среда, 21 января 2015 г.

Тайная тюрьма товарища Сталина ("Open Democracy", Великобритания)

Екатерина Лушникова
Опубликовано на сайте ИноСМИ.ru 20 января 2015 года

Спецобъект № 110 — тайная тюрьма Сталина — находилась не в далекой Сибири, а под Москвой


Сухановская особорежимная тюрьма
В 1938 году по приказу НКВД в помещении бывшего монастыря Святой Екатерины в Московской области была образована тайная следственная тюрьма, известная как Сухановка или Спецобъект № 110. «Объект» предназначался для самых опасных врагов советской власти и лично товарища Сталина. Заключенных в Сухановке не только годами держали без суда и следствия, но и подвергали самым страшным пыткам. С 1938 по 1952 годы узниками пыточной тюрьмы стали примерно 35 тысяч человек. Почти все они погибли. Почти вся информация о тайном объекте до последнего времени находилась под грифом «секретно» в архивах ФСБ.

Последний свидетель

— «Интеллигенты, быть тверже стали! Кругом агенты, а первый Сталин!» Как Вам нравятся эти стихи? — чуть насмешливо спрашивает меня старик, сидящий на кровати с чашечкой чая в руках. На часах три часа ночи, но спать в этом доме ещё не ложились. — Это стоящие стихи, я за них 10 лет лагерей строгого режима получил!

— За пару строчек?

— Этого было достаточно. Я прочитал стихи другу, а у того отец был генерал НКВД. Ну, и за мной пришли. На допросе кроме антисоветской пропаганды предъявили обвинение в террористических намерениях. Я назвал Сталина агентом, значит, я хотел его убить!

Во время ареста Семену Виленскому было 20 лет. Он учился на филологическом факультете Московского университета. Сейчас Семену Самуиловичу 86 лет. Он живёт в Москве, пишет стихи и занимается издательской деятельностью в издательстве «Возвращение», которое публикует мемуары бывших узников ГУЛАГа.

Сам Семен Самуилович провел в сталинских лагерях и тюрьмах 8 лет. Причём начало срока отбывал в Сухановке или «Спецобъекте 110». Спецобъект размещался в бывшем монастыре святой Екатерины и был организован лично наркомом НКВД Лаврентием Берия. Монахинь выселили, бывшие кельи приспособили под камеры, обширные монастырские подвалы превратили в помещения для пыток. Тюрьма предназначалась для бывших друзей товарища Сталина, которые по его личному приказу объявлялись врагами. По официальным документам тайная тюрьма тов. Сталина проходила как «дача» НКВД. «Дачей пыток» и прозвали ее заключенные.

«Повезло!»


«Тесная камера, бетонный пол. В зарешеченном окне толстое стекло, пропускающие лишь тусклый свет». Свой рассказ Семен Самуилович ведет тихим монотонным голосом и просит не перебивать.

«Табуретка и стол привинчены к полу. Откидная полка, как в вагоне поезда, но лежать на ней днём запрещено. На день выдают два кусочка сахара, пайку сырого хлеба — граммов триста — и миску непроваренной перловой каши. Но съешь эту кашу, такая резь в животе начинается, как будто принял яд. Так день за днем, на допросы меня не вызывали. Я объявил голодовку, требовал вызвать ко мне прокурора! На это никто не обращал никакого внимания, пока я не начал петь и кричать. Тогда меня отвели в карцер. Это был узкий каменный мешок. Мокрые склизкие стены, вода капает. Не знаю, сколько я там находился, представления о времени терялись, потом я осел на холодный мокрый пол. Конвоиры меня подняли. Посадили на деревянный ящик на какое-то время. Я сидел, потом ящик из под меня вытащили. Сколько все это продолжалось, я не знаю».

«Из соседних помещений я слышал крики, рыдания, стоны, женский вой, звук ударов и мат следователей: „Шпарь ему яйца! Шпарь!“. Но меня почему-то пальцем не трогали! Потом я узнал, что на короткое время Сталин запретил пытать беременных женщин и студентов. Одним словом, повезло!» — рассказывает Виленский.

В камере-одиночке сухановской тюрьмы он также начал сочинять стихи:

Моя печальная обитель,
Зачем я нужен вам,
Скажите,
Зачем решетка на квадраты,
Перерубает свет единый,
Зачем замки, зачем солдаты,
Зачем стенанья жертв невинных,
Что проклинаю день свой каждый,
И жду спасительную ночь,
Здесь приведенья
Дух здесь вражий,
Не черт, но сходное точь в точь.

«Я читал громко, с выражением, словно выступая со сцены перед невидимыми зрителями, — рассказывает Семен Самуилович. — Мои тюремщики решили, что я сошел с ума. Меня отправили в Институт судебной психиатрии им. Сербского. В ту пору там работали психиатры, главной задачей которых было выявить симулянтов, то есть, тех, кто косил под сумасшедших. Но я всеми силами старался доказать, что я нормальный! Таковым меня и признали: „Вменяем, находится в состоянии крайнего физического и нервного истощения“. Меня отвезли на Лубянку и оттуда в Бутырскую тюрьму. По сравнению с Сухановкой Бутырка казалась санаторием!»

В Бутырской тюрьме Семёну Виленскому объявили решение Особого Совещания: «Осужден по статье «Антисоветская агитация» на десять лет. Восточно — Сибирским этапом студента — филолога отправили на Колыму. Там он продолжил свои «университеты» до самой смерти Сталина. В Сухановской особорежимной тюрьме он пробыл три месяца и единственный из 35 тыс узников дожил до наших дней. Других свидетелей — нет.

суббота, 17 января 2015 г.

Владимир Удовенко: две даты расстрела

Сергей Шевченко
Опубликовано на сайте газеты «Зеркало недели. Украина» 16 января 2015 года

Составляя книгу "Соловецкий реквием", я обратил внимание на статистику исполнения смертных приговоров в 1937-м. Официально известно, что огромное количество людей — 910 — энкаведисты расстреляли якобы в Ленинграде в течение одних (!) суток — 8 декабря. Так ли было на самом деле? 



"Это удивительно, особенно для первой декады месяца", — отмечает историк из Санкт-Петербурга Анатолий Разумов. Он готовил к печати многотомный "Ленинградский мартиролог", внимательно изучал архивные документы и пришел к следующим выводам: а) второй тюремный этап соловецких узников (509 чел.) казнили 8–10 декабря, очевидно, не в городе на Неве; б) в большинстве актов о расстреле дата может быть условной. В дальнейшем исследователь обосновал это предположение, опубликовав архивный документ, фактически уточняющий дату смерти 288 "соловчан". В списке расстрелянных есть и фамилия героя этой публикации, организатора здравоохранения Украинской народной республики, профессора Владимира Васильевича Удовенко.

Смертник №417

Российский ученый доказывает, что тюремный этап по протоколам "особой тройки" №134, 198 и 199 могли расстрелять на территории Ленинградской области — в районе Лодейного Поля, где ранее была "столица" Свирлага.

Аргументы следующие: Павла Шалыгина — одного из штатных палачей облуправления НКВД — 1 декабря командировали в район Лодейнопольского лагерного пункта для выполнения спецпоручения. В тот же день выехали из Ленинграда в направлении Кеми (Карелия) командир 225-го полка Георгий Фриновский (цель командировки: "ст. Соловецкие острова"), старшина пулеметной полуроты Дмитрий Карсаков и 16 военнослужащих 51-го железнодорожного полка (конвоиры). В начале декабря крупная партия заключенных была переправлена из Соловков на Карельский берег, а 8–10 декабря проведены расстрелы (на двух актах стоит дата 10 декабря, на остальных — 8 декабря). Однако имеются серьезные основания говорить, что 288 чел. расстреляны 9 декабря. На это указывают, в частности, поставленные на алфавитных списках узников пометки о расстрелах и запись карандашом: "9/XII — 288 чел.". Более 210 подчеркнутых фамилий имеют пометки в виде кольца, а 288 — подчеркнуты или помечены "птичкой", как латинская буква V. Похоже, именно этих "288 чел." казнили 9 декабря, заключает историк и добавляет аргумент: именно 9 декабря вернулась из командировки примерно половина охраны, а Фриновский и остальной конвой — 10 декабря. Так быстро можно приехать в город скорее из Лодейного Поля, чем из упомянутой в документах еще одной железнодорожной станции — Надвоицы, что в Карелии за 700 км от Ленинграда (возможно, там был промежуточный пункт движения этапа).

В алфавитных списках видим под №417 подчеркнутую красным карандашом знакомую фамилию... Выходит, что настоящая дата смерти Владимира Удовенко — 9 декабря. Чтобы выяснить, кого еще из украинцев могли расстрелять той ночью, достаточно сверить фамилии с пометками в списках. А в них немало наших земляков: Иосиф Букшованый, Владимира Крушельницкая, Кондрат Куцый, Василий Левицкий, Ананий Лебедь, Владимир Лукомский, Николай Любченко, Антон Марцынюк, Никифор Миколенко, Николай Нарушевич, Иван Пасунько, Ярослав Стрельбицкий, Федор Холодный, Степан Ярославенко-Прядун и др. Анализ архивных материалов показал, что эти лица фигурируют в тюремном деле №104308/37, по которому обвинялись украинские и белорусские националисты. Поэтому всех их могли расстрелять ночью 9 декабря вместе с узниками, обвиняемыми в контрреволюционной, вредительской, бандитской деятельности, а также в шпионаже (группа ксендзов — Станислав Ганский-Ганький, Петр Мадера, Иосиф Миодушевский, Игнатий Опольский, Максимилиан Туровский, Вацлав Шиманский, Ричард Шишко)... А в первой партии смертников исполнен приговор 8 декабря т.н. троцкистам, "повстанцам", "террористам", среди которых тоже были украинцы — Иван Гордиенко, Николай Яворский, поэт Виталь Снижный и др.


Автобиография националиста

Судьба Владимира Удовенко во многом типична для национальной интеллигенции времен сталинской "украинизации". Арестованный 20 ноября 1929 г. по сфабрикованному чекистами делу "Союза освобождения Украины" (СВУ), его фигурант в 1930 г. был вынужден составить для следствия краткую автобиографию, в которой красной нитью проходит тема... "украинского национального вопроса". На родном языке Владимир Удовенко писал, что родился в Киеве в 1881 г. в семье служащего-железнодорожника, а первые "влияния национальные украинские" пришли с гимназического окружения — беседы, посещение вечеринок нелегального "Украинского клуба", собиравшегося у профессора Антоновича, композитора Лысенко и др.

Далее — учеба на медицинском факультете Киевского университета (1900–1907), земская служба в Бердичевском уезде, а с 1913 г. — в Киеве, откуда был мобилизован как врач в армию (1915–1917). Участник Первой мировой войны, ни в какую из партий не вступал, в общественной деятельности ориентировался на Пироговское общество, участвовал в его съездах. Вернувшись в Киев во второй половине 1917-го, Удовенко, по его словам, "сначала был чужд волне острого национального подъема среди украинской интеллигенции того времени". А когда возглавил санитарно-статистический отдел медицинской санитарной управы Генерального секретариата внутренних дел, начал "входить в это общее движение, обретать его идеологию".

Антисоветские мысли имел "еще до появления советской власти на Украине", признался арестант: "...острые выступления против Соввласти и большевистской партии со стороны вожаков Пироговского о[бщест]ва врачей в Москве, их призыв ко всем врачам саботировать Соввласть вызвали... враждебное отношение к еще далекой тогда Соввласти... На революционную силу, которая постепенно возрастала на Украине, а извне шла из России, я смотрел как на враждебное нашествие, вызванное фанатизмом руководителей большевистской партии..., нашествие, уничтожающее не только национальную культуру, но и вообще культурные ценности, основы гуманности" (выделено мной. — С.Ш.). Историческая параллель: разве не таким же нашествием, уничтожающим основы гуманности и угрожающим миру, является вооруженная агрессия Кремля 2014 г. на Юго-Восточных территориях суверенной Украины? Увы, история повторяется, пока жива империя, рожденная фанатизмом большевиков...

При Гетманате и Директории Удовенко был помощником директора (вице-директора) санитарного департамента профильного министерства, а в 1919-м — после создания в Киеве Наркомздрава — стал заведующим санитарно-эпидемическим отделом. "При этой непосредственной встрече с Соввластью на работе я воспринимал ее так же враждебно, как о ней раньше думал на отдалении, оставшись работать в НК здоровья, только не желая вызвать обвинения в саботаже, — читаем в автобиографии. — Острое время военного коммунизма, весь боевой тон самого труда в комиссариате, потребность управлять многими мероприятиями, которым я не сочувствовал, вызвали у меня глубокое недовольство и питали мое враждебное отношение к власти".

В шаткое время, в ноябре 1919 г., Удовенко выехал к брату в Одессу, где несколько месяцев работал по специальности. Затем вернулся в Киев, чтобы с осени 1920-го перейти к научно-учебной работе. А если верить написанному, он также "надеялся найти близкое к своим националистическим взглядам окружение". Согласитесь, в 1930-м представить чекистам автобиографию так, как это сделал Владимир Удовенко, означало собственноручно подписать себе приговор.

"Медицинский террорист"

С начала 1920-х, работая в Медицинской академии, герой этой публикации был ассистентом кафедры гигиены украинского лектуры (у профессора Авксентия Корчак-Чепурковского), служил в губздравотделе и заведующим санитарной лабораторией на Юго-Западной железной дороге. Занимал должность профессора в мединституте, преподавал гигиену в Художественном институте, был исследователем теоретической медицины... Но для шариковых Дзержинского профессор был только "гнилым интеллигентом" и антисоветчиком, которого запишут в вымышленную организацию "СВУ". По замыслу Кремля, возглавить контрреволюционный "союз" должен был академик Всеукраинской академии наук (ВУАН) Сергей Ефремов.

После судебного фарса, устроенного в зале харьковской оперы, Удовенко отправят вместе с некоторыми его "сопроцессниками" на Соловки. В приговоре запишут: "захвативши в свои руки президиум Медсекции ВУАН и претворив ее в центр СВУ, проводил сам по директивам СВУ к-р (контрреволюционную. — С.Ш.) деятельность... давал указания врачам во время лечения больных коммунистов не оказывать медицинской помощи, а проводить метод медицинского террора".

Авторство абсурдного обвинения в "медицинском терроре" может принадлежать Сталину, считают современные исследователи. В архиве ЦК КПСС обнаружена шифровка из Кремля тогдашним руководителям Украины.

Шифром

Харьков — Косиору, Чубарю.

Когда предполагается суд над Ефремовым и другими? Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. Нам нечего скрывать перед рабочими грехи своих врагов. Кроме того, пусть знает так называемая "Европа", что репрессии против контрреволюционной части спецов, пытающихся отравить и зарезать коммунистов-пациентов, имеют полное "оправдание" и по сути дела бледнеют перед преступной деятельностью этих контрреволюционных мерзавцев. Наша просьба согласовать с Москвой план ведения дела на суде.

И.Сталин 2.1.30 г., 16.45.

Это глупость — приписывать ученому-гигиенисту или гистологу, не имевшему медпрактики, попытки "отравить и зарезать коммунистов-пациентов". Но московскому диктатору безразлично. Такие же глупости делает, наследуя настоящих кремлевских "мерзавцев", и путинская Россия образца 2014 г. в разнузданной антиукраинской пропаганде: ложь на весь мир — для внутреннего использования и для "так называемой "Европы".

...Украинцы, репрессированные по делам УНКР (украинской националистической контрреволюции), живя в лагере, по возможности общались, помогали друг другу. В оперативном сообщении от 20 ноября 1936 г. читаем, что заключенный Николай Зеров, узнав 17 ноября, что в лазарет санчасти прибыл работать врачом Владимир Удовенко, осужденный по ст. 58-2-11 на восемь лет, весьма обрадовался — "стал рассказывать, что Удовенко его задушевный друг, и выражал большое желание скорей его увидеть"... Автор книги об украинской интеллигенции на Соловках Семен Пидгайный вспоминал, что за медиками бдительно надзирали, но именно они, Аркадий Барбар и Владимир Удовенко, бывая на консультациях в санчасти и лазарете, передавали землякам сведения об узниках, содержавшихся вне центрального отделения лагеря. От врачей, пишет Пидгайный, каждый божий день можно было узнать (тем, кому из украинской громады следовало знать) новости из жизни, например, отдаленного Савватьевского изолятора — там находились и некоторые фигуранты процесса "СВУ".

Во время Большого террора, формируя в октябре 1937-го вторую партию "соловчан" для расстрела, начальник тюрьмы старший майор госбезопасности Иван Апетер и его помощник капитан госбезопасности Петр Раевский подпишут справку об Удовенко: "Враждебно настроен против мероприятий партии и сов[етского] правительства, вращается среди осужденных троцкистов, с которыми разделяет к-р взгляды". Более 1600 заключенных казнят только в октябре—декабре 1937-го... А следующим летом получит пулю и сам экс-начальник тюрьмы. Его помощника также репрессируют — в 1941-м за "вредительство" (правда, в период хрущевской оттепели реабилитируют, вернут Раевскому партбилет и звание подполковника). Этот отставник, причастный к преступным действиям, упокоится в возрасте 71 года в Пензенской области.

Реабилитирован... в 1996-м

...Долгое время семья Удовенко жила в Киеве на улице Павловской, 9 — в одноэтажном каменном доме, который после смерти главы рода Василия Яковлевича унаследовала его жена Надежда Юлиановна. Как выяснили краеведы Ольга Друг и Дмитрий Малаков, в начале 1918-го Удовенко (12 чел.) занимали весь семикомнатный дом. Жил там и Владимир, который до Первой мировой был лечащим врачом бесплатной больницы Цесаревича Николая для чернорабочих (ныне — Охматдет).

С тех пор как профессора отправили на Соловки, с ним регулярно переписывалась жена Мария Ивановна, оставшаяся с двумя детьми. С осени 1937-го она слала запросы в различные инстанции, но сообщения о судьбе мужа так и не получила. Умерла в 1944-м... А с домом на Павловской связана, кстати, памятная история военного времени: 6 ноября 1943 г., когда из Киева выбили нацистских оккупантов, именно в бывшем особняке Удовенко временно поселился член Военного совета Первого украинского фронта Никита Хрущев. Дом усиленно охраняли, но в конце 1943-го район бомбили, посему военачальник переехал на ул. Герцена, 14. Далее в особняке работала до 1947 г. американская миссия международной организации помощи странам, подвергшимся гитлеровской агрессии, а затем в доме были детсад и всевозможные учреждения.

...После ХХII партсъезда сын профессора врач Всеволод Удовенко, живший в то время в Подмосковье, прислал в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС письмо — просил выяснить судьбу отца. В июле 1962-го уголовное дело, по которому обвинялись Удовенко В.В. и др., рассмотрела Прокуратура УССР и... не нашла оснований отменить или изменить приговор Верховного Суда УССР от 19 апреля 1930 г. "Жалобу" заявителя оставили без удовлетворения.


Несправедливый приговор отменили только в 1989-м: "Гр. Удовенко В.В. по данному делу реабилитирован", — сухо сообщил сыну бывшего "врага народа" заместитель председателя судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда УССР (справка была отправлена в г. Украинку Киевской области по адресу: ул. 50-летия Октября, 14, кв. 29). И почему-то лишь в марте 1996-го дошла очередь до просмотра материалов дела 1937 г. (относительно решения "тройки"). Но о последней реабилитации, увы, уже никто никому не сообщал: в заключении, составленном на русском языке в Службе безопасности Украины и утвержденном в Генпрокуратуре, в графе, где указывают данные о родственниках репрессированного, отмечено: "Нет сведений"...

"Тогда родственников уже не искали: спешили закончить реабилитацию", — признался как на духу бывший офицер СБУ. У каждого, говорят, своя правда... А кому-то, может, и дата расстрела покажется несущественной (8-го или 9-го — что это изменит?). По мнению автора, несогласного с последним утверждением, итог всего изложенного пусть будет не дискуссионным, а скорее философским (по Сенеке): "век живи — век учись тому, как следует жить".