Армяне в «деле Лаврентия Берия»

Марина и Гамлет Мирзояны
Опубликовано в газете “НОЕВ КОВЧЕГ” № 11 (194) Июнь (16–30) 2012 года

В своих мемуарах Н.С. Хрущев упоминает о том, что, стоя над остывающим телом И.В. Сталина, при дележе портфелей, Берия добивался поста главы объединенного МВД. Именно 5 марта 1953 года, в день смерти вождя, на совместном заседании Пленума Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Совета Министров Союза ССР, Президиума Верховного Совета СССР Берия был назначен первым заместителем председателя Совета Министров и министром внутренних дел. Вновь образованное МВД вобрало в себя прежние Министерство внутренних дел и Министерство государственной безопасности. А уже 26 июня 1953 года в ходе заседания Президиума ЦК КПСС Л.П. Берия был арестован, выведен из Кремля и доставлен в штаб Московского округа ПВО. В тот же день Президиум Верховного Совета СССР лишил его всех званий и наград. 29 июня на заседании Президиума ЦК было принято постановление «Об организации следствия по делу о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия». Вести следствие было поручено Р.А. Руденко, которого на этом же заседании возвели в ранг генерального прокурора. Г.Н. Сафонов, прежний прокурор, у членов Президиума не вызывал доверия и, как они полагали, не мог «объективно» вести следствие по делу Берия.

ПРИСНЫЕ И ПОДРУЧНЫЕ

Из постановления Президиума ЦК КПСС от 29 июня 1953 года:

«…т. Руденко… немедленно приступить… к выявлению и расследованию фактов враждебной антипартийной деятельности Берия через его окружение (Кобулов Б., Кобулов А., Мешик, Саркисов, Гоглидзе, Шария и др.)…»

А за день до этого Г.М. Маленкову передали письмо Лаврентия Павловича Берия (на том злополучном совместном заседании от 5 марта 1953 г. именно по предложению Берия Маленков был единогласно избран на пост председателя Советского правительства), в котором, в частности, говорилось:

«Дорогой Георгий.

Я был уверен, что из той большой критики на президиуме (имеется в виду заседание Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 г. – М. и Г.М.) я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю, что ЦК поступил правильно… Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Климента, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других – пусть простят, если что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы…

Георгий, прошу, если это сочтете возможным, семью (жена и старуха мать) и сына Серго, которого ты знаешь, не оставить без внимания».

Из записки генпрокурора Р.А. Руденко в Президиум ЦК КПСС от 12 октября 1953 года:

«Следствие по делу Берия и других заканчивается.

По этому делу привлечены в качестве обвиняемых Берия Л.П., Меркулов В.Н., Деканозов В.Г., Кобулов Б.З., Гоглидзе С.А., Влодзимирский Л.Е., Мешик П.Я…

Арестованы и привлечены к уголовной ответственности еще 44 соучастника Берия, дела в отношении которых выделены в отдельные производства».

* * *

Следствие длилось полгода. По «делу Берия» проходило шесть соратников главного обвиняемого: В.Н. Меркулов, бывший министр государственной безопасности, перед арестом – министр государственного контроля СССР; В.Г. Деканозов, бывший начальник одного из управлений НКВД СССР, перед арестом – министр внутренних дел Грузинской ССР; Б.З. Кобулов, бывший заместитель народного комиссара внутренних дел Грузинской ССР, позже заместитель министра государственной безопасности СССР, перед арестом – заместитель министра внутренних дел СССР; С.А. Гоглидзе, бывший народный комиссар внутренних дел Грузинской ССР, перед арестом – начальник одного из управлений МВД СССР; Л.Е. Влодзимирский, бывший начальник следственной части по особо важным делам МВД, и П.Я. Мешик, бывший начальник одного из управлений НКВД СССР, перед арестом – министр внутренних дел Украинской ССР.

18-23 декабря 1953 года все они предстали перед Специальным Судебным Присутствием Верховного суда СССР под председательством маршала Советского Союза И.С. Конева.

В приговоре, вынесенном Берия и его соратникам, значилось:

«Намереваясь использовать для захвата власти органы МВД, подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский противопоставляли Министерство внутренних дел Коммунистической партии и Советскому правительству…

Установлено, что, тщательно скрывая и маскируя свою преступную деятельность, подсудимый Берия и его соучастники совершали террористические расправы над людьми, со стороны которых они опасались разоблачений… Лично избивали и истязали арестованных невиновных людей, а также отдавали приказы о применении массовых избиений и истязаний арестованных подчиненными им работниками НКВД – МВД…»

Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и в тот же день – 23 декабря 1953 года в 21 час 20 минут – расстреляны. Что до Берия, то прикончил его из личного оружия генерал-полковник П.Ф. Батицкий несколькими часами раньше.

* * *

В приговоре по «делу Берия» вслед за Лаврентием Павловичем и бывшим министром госбезопасности Меркуловым проходят армяне Деканозов и Кобулов (надо думать, по степени тяжести совершенных ими преступлений), возможно, самые верные подручные Берия.

Советская "Правда" на службе репрессивной машины

Екатерина Антропова, программа "Акулы пера: эволюция вида"
Опубликовано на сайте Радио "Голос России" 25.06.2012

Как освещала репрессии советская пресса времен "Большого террора"?

В этом выпуске мы переносимся в конец 1930-х годов. Это время вошло в учебники как время "Большого террора": чисток в советском правительстве, в НКВД и в Красной Армии. Репрессии, которые развернулись в СССР в 1937-1938 годах, были массовыми. И сегодня, когда упоминают 1937 год, ассоциации возникают в первую очередь тюремно-расстрельные.

В эту мясорубку попадали как простые люди, так и представители правящей верхушки. Тот, кто еще вчера был героем и верным соратникам, сегодня объявлялся предателем и врагом народа. И это надо было как-то объяснять. Чем и занималась в тот период советская пресса, которая превратилась прежде всего в орудие пропаганды. В том числе и в орудие пропаганды кровавых чисток.

Возьмем, например, газету "Правда" от 13 июня 1937 года. В ней - обращение к народу маршала Климента Ворошилова по поводу раскрытия очередного заговора, обернувшегося крупным судебным процессом. На скамье подсудимых оказалась практически вся верхушка командного состава Красной Армии: Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман и другие.

Обвинений было много: связь с иностранной разведкой и измена Родине, вредительство, подрыв обороноспособности страны, провокация агрессии извне, троцкистский заговор с целью восстановления капитализма, подготовка кулацких восстаний, убийство Кирова и Куйбышева, подготовка покушения на Сталина и на Ежова.

Обвинения громоздились одно на другое, выглядели нелепо и бездоказательно. 11 июня состоялся суд. На следующий день арестованные были расстреляны - без всяких апелляций и ходатайств о помиловании. Вот что по этому поводу писал в "Правде" Ворошилов:

"Верховный суд вынес свой справедливый приговор! Смерть врагам народа! Приговор изменникам воинской присяге, Родине и своей армии мог быть только и только таким.

Вся Красная Армия облегченно вздохнет, узнав о достойном приговоре суда изменникам, об исполнении справедливого приговора. Мерзкие предатели, так подло обманувшие свое правительство, народ, армию, уничтожены.

Советский суд уже не раз заслуженно карал выявленных из троцкистско-зиновьевских шаек террористов, диверсантов, шпионов и убийц, творивших свое предательское дело на деньги иностранных разведок, под командой озверелого фашиста, изменника и предателя рабочих и крестьян, Троцкого. В свое время Верховный суд вынес свой беспощадный приговор бандитам из шапки Зиновьева, Каменева, Троцкого, Пятакова, Смирнова и других.

Однако список контрреволюционных заговорщиков, шпионов и диверсантов, как теперь оказалось, не был исчерпан осужденными тогда преступниками. Многие из них, притаившись под маской честных людей, оставались на свободе и продолжали творить свое черное дело измены и предательства. К числу этих, оставшихся до последнего времени не разоблаченными, предателей и изменников относятся и участники контрреволюционной банды шпионов и заговорщиков, свившей себе гнездо в Красной Армии".

Поиск шпионов и заговорщиков - основной лейтмотив того времени, который усердно поддерживался прессой. Процесс над Якиром и Тухачевским был громким и показательным, но молниеносно быстрым. Арест - суд - смерть. Для репрессий в конце 1930-х годов был создан особый механизм, позволяющий решать такие дела в рекордно короткие сроки. Было выпущено особое распоряжение правительства. Оно гласило:

"1. Следствие по таким делам заканчивать в срок не более десяти дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде.

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать.

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора".

Шансов оправдаться и выжить очень мало, особенно если учесть, что НКВД практиковало пытки арестованных, и люди оговаривали себя, своих близких, друзей и недругов. Потом некоторые пробовали отказаться от показаний, но это уже ничего не меняло. Механизм работал очень эффективно. Если человека решали убрать, то убирали.

Причину, по которой все это происходило, трудно выявить до конца. Часто говорят о маниакальной подозрительности Сталина, стремившегося избавиться от конкурентов. Мол, потому он и затеял все это: старых революционеров, чья репутация прежде была незапятнанной, обвиняли в предательстве и попытке восстановить капиталистический строй.

Но объяснять большой террор исключительно злым гением Сталина было бы неверно. Хотя бы потому, что Сталин, хоть и, безусловно, огромной значимости фигура, политик огромных талантов (если не рассматривать моральную сторону его действий) был один. Просто один человек. Очевидно, что если бы вся правящая верхушка, которая к концу 1930-х годов неудержимо разрослась, не начала пожирать сама себя, возможно, жертв репрессий было бы намного меньше.

Обвинения, как говорилось выше, были нелепыми, но это, казалось, никого не волнует. Главное - чтобы было написано в газете "Правда". Вот очередной фрагмент статьи, опубликованной после расстрела Якира и Тухачевского:

"Конечной целью этой шайки было ликвидировать во что бы то ни стало и какими угодно средствами советский строй в нашей стране, уничтожить в ней советскую власть, свергнуть рабоче-крестьянское правительство и восстановить в СССР ярмо помещиков и фабрикантов.

Для достижения этой своей предательской цели фашистские заговорщики не стеснялись в выборе средств: они готовили убийства руководителей партии и правительства, проводили всевозможное злостное вредительство в народном хозяйстве и в деле обороны страны, пытались подорвать мощь Красной Армии и подготовить ее поражение в будущей войне.

Прикрываясь высокими званиями членов партии и начальников Рабоче-Крестьянской Красной Армии, они продавали врагам Советского Союза военные тайны нашего государства, подрывали славную мощь Краской Армии и вообще делали все для ускорения нападения внешнего врага на Союз Советских Социалистических Республик.

Они рассчитывали своими предательскими действиями, прямой изменой и вредительством в области технического и материального снабжения фронта и в деле руководства боевыми операциями, добиться в случае войны поражения Красной Армии на фронтах а свержения Советского Правительства. Они ждали помощи от своих хозяев военно-фашистских кругов одного из иностранных государств и за эту помощь готовы были отдать советскую Украину, расчленить нашу страну на части".

Сейчас, из 2010-х годов, читать это странно и страшно. Теперь открыты архивы, опубликовано немало книг о "Большом терроре", снято немало фильмов. Но тогда, в конце 1930-х, отличить правду от лжи было почти невозможно. Машина работала превосходно. Предателей и шпионов клеймила не только пресса. В школах, институтах, на заводах проходили специальные собрания, где обличали изменников родины, маскировавшихся под честных коммунистов. Имя Ежова - наркома, который рьяно занимался организацией чисток и считался самым преданным соратником Сталина - звучало отовсюду.

За то, чтобы носить имя Ежова, боролись пионерские лагеря. В школах учили стихи вроде этого: "… Враги нашей жизни, враги миллионов, ползли к нам троцкистские банды шпионов, бухаринцы - хитрые змеи болот, националистов озлобленный сброд. Мерзавцы таились, неся нам оковы, но звери попались в капканы Ежова. Великого Сталина преданный друг, Ежов разорвал их предательский круг".

О врагах народа писали все, в том числе и один из самых знаменитых журналистов того времени - Михаил Кольцов. О деле Тухачевского, Якира и других он отозвался так: "Озлобленная успехами нашей родины, эта шпионская банда хотела вернуть помещиков и капиталистов, забрать землю у колхозников, фабрики и заводы - у рабочих. Презренная кучка негодяев!". Общий тон статей конца 1930-х годов - граждане, враг хитер, усильте революционную бдительность.

Граждане усиливали как могли. Люди, жившие в одних домах, вместе работавшие, учившиеся, занимающиеся наукой, стали доносить друг на друга. Делали это, конечно, далеко не все. Но явление было массовым. НКВД просто захлебывался в доносах, не успевая обрабатывать все. Что это было? Возможно, кто-то писал кляузы, чтобы "подвинуть" того или иного человека и завладеть его должностью или имуществом. Этот момент превосходно описан у Булгакова в романе "Мастер и Маргарита", когда один из соседей написал донос на мастера, чтобы заполучить его жилье.

Но надо полагать, было еще одно объяснение - массовая истерия, то есть неадекватные модели поведения, которые являются коллективной психической реакцией на сильный стресс. А стресс был. Был страх. Все искали врагов народа: недодавленных дворян, недораскулаченных крестьян, недоловленных шпионов. Враги кругом. В такой обстановке трудно мыслить здраво.

Газеты только подогревали страсти. Например, начальник ленинградского НКВД Заковский писал в газете "Ленинградская правда": "Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер - дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся".

И разбирались, и находили нужные факты - как не найти, когда вся система была заточена на это. Но это понятно сейчас, с расстояния. Тогда люди были словно ослеплены и порой верили в то, что их близкие - действительно враги, маскировавшиеся под порядочных людей.

Адская топка раскочегарилась настолько, что в ней сгорели многие из ее создателей. Ежов, о котором слагали хвалебные оды, был расстрелян как шпион и создатель контрреволюционной организации. То же самое произошло с Бухариным, Рыковым, Ягодой.

Список руководителей НКВД благодаря репрессиям обновлялся не раз. Их жертвами стали и те, кто благословлял репрессии в печати, например, уже упомянутый Михаил Кольцов. А его верный друг, писатель Александр Фадеев, поверил, в то, что Кольцов шпион и предатель - его в этом убедил лично Сталин.

Всего в списке арестованных в ходе "Большого террора" 1937-1938 годов более полутора миллионов человек. 682 тысячи из них были расстреляны. Кому-то удалось обойтись ссылкой или заключением - как гениальному конструктору Сергею Королеву, например.

Это очень тяжелая страница в нашей истории просто потому, что история эта случилась не так уж и давно. Можно вполне отчётливо представить себя на месте бабушек и дедушек и прабабушек и прадедушек. И спросить себя: а что бы я делал на их месте? Как выживал бы в этой ситуации и спасал себя и своих близких? А как выжили (или не выжили) они? Что за ужас происходил тогда со всеми нами?

Все это крайне некомфортные, если не сказать болезненные, вопросы. Их не хочется задавать, а тем более отвечать на них. Но судя по тому, как часто современная пресса, а вместе с ней читатели, зрители и слушатели возвращаются к этой теме, к архивным материалам тех лет, нам нужен ответ на эти вопросы, раз нам хватает мужества его искать.

На этом программа "Акулы пера: эволюция вида" прощается с вами. Всего доброго.

Аудиоверсия программы

Источник: Голос России.

Умри или Будь!

Зоя Ерошок
Опубликовано в газете "Новая газета" 22.06.2012 г.

25 июня в Екатеринбурге открывается IV Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. И только что вышла книга воспоминаний об этой самой удивительной пианистке двадцатого века. Прочтите эту книгу все и немедленно!

Вера Лоттер

Вера Лотар родилась в Париже. Отец — француз, известный математик, профессор Сорбонны. Мать — испанка, филолог.

С четырех лет девочку обучали музыке. Педагогом был великий французский пианист Альфред Корто.

В четырнадцать Вера играет с самым знаменитым в мире оркестром под управлением Артуро Тосканини. В те же четырнадцать начала концертировать, объездила всю Европу и Америку. В пятнадцать закончила Парижскую консерваторию и поступила в Венскую академию музыки.

В ее распоряжении лучшие концертные залы Европы. После гастролей в Америке фирма «Стейнвей» предложила ей играть на своих роялях и доставляет инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. А в знак благодарности за согласие и рекламу периодически дарит Вере свои рояли.


Так вот, европейское и американское турне… успех, успех, успех… молода, красива, богата, счастлива… дача в Ницце… влюбленные молодые люди… Все переплелось: высокое и житейское…

Молодым влюбленным в нее людям, увы, не повезло. Она выбрала совсем немолодого. Выбрала нерасчетливо, безрассудно, просто потому что полюбила. Как скажет потом ее друг, режиссер Владимир Мотыль: пошла за чувствами.


Отец ее имел тягу ко всему русскому. Поэтому детям дал русские имена — дочь назвал Верой, сына — Дмитрием. И ввел дочь в круг своих друзей. Там она и встретила будущего мужа — Владимира Яковлевича Шевченко, инженера-акустика, создателя смычковых инструментов. Его называли «русским Страдивари».

Семья Шевченко выехала из России в годы Первой мировой войны, когда он был еще подростком, и возвращение на родину стало его мечтой.

Приехали в Ленинград, о господи, в 1937 году. Он, она, общий ребенок и двое его сыновей от первого брака. Их поселили в крохотную комнату в общежитии, работы не было, жить не на что. Она продавала свои парижские платья. А потом Владимира Шевченко арестовали.

Со всей французской отвагой и испанским темпераментом — она кидается в НКВД и кричит, кричит непонятно на каком языке (и после сорока лет жизни в России, русский, в отличие от всех европейских языков, не очень хорошо знала), что ее муж — замечательный честный человек, очень сильный патриот, а если они это не понимают, то — дураки, идиоты, фашисты и берите тогда и меня… Они и взяли. По статье «сто шешнадцать пополам».


На лесоповале (Тавда, Свердловская область) проведет десять лет. Узнает там о смерти мужа в лагере и детей в блокадном Ленинграде. Первые два года зэковской жизни умирала. Нет, не в лазарете. Валила лес и прощалась с жизнью. А потом сказала себе: раз не умерла, значит, надо жить. Умри или Будь!

Десять лет она не видела рояля. Сначала по ночам играла на столе, на воображаемой клавиатуре. Потом ей помогли эту самую клавиатуру нарисовать и вырезать на нарах, и каждую свободную минуту беззвучно играла Баха, Бетховена, Шопена. Женщины в бараке уверяли, что слышат эту музыку, хотя просто следили за ее пальцами и лицом.

Освободилась в Нижнем Тагиле. И прямо с вокзала в лагерном рваном ватнике бежала поздним вечером через весь город в музыкальную школу, со страшной силой стучала в двери, а потом, путая русские слова с французскими, умоляла о «разрешении подойти к роялю»… чтобы… чтобы «играть концерт»… Ей разрешили.

И здесь первый и последний раз в жизни испытала страх. Долго не могла дотронуться до клавишей. Пальцы пианиста деревенеют, если он не играет даже один день. А после десяти лет на лесоповале… Ее пальцы были дико искорежены и изуродованы.

Все же стала играть. Одна, в пустом классе. Играла бурно. Резко обрывая себя и так же резко продолжая.

Ей казалось: вот Шопена она сможет играть, а Баха не сможет, Баха играет, а Бетховена не сможет… Смогла всё.

Играла много часов подряд. А у дверей, столпившись, стояли педагоги, дети, родители этих детей и рыдали навзрыд.


Стала преподавать в той нижнетагильской музыкальной школе. На всю свою первую зарплату взяла напрокат кабинетный рояль. А на всю вторую — сшила черное концертное платье, явно для филармонических стен, хотя до них было далеко. А потом, скопив деньги, сумела даже купить шубу. После лагерной или с чужого плеча одежды это было счастье — идти по снежному Тагилу в новой теплой элегантной шубке!

И вот однажды поздним вечером — бац! — ее догоняют два бандита и говорят: «Раздевайся!» А она вместо того чтобы испугаться, разгневалась: «Как раздевайся? Это моя первая одежда после лагеря!» Бандиты растерялись: «Где сидела? Кто был начальником?» Разговорились, нашли общих знакомых. Неожиданные знакомцы галантно проводили домой, расстались почти друзьями: «Ты извини, не знали. Ходи спокойно. Больше тебя никто не тронет!»


А потом был ее первый концерт в Свердловской филармонии. И она надела то самое черное платье, что сшила загодя. А перед самым концертом к ней вроде бы случайно заглянула ведущая, чтобы посмотреть, как выглядит артистка. После ее ухода Вера Августовна скажет, чуть-чуть улыбнувшись: «Она думает, что я из Тагила. Она забыла, что я из Парижа».

Кстати, о Париже. Ее звали вернуться на родину. Но она неизменно отказывалась. Объясняла: «Это было бы предательством по отношению к тем русским женщинам, которые поддерживали меня в самые трудные годы в сталинских лагерях».

Но француженкой оставалась всегда. Любила сухое красное вино. И сыр камамбер. Друзья привозили что-то наподобие этого сыра из Москвы. (Сыр был мягкий и назывался «Русский камамбер». Она не понимала такого сочетания в названии, но радовалась гостинцу и угощала всех подряд.) Потом придумала, как делать этот сыр в домашних условиях: «Заворачиваете простой сыр в полиэтилен, кладете на теплую батарею и забываете на неделю… Через неделю сыр покрывается плесенью…»


В 1957 году нашелся старший сын ее мужа Владимира Шевченко. Он выжил в блокадном Ленинграде, потом ушел на войну. После войны решил продолжить дело отца — стал мастером-акустиком, создателем смычковых инструментов.

А в 1965 году о Вере Лотар-Шевченко рассказал в «Комсомольской правде» Симон Соловейчик. Позже о Вере Августовне много писал мой друг и коллега Юрий Данилин, который в те годы был собкором «Комсомольской правды» по Западной Сибири.

Вера Лотар-Шевченко последние шестнадцать лет жила в Академгородке под Новосибирском. И Данилин на полном серьезе утверждает, что знаменитый Академгородок создавали не только академики Лаврентьев, Соболев, но и французский композитор Клод Дебюсси, прописанный здесь, на улице Терешковой, 4, по адресу пианистки Лотар-Шевченко.

Из двадцати четырех часов в сутках двадцать — за роялем. Каждый день. Без единого исключения. Данилин завидовал ее соседям и мечтал обменять квартиру. Но соседи ни в какую не соглашались. Эти соседи, и студенты, и физматшкольники сидели (каждый божий день!) на лестнице перед ее квартирой и слушали, как она играет. Дверь квартиры Лотар-Шевченко была всегда полуоткрыта, она знала об этом уникальном концертном зале на лестнице…


Много гастролировала по стране. Великая Мария Юдина говорила о ней: пианистка ищущая, мятежная, волевая.

Пальцы так и остались изуродованными. Но она смеялась: «Разве музыка здесь?»  — показывала на руки. «Музыка здесь!» — прикасалась к голове.

Кроме одной маленькой пластинки в «Кругозоре» и случайных записей на местном телевидении, ничего из ее музыкального наследия нам не оставлено. Чиновники долго решали, разрешить ей записаться на студии «Мелодия» или не разрешить…

10 декабря 1982 года Вера Августовна Лотар-Шевченко умерла.

А накануне ей купили-таки «Стейнвей». Но красные, совсем не музыкальные пальцы этой женщины так и не успели к нему прикоснуться.

Юрий Данилин считает, что любое воспоминание о ней требует слова «невероятно». Невероятно, что в истории музыки есть такая фигура. Невероятно, что до сих пор она существует как бы на нелегальном положении…

Но долго эту нелегальщину Данилин вытерпеть не смог. И в 2006 году в Новосибирске организовал первый Международный конкурс памяти Веры Лотар-Шевченко. (Спасибо за помощь Фонду первого Президента России Бориса Николаевича Ельцина.) В сентябре 2007 года лауреаты Международного конкурса пианистов памяти Лотар-Шевченко играли в Париже, в стенах ее родной школы — зале Корто.

25 июня 2012 года в Екатеринбурге состоится очередной Международный конкурс пианистов памяти этой самой удивительной пианистки двадцатого века. И только что вышла книга воспоминаний о ней — «Умри или Будь!».


На могиле ее стоял обелиск с красной звездой. Будто она родственница Маркса, Энгельса и Ленина. Ну просто не было иных надгробий тогда на местном кладбище. А недавно Артем Соловейчик, сын Симона Соловейчика и главный редактор газеты «Первое сентября», установил новое надгробие на ее могиле. На белом мраморе выбиты слова Веры Лотар-Шевченко: «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна».

Вергилий Колымы

Валерия Новодворская
Опубликовано в «The New Times» № 21 (249) от 18 июня 2012 года

Отмечая преклонением колен очередную дату нашего Вергилия, экскурсовода по самому страшному острову Архипелага ГУЛАГ — Колыме, не забудьте, что если Освенцим был адом Европы, то Колыма, бесспорно, могла считаться адом Евразии. Варлам Тихонович Шаламов, поэт, подпольщик, писатель, родился 105 лет назад, 18 июня 1907 года, чтобы провести нас по ледяным кругам этой бездны. Слишком поздно наивный студент-троцкист понял, что Колыма — это и есть завещание Ленина, которое он тщетно пытался распространять. На Колыме не было шансов уцелеть, но свершилось чудо: пыточные камеры золотых забоев и ужас Эльгена дошли до наших дней и до наших содрогнувшихся душ благодаря трем выжившим очевидцам, жертвам, свидетелям обвинения: Варламу Шаламову, автору «Колымских рассказов», Евгении Гинзбург с ее «Крутым маршрутом» и автору «Барельефа на скале» Андрею Алдану-Семенову.

Творчество Варлама Шаламова куда мрачнее рассказов и повестей Солженицына, и никаких спасительных «шарашек» у него в лагерях не было. Его блатные — это стадо зверей. Спасли его только фельдшерские курсы. Иван Денисович у Солженицына остался человеком, а вот на Колыме человеком можно было остаться только ценой жизни. Голод и стужа лишают зэка бессмертной души. Благородство, достоинство, дружба, любовь — все выжигается страданием. Остается только злоба. Зная этот финал, любимый герой Шаламова, майор Пугачев, ищет товарищей для побега, бежит, восстает, принимает бой и смерть, пока они еще люди, пока не потеряли силы, пока не превратились в съеденных голодом доходяг. И только в конце своего окровавленного пути честный фронтовик, герой, организатор побега из немецкого концлагеря майор Пугачев понимает, что его война продолжилась на Колыме, что между шарфюрерами немецкого шталага и вертухаями колымского лагеря нет никакой разницы, и те и другие — враги, что предложение Власова, сделанное майору его товарищем, надо было серьезно рассмотреть.

Вот голодные зэка Шаламова роются в поселковой помойке, жадно хватая очистки овощей, мерзлый ком котлет, рваные носки, и находят детскую тетрадь с рисунками, где вместо елок — колючка, вместо Серого Волка — лагерная овчарка, а у Ивана Царевича — тулуп вертухая, автомат и красная звезда. Вот голодный зэка Васька, не получивший от начальства платы за доставленные к дому дрова, крадет в кладовке мороженого поросенка и, пока ломают дверь в клубе, где он заперся, успевает сглодать половину мороженой тушки. Вот обессилевший студент-лагерник выполняет норму на 25%, за это полагается расстрел под рев тракторов за конебазой, и перед гибелью он жалеет лишь о том, что напрасно надрывался на работе этот последний день. Кони дохнут раньше людей, потому что кони менее выносливы.

    Слишком поздно наивный студент-троцкист понял, что Колыма — это и есть завещание Ленина, которое он тщетно пытался распространять   

И не было у Шаламова славы, поклонниц, и «Юности», и «Нового мира». Твардовский нашел его рассказы слишком кошмарными и без всякой цензуры сам отказался их печатать. Не было дома и хлеба, и жизнь писателя окончилась в жалких условиях советского богоугодного заведения для инвалидов.

Но стихи и рассказы Шаламова — пример не трусливого соглашательства, а бескомпромиссного вызова. Он успел написать о долге отстаивающей свободу интеллигенции, сравнив ее борьбу с нерестом лосося: «И мимо трупов в русло плывут живых ряды, на нерест судеб русских, на зов судьбы-беды». Он успел написать и о протопопе Аввакуме: «Наш спор — не духовный о возрасте книг. Наш спор — не церковный о пользе вериг. Наш спор — о свободе, о праве дышать, о воле Господней вязать и решать».

Свой побег Варлам Шаламов совершил и свой выстрел в сторону конвоя сделал.

Священник Александр Колесников: умереть за Христа

Константин Гурьянов
Опубликовано на сайте Православие и мир 11 июня 2012

Иерей Александр Колесников — сельский священник, в 30-е годы прошлого века поставленный перед мучительным выбором: сохранить свою жизнь и жизни своих близких или умереть за Христа. Он не предал Того, Кому обещал служить.

Этот материал направлен в  Синодальную комиссию по канонизации святых — и как знать, может быть, в ближайшее время священник Александр будет прославлен в лике новомучеников и исповедников Русских.

Иван Гаврилович Колесников с супругой Марией Михайловной,
сыном диаконом Александром Колесниковым
и его женой Софией Иларионовной.
Село Павловка, 1930 г.;
из частного архива

Жизнь

Александр Иванович Колесников родился в с. Поповке Хвалынского уезда в 1903 г. в семье государственного крестьянина Ивана Гавриловича Колесникова. В то время Колесниковых в Поповке было почти половина села.

После революции Колесниковы переехали в с. Саловку Городищенского уезда, где Иван Гаврилович исполнял обязанности псаломщика в храме Святителя и Чудотворца Николая.

К этому времени Александр Колесников окончил церковно-приходскую школу. Там же, в 1919 г., будущий священник познакомился с Софией Иларионовной Улановой, одногодкой, ставшей в 1921 г. его женой. Начиная с 1923 г. и по 1936 г. у них родилось шестеро детей.

21 октября 1921 г. Александр Колесников епископом Вольским Иовом «был назначен псаломщиком к Богоявленской церкви с. Русского Труева Кузнецкого округа Саратовской епархии», как следует из собственноручно написанного им послужного списка.

К тому времени все духовные консистории, ведавшие клировыми ведомостями, были ликвидированы на основании декрета СНК от 20 января 1918 г. по ст. стилю «О свободе совести, церковных и религиозных обществах». После этого, как правило, вся документация велась личным секретарем правящего архиерея и могла выдаваться на руки клирику, поставленному или перемещенному внутри епархии.

Поэтому записи самого о.Александра так ценны. Скупые строки послужного списка не дадут представления о подвиге церковного служения тех лет, если рассматривать их отдельно от биографий упомянутых в нём архиереев.

Святитель Иов (Рогожин), первый поставивший о. Александра Колесникова на церковное служение, за время своего архиерейского служения претерпел несколько арестов, тюрьму, Соловки и ссылку, после которой в 1933 г. и скончался. Во время голода в Поволжье Владыка без колебаний пошел на передачу церковных ценностей в помощь голодающим, занимал непримиримую позицию по отношению к обновленцам.

Менее чем через год он был арестован. Их недолгое общение словно приоткрыло о.Александру путь, по которому ему предстояло пройти и самому.

Служение

2 марта 1925 г., о. Александр был «рукоположен в сан диакона с оставлением на вакансии псаломщика к Богоявленской церкви того же села», а 25 сентября того же года был «перемещен к Покровской церкви села Акатной Мазы Вольского округа Хвалынского района».

Его рукополагал и ставил на новое место Преосвященный Григорий (Козырев), епископ Вольский, учёный монах, в середине 1920-х примыкавший к «даниловской» группе епископа Феодора (Поздеевского), епископ, неоднократно посрамлявший безбожников.

О нем летом 1925 г. писало местное Вольское издание «Луч правды»: «Защитники веры и Бога на этот раз приготовили тяжелую артиллерию в виде епископа тихоновской церкви Григория». Претерпев аресты и заключения, еп. Григорий был в 1937 г. расстрелян.

С 6 августа 1930 г. о. Александр начал служить в нынешнем Павловском районе, куда «Его Высокопреосвященством Высокопреосвященнейшим Серафимом перемещен на штатное диаконское место к Воскресенской церкви села Павловки Кузнецкого округа Средневолжского края».

Митрополит Серафим (Александров), в прошлом епархиальный миссионер и секретарь Соборного епископского совещания Поместного Собора 1917-18 г.г. в Москве, с 1928 г. занимал Саратовскую кафедру, неоднократно подвергался арестам. В 1936 г., после очередного ареста, сослан в северный Казахстан, где в 1937 г. был расстрелян постановлением Тройки УНКВД.

Диакону Александру Колесникову недолго пришлось прослужить в павловском Воскресенском храме. Власти вскоре отправили о. Александра в «трудовую армию», в которой он пробыл с 28 декабря 1931 г. по 18 февраля 1932 г., о чём свидетельствует справка командования 17-го отд. кон. транспорта военспецчастей т/о НКПС (т/о, трудового ополчения, предшественника советского стройбата) о призыве на «общеполезные работы».

Термин «трудармия» в 30-е гг. был неофициальным. Трудармейцами называли граждан, мобилизованных для выполнения принудительных работ. Эти формирования, детище Льва Троцкого, «военного коммунизма» и политики РКП(б) в области милитаризации труда, оказались устойчивой структурой в СССР и использовались до конца 1950-х годов, несмотря на то, что официально были расформированы ещё 2 февраля 1922 г.

Мобилизованные в трудармию органами НКВД гражданские лица выполняли различные сельхозработы, работали на объектах НКВД и лесоповалах, добывали уголь и нефть, строили железные дороги. Зачастую эти люди жили за колючей проволокой вместе с заключенными.

Политическая юстиция: от 58-й статьи до ФЗ № 70631-6

Альбац Евгения
Опубликовано в «The New Times» № 20 (248) от 11 июня 2012 года

Иногда полезно вспомнить. 25 февраля 1927 года вступила в силу знаменитая 58-я статья УК РСФСР* — «контрреволюционные преступления», по которой в последующие три с лишним десятилетия миллионы людей пошли в тюрьмы и лагеря, как минимум один миллион — расстреляны, хотя точных данных нет и по сей день. Вопреки распространенному мнению, что в сталинские времена «судили без суда и следствия», была имитация следствия, была, помимо внесудебных «троек», «двоек» и «особых совещаний», имитация суда и прокурорского надзора, была и имитация права, чему 58-я статья — классический пример. Все кодифицировано, все по закону и все — беспредел. Ее подготовкой по негласному указанию верхушки партии власти занималась специальная комиссия Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Союза ССР, который позже был переименован в Верховный Совет СССР — главный орган представительной власти почившей страны, в нынешней он именуется Государственной думой РФ. И принималась 58-я как бы демократично — на специальных сессиях 3-го созыва ЦИК. И даже критики были, которые указывали, что за убийство, грабежи и изнасилования высшую меру наказания отменили, а за контрреволюционные преступления — направо и налево. «Это был замечательный инструмент управления страной», — говорит историк ГУЛАГа, председатель международного общества «Мемориал» Арсений Рогинский. — Сталин понимал: революционная законность, то есть не ограниченное ничем насилие, опасно прежде всего для власти. Поэтому и создавал имитацию правового государства. Равно как сейчас власти понимают: если не ограничить ОМОН и полицию прописанными на бумаге ограничителями, как Сталин ограничивал НКВД и региональных начальников, они рано или поздно повернут свои штыки и дубинки против людей наверху».

Историки советской политической юстиции отмечали: 58-я статья и ее более поздняя реинкарнация — 70-я статья УК СССР — «антисоветская агитация и пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления советской власти», если вычленить из них идеологическую нагрузку вроде «помощи международной буржуазии» (чем, собственно, это отличается от обвинения в проплате Госдепом?) или «подрыв власти рабоче-крестьянских советов» (нынешний эвфемизм — «преступления против основ конституционного строя»), были, прежде всего, инструментами государственного контроля над гражданами. Под расплывчатость их формулировок можно было подверстать все что угодно и кого угодно, и каждый был заранее и априори виноватым. Эта метода использована и в ФЗ № 70631-6 «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях»: формулировки типа «публичные призывы к массовому одновременному пребыванию и (или) передвижению граждан в общественных местах» (ст. 20.2 ч. 2), «организатором… признается лицо, фактически выполнявшее организационно-распорядительные функции» (примечание к ст. 20.2 ч. 2) и т.п. открывают широкое поле для произвола силовиков, тем более при упрощенном судопроизводстве. А то, что по 58-й была «вышка» или годы лагерей в отличие от «обязательных работ» или сотен тысяч рублей штрафа — так это дань экономической целесообразности: в одном случае у государства была потребность в бесконечном потоке рабов, которые оправдали издержки на конвой и вохру, в другом нужен кеш. Цель одна — устрашение и контроль. «Наиболее страшная тирания, — писал, цитируя древних, в своей книге «Философия права» известный юрист Сергей Алексеев, — это тирания, скрывающаяся под маской законности». Именно. Ровно поэтому полезно вспомнить, как это бывало в нашей истории. И чем заканчивалось — тоже.

*Подобные статьи были в уголовных кодексах и других республик СССР, например, в украинском УК она значилась под номером 54.

Цена

По подсчетам «Мемориала», с 1918 г. по 1987 г. органы госбезопасности СССР арестовали 7 млн 50 тыс. человек, из них арестованные по политическим мотивам, т.е. по ст. 58 в ее разных подпунктах — 5,6 млн. Учитывая, что некоторые были арестованы повторно, исследователи «Мемориала» считают, что политических было около 5 млн человек. Из них не менее 1 млн были приговорены к высшей мере наказания. Ст. 5810 особенно часто использовалась в отношении интеллигенции — писателей, журналистов, профессуры, театральных деятелей. Согласно совершенно секретному письму Генерального прокурора Руденко, министра МВД Круглова и министра юстиции СССР Горшенина руководителю ЦК КПСС Никите Хрущеву от 1 февраля 1954 г.: «По имеющимся в МВД СССР данным, за период с 1921 г. по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено коллегией ОГПУ, тройками НКВД, особым совещанием, военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе: к высшей мере наказания — 642 980 человек; к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже — 2 369 220 человек». Историк Арсений Рогинский считает, что разница между подсчетами исследователей и официальными данными объясняется тем, что власти «составы обвинений брали страшно узко. Например, была статья «сопротивление стахановскому движению». Так вот для них, — говорит Рогинский, — эта статья не политическая, а для меня — политическая. Поэтому расхождение между официальными данными и данными исследователей «Мемориала» составляет примерно 25%».

«Если вы пойдете в противоречие с политикой партии, народ вас сметет»

Юлия Кантор
Опубликовано в газете "Московские новости" № 296 (296) 09 июня 2012

По сталинской традиции личная преданность всегда выше профессионализма

Начальник штаба РККА Тухачевский на трибуне
VII съезда Советов Белоруссии в 1925 году

Расстрел 75 лет назад, 12 июня 1937 года, группы высокопоставленных военных во главе с маршалом Тухачевским, обвиненных в организации военно-фашистского заговора в Красной армии, — один из самых резонансных сюжетов в истории сталинизма. И не только потому, что его жертвами в 1937–1938 годах стало более 40 тыс. человек, а репрессии с формулировкой «участие в военно-фашистском заговоре» среди военных продолжались и после подписания пакта Молотова–Риббентропа. Дело Тухачевского обнажает суть отношения тоталитарного государства к социальным и профессиональным группам, обеспечивающим его жизнеспособность. В данном случае — обороноспособность страны.

Фигурантами дела стали высокопоставленные военачальники, герои Гражданской войны, участники секретного советско-германского военно-политического сотрудничества в 1920-е годы. Эти люди, огнем и мечом укреплявшие большевистский режим, ратовали за стремительную милитаризацию советской экономики, за развитие новых технологий, за подчинение нуждам военно-промышленного комплекса всех сфер народного хозяйства. Они отнюдь не были антисталинистами и тем более либералами, но они не терпели дилетантов в своей среде. В деле Тухачевского априорное восприятие властью критически мыслящих людей как конкурентов и оппозиционеров достигло своего апогея: командиров, недовольных положением дел в армии, объявили врагами-заговорщиками.

Уволены по политическими мотивам

Сохранилась стенограмма совещания политработников РККА, проходившего 3–4 августа 1937 года при участии Сталина.

«т. Смирнов (начальник политуправления РККА): Политическое настроение нашей РККА прочное и хорошее Мы уже проделали за последнее время порядочную работу. Всего из армии уволено за последние месяцы около 10 тыс. человек, и около половины из них как исключенные по политическими мотивам. Но если бы мы успокоились на этом это было бы неверно Выкорчевывание всей враждебной сволочи — эта задача стоит перед нами Как реагировала РККА на раскрытие шпионских банд? Приведение в исполнение приговора над Тухачевским, Уборевичем и Якиром было встречено и рассмотрено как воля РККА Встрепенулась буквально вся РККА Сейчас десятки, сотни тысяч писем поступают за последнее время поступило более 10 т. Сейчас бдительность народа безусловно поднялась.

т. Троянкер (член Военного совета Московского округа): В течение известного периода времени было известное напряжение у части ком.состава. Основная масса нач.состава отнеслась к этим увольнениям и к тому процессу очищения, который мы провели, совершенно правильно. Часть командиров, особенно те, которые чувствовали, что до них дойдет очередь заметно нервничали У этой части наблюдалось упадочное отношение к своей работе Если в момент опубликования приговора Верховного суда были такие настроения что никому верить нельзя, настроения панические, упаднические в основном эти настроения сейчас прекратились».

И все же, несмотря на бодрые реляции, падение авторитета командиров и начальников невозможно было проигнорировать. Во время того же совещания Петр Смирнов отметил, что на общем фоне положительных настроений «есть очень много отрицательных и прямо контрреволюционных высказываний. Эти настроения идут главным образом по линии разговоров о подрыве авторитета руководителей партии и правительства, о подрыве авторитета огульно командирского состава Элементы растерянности захватили некоторую часть руководителей, которые потеряли волю и выпустили вожжи из рук. Есть некоторый упадок дисциплины, много происшествий, аварий, самоубийств, поджогов, увечья людей».

Во время выступления члена Военного совета Северо-Кавказского военного округа Прокофьева состоялся примечательный диалог:

«Сталин: А как красноармейцы относятся к тому, что были командные кадры, им доверяли и вдруг их хлопнули, арестовали? Как они к этому относятся?

Прокофьев: Я докладывал, товарищ Сталин, что в первый период у ряда красноармейцев были такие сомнения, причем они высказывали соображения о том, как получилось, что такие люди, как Гамарник и Якир, которым партия доверяла на протяжении ряда лет большие посты, оказались предателями народа, предателями партии.

Сталин: Ну да, партия тут прозевала.

Прокофьев: Да, партия, мол, прозевала.

Сталин: Имеются ли тут факты потери авторитета партии, авторитета военного руководства? Скажем так: черт вас разберет, вы сегодня даете такого-то, потом арестовываете его. Бог вас разберет, кому верить?

Голоса с мест: Такие разговоры действительно были. И записки такие подавали».

В маршалы из народа

Репрессии шли и по национальному признаку. В конце декабря 1937 года по указанию наркома обороны Климента Ворошилова из округов были затребованы списки на всех немцев, латышей, поляков, литовцев, эстонцев, финнов и лиц других «несоветских» национальностей. Кроме того, Ворошилов рекомендовал выявить всех родившихся, проживавших или имеющих родственников в Германии, Польше и других иностранных государствах и наличие связей с ними. Списки были, естественно, получены, и все эти командиры вне зависимости от их заслуг, партийности, участия в Гражданской войне были уволены из РККА в запас, а списки уволенных подлежали немедленному направлению в НКВД.

Внимание главы государства к происходящему в армии не ослабевало. В декабре Сталин встретился с руководящим составом РККА, где дал недвусмысленные установки: «Главное заключается в том, что наряду с раскрытием в армии чудовищного заговора продолжают существовать отдельные группировки, которые могут перерасти в определенных условиях в антипартийные, антисоветские группировки. В данном случае идет речь о такого именно рода группировке, которую мы имеем в лице Егорова и Дыбенко Это не группировка друзей, а группировка политических единомышленников, недовольных существующим положением в армии, а может быть и политикой партии. Тут многие товарищи говорили уже о недовольстве Дыбенко, Егорова»

В сталинском спиче слышен внятный отсыл к «делу военных» — Тухачевскому в июне 1937 года инкриминировали создание группировки из людей, недовольных положением дел в армии: «Возьмем хотя бы такой факт, как присвоение звания маршалов Советского Союза. Известно, что у нас пять маршалов Советского Союза. Из них меньше всего заслуживал этого звания Егоров, я не говорю уже о Тухачевском, который, безусловно, этого звания не заслуживал и которого мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание. Законно заслужили звание маршала Советского Союза Ворошилов, Буденный и Блюхер. Почему законно? Потому что, когда мы рассматривали вопрос о присвоении звания маршалов, мы исходили из того, что они были выдвинуты процессом Гражданской войны из народа. Вот Ворошилов — невоенный человек в прошлом, вышел из народа, прошел все этапы Гражданской войны, воевал неплохо, стал популярным в стране, в народе, и ему по праву было присвоено звание маршала. Буденный — также сын народа, вышел из глубин народа, заслуженно пользуется популярностью в народе, поэтому ему по закону присвоено звание маршала. Блюхер, прошедший все этапы Гражданской войны от партизанских ее форм до регулярной армии, также заслуженный и пользуется популярностью народа, сам вышел из народа и поэтому ему присвоено звание маршала. Егоров — выходец из офицерской семьи, в прошлом полковник, он пришел к нам из другого лагеря и относительно к перечисленным товарищам меньше имел права к тому, чтобы ему было присвоено звание маршала, тем не менее за его заслуги в Гражданской войне мы это звание присвоили, чего же ему обижаться, чем он не популярен, чем его не выдвигает страна».

Итак, для того чтобы заслужить звание маршала, достаточно «неплохо воевать» (хотя для Ворошилова и такая формулировка — большой комплимент), иметь пролетарское происхождение и пользоваться популярностью среди народа. Заметим, что наличие этих качеств не спасло от репрессий ни Блюхера (арестованный в 1938 году, он умер во время следствия от побоев на допросах), ни Егорова (его расстреляли в 1938-м) — тоже за «участие в заговоре» военных.

Ворошилов, выступая на заседании Военного совета при НКО СССР 29 ноября 1938 года, не преминул коснуться темы репрессий в РККА, сохраняя при этом оптимистическую тональность. «Когда в прошлом году, — заявил он, — была раскрыта и судом революции уничтожена группа презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским, никому из нас и в голову не могло прийти, к сожалению, что эта мерзость, эта гниль, это предательство так широко и глубоко засело в рядах нашей армии. Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма, до живого, здорового мяса, очищались от мерзостной предательской гнили Вы знаете, что собою представляла чистка рядов РККА Чистка была проведена радикальная и всесторонняя с самых верхов и кончая низами Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным. Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше четырех десятков тысяч человек. Эта цифра внушительная. Но именно потому, что мы так безжалостно расправлялись, мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряды крепки и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и политический состав».

«Заговор» — синоним «оппозиции»

Всего в 1937–1938 годах из армии и военно-морского флота было уволено около 44 тыс. командиров. Катастрофичность происходящего была очевидна даже многим членам сталинского Военного совета. Смелость признать это хотя бы в дискуссии на заседании Военного совета впоследствии стоила им жизни.

«Дыбенко(ЛенинградскийВО): Частью дивизий командуют сейчас бывшие майоры, на танковых бригадах сидят бывшие капитаны.

Куйбышев (ЗакавказскийВО): У нас округ обескровлен очень сильно.

Ворошилов: Не больше, чем у других.

Куйбышев: А вот я вам приведу факты. На сегодня у нас тремя дивизиями командуют капитаны. Но дело не в звании, а дело в том, товарищ народный комиссар, что, скажем, Армянской дивизией командует капитан, который до этого не командовал не только полком, но и батальоном, он командовал только батареей.

Ворошилов: Зачем же вы его поставили?

Куйбышев: Почему мы его назначили? Я заверяю, товарищ народный комиссар, что лучшего мы не нашли. У нас командует Азербайджанской дивизией майор. Он до этого не командовал ни полком, ни батальоном и в течение шести лет являлся преподавателем училища

Буденный: За год можно подучить».

Павла Дыбенко и Николая Куйбышева расстреляли в 1938 году, конечно, как «шпионов и заговорщиков».

За 1937–1938 годы были сменены все (кроме Буденного) командующие войсками округов, 100% заместителей командующих округами и начальников штабов округов, 88,4% командиров корпусов и 100% их помощников и заместителей. Командиров дивизий и бригад сменилось 98,5%, командиров полков — 79%, начальников штабов полков — 88%, командиров батальонов и дивизионов — 87%. Состав облвоенкомов сменился на 100%; райвоенкомов — на 99%.

Об интеллектуальном потенциале РККА и ее профессиональном образовательном уровне в предвоенное время можно судить и по таким данным: на проведенных летом предвоенного 1940 года сборах ни один из 225 командиров полков не имел академического образования, только 25 окончили военные училища, 200 — курсы младших лейтенантов. Более 70% командиров полков, 60% военных комиссаров и начальников политотделов соединений работали в этих должностях около года. Значит, все их предшественники были репрессированы.

«Иные думают, — заявил Сталин на встрече с руководством РККА в декабре 1937 года, — что сила армии в хорошем оснащении техникой, техника-де решает все. Вторые думают, что армия крепка и вся сила ее в командном составе, — это также неправильно. Главная сила армии заключается в том, правильна или неправильна политика правительства в стране, поддерживают ли эту политику рабочие, крестьяне, интеллигенция. Армия ведь состоит из рабочих, крестьян и интеллигенции. Если политикой партии довольна вся страна, довольна будет и армия Мы за то, чтобы армия была бы теснейшими узами переплетена с политикой правительства в стране. Правильная политика правительства решает успех армии. При правильной политике техника и командный состав всегда приложатся». Вождь был прямолинеен: «Если вы пойдете в противоречие с политикой партии и правительства, если вы эту политику не признаете, народ вас сметет, выгонит и не задумается над тем, что маршалы вы или нет, хорошие ли вы командиры или плохие. При правильной политике даже средние командиры могут сделать гораздо больше, чем самые способные командиры буржуазных государств, у которых политика неправильная».

Вождь сформулировал совершенно ясную парадигму: личная преданность должна быть выше профессионализма. Люди мыслящие, способные критически относиться к политической реальности, являющиеся профессионалами в своем деле, а потому имеющие смелость отстаивать свою точку зрения, объявляются заговорщиками. Таким образом, понятия «оппозиция» и «заговор» становятся синонимами, а мнимые заговорщики объявляются врагами народа и государства. При этом власть апеллирует к народу, который должен требовать «расстрелять заговорщиков, как бешеных собак». Парадигма «инакомыслящий — оппозиционер — заговорщик — враг» оказалась поразительно жизнеспособной, не выветрившись из массового сознания и 75 лет спустя.


Дело Тухачевского

По делу о военно-фашистском заговоре в РККА (организация заговора с целью захвата власти и шпионаж в пользу инстранных государств) обвинялись:
• маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский — бывший первый заместитель наркома обороны СССР, на момент ареста командующий войсками Приволжского военного округа;
• командующий войсками Киевского ВО И.Э. Якир;
• командующий войсками Белорусского ВО И.П. Уборевич;
• начальник Военной академии им. Фрунзе А.И. Корк;
• председатель центрального совета Осоавиахима Р.П. Эйдеман;
• военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании В.К. Путна;
• начальник управления по командному и начальствующему составу РККА Б.М. Фельдман;
• заместитель командующего войсками Ленинградского ВО В.М. Примаков;
• начальник политуправления РККА Я.Б. Гамарник.

Закрытое заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР состоялось 11 июня 1937 года. Все обвиняемые были признаны виновными и расстреляны в ночь на 12 июня (Я.Б. Гамарник застрелился накануне ареста). В 1957 году Военная коллегия Верховного суда СССР приговор в отношении всех осужденных отменила, дело было прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

Мы идем сейчас на пути к сталинизму

Опубликовано на сайте ProKazan.ru 03.06.2012 г.

Алтер Литвин – один из самых титулованных российских ученых, и, пожалуй, обладает самой богатой среди своих коллег биографией. Доктор исторических наук, заслуженный деятель науки сперва ТАССР, потом РТ, а после – России, он успел поработать в США, Израиле и Нидерландах. Говоря его же словами, без "заявок на судьбу", он исповедует главный принцип науки – объективность, независимо от окружающего ландшафта и явлений времени

На этой неделе историк дал интервью порталу ProKazan.ru, в котором поделился своей точкой зрения на некоторые важные вопросы.

Беседовал корреспондент ProKazan.ru Артём Малютин

- Вам принадлежит авторство невероятного количества научных работ, под вашим руководством несколько десятков человек защитили ученые степени. Достаточно ли для этого просто быть увлеченным своей профессией, или это результат осознания некоей ответственности, долга перед обществом?

- Тот, кто профессионально занимается любой наукой, мечтает о школе, которая продолжит его идеи – научной школе. Поэтому, когда мне позволили брать аспирантов, я с удовольствием этим занялся. В процессе работы всегда есть темы, которые сам просто не успеваешь разработать, но они интересны для понимания общей проблемы. Этими темами занимались мои аспиранты, в основном – историей гражданской войны на Волге, историографией, источниковедением. Брал я аспирантов, которые знают язык, хотя бы английский, и они занимались изучением того, как на западе подходят к этим проблемам, допустим, изучением западной историографии Гражданской войны в Поволжье. Так что, тут никаких заявок на судьбу, просто это работа.

- Разнятся ли наши и западные концепции осмысления тех или иных исторических событий?

- Разнятся. В этом смысле у меня был такой опыт: вместе с британским историком, профессором Джоном Кипом мы написали книгу. Называется она "Историография сталинизма". Она была издана в Лондоне, и переведена на русский язык. И меня интересовало, на чем основываются западные книжки о сталинизме: на каких документах, на каких книгах, какой подход к этим книгам и этим документам. И вот отсюда вырисовывался разный подход, потому что западные историки очень мало работали в российских архивах. Они пользовались тем, что есть у них. А наши - наоборот, редко выезжали смотреть, что делается на западе. Поэтому нужно знать, насколько можно доверять источникам, проверять насколько они сфальсифицированы, особенно наши источники советского периода.

- Вы преподаете в Казанском университете с середины 80-х годов. Как за это время изменился университет, и изменились ли студенты?

- Я занимаюсь преподаванием с 1951 года. Сначала, будучи студентом, я работал в школе, потом преподавал в Пединституте, работал в КХТИ, работал в Казанском университете. Везде примерно одна и та же картина, а именно: есть три, четыре, пять человек, которые увлечены предметом. С ними интересно работать. Есть те, кто увлечен математикой. Они, конечно, относятся формально к занятиям историей. У нас на историческом факультете есть поток. На этом потоке есть до десяти человек, с кем интересно работать. Другие слушают, но я понял так, что они историками вообще быть не хотят. Они кончают университет, получают диплом, а потом устраиваются бог знает куда.

Сейчас все немного осложнилось, потому что создан Федеральный университет, и перед ним поставлены совсем другие задачи, более прагматичные задачи. В классическом университете развивалась фундаментальная наука, а сейчас дается приоритет прикладной науке. При этом гуманитарные науки, конечно, уходят на десятый план – они не дают прибыли университету. И так во всех федеральных университетах, не только у нас. От своих коллег из Ростова я получил письмо, что практически история "сворачивается" как предмет.

- Проблемы тех периодов истории, на которых вы специализируетесь: Гражданской войны, сталинизма – вас они тоже коснулись?

- Да, конечно. Мой отец был враг народа, а я был сыном врага народа. И у меня есть удостоверение пострадавшего от политических репрессий, за которое я получаю 300 рублей в месяц.

- Не знаю, можно ли назвать нынешнюю Россию преемницей той России, но должна ли она взять на себя ответственность за преступления тех лет? В достаточной ли степени государство взяло на себя эту ответственность?

- Абсолютно недостаточно. И раньше мы были изгоями в государстве, и сейчас остались такими же изгоями. Я объясню очень просто: тем детям, которые побывали в немецком концлагере во время войны, Германия выплачивает вполне приличную сумму до сих пор. Те, кто у нас был в концлагере или подвергся всяким лишениям – 300 рублей. Когда я хожу собирать по району жертв политических репрессий (30 октября обычно), жалко смотреть на людей. Они брошены на произвол судьбы. Они никому не нужны.

- В наше время немало тех, кто считает, что Сталин – это то, что сейчас нужно России…

- Есть старый философский спор: государство для человека, или человек для государства. Когда побеждают государственники, а у нас сейчас у власти государственники, - человеку не очень хорошо живется. А идеалом для государственников у нас был Сталин, который держал всю страну в кулаке. Как говорил когда-то нарком Ежов, страна делилась на три категории: те, кто сидит, те, кто под следствием, и третьи – те, кто под наблюдением. Это превращение страны в казарму, в огромный тюремный лагерь. Каждая десятая семья испытала на себе эти вещи. Сейчас, я гляжу, мы опять на распутье. Начались демонстрации протеста. Как будут обращаться с ними? Штрафы хотят большие установить, сажать, видимо, начнут. У нас и так автократическое устройство. Это один путь развития – к сталинизму. Для меня Сталин – это палач, это преступник. А в каком-то школьном учебнике он великий менеджер. Как я могу с этим мириться? Нет, конечно.

- "Культ личности" уже устарел. Необходима переоценка сталинской персоны. Если попытки предпринимаются, Сталина либо демонизируют, либо дают ему индульгенцию. Есть ли объективная позиция по этому вопросу?

- Я много раз слышал от Медведева, Путина, что Сталин совершил многие преступления. Ну а дальше-то что? Оценка дается, но в жизнь не претворяется. Не надо его демонизировать. О нем хорошо сказала Анна Ахматова. Она сказала: "…он хороший музыкант, но он людоед".

- В вашей книге "Без права на мысль" наглядно описано, к чему приводит распорядительство историей. Власть до сих пор предпринимает попытки "заведовать" прошлым?

- Такая проблема есть. Была даже создана комиссия по борьбе с фальсификациями, а потом такая же приволжская комиссия. Сейчас они обе расформированы. Посмотрите сами: кто бы ни был у власти – Касьянов, который сейчас, вроде, оппозиционер, сменившие его Медведев, Путин – все они с историей не дружат, они хотят, чтобы история им подчинялась. Математику не трогают, физику не трогают, а историю все хотят превратить в свой идеологический отдел. И многие историки на это дело идут. Сейчас назначили министром культуры Мединского. Он написал несколько книг о мифах в России. Я начал одну читать – это публицистика чистой воды государственника. Для него русские – всё, а все остальные… И его назначали властвовать нашей культурой…

- А есть ли способ охраны истории от таких влияний?

- Нужно знать, как работать с источником. Когда я писал книгу "Без права на мысль", мне довелось поработать в архиве на Лубянке. На 99 процентов следственные дела были фальшивые. Доносы писали сосед на соседа из зависти. Ты донос написал, имущество поделили, и тебе досталось 25 процентов. Пришлось разработать методику работы с фальсифицированными источниками. Но еще надо, чтобы эти источники давали, а архивы сейчас опять закрываются. Закрытие архивов для меня означает возвращение к чему-то такому… После 95 года стали все закрывать, а сейчас опять никуда не попадешь. Причем, возвращается к советской формуле: "конечно, выписывайте, но мы отдали этот документ на реставрацию, приезжайте через год". В итоге документ не получишь.

Все хотят возвеличиться при помощи истории. Любой правитель, который приходит, говорит, что родина с него начинается. Они все отождествляют себя не с государством, а с родиной, хотя кто-то заметил, что государство становится родиной, когда за него надо проливать кровь. Все хотят попасть в историю, и никто не хочет в историю "влипнуть".