Большой Террор 1937-1938 годов в Ульяновске

Владимир ВОРОНОВ
Опубликовано на сайте газеты "Совершенно секретно" 8 июня 2015 года

«ИЗРАСХОДОВАНО РЕВОЛЬВЕРНЫХ ПАТРОНОВ В КОЛИЧЕСТВЕ…»

Казалось бы, перед нами обычный хозяйственный акт о списании расходных материалов Ульяновского горотдела НКВД, датированный 15 мая 1938 года. Составили документ те, кому и было положено печься о казенном имуществе – секретарь и комендант горотдела, Филатов и Романов, а утвердил его исполняющий должность начальника горотдела НКВД, лейтенант государственной безопасности Андронов.

Вот только имущество списывалось не совсем обычное – пистолетные патроны:

«По проведению операции с августа м-ца 1937 года по февраль м-ц 1938 года израсходовано револьверных патронов в количестве:

а) патроны рев. «НАГАН» – 1401 штук.
б) патрон пистолета кал. 7,65–127 – ““ -
в) патрон пистолета кал. 6,35–185 – ““ -
А всего тысяча семьсот тринадцать».

Операция, о которой шла речь, началась согласно оперативному приказу наркома внутренних дел Николая Ежова № 00447 от 30 июля 1937 года. Приказ предписывал органам госбезопасности начать во всех республиках, краях и областях 5 августа 1937 года «операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников» и в четырехмесячный срок «самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и наконец раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства».

Каждой республике, области, краю были выделены так называемые лимиты – квоты на количество репрессируемых по двум категориям: отнесенные к первой категории, цитирую пресловутый приказ № 00447, «подлежат немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках – РАССТРЕЛУ». Прочие же «враждебные элементы», отнесенные ко второй категории, «подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет».

Ориентировочно предполагалось произвести арест почти 260 тысяч человек, 66 тысяч из которых надлежало пустить «по первой категории» – немедленно расстрелять, еще 10 тысяч человек, согласно этому же приказу, должны были быть расстреляны в лагерях НКВД: всего на первом этапе операции было запланировано 76 тысяч расстрелов. Но затем операцию предписали завершить уже не за четыре месяца, а к марту 1938 года, также к этой акции присоединились и «национальные» операции, были резко увеличены и квоты на подлежащих аресту и расстрелу.

В общей сложности в 1937 и 1938 годах НКВД арестовало 1 575 000 человек, 681 692 человека из них были расстреляны. Приказ предписывал производить расстрелы «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение». Ульяновск тогда входил в состав Куйбышевской области, и Ульяновский горотдел НКВД подчинялся непосредственно областному Управлению НКВД, которому была выделена квота на арест 5000 человек, из которых 1000 подлежала расстрелу. Как уже сказано выше, затем лимиты были во много крат повышены…

Как следует из постановления, подписанного 11 мая 1993 года следователем по особо важным делам прокуратуры Ульяновской области советником юстиции И. М. Шлейкиным, 4 августа 1937 года в Ульяновский горотдел НКВД поступил совершенно секретный приказ, в соответствии с которым «надлежало немедленно приспособить соответствующее помещение в здании НКВД (желательно подвальное) пригодное под спецкамеру для выполнения приговоров о расстреле, и их исполнение производить ночью; трупы должны быть вывезены к заранее приготовленной яме, тщательно зарыты и замаскированы; обеспечить полную конспирацию места, времени и технику исполнения расстрела».


Как установило следствие, расстрелы производились в подвалах зданий НКВД и внутренней тюрьмы, а также и в бывшей бане. «Для перевозки трупов на кладбище» начальник горотдела Коробицын попросил на время машину у куйбышевских чекистов, поскольку было сочтено, что брать машину «на месте в хоз. органах неудобно». Но когда расстрелы стали массовыми, перевозить трупы стали без затей – на обычных телегах, а зимой на санях. Исполнителей не хватало, потому к участию в расстрелах был привлечен весь оперсостав, а также часть обслуживающего персонала и фельдъегери.

Расстрелы производились по ночам, перед казнью руки осужденным связывали сзади веревкой или проволокой, рот обязательно затыкался кляпом, выстрелы производились в висок… После ночных расстрелов – обязательная пьянка. Позже процесс «оптимизировали»: расстреливать стали прямо у ям, канав или рвов, где затем и захоранивали. Ямы рыли сами приговоренные. Все ценные вещи арестованных забирали чекисты, которые вели допросы и расстреливали.

Как сказано в документе Ульяновской прокуратуры, «проводили расстрелы следующие оперативные работники: Андронов, Балашов, Бочаров, Буранов, Вертянкин, Гринберг, Зотов, Иванов, Иудин, Капочкин, Коробицын, Краснов, Красиков, Кузнецов, Либкнехт, Миронычев, Монин, Молодожёнов, Новичков, Осипов, Подольский, Пономарёв, Рогов, Родионов, Романов, Семёнов, Тарасов, Украдыго, Фадеев, Филатов, Филихин, Хазов, Царьков, Щиганов, Яковлев».

Как видим, в этом списке палачей-расстрельщиков значится и вся «наша» троица составителей приведенного выше акта о списании – Андронов, Филатов и Романов. Именно это «расходное имущество» и пошло на расстрелы – 1713 патрончиков… Этот акт добавляет нам кое-что и о технике расстрела, точнее, оружии, применявшемся чекистами для казней. Больше всего израсходовано патронов для 7,62-мм револьвера системы наган – это штатное оружие чекистов, именно оно и служило основным инструментом расстрелов.

А вот остальные 312 патронов, калибра 7,65-мм и 6,35-мм, – это пистолетные патроны Браунинга: оба этих боеприпаса применялись в малогабаритных, полицейских или карманных пистолетах иностранных систем, обычно того же браунинга или маузера. Такие пистолеты, чаще всего наградные, были и у многих чекистских начальников. Еще под браунинговский патрон 6,35-мм, выпускавшийся с 1934 года (кстати, в том же Ульяновске), был рассчитан пистолет Коровина (ТК), которым тоже оснащали начальствующий состав НКВД. Вряд ли в горотделе НКВД глухо провинциального Ульяновска, где и начсостава всего ничего, могло быть много лиц, обладавших иностранными пистолетами или тем же ТК, – скорее всего, лишь два и было.

Даже можно предположить, у кого именно: у сменявших друг друга начальников горотдела НКВД Коробицына и Андронова. Значит, они тоже самолично расстреливали, немало потрудившись на этой ниве. Сделаем, конечно, поправку на возможные отдельные промахи, осечки, «контрольные выстрелы» для добивания недострелянных, только все равно выходит, что с августа 1937 года по февраль 1938-го, всего за семь месяцев и в одном лишь Ульяновске, было расстреляно больше полутора тысяч человек…

Особо тяжкая доля вины

Иван Жилин
Опубликовано на сайте газеты "Новая газета" 3 июня 2015 года

4 июня в Верховном суде будет рассматриваться вопрос о реабилитации бывшего начальника 2-го отделения 3-го отдела УГБ УНКВД Московской области Иллариона Вольфсона. Одного из палачей по «делу харбинцев»

Домой, на смерть

23 марта 1935 года Советский Союз продает марионеточному государству Маньчжоу-Го (подконтрольному Японии) Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), построенную еще в 1903 году и обслуживаемую советскими гражданами. Сделка предусматривает сворачивание дипломатических, торговых и хозяйственных предприятий СССР. Тысячи человек возвращаются в Советы.

«Агитация на возвращение в СССР активно велась в городе все время, но массовый отъезд пришелся именно на тридцать пятый и тридцать шестой годы, — вспоминает очевидец тех событий Марк Лурье. — У матери в Москве жила родная сестра, она писала, что жизнь в России наладилась, карточки на хлеб отменены, везде бесплатное образование, и звала нас к себе. Отец был категорически против отъезда, он как будто чувствовал будущую трагедию «харбинцев», но я, находясь под влиянием советской пропаганды, требовал от родителей, чтобы мы уехали в Союз. И они ради меня пошли на этот шаг. В июне 1936 года мы быстро собрались <…> На здании вокзала висел большой портрет Сталина, а под ним надпись: «Домой! К великому Сталину». Десятки тысяч кэвэжэдинцев поехали навстречу своей погибели».

20 сентября 1937 года генеральный комиссар государственной безопасности Ежов издает приказ № 00593:

«Органами НКВД учтено до 25 000 человек, так называемых «харбинцев» (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Маньчжоу-Го), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза.

Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы в подавляющем большинстве состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т.п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки.

ПРИКАЗЫВАЮ. С 1-го октября 1937 г. приступить к широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности».

Аресту, согласно приказу, подлежали все «харбинцы», когда-либо уличенные в антисоветской деятельности, а также служившие в иностранных фирмах, китайской полиции, предприниматели.

Арестованных надлежало разделить на две группы (цитата из приказа):

«К первой категории — отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу. Ко второй категории — всех остальных, менее активных харбинцев, подлежащих заключению в тюрьмы и лагеря, сроком от 8 до 10 лет».

Приказ надлежало исполнить до 25 декабря 1937 года, за три месяца.

«Упущения»

Илларион Иосифович Вольфсон в 1937 году работал начальником отделения в НКВД Московской области. Его подчиненные вели дела «харбинцев», а он — утверждал обвинительные заключения. В 1939 году Вольфсон сам попадет в жернова НКВД, будет арестован по 58-й статье и приговорен к расстрелу, который позже заменят 15 годами заключения.

Как проводилось следствие по «харбинскому делу», Вольфсон расскажет позже, в 1956 году на допросе в качестве свидетеля.

Протокол допроса свидетеля Вольфсона Иллариона Иосифовича от 10 июля 1956 года (публикуется с небольшими сокращениями, пунктуация сохранена):

«Вопрос: Вам предъявляется архивно-следственное дело № 737647 на осужденного к высшей мере наказания — расстрелу Крылова Василия Николаевича. В постановлении об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, подписанном вами, как начальником отделения и другими лицам, указано, что КРЫЛОВ «Будучи к-р (контрреволюционно. — И. Ж.) настроен высказывал троцкистские настроения и допускал террористические настроения по адресу вождя партии. Прибыл на территорию СССР как агент японских разведывательных органов со шпионско-террористическими заданиями». Материалов же для такого обвинения Крылова и вообще ареста его, как видно из дела, у вас не было. Что вы скажете по этому поводу?

Ответ: Сейчас я не помню хорошо дело Крылова за давностью времени, но во всяком случае утверждаю, что агентурные материалы были на харбинцев, в том числе и на Крылова.

Вопрос: Если были, как вы утверждаете, агентурные материалы на Крылова, то почему же нет ссылки на них ни в обвинительном заключении и в других документах дела?

Ответ: В те времена ссылки на оперативные материалы не делались в обвинительном заключении.

Вопрос: Скажите, физические меры воздействия вами применялись в отношении арестованных харбинцев, в том числе и в отношении КРЫЛОВА?

Ответ: Лично мною физические меры воздействия в отношении арестованных не применялись, а вообще это практиковалось в УНКВД по Московской области. Допускал физические меры воздействия мой подчиненный оперуполномоченный МОЧНОВ, но я запрещал ему, в моем присутствии не позволял этого делать, вообще не разрешал. Применялись ли меры физического воздействия или какие другие в отношении КРЫЛОВА я не помню, не знаю.

Вопрос: По показаниям, полученным вами лично и вашим подчиненным ВОДЕНКО от арестованного вами же КРЫЛОВА, было арестовано несколько человек, в том числе жен этих же арестованных, по обвинению в участии в шпионско-террористической организации и все они были осуждены заочно к высшей мере наказания — расстрелу. Так были расстреляны: НЕЧАЕВ В.И., его жена НЕЧАЕВА Серафима Дмитриевна, брат НЕЧАЕВА — НЕЧАЕВ Ф.И., его жена НЕЧАЕВА Анна Дмитриевна, МОЛОШНЫЙ П.П., РАССОХИН И.Ф. и его жена — РАССОХИНА Л.А., жена КРЫЛОВА и еще несколько человек, вина которых не доказана. Признаете ли вы себя виновным в неправильном и не основательном аресте и осуждении перечисленных лиц?

Ответ: Я признаю себя виновным в том, что я, будучи начальником отделения, допускал в отдельных случаях нарушение революционной законности. Это происходило в силу того руководства и тех установок, которые имели место в тот период. <…>

Вопрос: Вам предъявляется архивно-следственное дело № 737313 на арестованного вашим отделением 17 сентября 1937 года, осужденного заочно к расстрелу НЕЧАЕВА Василия Ильича. Вами подписано обвинительное заключение на НЕЧАЕВА?

Ответ: Да, обвинительное заключение на НЕЧАЕВА Василия Ильича подписал я. Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения подписано моим заместителем ВЕРШИНИНЫМ.

Вопрос: В постановлении об избрании меры пресечения в отношении НЕЧАЕВА сказано, что: «...он является членом контрреволюционной шпионско-террористической группы». В обвинительном заключении сказано еще больше:

«1) В Харбине был связан с врагами Соввласти и агентами японской разведки.

2) Будучи секретным агентом НКВД являлся двурушником.

3) Был членом шпионско-террористической группы, ставящей своей целью совершение террористических актов над руководителями ВКП(б) и Соввласти».

Однако в процессе следствия ни по одному из указанных пунктов обвинения НЕЧАЕВ не был допрошен и предъявленное обвинение ему не было доказано.  Как вы можете квалифицировать этот факт своих незаконных действий?

Ответ: Я считаю своим упущением, что не проверил дело с обвинительным заключением.

Вопрос: В результате вашего, как вы указываете, «упущения» НЕЧАЕВ был расстрелян. Вы признаете, что НЕЧАЕВ был расстрелян по вашей вине, без оснований к тому?

Ответ: В этом имеется доля моей вины».

«Идут лучше, чем поляки»

Характеристика личности Иллариона Вольфсона содержится в справке по архивно-следственному делу Ивана Сорокина, начальника 3-го отдела УГБ УНКВД МО:

«…Вольфсон не знал предела своей подлой работы, аресты по харбинской организации проводил чуть ли не целыми семьями, оформлял дела как на шпионов, в число которых включал неграмотных и малограмотных женщин. На мое заявление Вольфсону об осторожном действии, он мне ответил: «А все же дела на харбинцев в центре проходят лучше, чем по полякам. Ни одного дела не завернули на доследование».

«Так же нагло Вольфсон проводил операции по харбинцам и китайцам в феврале—марте месяце 1938 г. Когда я проверял следственные дела на китайцев и пытался часть из них передопросить, то из этого у меня ничего не вышло, так как они очень слабо знают русский язык, но не глядя на это, Вольфсон их допрашивал без переводчика, после чего передавал их дела на Тройку НКВД СССР, которая приговаривала их к заключению в лагеря на разные сроки...». (ГАРФ, ф. 10035, оп. 1)

По данным «Мемориала», по «харбинскому делу» были арестованы 48 133 человека, 30 992 из них — расстреляны.

Документы, подтверждающие личную вину Вольфсона в расстрелах невиновных

Предатели: настоящие и нет

Владимир ОВЧИННИКОВ —
специально для «Новой», Боровск
Опубликовано на сайте газеты "Новая газета" 01 июня 2015 года

Спустя 70 лет после окончания войны за пределами нашего внимания остается вопрос об изменниках Родины

Время стирает детали, поэтому любой разговор об истории, тем более военной, должен начинаться с архивов. В них мы и нашли эпизоды войны, которых нет в учебниках. Местоположение — Калужская область, Боровский район.

Я не жертва Ивана Грозного,
Мой казнитель был Джугашвили.
Ничего в моем деле серьезного,
Но статью мне, однако, пришили!
 Виктор Боков

Жертвы «бдительности»

Поэт-песенник Виктор Федорович Боков вступил в Союз писателей в 41-м, а в 42-м был призван в армию. В лагере курсантов-артиллеристов он по доносу сокурсника 19 августа был арестован «за разговоры». Последовали семь месяцев следствия и приговор — пять лет лагерей по 58-й статье («Антисоветская агитация и пропаганда»). Составом на восток Виктора отправили в Сиблаг, Сталинск, Кемеровская область. После освобождения с гражданской женой, также бывшей лагерницей, он в течение 10 лет проживал в деревне Ильино Боровского района, «101-я верста». Сибирский сиделец сочинил цикл стихотворений о сталинском терроре, заучил их наизусть и записал после освобождения. Вот начало одного: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?/Заламывают руки, бьют на следствии./О том, что невиновных топчут в грязь,/Докладывают вам на съездах и на сессиях?»
«Предателей» в армии вскрывали непрерывно, и главная задача была отыскать их рядом с собой. Если ты их не видишь и не слышишь, сам становишься врагом. Из 67 призывников-боровчан, осужденных «обоснованно», пятеро приговорены к расстрелу, остальные — к 8 и 10 годам лагерей. На сегодня они реабилитированы: состава преступления не оказалось.

Иван Калинин

Вот история красноармейца Ивана Калинина, рассказанная его сыном:
«Я — Дмитрий Калинин, родившийся, можно сказать, вопреки обстоятельствам. От троих детей и больной жены моего отца призвали на войну. Под Наро-Фоминском он проходил курс молодого бойца, учился на связиста, но затем оказался кузнецом в ремонтной танковой бригаде. По его рассказу, в ноябре 1941 года во время ужина они с другом, Василием Мартыновым, вслух удивились: «Как быстро, за четыре месяца, немцы до Москвы дошли!» По чьему-то доносу обоих осудили, на 25 лет каждого, потом снизили срок до 10 лет. Друг на лесоповале погиб (замерз), а отец благодаря кузнечной специальности выжил возле горна.

Виталий Мартынов

Через пять лет, в 1947-м, моей матери разрешили «свиданку» с отцом, после чего появился на свет я. Одно свидание, но его хватило, чтобы я остался жить вместо них на нашей прекрасной планете. А сколько неродившихся? Второе свидание было разрешено через семь лет. Мама взяла меня с собой. Поезд на станцию «Сухобезводная» прибыл ночью. Нам повезло, и на конной повозке, на которой везли посылки и почту заключенным, захватили до лагерного пункта и нас. Остаток ночи провели в доме одного из служащих лагеря, а утром нас повели на свидание к отцу. Подвели к бараку, на котором было несколько дымящихся труб. Оказалось, что это кузница. У каждого горна из шести работали по одному кузнецу и по два молотобойца. Начальник построил их, а подойдя ко мне, сказал: «Ну, сынок, ищи своего папку». Отца до этого я видел только на фотокарточке, но тем не менее я пошел вдоль шеренги дядек, вглядываясь в их лица. Отца я узнал, обнял на высоте своего роста, поднял голову и увидел, как отец утирает слезы».
Калинину и Мартынову Военный трибунал вменил «систематическое проведение антисоветской агитации, восхваление жизни советских граждан, проживающих на временно оккупированной немцами территории, и жизни в фашистской армии, возведение клеветы на политику ВКП(б) и Советского правительства». Все совпало у друзей, лишь причина убытия из армии, по данным Минобороны (сайт «ОБД Мемориал»), разная: у Калинина — «осужден», у Мартынова — две причины: «осужден» и «убит» (?). Убит спустя два месяца после осуждения?! И таких нестыковок обнаруживается 33 по 67 осужденным. Что это? Замена приговора штрафной ротой?

«Сражение» в 37-м

В большинстве своем боровчане Октябрьскую революцию не приняли. Уже в ноябре 1918 года в Боровском и соседнем Медынском районах вспыхнул антибольшевистский мятеж. Его подавили, расстреляли 21 повстанца. Отголоски мятежа, «красного террора», братской (Гражданской) войны и репрессий 30-х годов, несомненно, докатились до 1941-го. В довоенном десятилетии самым упорным был слух, что скоро будет война, иностранные армии вторгнутся в Россию, власть сменится, колхозы отменят, жизнь улучшится. Эти слухи и надежды рождались от безысходности.
По протоколам допросов видно, что жертвы репрессий не скрывали своего отношения к советской власти и, не видя другого способа избавления от нее, с надеждой отчаяния ожидали иностранной интервенции.

Михаил Лукичев, тюремное фото

Лукичев Михаил Михайлович, 1884 г. р., уроженец села Серединское, счетовод Пищеторга, арестован 7 сентября 1937 года. В уголовном деле находим его прямую речь: «Народ умирает с голоду, в кооперативах ничего нет, хлеба не дают совсем, народ ждет войны, когда слетит советская власть, живется хорошо главкам-коммунистам, которые жрут все, что угодно, а нас, крестьян, только заставляют работать на них… Советская власть мстит мне за мое прошлое, за службу в жандармском управлении. В 1931 году советская власть осудила меня на 10 лет, а теперь меня презирают, и каждый коммунист тычет в меня пальцем. После этого я ненавижу советскую власть и буду бороться с ней не на жизнь, а на смерть. Вы не думайте, что нас мало, — нас, таких, как я, очень много. Придет скоро время, когда мы сможем задушить советскую власть и ее правительство. <...> Мы сейчас живем хуже, чем при крепостном праве. Советская власть и сталинская политика направлены к тому, чтобы своими колхозами и совхозами окончательно закабалить народ, но это не удастся».
За антисоветское и пораженческое настроение Лукичев приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 13 октября 1937 года.
За годы Большого террора таких, как Лукичев, в районе было расстреляно 80 человек, да еще проживавших на момент ареста в Москве, Московской и других областях — 30 уроженцев района. Так, готовясь к войне, «вождь» превентивно уничтожал потенциальную «пятую колонну».

Поднявшие руки

В ходе боя на ближайшем подступе к Боровску 13 октября 1941 года пехотная часть немцев вошла в соприкосновение с красноармейцами 151-й мотострелковой бригады. Об этом эпизоде немецкий источник Die 3 Division (автор Gerhard Dieckhoff, Gettingen, 1960) в главе «Захват Боровска» пишет: «Натолкнулись на советскую пехоту, из наших рядов громко закричали «Руки вверх!», и появилось много пленных. Как только русские застрелили комиссара, был послан перебежчик за линию фронта, в батальон пришло много сдавшихся в плен, их солдаты пересчитали». Немцы прошли и окружили Боровск, оборона его стала гораздо сложнее, за нее заплатили сотнями жизней бойцов 110-й и 113-й стрелковых дивизий. При захвате города и района, по данным того же источника, было взято в плен 5500 красноармейцев, из них 1600 в ходе боя за город и 3900 в ходе зачистки местности.
Оставление бойцами позиций без боя побудило в те дни Ставку Верховного Главнокомандования издать первый приказ о создании заградительных отрядов. В армиях Западного фронта этот приказ транслировался директивой штаба № 355, в ней упоминается эпизод 13 октября под Боровском. Знаменитый приказ о заградотрядах № 227 («Ни шагу назад!») выйдет 9 месяцев спустя — 28 июля 1942 года.
Причины катастрофического положения в армии в первой фазе войны анализируют, но морально-волевой фактор упоминают редко. Часть бойцов в плен сдавались почти добровольно, уповая на человечность интервентов. Полагали, что хуже, чем в колхозе, не может быть, прозябать на положении рабов не хотели.
Среди пленных сотни тысяч перешли на сторону противника и начали воевать в качестве обслуги в военной форме. После войны «вождь» добился от союзников их выдачи. В числе выданных — «власовцы», полицаи, ОУН-УПА, бандеровцы и прочие «изменники» Родины. Многих коллаборационистов отправили из лагерей союзников в свои лагеря и спецпоселения. Для сравнения скажем, что в Первую мировую противник не сумел вовлечь в свои ряды ни единой боевой единицы, которая состояла бы из граждан Российской империи. Были пленные, однако предателями они не считались.
Один из депортированных и осужденных боровчан — Каморин Егор Яковлевич, 1908 г. р., уроженец и житель д. Аграфенино, в октябре 1941 года попал в плен. Обвинение: «Будучи в плену, добровольно поступил на службу в дейст-вующую немецкую армию, а затем был передан в РОА, принял присягу на верность службы немцам и участвовал в боях против Советской Армии». По приговору Военного трибунала от 25 марта 1948 года лишен свободы на 25 лет.
В калужском Госархиве документов новейшей истории хранится около 27 тысяч дел жителей области, депортированных после войны из Германии. Около 600 из них проверку на благонадежность не прошли. Сегодня архивные дела недоступны для ознакомления, поэтому вопрос, почему генерал Власов нашел тех, кто готов был взять из рук немцев оружие, — доподлинно не исследован, но по большому счету, конечно, «не они, несчастные, изменили Родине, но расчетливая Родина изменила им, и притом т р и ж д ы» (цитата из А.И. Солженицына. «Архипелаг ГУЛАГ»).

Между молотом и наковальней

Два месяца и 20 дней район был в оккупации. Сотрудничество рядового населения с оккупантами простиралось от обязательных для всего взрослого населения различных трудовых повинностей, оброков и налоговых выплат рейху до активного добровольного взаимодействия с нацистами. С освобождением района начались аресты и допросы. Спрашивали: «Как могли открыть закрытую церковь, запустить электростанцию, шить для врага одежду, восстанавливать железную дорогу, расчищать от снега дороги, пускать на постой, оказывать бытовые услуги?» — и самое главное: «Как могли клеветать на советскую власть?» Но не спрашивали, а можно ли было в принципе не общаться с оккупантами, когда каждый их приказ заканчивался словами: «За неисполнение — расстрел»? Можно ли не умереть с голода, не имея никакого дохода?
Сито фильтрации прошли не все. Факты трактовали не в пользу обвиняемых. И снова — расстрелы и лагеря. Впоследствии по пересмотру дел реабилитированы были 156 боровчан, из них 29 — расстрелянных. Вслед за «изменниками» и «пособниками» карательные меры настигли членов их семей. Член семьи — и состав преступления налицо. 42 женщины-боровчанки были сосланы в Красноярский край. С ними отправились и их дети.

Галина и Павлик Корнеевы
с родителями

«Трагедия нашей семьи, — рассказывает Галина Пафнутьевна Парфенова (Корнеева), — пришла с войной. Отца, Корнеева Пафнутия, обвинили в измене Родине. Из уголовного дела, с которым я знакомилась в калужском КГБ в 1994 г., узнала, что при наступлении немцев часть, в которой был отец, попала в окружение где-то под Наро-Фоминском. Бойцы стали выходить из окружения, некоторые из них вышли на Боровск. Немцы тогда еще не взяли его. Отец вернулся к себе домой. Надо было кормить семью, он пошел работать на фабрику, запущенную немцами. Работать на немцев или умереть с голоду — вся альтернатива. Когда вернулись наши, отца арестовали и увезли в Серпухов. <...> В Серпухове отца приговорили к расстрелу. <...>Реабилитировали отца в 1994 г.
До войны отец работал начальником караула в пожарной части. Я его очень любила. Мама до войны работала в райфо. В декабре 42-го нам объявили, что нас — маму, брата и меня — высылают из города как членов семьи изменника Родины. Мне было шесть лет, брату Павлику — восемь. На сбор дали 24 часа, брать с собой ничего не разрешили, кроме одежды. Погрузили в вагоны-телятники, по восемь семей в вагон. Внутри вагона была печка-буржуйка, но все равно мы мерзли. За Челябинском наш поезд остановился на полустанке, и подошел другой эшелон, двери вагона раздвинулись, и из него стали выносить трупы и складывать штабелями. Это были замерзшие трупы пленных немцев. У меня до сих пор в глазах стоит эта картина. Привезли нас в Абакан. Мороз стоял 55 градусов. Какие мытарства нас ожидали в ссылке, отдельная история».
Те, кого называют термином «изменники Родины», разумеется, не составляют единую общность. Не умолчим о тех, кто из ненависти к советской действительности или от страха выдавал своих. Корягин Иван Иванович, житель д. Кириллово, выдал немцам 20 красноармейцев, прятавшихся в его и в колхозном сараях; Трифонов Никита Федорович, житель д. Колодези, выдал 15 красноармейцев; Степанов Дмитрий Григорьевич, уроженец д. Борисово, отказывал в ночлеге бойцам, идущим из окружения, следил за колхозниками, чтобы не пускали на ночлег. Обойдемся без дальнейшего перечисления.
В Архиве УФСБ находятся 93 дела на боровчан, признанных не подлежащими реабилитации. Родина-прокурор наказала их в 42-м, расчетливая Родина-прокурор и в наше время не прощает. Из 93 30 были приговорены к расстрелу. В основном это старосты, их помощники и десятские («десятский» — выборный от 10 дворов). Избирались они самими сельчанами. Значит, сельчане считали их лучшими. В положении между молотом и наковальней эти выборные нередко ценой своего существования помогали, а то и спасали своих односельчан. Но если лучшие оказались «предателями», то тогда, выходит, и сам народ «предатель». Зададим вопрос: может ли народ быть предателем? Кого он предает?

За родину! За Сталина?

Цифры репрессированных по Боровскому району — лишь капля в море расстрелянных, загубленных в лагерях, погибших от голода и холода. Все это никак не приближало, а отдаляло конец войны. Мы победили вопреки всему, что произошло с 1917 года. Конечно, не все понимали ход истории, но инстинкт освобождения от захватчиков доминировал.
Противников режима до войны называли врагами народа, а в годы войны — предателями Родины. Были среди них и настоящие герои, не принявшие позиции «от нас ничего не зависит», герои, если осмеливались идти против Сталина. Современный миф о генералиссимусе негатива не терпит: он-де не убивал никого, не устраивал Голодомора, не подписывал пакт Молотова—Риббентропа, не нападал на Финляндию и Польшу, не растлил репрессиями душу народа, а поднял страну, построил заводы, снизил цены, выиграл войну, сделал СССР сверхдержавой. «Заслуги» Сталина — так сказать, обратная сторона Победы.
Революция и репрессии приучили старшие поколения молчать о прошлом. Опасались за себя и за судьбы детей. Страна опоздала многим нашим землякам рассказать о судьбах близких им людей. Эти люди должны быть названы, их родственники до сих пор надеются что-то узнать.