммерсантъ", №12 (966), 26.03.2012
80 лет назад, 16 марта 1932 года, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о формировании в составе Наркомата обороны Особого колхозного корпуса, похожего на осуждаемые большевиками военные поселения царских времен с солдатами-землепашцами. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов выяснил, что получилось в результате слияния армии и деревни.
"Из года в год растет обратничество"
Как бы ни менялась и ни преобразовывалась российская власть, какие бы слова об отречении от старого мира при этом ни говорились, на протяжении веков при решении важных государственных проблем сохраняется удивительное единство подходов. Возьмем, к примеру, отношение власть имущих к жителям страны. Хоть во времена Рюриковичей, хоть во времена Петра I, хоть в эпоху Сталина правящая элита пребывала в совершенной уверенности в том, что у России есть огромный и вечно возобновляемый ресурс — ее население.
Петр I срывал с мест десятки тысяч людей и отправлял их на свои великие стройки — Санкт-Петербург, крепости, верфи, каналы,— ничуть не задумываясь о том, сколько из них может погибнуть. Ведь на обширных просторах его царства существовало еще немало уездов и деревень, жителями которых можно было пожертвовать ради великих целей. Благо потом народится много новых подданных.
Та же самая картина наблюдалась и в сталинскую эпоху — начиная с Гражданской войны и ликвидации кулачества как класса. Ведь именно тогда набрала популярность расхожая фраза "лес рубят — щепки летят", дополненная во время тотальных репрессий другим крылатым выражением — "незаменимых людей у нас нет".
Единство подходов порождало удивительно схожие решения в конкретных ситуациях. Причем советские руководители без особого стеснения брали готовые рецепты ненавистной им царской власти, слегка адаптировали их к новым условиям и пытались с их помощью решить свои насущные проблемы.
Возьмем, к примеру, борьбу с врагами существующего строя. Во время и после первой русской революции 1905-1906 годов для борьбы с антиправительственными элементами, как их тогда называли, использовались не только правительство, охранка и войска. Официальная пропаганда нагнетала ненависть к внешним и внутренним врагам, и под ее влиянием члены монархических организаций устраивали погромы и расправлялись с противниками режима.
Успешный царский опыт натравливания одной части общества на другую оказался востребован и большевиками. Во время ликвидации кулачества важнейшую роль играли комитеты бедноты, которые определяли, кого из односельчан записать в кулаки. Интерес членов комбедов к участию в акциях подогревался не только большевистской агитацией, распалявшей ненависть к зажиточным крестьянам, но и чисто материальными соображениями. Ведь активисты раскулачивания получали часть имущества раскулаченных.
Правда, используя царский опыт, большевики не всегда учитывали специфику условий в разных частях обширной страны. К примеру, на Дальнем Востоке в числе кулаков было немало людей, собственными руками создавших и поднявших свои хозяйства в тайге. Их какими-то комбедами запугать было трудновато. К тому же из-за отсутствия дорог во всем Дальневосточном крае наблюдались трудности с вывозом раскулаченных на стройки и прииски в северные районы. И в итоге комбеды притихли, а раскулачивание забуксовало.
В ответ партийные и советские руководители низового уровня решили сломить сопротивление не желавших сдаваться кулаков расширением масштабов репрессий. Но несколько перестарались.
"Местные власти,— писала историк Л. И. Проскурина,— "усилили" работу по раскулачиванию. По отдельным селам раскулачили от 10 до 23% крестьянских хозяйств, в том числе середняцких, бедняцких и даже хозяйств бывших партизан и красноармейцев".
Вслед за русскими крестьянами настала очередь корейских поселенцев:
"Под нажимом властей,— констатировала Проскурина,— стали объединяться в колхозы проживавшие в крае корейские крестьяне. Часть из них была раскулачена. Массовые обыски, групповые аресты, реквизиция хозяйств привели к уходу корейцев из края за границу. По отдельным районам бегство корейского населения приняло большой размах. Так, в Сучанском и Шкотовском районах ушло до 60% корейцев, в Гродековском — 50%, в Черниговском — 45% и т. д.".
Для Дальнего Востока страны, где плотность населения по данным 1925 года оказалась в десять раз меньше, чем в европейской части СССР, это превратилось в настоящую катастрофу. Естественным результатом бурного раскулачивания и коллективизации стало резкое падение площадей обрабатываемой земли и, соответственно, урожаев, что для Дальнего Востока, учитывая трудности подвоза всего и вся, стало весьма серьезной проблемой.
Ко всем прочим бедам программа организованного переселения людей из центральных районов страны на ее восточные окраины, проводившаяся до революции и возобновленная в 1924 году, давала мизерные результаты. Дальневосточный крайком ВКП(б) в июне 1929 года вынужден был признать, что переселение не дает необходимых результатов и далеко не все из прибывших отправляются к месту назначения, а некоторые и вовсе возвращаются обратно в родные места:
"Количественная эффективность переселения очень низка, так как за два минувших года и текущий водворилось 15,4 тыс. семей, а осело 11,7 тыс. семей. Из года в год растет разрыв между ходачеством, зачислением и водворением, растет обратничество... Охват сплошным заселением особо важных в количественном отношении районов отсутствует, т. к. эти 11 тыс. переселившихся семей разбросаны мельчайшими группами по всему краю".
Подобное положение, конечно же, не удовлетворяло ни местные, ни центральные власти.
"Сделаны беспрерывные нары"
Кто именно вспомнил об опыте поселения на Дальнем Востоке отставных солдат российской императорской армии, большого значения не имело. Куда более важным сочли то, что метод показывал свою действенность. Тогда нижним чинам, чей срок службы на дальневосточных окраинах заканчивался, предлагали остаться там навсегда. Добровольцам выделялась земля, а также деньги на обзаведение и перевоз семьи из внутренних губерний страны.
Идея показалась советским руководителям здравой и продуктивной. Ведь на освоение новых земель отправлялись бы красноармейцы, прошедшие идеологическую подготовку, преданные партии, которые должны были стать опорой в борьбе советской власти со всеми несогласными с ее политикой. Кроме того, новые поселенцы могли стать серьезным резервом Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА), которая должна была защищать рубежи страны от посягательств китайских милитаристов и японских империалистов.
Старую методику решили, однако, немного освежить и подкорректировать в соответствии с текущим моментом. Демобилизованных бойцов решили селить вместе, создавая из них образцовые красноармейские колхозы. А поскольку в ОКДВА такого количества "дембелей" не нашлось бы, вербовать будущих колхозников решили во всех военных округах страны.
В первоначальных планах говорилось о том, что в ближайшие годы в дальневосточные красноармейские колхозы отправятся десятки тысяч добровольцев из РККА, а общее число новых жителей с учетом членов их семей будет измеряться многими сотнями тысяч. Однако цели, намеченные в постановлении Реввоенсовета СССР "Об участии Красной Армии в колхозном строительстве страны" от 30 января 1930 года, выглядели несколько скромнее. За первый год массового переселения демобилизованных красноармейцев на Дальний Восток планировалось переселить 10 тыс. семей.
Руководство страны, видимо не слишком надеясь только на высокую сознательность будущих добровольцев, установило для них довольно значительные льготы и привилегии. Красноармейским колхозам собирались бесплатно давать лес для возведения построек, им обещали лучшие и самые плодородные земли, ссуды в повышенном размере, а также первоочередное выделение тракторов и сельхозорудий. Кроме того, добровольцам обещали бесплатное снабжение хлебом в течение года и в течение трех лет — возможность приобретения дефицитных товаров.
Вот только в реальности жизнь в красноармейских колхозах выглядела совсем по-иному. 16 декабря 1930 года ОГПУ направило руководству страны справку о переселении демобилизованных красноармейцев и их семей в Дальневосточный край, где говорилось:
"Планом краевых организаций предположено расселить по существующим колхозам путем их укрупнения (и создать новые колхозы) в текущем году 10 тыс. красноармейских семейств, в общей сложности 26,5 тыс. едоков... В ходе проводимого сейчас расселения с первых же дней выявились крупные недочеты. Отпущенные кредиты на новое строительство красноармейскими колхозами были получены лишь в конце строительного сезона. Причинами к этому послужило позднее разассигнование их для края, а краевые организации, в свою очередь, задержали разассигнование их между районами почти на два месяца. В результате ни один колхоз не смог своевременно заготовить нужное количество строительных материалов".
Кроме запаздывания с финансированием обнаружились и другие проблемы:
"В некоторые колхозы для жилстроительства забрасываются десятками вагонов совершенно непригодные, гнилые стройматериалы. Астраханская МТС (Ханкайский район) получила от Дальлеса 20 вагонов лесоматериала. Из присланного материала 75% леса пригодно лишь на дрова. Но даже и этот "строительный материал" прибыл в МТС только в октябре, когда строительный сезон был уже упущен. В результате МТС не построила ни одной постройки".
Но даже в тех местах, куда стройматериалы все-таки пришли, возникли трудности:
"Рабочей силой (строителями) колхозы, за единичным исключением, не обеспечены. В ряде колхозов из-за несвоевременной выплаты зарплаты рабочие-строители (которых и без того не хватает) бросают работу и уходят со строительства (колхозы им. РВС СССР, 30-го полка и др.). Крайотдел труда, несмотря на принятые обязательства, только во второй половине октября направил в красноармейские колхозы, причем далеко не в достаточном количестве, техников для руководства строительством. Районные и сельские работники соваппарата не интересуются и не оказывают помощи колхозам в жилстроительстве".
Итог, как докладывало ОГПУ, оказался весьма печальным:
"По колхозам Приморья при условии использования всех наличных жилресурсов представится возможным расселить только 49% из общего количества переселенцев в 22 тыс. едоков. Свыше 10 тыс. чел., таким образом, не обеспечиваются жильем... Прибывающие красноармейцы принуждены спать на полу и соломе, в лучшем случае — на нарах. В коммуне "Червонное казачество" в барачных землянках на 300 чел. специально сделаны беспрерывные нары. Кулацкие дома в большинстве своем запущены и требуют срочного ремонта (нет стекол, постройка новых печей и т. д.)".
Обманом оказались и все разговоры о выделении земли:
"С наделением землей красноармейских колхозов, благодаря тому что краевым переселенческим управлением, как это выяснилось, были даны дутые, преувеличенные сведения о наличии свободных долей земли в колхозах, дело обстоит плохо, составленные планы по ряду районов нереальны".
Еще хуже обстояло дело с питанием и по пути на Дальний Восток, и в местах расселения красноармейцев:
"Благодаря халатности переселенческого аппарата, не наладившего организацию питательных пунктов по линии железной дороги, переселяемые красноармейцы в пути следования в отношении питания обслуживались плохо, а местами не удовлетворялись совершенно. Установленная для красноармейцев-переселенцев 50-процентная скидка в станционных буфетах не везде соблюдалась, а на некоторых станциях (ст. Завитая, Облучье, Веземская и т. д.) буфеты не были совершенно подготовлены к обслуживанию переселенцев (дополнительный отпуск продуктов и т. д.). Несмотря на то что следовавший со ст. Бочкарево эшелон переселенцев дал своевременную заявку о приготовлении питания для детей на ст. Хабаровск, переселенческое управление ровно ничего для этого не сделало. Эшелон, прибыв на станцию и увидев, что по их заявке ничего не сделано, отказался от дальнейшего следования и отправился к месту назначения лишь тогда, когда была получена от коммуны телеграмма о подготовленности жилищ и обеспечении питанием прибывающих. В некоторых колхозах плохо обстоит дело с питанием переселенцев и на местах. В Посьетском районе в колхоз с. Н.-Кильского "Посьет" прибыло 14 ноября 412 чел., а запаса хлеба имелось только до 15 ноября. Райорганизации телеграфировали в край-центр, но результатов пока еще нет (сведения на 20 ноября)".
Ко всем прочим проблемам, как докладывало ОГПУ, добавилось еще и крайне недоброжелательное отношение старожилов к новым поселенцам, которые оказались их нахлебниками. Стоило ли удивляться, что после такой поездки и встречи многие добровольцы незамедлительно собрались в обратный путь:
"В результате отмеченных недочетов в части продовольственного снабжения, необеспеченности жилищами, отсутствия белья, обуви, а также в связи с агитацией а/с элемента фиксируются массовые выходы красноармейцев из колхозов и обратное возвращение их на родину. В числе возвращающихся обратно есть и члены ВКП(б), и комсомольцы. За время с 20 октября по 15 ноября, по имеющимся данным, из общего количества прибывших красноармейцев — 1733 чел.— уже уехало обратно 359 чел. Возвращающиеся обратно красноармейцы заявляют: "Нам командиры говорили, что на Дальнем Востоке всего много. В действительности же этого нет. И коммуны организованы плохо"".
"Строительная программа выполнена не более 5%"
Первой реакцией партии и правительства на информацию о фактическом провале переселения красноармейцев стала корректировка планов. 22 декабря 1930 года на совещании в ЦК ВКП(б) нарком земледелия СССР Яков Аркадьевич Яковлев объявил, что общее количество переселенцев на Дальний Восток сокращается до 80 тыс. человек. Но потом вновь решили отправить только в следующем, 1931 году в Дальневосточный край 10 тыс. красноармейцев, а с членами семей — всего 20-25 тыс. человек. Но ситуация с их обеспечением жильем и всем необходимым не слишком улучшилась. 7 июля 1931 года нарком по военным и морским делам Климент Ефремович Ворошилов докладывал председателю Совнаркома СССР Вячеславу Михайловичу Молотову:
"Постановлением СНК СССР от 23 апреля 1931 г. N70-с намечено переселить осенью текущего года в красноармейские колхозы Дальне-Восточного края 10 000 демобилизуемых красноармейцев. Для подготовки колхозов к приему красноармейцев осенью текущего года СНК дал конкретные задания центральным учреждениям и краевым организациям. До сих пор эти задания СНК выполняются безобразно медленными темпами и налицо угроза срыва переселения. Следующая справка подтверждает это:
Наркомтруд обязан был перебросить на Дальний Восток не позже 1 июня 1931 г. технического персонала — 90 чел., квалифицированных рабочих — 4 тыс. чел. (Отправлено только 229 рабочих.)...
Союзмясо и Хлебживотновод должны были вывезти на Дальний Восток в I квартале коров 5300 голов, рабочих лошадей 7500 голов. (Вместо 12 800 голов отправлено только 3087 голов.)
Строительные работы были возложены на дальневосточный крайисполком и Союзсельстрой, которые обязаны закончить все строительство в октябре мес. 1931 г. (Фактически строительная программа выполнена не более 5%, лесу подвезено к месту не более 30%, остального строительного материала (железо, гвозди и т. п.) не более 7-10%.)
Центральные учреждения и краевые органы не приняли своевременно всех мер, обеспечивающих выполнение постановления Совнаркома".
После вмешательства главы правительства темпы постройки жилья в красноармейских колхозах выросли. Но проблем меньше не стало. 2 сентября 1931 года ОГПУ докладывало руководству страны:
"Для красноармейского переселения зимой 1930/31 г. землеустроительные работы проводились в широких размерах, поглотив значительные средства, однако результаты работ неудовлетворительны... В области мелиоративно-гидротехнических работ дело обстоит еще хуже. Имеющиеся планы в ряде районов совершенно не соответствуют фактически необходимому объему работ в этой области. По Ханкайскому району намечалось осушить 1 тыс. га, фактически же это количество необходимо оросить, а осушить необходимо 10 тыс. га. В Ивановском районе (Амур) планом предусматривается осушить 3 тыс. га, в действительности необходимо до 7 тыс. га".
Однако, как выяснилось, нескончаемые проблемы привели к тому, что бегство из красноармейских колхозов продолжилось и расширилось. В том же докладе ОГПУ приводился такой факт:
"В Посьетском районе из коммуны "1 Мая" выбыло обратно свыше 60% переселенцев-красноармейцев. Характерно отметить, что, несмотря на такой большой процент уходов из коммуны, разъяснительная работа все же отсутствовала. Райком ВКП(б) ограничился вынесением постановления о запрещении выезда партийцев и комсомольцев".
Мало того, началось бегство завербовавшихся красноармейцев еще до отправки на Дальний Восток. 30 октября 1930 года организационный отдел Политуправления (ПУР) РККА докладывал начальнику Политуправления Яну Борисовичу Гамарнику:
"Основная масса красноармейцев и членов семей отправляются в ноябре. Сейчас большинство частей отпустило красноармейцев, едущих на Дальний Восток по домам для ликвидации имущества и подготовки семьи к отъезду. Есть опасность отсева. Уже есть отдельные заявления красноармейцев из дому о нежелании ехать на Дальний Восток. Например, красноармеец 98 артполка БВО пишет военкому: "В силу сложившихся семейных обстоятельств на Дальний Восток поехать не могу". В БВО из намеченных к отправке на 24 октября 1855 красноармейцев и членов семей фактически явились 698 (то есть 37,6%); в МВО из намеченных к отправке на 23 октября 3604 красноармейцев и членов семей фактически явились к отправке 1243, то есть 34,5%; в СКВО к первому эшелону явилось 50%. Причиной такого большого процента неявки является плохая организация плана перевозок, не сообщив его дивизиям, в итоге красноармейцы точно не знали, куда и когда им явиться для отправки на Дальний Восток. Сейчас еще нельзя сказать, что не явившиеся на посадку в эшелоны уже окончательно потеряны. Уже есть факты явки опоздавших... Отпустив красноармейца домой, мы во многих отношениях рискуем его потерять для колхозов Дальнего Востока".
Итоги переселения красноармейцев на Дальний Восток в 1931 году, подведенные в докладной записке члена Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Бориса Анисимовича Ройзенмана, составленной 7 января 1932 года, оказались плачевными:
"По данным НКЗема СССР и ПУР РККА, план вербовки по семи военным округам выполнен на 120%. Вместо 10 тыс. завербовано свыше 12 тыс. семей. Однако к 25 декабря, т. е. к моменту, когда основная масса завербованных должна уже быть на месте, количество отправленных составляет 6900 красноармейцев, т. е. 69% от плана и 57,5% от количества завербованных. Не выполнен план и в отношении членов семьи красноармейцев: вместо среднеплановой цифры 2,5 члена семьи на каждого колхозника-красноармейца процент отправленных членов семьи не превышает 0,9 (6249 чел.)".
Но, как писал Ройзенман, далеко не все красноармейцы, отправившиеся на Дальний Восток, прибыли к месту назначения:
"По телеграфным данным из ДВК на 25 декабря 1931 г., из проследовавших через Дальне-Восточный головной переселенческий пункт Сковородино 5972 красноармейцев фактически прибыло в колхозы всего 5746 красноармейцев (57,4% от плана) в составе 13 455 едоков (отсев от Сковородино до колхозов 226 красноармейцев). Одновременно уже отмечается уход из колхозов 760 красноармейцев из прибывших. Таким образом, из числа проследовавших Дальне-Восточный головной переселенческий пункт осталось в красноармейских колхозах всего 84% при отсеве 986 красноармейцев, местонахождение которых из-за отсутствия учета оседаемости вне колхозов не установлено".
Ройзенман пытался выявить причины случившегося:
"Необходимо отметить отчасти неудачный подбор красноармейцев-переселенцев, проведенный органами ПУР РККА в красноармейских частях. Несмотря на неоднократные указания о недопустимости преувеличения и приукрашивания условий переселения в ДВК, и в этот раз допускались во многих случаях преувеличенные обещания особых благ, которых переселенцы при приезде не могли получить. Кроме того, имели место отдельные случаи, когда среди завербованных попались люди, ничего общего не имеющие с сельским хозяйством, а иногда и провинившиеся красноармейцы, для которых согласие на переселение в ДВК сопровождалось освобождением их от ответственности. Нахождение среди колхозников отдельных морально и политически неустойчивых лиц и имевшие место обработки едущих красноармейцев со стороны антисоветского элемента (спаивание, сманивание обратно, запугивание тяжелыми условиями на Дальнем Востоке и т. п.) при недостаточной разъяснительной работе в отдельных эшелонах способствовали развитию пьянства, драк и др. эксцессов. Этот же неустойчивый элемент и вел агитацию за обратный уход из колхозов".
"Здесь каторжный труд"
Было очевидно, что эксперимент с вербовкой красноармейцев в колхозы на Дальнем Востоке оказался не слишком удачным. 28 февраля 1932 года ОГПУ, докладывая в очередной раз о положении в красноармейских колхозах, сообщало руководителям страны о разговорах переселенцев:
""Нас обманули, чтобы мы сюда ехали, сказали, что здесь хорошо, всего достаточно. Мы бросили свои дома и поехали, а когда прибыли в этот край, то нам говорят, что мы здесь пропадем. Хорошо бы теперь вернуться назад, но у нас отобрали документы, без которых нам не уехать. Сейчас у нас кушать нечего: один хлеб. Как-нибудь до лета доживем, а там уедем" (из разговора жен красноармейцев в коммуне им. РВС Черниговского района).
"Вы нас мучаете, плохо кормите, заставляете работать в поле, где мы никогда не работали и не умеем работать. Те условия, которые имеются у вас, для нас не подходящи, мы в таких условиях жить не привыкли. Работать за палочки (запись трудодней) мы не будем, дайте нам денег. Я служил два года и за это время ничего не получал, так дайте мне возможность заработать сейчас. Нас вербовали сюда не для того, чтобы мы работали даром, нас обманули, и все равно от этого ничего хорошего не будет. Часть наших товарищей ушла, уйдут и остальные" (с. Ивановка того же района, красноармеец Демидов).
"Здесь каторжный труд. Красноармейцев эксплуатируют по 18 час. в сутки, надо из колхоза уходить. Мы приехали сюда погибать, я написал письмо домой, чтобы прислали денег на обратный проезд" (Тамбовский район, красноармеец Сапов)".
Однако к тому времени Политбюро уже приняло решение о направлении на Дальний Восток в 1932 году 20 тыс. красноармейцев. И армии оставалось только придумать способ для реализации этого плана. В царском прошлом, как водится, нашелся подходящий подход к решению проблемы — появившиеся при Александре I военные поселения, где солдаты в свободное от службы время занимались землепашеством.
Тогда, правда, главной целью военных поселений было облегчение трат казны на содержание армии. А многие вельможи из окружения императора еще до создания поселений называли его идею нежизнеспособной — и оказались правы. Не менее резко отзывался о военных поселениях и основатель советского государства, считавший, что организовать их вновь уже не удастся. В 1901 году в газете "Искра" Ленин писал, что мужики теперь не так покорны, как во времена военных поселений.
Но, несмотря на указание классика, 16 марта 1932 года Политбюро приняло решение "Об организации особого колхозного корпуса ОКДВА", где говорилось:
"Утвердить формирование Особого колхозного корпуса на территории ОКДВА в составе: управления корпуса и корпусных частей (по особым штатам), трех стрелковых и одной кавалерийской дивизии общей численностью до 60 тыс. чел.".
Тем же решением вводились в действие и правила прохождения службы в этой особой части РККА:
"Установить срок действительной военной службы для младшего начсостава и красноармейцев Колхозного корпуса — 4 года. К концу второго года службы красноармейцам, изъявившим согласие остаться по окончании службы в колхозах корпуса, разрешается перевезти к себе семьи. Перевозка семейств и их устройство (жилье) в колхозах — за счет государства. По окончании срока действительной военной службы по желанию большинства красноармейцев колхоза-батальона остаться в ДВК весь колхоз-батальон переводится на самостоятельное гражданское положение с передачей ему всего хозяйственного инвентаря, освоенных земель, построек и пр., а взамен его, если будет признано необходимым, формируется новый батальон-колхоз. В тех же случаях, когда желающих остаться в ДВК будет меньшинство бойцов колхоза-батальона, то для них отводятся освоенные земельные участки, жилье, хозяйственные постройки, необходимый инвентарь и имущество, обеспечивающее ведение колхозного хозяйства".
Вся ответственность за колхозы-батальоны возлагалась на Наркомат по военным и морским делам. Наркомат отвечал и за строительство всех объектов Особого колхозного корпуса (ОКК). А к остальным наркоматам и ведомствам предъявлялись жесткие требования по поставкам всего необходимого для ОКК.
Проблема заключалась лишь в том, что, используя прежний неудачный опыт, нужно быть готовым к неудачным результатам. Если сочетать крестьянскую работу с военной учебой не удавалось даже в XIX веке с его достаточно примитивной военной техникой, то сделать это в 1930-х годах оказалось совершенно невозможным. Что, к примеру, можно вырастить в колхозе, одновременно являющемся батальоном связи, который должен обслуживать корпус связью в круглосуточном режиме?
Уже в 1936 году началось сворачивание ОКК. В апреле его переименовали в 20-й стрелковый корпус, а в мае командование приступило к передаче земель и угодий местным земельным органам для образования на них колхозов и совхозов.
Красноармейские колхозы просуществовали несколько дольше. Но, судя по документам, большинство из них постоянно нуждалось в помощи, льготах и снижении планов по сравнению с соседними, обычными колхозами. А урожаев, которые собирали на тех же землях кулаки, добиться так и не удалось.
Ведь натравливание одной части народа на другую, как показывает опыт, не приносит ничего, кроме новых проблем.
80 лет назад, 16 марта 1932 года, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о формировании в составе Наркомата обороны Особого колхозного корпуса, похожего на осуждаемые большевиками военные поселения царских времен с солдатами-землепашцами. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов выяснил, что получилось в результате слияния армии и деревни.
Как бы ни менялась и ни преобразовывалась российская власть, какие бы слова об отречении от старого мира при этом ни говорились, на протяжении веков при решении важных государственных проблем сохраняется удивительное единство подходов. Возьмем, к примеру, отношение власть имущих к жителям страны. Хоть во времена Рюриковичей, хоть во времена Петра I, хоть в эпоху Сталина правящая элита пребывала в совершенной уверенности в том, что у России есть огромный и вечно возобновляемый ресурс — ее население.
Петр I срывал с мест десятки тысяч людей и отправлял их на свои великие стройки — Санкт-Петербург, крепости, верфи, каналы,— ничуть не задумываясь о том, сколько из них может погибнуть. Ведь на обширных просторах его царства существовало еще немало уездов и деревень, жителями которых можно было пожертвовать ради великих целей. Благо потом народится много новых подданных.
Та же самая картина наблюдалась и в сталинскую эпоху — начиная с Гражданской войны и ликвидации кулачества как класса. Ведь именно тогда набрала популярность расхожая фраза "лес рубят — щепки летят", дополненная во время тотальных репрессий другим крылатым выражением — "незаменимых людей у нас нет".
Единство подходов порождало удивительно схожие решения в конкретных ситуациях. Причем советские руководители без особого стеснения брали готовые рецепты ненавистной им царской власти, слегка адаптировали их к новым условиям и пытались с их помощью решить свои насущные проблемы.
Возьмем, к примеру, борьбу с врагами существующего строя. Во время и после первой русской революции 1905-1906 годов для борьбы с антиправительственными элементами, как их тогда называли, использовались не только правительство, охранка и войска. Официальная пропаганда нагнетала ненависть к внешним и внутренним врагам, и под ее влиянием члены монархических организаций устраивали погромы и расправлялись с противниками режима.
Успешный царский опыт натравливания одной части общества на другую оказался востребован и большевиками. Во время ликвидации кулачества важнейшую роль играли комитеты бедноты, которые определяли, кого из односельчан записать в кулаки. Интерес членов комбедов к участию в акциях подогревался не только большевистской агитацией, распалявшей ненависть к зажиточным крестьянам, но и чисто материальными соображениями. Ведь активисты раскулачивания получали часть имущества раскулаченных.
Правда, используя царский опыт, большевики не всегда учитывали специфику условий в разных частях обширной страны. К примеру, на Дальнем Востоке в числе кулаков было немало людей, собственными руками создавших и поднявших свои хозяйства в тайге. Их какими-то комбедами запугать было трудновато. К тому же из-за отсутствия дорог во всем Дальневосточном крае наблюдались трудности с вывозом раскулаченных на стройки и прииски в северные районы. И в итоге комбеды притихли, а раскулачивание забуксовало.
В ответ партийные и советские руководители низового уровня решили сломить сопротивление не желавших сдаваться кулаков расширением масштабов репрессий. Но несколько перестарались.
"Местные власти,— писала историк Л. И. Проскурина,— "усилили" работу по раскулачиванию. По отдельным селам раскулачили от 10 до 23% крестьянских хозяйств, в том числе середняцких, бедняцких и даже хозяйств бывших партизан и красноармейцев".
Вслед за русскими крестьянами настала очередь корейских поселенцев:
"Под нажимом властей,— констатировала Проскурина,— стали объединяться в колхозы проживавшие в крае корейские крестьяне. Часть из них была раскулачена. Массовые обыски, групповые аресты, реквизиция хозяйств привели к уходу корейцев из края за границу. По отдельным районам бегство корейского населения приняло большой размах. Так, в Сучанском и Шкотовском районах ушло до 60% корейцев, в Гродековском — 50%, в Черниговском — 45% и т. д.".
Для Дальнего Востока страны, где плотность населения по данным 1925 года оказалась в десять раз меньше, чем в европейской части СССР, это превратилось в настоящую катастрофу. Естественным результатом бурного раскулачивания и коллективизации стало резкое падение площадей обрабатываемой земли и, соответственно, урожаев, что для Дальнего Востока, учитывая трудности подвоза всего и вся, стало весьма серьезной проблемой.
Ко всем прочим бедам программа организованного переселения людей из центральных районов страны на ее восточные окраины, проводившаяся до революции и возобновленная в 1924 году, давала мизерные результаты. Дальневосточный крайком ВКП(б) в июне 1929 года вынужден был признать, что переселение не дает необходимых результатов и далеко не все из прибывших отправляются к месту назначения, а некоторые и вовсе возвращаются обратно в родные места:
"Количественная эффективность переселения очень низка, так как за два минувших года и текущий водворилось 15,4 тыс. семей, а осело 11,7 тыс. семей. Из года в год растет разрыв между ходачеством, зачислением и водворением, растет обратничество... Охват сплошным заселением особо важных в количественном отношении районов отсутствует, т. к. эти 11 тыс. переселившихся семей разбросаны мельчайшими группами по всему краю".
Подобное положение, конечно же, не удовлетворяло ни местные, ни центральные власти.
"Сделаны беспрерывные нары"
Кто именно вспомнил об опыте поселения на Дальнем Востоке отставных солдат российской императорской армии, большого значения не имело. Куда более важным сочли то, что метод показывал свою действенность. Тогда нижним чинам, чей срок службы на дальневосточных окраинах заканчивался, предлагали остаться там навсегда. Добровольцам выделялась земля, а также деньги на обзаведение и перевоз семьи из внутренних губерний страны.
Идея показалась советским руководителям здравой и продуктивной. Ведь на освоение новых земель отправлялись бы красноармейцы, прошедшие идеологическую подготовку, преданные партии, которые должны были стать опорой в борьбе советской власти со всеми несогласными с ее политикой. Кроме того, новые поселенцы могли стать серьезным резервом Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА), которая должна была защищать рубежи страны от посягательств китайских милитаристов и японских империалистов.
Старую методику решили, однако, немного освежить и подкорректировать в соответствии с текущим моментом. Демобилизованных бойцов решили селить вместе, создавая из них образцовые красноармейские колхозы. А поскольку в ОКДВА такого количества "дембелей" не нашлось бы, вербовать будущих колхозников решили во всех военных округах страны.
В первоначальных планах говорилось о том, что в ближайшие годы в дальневосточные красноармейские колхозы отправятся десятки тысяч добровольцев из РККА, а общее число новых жителей с учетом членов их семей будет измеряться многими сотнями тысяч. Однако цели, намеченные в постановлении Реввоенсовета СССР "Об участии Красной Армии в колхозном строительстве страны" от 30 января 1930 года, выглядели несколько скромнее. За первый год массового переселения демобилизованных красноармейцев на Дальний Восток планировалось переселить 10 тыс. семей.
Руководство страны, видимо не слишком надеясь только на высокую сознательность будущих добровольцев, установило для них довольно значительные льготы и привилегии. Красноармейским колхозам собирались бесплатно давать лес для возведения построек, им обещали лучшие и самые плодородные земли, ссуды в повышенном размере, а также первоочередное выделение тракторов и сельхозорудий. Кроме того, добровольцам обещали бесплатное снабжение хлебом в течение года и в течение трех лет — возможность приобретения дефицитных товаров.
Вот только в реальности жизнь в красноармейских колхозах выглядела совсем по-иному. 16 декабря 1930 года ОГПУ направило руководству страны справку о переселении демобилизованных красноармейцев и их семей в Дальневосточный край, где говорилось:
"Планом краевых организаций предположено расселить по существующим колхозам путем их укрупнения (и создать новые колхозы) в текущем году 10 тыс. красноармейских семейств, в общей сложности 26,5 тыс. едоков... В ходе проводимого сейчас расселения с первых же дней выявились крупные недочеты. Отпущенные кредиты на новое строительство красноармейскими колхозами были получены лишь в конце строительного сезона. Причинами к этому послужило позднее разассигнование их для края, а краевые организации, в свою очередь, задержали разассигнование их между районами почти на два месяца. В результате ни один колхоз не смог своевременно заготовить нужное количество строительных материалов".
Кроме запаздывания с финансированием обнаружились и другие проблемы:
"В некоторые колхозы для жилстроительства забрасываются десятками вагонов совершенно непригодные, гнилые стройматериалы. Астраханская МТС (Ханкайский район) получила от Дальлеса 20 вагонов лесоматериала. Из присланного материала 75% леса пригодно лишь на дрова. Но даже и этот "строительный материал" прибыл в МТС только в октябре, когда строительный сезон был уже упущен. В результате МТС не построила ни одной постройки".
Но даже в тех местах, куда стройматериалы все-таки пришли, возникли трудности:
"Рабочей силой (строителями) колхозы, за единичным исключением, не обеспечены. В ряде колхозов из-за несвоевременной выплаты зарплаты рабочие-строители (которых и без того не хватает) бросают работу и уходят со строительства (колхозы им. РВС СССР, 30-го полка и др.). Крайотдел труда, несмотря на принятые обязательства, только во второй половине октября направил в красноармейские колхозы, причем далеко не в достаточном количестве, техников для руководства строительством. Районные и сельские работники соваппарата не интересуются и не оказывают помощи колхозам в жилстроительстве".
Итог, как докладывало ОГПУ, оказался весьма печальным:
"По колхозам Приморья при условии использования всех наличных жилресурсов представится возможным расселить только 49% из общего количества переселенцев в 22 тыс. едоков. Свыше 10 тыс. чел., таким образом, не обеспечиваются жильем... Прибывающие красноармейцы принуждены спать на полу и соломе, в лучшем случае — на нарах. В коммуне "Червонное казачество" в барачных землянках на 300 чел. специально сделаны беспрерывные нары. Кулацкие дома в большинстве своем запущены и требуют срочного ремонта (нет стекол, постройка новых печей и т. д.)".
Обманом оказались и все разговоры о выделении земли:
"С наделением землей красноармейских колхозов, благодаря тому что краевым переселенческим управлением, как это выяснилось, были даны дутые, преувеличенные сведения о наличии свободных долей земли в колхозах, дело обстоит плохо, составленные планы по ряду районов нереальны".
Еще хуже обстояло дело с питанием и по пути на Дальний Восток, и в местах расселения красноармейцев:
"Благодаря халатности переселенческого аппарата, не наладившего организацию питательных пунктов по линии железной дороги, переселяемые красноармейцы в пути следования в отношении питания обслуживались плохо, а местами не удовлетворялись совершенно. Установленная для красноармейцев-переселенцев 50-процентная скидка в станционных буфетах не везде соблюдалась, а на некоторых станциях (ст. Завитая, Облучье, Веземская и т. д.) буфеты не были совершенно подготовлены к обслуживанию переселенцев (дополнительный отпуск продуктов и т. д.). Несмотря на то что следовавший со ст. Бочкарево эшелон переселенцев дал своевременную заявку о приготовлении питания для детей на ст. Хабаровск, переселенческое управление ровно ничего для этого не сделало. Эшелон, прибыв на станцию и увидев, что по их заявке ничего не сделано, отказался от дальнейшего следования и отправился к месту назначения лишь тогда, когда была получена от коммуны телеграмма о подготовленности жилищ и обеспечении питанием прибывающих. В некоторых колхозах плохо обстоит дело с питанием переселенцев и на местах. В Посьетском районе в колхоз с. Н.-Кильского "Посьет" прибыло 14 ноября 412 чел., а запаса хлеба имелось только до 15 ноября. Райорганизации телеграфировали в край-центр, но результатов пока еще нет (сведения на 20 ноября)".
Ко всем прочим проблемам, как докладывало ОГПУ, добавилось еще и крайне недоброжелательное отношение старожилов к новым поселенцам, которые оказались их нахлебниками. Стоило ли удивляться, что после такой поездки и встречи многие добровольцы незамедлительно собрались в обратный путь:
"В результате отмеченных недочетов в части продовольственного снабжения, необеспеченности жилищами, отсутствия белья, обуви, а также в связи с агитацией а/с элемента фиксируются массовые выходы красноармейцев из колхозов и обратное возвращение их на родину. В числе возвращающихся обратно есть и члены ВКП(б), и комсомольцы. За время с 20 октября по 15 ноября, по имеющимся данным, из общего количества прибывших красноармейцев — 1733 чел.— уже уехало обратно 359 чел. Возвращающиеся обратно красноармейцы заявляют: "Нам командиры говорили, что на Дальнем Востоке всего много. В действительности же этого нет. И коммуны организованы плохо"".
"Строительная программа выполнена не более 5%"
Первой реакцией партии и правительства на информацию о фактическом провале переселения красноармейцев стала корректировка планов. 22 декабря 1930 года на совещании в ЦК ВКП(б) нарком земледелия СССР Яков Аркадьевич Яковлев объявил, что общее количество переселенцев на Дальний Восток сокращается до 80 тыс. человек. Но потом вновь решили отправить только в следующем, 1931 году в Дальневосточный край 10 тыс. красноармейцев, а с членами семей — всего 20-25 тыс. человек. Но ситуация с их обеспечением жильем и всем необходимым не слишком улучшилась. 7 июля 1931 года нарком по военным и морским делам Климент Ефремович Ворошилов докладывал председателю Совнаркома СССР Вячеславу Михайловичу Молотову:
"Постановлением СНК СССР от 23 апреля 1931 г. N70-с намечено переселить осенью текущего года в красноармейские колхозы Дальне-Восточного края 10 000 демобилизуемых красноармейцев. Для подготовки колхозов к приему красноармейцев осенью текущего года СНК дал конкретные задания центральным учреждениям и краевым организациям. До сих пор эти задания СНК выполняются безобразно медленными темпами и налицо угроза срыва переселения. Следующая справка подтверждает это:
Наркомтруд обязан был перебросить на Дальний Восток не позже 1 июня 1931 г. технического персонала — 90 чел., квалифицированных рабочих — 4 тыс. чел. (Отправлено только 229 рабочих.)...
Союзмясо и Хлебживотновод должны были вывезти на Дальний Восток в I квартале коров 5300 голов, рабочих лошадей 7500 голов. (Вместо 12 800 голов отправлено только 3087 голов.)
Строительные работы были возложены на дальневосточный крайисполком и Союзсельстрой, которые обязаны закончить все строительство в октябре мес. 1931 г. (Фактически строительная программа выполнена не более 5%, лесу подвезено к месту не более 30%, остального строительного материала (железо, гвозди и т. п.) не более 7-10%.)
Центральные учреждения и краевые органы не приняли своевременно всех мер, обеспечивающих выполнение постановления Совнаркома".
После вмешательства главы правительства темпы постройки жилья в красноармейских колхозах выросли. Но проблем меньше не стало. 2 сентября 1931 года ОГПУ докладывало руководству страны:
"Для красноармейского переселения зимой 1930/31 г. землеустроительные работы проводились в широких размерах, поглотив значительные средства, однако результаты работ неудовлетворительны... В области мелиоративно-гидротехнических работ дело обстоит еще хуже. Имеющиеся планы в ряде районов совершенно не соответствуют фактически необходимому объему работ в этой области. По Ханкайскому району намечалось осушить 1 тыс. га, фактически же это количество необходимо оросить, а осушить необходимо 10 тыс. га. В Ивановском районе (Амур) планом предусматривается осушить 3 тыс. га, в действительности необходимо до 7 тыс. га".
Однако, как выяснилось, нескончаемые проблемы привели к тому, что бегство из красноармейских колхозов продолжилось и расширилось. В том же докладе ОГПУ приводился такой факт:
"В Посьетском районе из коммуны "1 Мая" выбыло обратно свыше 60% переселенцев-красноармейцев. Характерно отметить, что, несмотря на такой большой процент уходов из коммуны, разъяснительная работа все же отсутствовала. Райком ВКП(б) ограничился вынесением постановления о запрещении выезда партийцев и комсомольцев".
Мало того, началось бегство завербовавшихся красноармейцев еще до отправки на Дальний Восток. 30 октября 1930 года организационный отдел Политуправления (ПУР) РККА докладывал начальнику Политуправления Яну Борисовичу Гамарнику:
"Основная масса красноармейцев и членов семей отправляются в ноябре. Сейчас большинство частей отпустило красноармейцев, едущих на Дальний Восток по домам для ликвидации имущества и подготовки семьи к отъезду. Есть опасность отсева. Уже есть отдельные заявления красноармейцев из дому о нежелании ехать на Дальний Восток. Например, красноармеец 98 артполка БВО пишет военкому: "В силу сложившихся семейных обстоятельств на Дальний Восток поехать не могу". В БВО из намеченных к отправке на 24 октября 1855 красноармейцев и членов семей фактически явились 698 (то есть 37,6%); в МВО из намеченных к отправке на 23 октября 3604 красноармейцев и членов семей фактически явились к отправке 1243, то есть 34,5%; в СКВО к первому эшелону явилось 50%. Причиной такого большого процента неявки является плохая организация плана перевозок, не сообщив его дивизиям, в итоге красноармейцы точно не знали, куда и когда им явиться для отправки на Дальний Восток. Сейчас еще нельзя сказать, что не явившиеся на посадку в эшелоны уже окончательно потеряны. Уже есть факты явки опоздавших... Отпустив красноармейца домой, мы во многих отношениях рискуем его потерять для колхозов Дальнего Востока".
Итоги переселения красноармейцев на Дальний Восток в 1931 году, подведенные в докладной записке члена Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Бориса Анисимовича Ройзенмана, составленной 7 января 1932 года, оказались плачевными:
"По данным НКЗема СССР и ПУР РККА, план вербовки по семи военным округам выполнен на 120%. Вместо 10 тыс. завербовано свыше 12 тыс. семей. Однако к 25 декабря, т. е. к моменту, когда основная масса завербованных должна уже быть на месте, количество отправленных составляет 6900 красноармейцев, т. е. 69% от плана и 57,5% от количества завербованных. Не выполнен план и в отношении членов семьи красноармейцев: вместо среднеплановой цифры 2,5 члена семьи на каждого колхозника-красноармейца процент отправленных членов семьи не превышает 0,9 (6249 чел.)".
Но, как писал Ройзенман, далеко не все красноармейцы, отправившиеся на Дальний Восток, прибыли к месту назначения:
"По телеграфным данным из ДВК на 25 декабря 1931 г., из проследовавших через Дальне-Восточный головной переселенческий пункт Сковородино 5972 красноармейцев фактически прибыло в колхозы всего 5746 красноармейцев (57,4% от плана) в составе 13 455 едоков (отсев от Сковородино до колхозов 226 красноармейцев). Одновременно уже отмечается уход из колхозов 760 красноармейцев из прибывших. Таким образом, из числа проследовавших Дальне-Восточный головной переселенческий пункт осталось в красноармейских колхозах всего 84% при отсеве 986 красноармейцев, местонахождение которых из-за отсутствия учета оседаемости вне колхозов не установлено".
Ройзенман пытался выявить причины случившегося:
"Необходимо отметить отчасти неудачный подбор красноармейцев-переселенцев, проведенный органами ПУР РККА в красноармейских частях. Несмотря на неоднократные указания о недопустимости преувеличения и приукрашивания условий переселения в ДВК, и в этот раз допускались во многих случаях преувеличенные обещания особых благ, которых переселенцы при приезде не могли получить. Кроме того, имели место отдельные случаи, когда среди завербованных попались люди, ничего общего не имеющие с сельским хозяйством, а иногда и провинившиеся красноармейцы, для которых согласие на переселение в ДВК сопровождалось освобождением их от ответственности. Нахождение среди колхозников отдельных морально и политически неустойчивых лиц и имевшие место обработки едущих красноармейцев со стороны антисоветского элемента (спаивание, сманивание обратно, запугивание тяжелыми условиями на Дальнем Востоке и т. п.) при недостаточной разъяснительной работе в отдельных эшелонах способствовали развитию пьянства, драк и др. эксцессов. Этот же неустойчивый элемент и вел агитацию за обратный уход из колхозов".
"Здесь каторжный труд"
Было очевидно, что эксперимент с вербовкой красноармейцев в колхозы на Дальнем Востоке оказался не слишком удачным. 28 февраля 1932 года ОГПУ, докладывая в очередной раз о положении в красноармейских колхозах, сообщало руководителям страны о разговорах переселенцев:
""Нас обманули, чтобы мы сюда ехали, сказали, что здесь хорошо, всего достаточно. Мы бросили свои дома и поехали, а когда прибыли в этот край, то нам говорят, что мы здесь пропадем. Хорошо бы теперь вернуться назад, но у нас отобрали документы, без которых нам не уехать. Сейчас у нас кушать нечего: один хлеб. Как-нибудь до лета доживем, а там уедем" (из разговора жен красноармейцев в коммуне им. РВС Черниговского района).
"Вы нас мучаете, плохо кормите, заставляете работать в поле, где мы никогда не работали и не умеем работать. Те условия, которые имеются у вас, для нас не подходящи, мы в таких условиях жить не привыкли. Работать за палочки (запись трудодней) мы не будем, дайте нам денег. Я служил два года и за это время ничего не получал, так дайте мне возможность заработать сейчас. Нас вербовали сюда не для того, чтобы мы работали даром, нас обманули, и все равно от этого ничего хорошего не будет. Часть наших товарищей ушла, уйдут и остальные" (с. Ивановка того же района, красноармеец Демидов).
"Здесь каторжный труд. Красноармейцев эксплуатируют по 18 час. в сутки, надо из колхоза уходить. Мы приехали сюда погибать, я написал письмо домой, чтобы прислали денег на обратный проезд" (Тамбовский район, красноармеец Сапов)".
Однако к тому времени Политбюро уже приняло решение о направлении на Дальний Восток в 1932 году 20 тыс. красноармейцев. И армии оставалось только придумать способ для реализации этого плана. В царском прошлом, как водится, нашелся подходящий подход к решению проблемы — появившиеся при Александре I военные поселения, где солдаты в свободное от службы время занимались землепашеством.
Тогда, правда, главной целью военных поселений было облегчение трат казны на содержание армии. А многие вельможи из окружения императора еще до создания поселений называли его идею нежизнеспособной — и оказались правы. Не менее резко отзывался о военных поселениях и основатель советского государства, считавший, что организовать их вновь уже не удастся. В 1901 году в газете "Искра" Ленин писал, что мужики теперь не так покорны, как во времена военных поселений.
Но, несмотря на указание классика, 16 марта 1932 года Политбюро приняло решение "Об организации особого колхозного корпуса ОКДВА", где говорилось:
"Утвердить формирование Особого колхозного корпуса на территории ОКДВА в составе: управления корпуса и корпусных частей (по особым штатам), трех стрелковых и одной кавалерийской дивизии общей численностью до 60 тыс. чел.".
Тем же решением вводились в действие и правила прохождения службы в этой особой части РККА:
"Установить срок действительной военной службы для младшего начсостава и красноармейцев Колхозного корпуса — 4 года. К концу второго года службы красноармейцам, изъявившим согласие остаться по окончании службы в колхозах корпуса, разрешается перевезти к себе семьи. Перевозка семейств и их устройство (жилье) в колхозах — за счет государства. По окончании срока действительной военной службы по желанию большинства красноармейцев колхоза-батальона остаться в ДВК весь колхоз-батальон переводится на самостоятельное гражданское положение с передачей ему всего хозяйственного инвентаря, освоенных земель, построек и пр., а взамен его, если будет признано необходимым, формируется новый батальон-колхоз. В тех же случаях, когда желающих остаться в ДВК будет меньшинство бойцов колхоза-батальона, то для них отводятся освоенные земельные участки, жилье, хозяйственные постройки, необходимый инвентарь и имущество, обеспечивающее ведение колхозного хозяйства".
Вся ответственность за колхозы-батальоны возлагалась на Наркомат по военным и морским делам. Наркомат отвечал и за строительство всех объектов Особого колхозного корпуса (ОКК). А к остальным наркоматам и ведомствам предъявлялись жесткие требования по поставкам всего необходимого для ОКК.
Проблема заключалась лишь в том, что, используя прежний неудачный опыт, нужно быть готовым к неудачным результатам. Если сочетать крестьянскую работу с военной учебой не удавалось даже в XIX веке с его достаточно примитивной военной техникой, то сделать это в 1930-х годах оказалось совершенно невозможным. Что, к примеру, можно вырастить в колхозе, одновременно являющемся батальоном связи, который должен обслуживать корпус связью в круглосуточном режиме?
Уже в 1936 году началось сворачивание ОКК. В апреле его переименовали в 20-й стрелковый корпус, а в мае командование приступило к передаче земель и угодий местным земельным органам для образования на них колхозов и совхозов.
Красноармейские колхозы просуществовали несколько дольше. Но, судя по документам, большинство из них постоянно нуждалось в помощи, льготах и снижении планов по сравнению с соседними, обычными колхозами. А урожаев, которые собирали на тех же землях кулаки, добиться так и не удалось.
Ведь натравливание одной части народа на другую, как показывает опыт, не приносит ничего, кроме новых проблем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий