Сраму не имут

протоиерей Димитрий Сазонов
Опубликовано на сайте Журнала "Церковный вестник" 5 мая 2017 года

НАДО ЛИ МЕНЯТЬ КРИТЕРИИ КАНОНИЗАЦИИ РЕПРЕССИРОВАННОГО ДУХОВЕНСТВА И КАК ИМЕННО?

О репрессированном духовенстве собран огромный фактический материал, сказано много слов и написано немало комментариев, но всё же удовлетворяющего своей глубиной анализа причин репрессивной политики Советского государства пока нет. Отсутствуют внятные объяснения природы и сущности высказываний обвиняемых. Какую роль в репрессиях сыграли основополагающие государственные акты? Как стали возможными массовые сфальсифицированные обвинения? Эти и другие близкие по теме вопросы еще предстоит решить исследователям.

Архиваная выписка из расстрельного приговора "тройки"
в отношении архиепископа Феодора (Поздеевского; + 1937)

В 1995 году, в самом начале своей работы, Синодальная комиссия по канонизации святых разработала документ «Историко-канонические критерии в вопросе о канонизации новомучеников Русской Церкви в связи с церковными разделениями XX века». Этот документ был одобрен cвященноначалием и лег в основу деятельности комиссии по вопросу изучения подвига новомучеников и исповедников. За прошедшие годы епархиальные комиссии по канонизации святых, несмотря на закрытость некоторых фондов, нашли новые источники, исследовали множество документов и еще раз оценили методы следствия и «подлинность» протоколов допросов. Проведенная ими огромная работа и сделанные выводы приводят к мысли, что пришло время по-новому взглянуть на критерии канонизации, соответствующие времени.

Малодушие не пример

Канонизация всегда мыслилась церковным сознанием как факт проявления в Церкви святости Божией, действующей через облагодатствованного подвижника благочестия. Посему во все времена основным условием прославления было проявление подлинной святости праведника. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий в своем докладе на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1988 года на тему «О канонизации святых в Русской Православной Церкви» изложил признаки святости православных подвижников, среди которых определены: мученическая смерть за Христа, чудотворения, народное почитание^[1].

В том же докладе прозвучало утверждение, что одним из главных критериев канонизации репрессированного священнослужителя или мирянина должен был определен критерий нравственной чистоты кандидата на канонизацию, образцовое поведение его не только в жизни и пастырском служении, но и на следствии. «Поэтому при обнаружении обстоятельств, смущающих христианскую совесть, комиссия отклоняет предлагаемую к канонизации кандидатуру», — говорится в документе^[2].

Однако, наряду с определением критерия непререкаемого поведения мученика на следствии, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий напоминает, что во время гонений в XX веке власти предприняли всё возможное, чтобы жизнь и подвиги репрессированного духовенства имели наименьшее, насколько это возможно, влияние на народ, и власть сделала практически потаенными объективные обстоятельства следствия, заключения в тюрьме и мученическую кончину. «Отношение органов репрессивной власти к служителям Церкви и верующим было однозначно негативным, враждебным, — пишет Преосвященный владыка Ювеналий. — Человек обвинялся в чудовищных преступлениях, и цель обвинения была одна — добиться любыми способами признания вины в антигосударственной или контрреволюционной деятельности. Большинство клириков и мирян отвергло свою причастность к такой деятельности, не признавали ни себя, ни своих близких и знакомых, ни незнакомых им людей виновными в чем-либо. Их поведение на следствии, которое порой проводилось с применением пыток, было лишено всякого оговора, лжесвидетельства против себя и ближних». Конечно же, далее следует само определение критерия: «Малодушие, проявленное ими в таких обстоятельствах, не может служить примером для верных Христу, ибо канонизация — это свидетельство святости и мужества подвижника, подражать которым призывает Церковь Христова своих чад».

Оболгать и опорочить

Как же так? C одной стороны, мы говорим о порочности следствия, о его злонамеренном умысле в деле осуждения людей, а с другой стороны, продолжаем безраздельно верить следствию: всё, что оно записало (а каждый протокол — документ. — Прим. авт.), является для нас истиной.

Позиция синодальной комиссии понятна, но при изучении материалов следственных дел исследователь сталкивается с сомнениями нравственного порядка: как святой должен вести себя под пыткой? С одной стороны, следствие любыми способами (избиение подследственного, фальсификация материалов, намеренная интерпретация слов обвиняемого и соответствующая запись в протокол и т.п.) старалось доказать вину подследственного. С другой, мы выбрали одну модель поведения подследственного, которая и должна была быть правильно зафиксирована в следственном деле, то есть он должен безупречно соответствовать выбранной нами модели безупречного свидетеля истины. Ставя под сомнение истинность и полновесность таковой позиции в отношении обвиняемых, докторр исторических наук, профессор А.А. Федотов в своей статье «Значение подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской для современной церковной жизни» задается вопросом, что же такое «образцовый святой», если даже первоверховный апостол Петр отрекся трижды от Христа за одну ночь даже и без пытки? «В стране, где Конституция значила меньше закрытых постановлений, — делает вывод ученый, — где высшие меры наказания назначали внесудебные органы, где писаные законы легко могли попираться волей тех, кто в этот момент мог это сделать перед тем, как потом самому стать жертвой этой же машины репрессий, где ложь и предательство были негласными добродетелями, откуда мы можем знать, достоверны какие-то конкретные уголовные дела или нет? Если, например, судебные процессы против бывших первых лиц государства в 1930-е годы носили показательный характер, на них были иностранные журналисты, пресса всего мира свидетельствовала о подлинности их признаний, то кто может подтвердить подлинность признаний безвестных и в силу этого «малозначимых», даже с точки зрения современного православного публициста мучеников и исповедников?»^[3]

Научный сотрудник ПСТГУ Лидия Головкова, просмотревшая более 20 тысяч следственных дел пострадавших за веру и причисленных к лику новомучеников, уверена, что судить о святости человека по следственному делу — ошибка^[4]. Некоторые дела и вовсе составлялись уже после того, как человек был расстрелян. По информации Головковой, «фальсификацией следственных дел, или на языке чекистов "липачеством", занимались все райотделы управления НКВД, в том числе Москвы и Московской области. Доказательства этого были получены автором во время работы со следственными делами 1950–1960 годов; именно в эти годы судили сотрудников, фальсифицировавших дела в тридцатые»^[5].

«Есть отдельные дела, когда не приходится сомневаться, что протокол написан со слов самого обвиняемого или же им самим, — резюмирует далее исследователь. — Но это редчайшие случаи. А в основном мы абсолютно не можем отличить, где правда, а где — нет. Конечно, какие-то дела могут быть сфальсифицированы больше, какие-то меньше. Но и этого мы доподлинно никогда не узнаем. Речь идет о прямом обмане. Следственные дела тех лет — от первых слов до последних — появлялись на свет лишь для того, чтобы оболгать и опорочить ни в чем не повинных людей»^[6].

Интересно, что архиепископ Берлинский и Германский Марк на круглом столе «Критерии канонизации святых новомучеников и исповедников Церкви Русской» высказал сомнение в том, что документы вообще необходимы для прославления: «Очень спорный вопрос. Такого в истории не было. Я допускаю, что они (документы. — Прим. ред.) могут быть допущены как второстепенные или третьестепенные свидетельства, подтверждающие решение. Но не как основные»^[7].

«Признаете себя виновным?»

Приведем пример. Пятого августа 1937 года Ивановским РО УНКВД была «вскрыта и ликвидирована на территории Ивановского (Островского. — Прим. авт.) района контрреволюционно-фашистко-диверсионно-шпионско-вредительско-террористическая организация церковников (так звучит определение организации в обвинительном заключении по следственному делу № 15099. — Прим. авт.) в количестве 32 человек. В состав вскрытой и ликвидированной к-р организации церковников входили, главным образом, духовенство, монашки и лица церковного скита, будучи враждебно настроенными к политике ВКП(б) и Советского правительства. Еще с 1918 года участники организации встали на путь борьбы с Советской властью [...]. В момент коллективизации вели борьбу против колхозного строительства [...]. Систематически срывали хозполиткомпании, проводимые на селе партией и Совправительством [...].

Позднее в число своих задач участники к-р организации поставили шпионаж в пользу иностранных государств, совершение поджогов культурных очагов, государственных и общественных учреждений деревни, колхозного имущества, а также намечали совершение террористических актов над советскими работниками и активистами села [...] Cледственное дело направить на рассмотрение Тройки УНКВД по Горьковской области»^[8].

Естественно, после всего, что написано в обвинении, 11 из осужденных были приговорены к расстрелу, другие к различным срокам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Как же велось следствие? Рассмотрим это на примере дела благочинного и настоятеля Рождественской церкви села Рождественского Ивановского района А.М. Петропавловского. Допрос 9 августа 1937 года:

«Вопрос: Вы арестованы за к-р деятельность, которую Вы проводили среди населения. Признаете ли себя виновным?

Ответ: Виновным в предъявленном обвинении себя не признаю. Никакой контрреволюционной деятельностью я не занимался.

Вопрос: Вы показали, что Вы не вели никакой контрреволюционной деятельности. Следствием установлено, что Вы принимали активное участие в 1935 г. в массовых выступлениях в связи с отбором церковной сторожки. Дайте показания?

Ответ: В 1935 г. во время выступления женщин я никакого участия не принимал. Это выступление возникло стихийно, без моего какого-либо вмешательства»^[9].

Таким образом, следствием предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности, отвергнутое обвиняемым.

Допрос 10 августа 1937 года:

«Вопрос: Вам предъявляется обвинение в распространении контрреволюционной агитации. Признаете ли себя виновным?

Ответ: Если следствие считает, что я виновен, выносите какой угодно приговор, а я от дачи показаний отказываюсь»^[10].

Как видим, обвинение предъявляется уже не в деятельности, а в агитации. Но опять обвиняемый отказался признать вину.

Допрос 11 августа 1937 года:

«Вопрос: На допросе 9 августа Вы упорно утверждали, что не вели никакой контрреволюционной агитации. Следствием установлено, что Вы систематически высказывали антисоветские проповеди. Дайте показания.

Ответ: Признаюсь, что 2 августа 1937 года по окончании службы я выступил с проповедью, в которой обвинил верующих в их богоотступничестве и призывал к укреплению религии. Других каких-либо проповедей антисоветского содержания я не говорил»^[11].

В этих словах звучит признание. Но вчитаемся: неужели это признание вины? И какой? Вины вменяемой следствием (антисоветчина) или вины за проповедь против безбожников?

На допросе 4 сентября 1937 года признание вины звучит уже совсем по-другому:

«Вопрос: Вы арестованы как участник организации, проводившей активную к-р деятельность. Материалами следствия установлены факты подрывной работы, совершенные Вами и другими участниками организации. Прежде всего, скажите, виновным себя признаете?

Ответ: Виновным себя признаю. Я действительно являлся участником к-р организации церковников. Я вместе с другими участниками проводил активную к-р деятельность, направленную к разрушению колхозов, срыву хозполиткомпаний, полевых работ, трудовой дисциплины. Распространял провокационные слухи о гибели Советской власти, а также проводил подготовку свержения Советской власти [...]»^[12].

Наконец-то налицо признание вины. Но, с точки зрения современного человека, которому открыты сведения об «липачестве», подлогах, выполнении заказного следствия, разве могут вышеприведенные слова принадлежать священнику, разве могут они быть отречением от Христа и Его Церкви? Если кто-то поверит, что признанием в контрреволюционной деятельности, абсурдным признанием, человек предал Христа, всё остальное не представляет смысла доказывать.

С большой натяжкой

Вот рассказ о пытках священника Преображенской церкви села Спас Васильевского с/с Мантуровского района Н.И. Добролюбова: «Дело наше закончено. Дело оказалось серьезным, хотя мы то, совершенно непричастны к нему, но нас считают членами церковно-фашистской, диверсионно-террористической организации, которая якобы [...] Считается, что [епископ] запутал всех благочинных, а наш благочинный Полленский не устоял на пытке, и там почти в бессознании принял на себя эту вину, и заявил, что он тоже член организации, и получал директивы от Неофита, распространял их среди нас всех с целью проведения их в жизнь, чем сильно нас подвел, что его самого, и нас губит. Так пощады ждать нечего, хотя мы не один не признаёмся в участии в этой организации, но поверят ли [...] нашим показаниям. Допросы были тяжелые. Меня допрашивали 11 раз и все под различной угрозой и под матюгами и стоя. Такая пытка. Ставили [...] Я раз стоял 20 часов не сходя с места, раз стоял 15 часов, а остальные были короче не дольше 4–5 часов, но все без хлеба, без воды, без курева. Больше меня никто не вызывает и дольше меня никто не стоял. Стоял только Полленский там же, где он ввалил себя и нас в яму»^[13].

Но протоиерей А.Полленский, как следует из материалов его следственного дела, так же как и протоиерей А.М. Петропавловский, сделал «признание», которое заключалось в словах «признаю, что состоял в контрреволюционной организации». А далее выясняется, что он общался со своими подчиненными как благочинный, и вся вина его заключалась именно в этом. Следователь применил прием, хорошо известный по другим следственным делам, а именно: он «рассказал другим, что Полленский сознался», что «раскрыл всю группу» и т.д. В протоколе записано, что священник признался, что «в каждом удобном случае высказывал к.р. суждения по отношении к колхозам». «Какая работа была проведена другими священниками, я сказать не могу, — заявляет он следователю, — так как о проделанной работе в этой области они меня не информировали». Бросается в глаза фраза в протоколе: «Организации как таковой я не создавал, но в руководстве с попами я высказывал к-р настроения: этим самым я пытался привлечь их к к-р работе»^[14]. Похожи ли приведенные слова на характерную речь благочинного, получившего образование и воспитание в начале ХХ века? На мой взгляд, с большой натяжкой. Так, выстоявшего под следствием Петропавловского можно считать годным для канонизации, а «сознавшегося в контрреволюционной деятельности» Полленского не годным?

Народное почитание

Считаю, было бы весьма полезным, если бы при обсуждении и вынесении определения по той или иной кандидатуре на канонизацию присутствовали и имели право голоса представители епархии, от которой подаются документы в Синодальную комиссию по канонизации святых. Иначе позиция, которую занимает этот орган, порой трудно понять и объяснить.

Например, при рассмотрении материалов, подготовленных Костромской комиссией по канонизации святых к прославлению в лике местночтимых святых почитаемой до настоящего дня солигаличской подвижницы монахини Ангелины (Борисовой), оказывается, что характеристики советских следователей и представителей Синодальной комиссии по канонизации пугающе похожи. В ответе синодальной комиссии на имя епископа (ныне митрополита Костромского и Нерехтского) Ферапонта о невозможности канонизации монахини Ангелины как о причине невозможности канонизации говорится о стилистических ошибках и о «недостоверности ее жития». Указано также, что «показания самой монахини Ангелины, содержащиеся в архивно-следственном деле, крайне фрагментарны, совершенно не затрагивают вопросов ее веры (а во многих ли следственных делах мы находим свидетельства исповедничества веры? — Прим. авт.) и религиозных убеждений и характеризуют ее не столько как монахиню, сколько как народную целительницу и знахарку»^[15]. Вызывает удивление, как члены комиссии в присланных материалах не увидели религиозной составляющей в действиях монахини Ангелины, а вот следователь ОГПУ увидел в действиях Борисовой религиозную составляющую. В постановлении следствия ОГПУ сказано, что Борисова «занимается совершением обманных действий на религиозной почве, а главным образом ею обращено внимание на вербовку молодого поколения, которое Борисова уже в большом количестве ввела в такое заблуждение, что лица, посещавшие ее отреклись от мира, боясь какого-то страшного суда [...] Кроме того, Борисова занимается приемом больных, коих лечит ото всех болезней травой (лечение травами — знахарство? — Прим. авт.), делая последнюю комочками и дает проглатывать внутрь, что явно свидетельствует, что тут обман, и ничто иное»^[16]. Считать, что при аресте следователи не обратили внимания на ее веру (тем более она принадлежала к так называемой группе духовных, сложившейся как духовные чада иеромонаха Иоасафа (Сазонова). — Прим. авт.), а только на ее знахарство, значит, считать, что и у большинства, в том числе и канонизированных церковников, отсутствует фактор исповедничества, и что все они были арестованы лишь по политическим мотивам, вмененным им в вину советской властью.

Тем временем на могилу к матушке Ангелине приходят десятки тысяч людей. Они просят ее молитв о себе и своих близких.

На феномен народного почитания особое внимание обращает ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев в своей статье «Некоторые проблемы прославления к местному и общецерковному почитанию в концах ХХ — начале XXI века»: «Как видим, на протяжении столетий он являлся базовым основанием для канонизации того или иного подвижника, невзирая на всю крайнюю неопределенность явления этого "почитания" и неясность механизмов его возникновения, существования и развития. Возникающие при этом проблемы можно было бы упростить или вовсе их избежать, усовершенствовав и расширив процедурные возможности канонизации, то есть предусмотрев новые варианты правил, отвечающие потребностям нашего времени». «Отчасти Церковь уже встала на этот путь, — продолжает отец Владимир, — прославив в лике святых в 2000 году на Юбилейном Архиерейском соборе сразу весь Собор новых мучеников и исповедников Российских, ведомых по именам и неведомых, и постановив, что имена новомучеников, выявленные вновь синодальной комиссией, могут не проходить снова процедуру канонизации, а вноситься в Месяцеслов после утверждения на Священном Синоде».

Вышесказанное следует воспринимать как призыв уйти от формализма в руководстве критериями при канонизации святых и считать, что установленные критерии надо понимать не в узком смысле написанного и определенного в протоколах следствия, но в евангельском духе понимания Божественного Промысла.

Вместе с тем епархиальные комиссии по канонизации святых и исследователи материалов, изучающие жизнь того или иного репрессированного священнослужителя или мирянина, вера в небесное заступничество которого не вызывает сомнения у жителей местности, где он в свое время служил и находился, встают перед множеством недоуменных вопросов. В частности, верующих смущает отсутствие в Православном церковном календаре на 2013 год (и далее) Издательского совета Русской Православной Церкви имен 36 канонизированных новомучеников, указанных в прежнем календаре. К сожалению, ни прошедшие после этого события Архиерейские Соборы, ни священноначалие не дали никакого официального ответа, в чем причина произошедшего.

Перед епархиальными комиссиями и исследователями темы новомучеников возникает дилемма: какими критериями руководствоваться при изучении жизни новомученика и его последующей канонизации, когда при народном почитании страдальца вдруг обнаруживается признание им своей вины или «оговора»? Что считать признанием вины в контрреволюционной деятельности и что признать оговором? Слова: «Да, признаю виновным себя в контрреволюционной деятельности, антиколхозной пропаганде, антисоветской деятельности»? Над такими оговорами и признаниями есть повод серьезно задуматься, внимательно вчитаться, в чем же, на самом деле, человек себя и других оговорил. Тем более что по этой теме у исследователей^[17] встречается разномыслие, которое, как я считаю, полезно в решении задач, определенных полнотой Церкви и священноначалием, не ставящих под сомнение, что подвиг новомучеников и исповедников должен быть увековечен.

СПРАВКА ОБ АВТОРЕ

Протоиерей Димитрий САЗОНОВ родился в 1963 г. в Рыбинске. Кандидат богословия (1992), доктор философских наук (2010), профессор (2011), председатель комиссии по канонизации святых Костромской епархии. По окончании хорового отделения Костромского музыкального училища (1982) и службы в армии (1982–1984) поступил в Московскую духовную семинарию. В 1992 г. окончил Московскую духовную академию, защитив кандидатскую диссертацию. Служил в храмах Костромской и Ярославской епархий.

С 1993 по 2010 г. являлся духовником Костромской организации ветеранов и инвалидов войны в Афганистане и на Северном Кавказе, членов семей погибших в горячих точках воинов, а также Костромского областного союза женщин, Костромского отделения Дворянского собрания. Возглавлял Костромское церковно-историческое общество, издавал научный альманах «Светочъ» (2005–2010). В 2010–2012 гг. — проректор по научной работе Ярославской духовной семинарии. В 2012–2015 гг. — секретарь Епархиального совета Кинешемской епархии. С 1993 г. по н. вр., преподает в костромских вузах. Докторант Общецерковной аспирантуры имени святых Кирилла и Мефодия.

С 2015 г. — настоятель Никольской церкви в с. Саметь (Костромской р-н), основатель первого в Костромской области церковного музея Императорского православного палестинского общества. Автор монографий «История и историософия Костромского Ипатьевского мужского монастыря» (2011), «Моделирование здоровья, интеллекта, образования, карьеры и духовности» (2013), сборника статей «Костромские этюды» (2014), «Костромская Голгофа» (2016), а также более 70 научных и научно-методических публикаций, четырех сотен публикаций в прессе по церковной тематике. Награжден медалью прп. Сергия Радонежского (IV степени; 1988), императорским орденом св. Анны (IV cтепени; 2013).

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

9 октября 1989 г., в день преставления апостола Иоанна Богослова, на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви произошло прославление святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. И хотя при его прославлении из-за существующих тогда внешних политических обстоятельств не было сказано о подвиге исповедничества этого святого, вся полнота Церкви восприняла это деяние Собора как начало прославления новомучеников. 25 марта 1991 г. Священный Синод принял определение «О возобновлении поминовения исповедников и мучеников, пострадавших за веру Христову, установленного Поместным Собором 5/18 апреля 1918 г.» Через год, в 1992 г., Архиерейский Собор прославил еще несколько новых мучеников и исповедников ХХ в. и определил совершать празднование Собора новомучеников и исповедников Российских 25 января/7 февраля, если этот день совпадает с воскресным днем, а если не совпадает — то в ближайшее воскресенье после 7 февраля. На последующих Архиерейских Соборах канонизация новомучеников была продолжена. На Юбилейном Архиерейском соборе 2000 г. были прославлены все, как известные, так и не известные нам мученики и исповедники веры минувшего столетия, и поименно включены в этот сонм святых 1097 человек. В настоящее время поименное включение в Собор новомучеников и исповедников Российских совершается решениями Священного Синода нашей Церкви. Сегодня Собор новомучеников и исповедников Российских включает более 1700 святых.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия на Освященном Поместном Соборе Русской Православной Церкви, посвященном 1000-летию Крещения Руси, на тему «О канонизации святых в Русской Православной Церкви» // Канонизация святых. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 6–9 июня 1988. С. 25–26.

2 Ювеналий, митр. Крутицкий и Коломенский. О канонизации святых в Русской Православной Церкви: Доклад на Освященном Поместном Соборе Русской Православной Церкви, посвященном 1000-летию Крещения Руси. Троице-Сергиева лавра, 1988 // Канонизация святых в ХХ веке. М., 1999. С. 49.

3 Федотов А.А. Значение подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской для современной церковной жизни // Никитские чтения. Наследие и наследники преподобного Никиты Костромского: материалы конференции, Кострома, 28 сентября 2016 г. Кострома, 2016. С. 219.

4 Миловидов К. «Забойщики» и «литераторы»: как в НКВД фабриковались признания и отречения

5 Там же.

6 Там же.

7 Сеньчукова М. Что препятствует канонизации новомучеников?

8 ГАНИКО. Ф. Р-3656. Д. 4156. Т. 2. Л. 375, 376, 415.

9 ГАНИКО. Ф. Р-3656. Оп. 2. Д. 4156. Т. 2. Л. 15.

10 ГАНИКО. Ф. Р-3656. Оп. 2. Д. 4156. Т. 2. Л. 16.

11 Там же. Оп. 2. Д. 4156. Т. 2. Л. 17, 17 об., 18.

12 Там же. Оп. 2. Д. 4156. Т. 2. Л. 27.

13 Письмо родным священника Преображенской церкви села Спас Васильевского с/с Мантуровского района Н.И. Добролюбова из Мантуровского Домзака.

14 ГАНИКО. Ф. 3656. Оп. 2. Д. 4412. Л. 50, 51.

15 Ответ Синодальной комиссии по канонизации святых Его Преосвященству, Преосвященнейшему Ферапонту, епископу Костромскому и Галичскому от 12.10.2016 № 413/10/16.

16 ГАНИКО. Ф. Оп. 2. Д. 2396с. Л. 116.

17 Кураев А., протод. Деканонизация: горькая правда; Цыпин В., прот. В канонах нет даже слова «деканонизация»; Дамаскин (Орловский), игум. Сложности изучения судебно-следственных дел, имеющего целью включение имени пострадавшего священнослужителя или мирянина в Собор новомучеников и исповедников Российских; Лученко К. Уже несвятые святые; Макарий (Маркиш), иером. Критический анализ статьи П.Г. Проценко «Посмертная судьба новых мучеников» (НГ-религии. 16.04.2013 // Церковь, государство и общество в истории России XX в. Материалы IV Международной научной конференции. Иваново, 2004. С. 102.

Книга «Трагически ужасная история ХХ века. Второе пришествие Христа» - пронзительная летопись жестокой эпохи

Опубликовано на сайте журнала "Культура ВРН" 16 июня 2013 года

Издательство «Новое литературное обозрение» (НЛО) выпустило очередной том из серии «Россия в мемуарах». Книга носит название «Трагически ужасная история ХХ века. Второе пришествие Христа», ее автор – Александр Евгеньевич Перепеченых (1923—2013) – участник движения так называемых «истинно-православных христиан» (федоровцев), которые не признавали Советской власти, оттого судьба их была трагична.
Эти религиозные диссиденты, мужеству и стойкости которых могли бы позавидовать многие из принципиальных противников советской идеологии, презрели тюрьмы, лагеря, голод, унижения и возможную смерть в ГУЛАГе, настаивая на своей вере и на своем видении мира.

«Трагически ужасная история ХХ века. Второе пришествие Христа» - необычная книга, редкий пример воспоминаний, написанных крестьянином. Александр Перепеченых рассказывает о жестокости государственного аппарата, нищете и унижениях крестьянства, а также об упрямом мужестве религиозных диссидентов, сохранявших верность своим идеалам, несмотря на лишения и страдания. Это воспоминания о ГУЛАГе, написанные в традициях «Жития протопопа Аввакума».

Перепеченых – крестьянин, оттого его мемуары, помимо очевидной этической и экзистенциальной ценности для нас, важны как (довольно редкое, надо сказать) прямое свидетельство жизни и судьбы представителя этого социального класса. Ну и, конечно, воспоминания Перепеченых весьма полезно читать сегодня, когда многие православные иерархи рассказывают истории о том, как прекрасно жилось христианам при Советской власти, особенно при Сталине, а, в свою очередь, наследники советских спецслужб с большим удовольствием осеняя себя крестом, проводят время в компании священников.
О первой встрече с Александром Евгеньевичем Перепеченых рассказывает автор вступительной статьи к изданию Шура Буртин:

В 1995 году я работал в газете «Московские новости». Как-то весной редактор отдела религии вызвал меня в коридор, и я увидел, что там сидят два белобородых старика, с посохами и в кепках. Вид у них был совершенно «дореволюционный», они выглядели как кусок какого-то совсем иного мира. Старики сидели очень спокойно — словно не они пришли к журналистам, а наоборот. На мой вопрос объяснили, что они «истинно-православные христиане» и могут поведать о Втором пришествии Христа...

Это были Егор Пахомович Лепехин и Александр Евгеньевич Перепеченых. Они рассказали, что приехали в Москву из Воронежской области поработать в архиве (они искали следственные дела своих единоверцев, погибших на Соловках). Идя из архива по улице, они увидели вывеску «Газета “Московские новости”». Никакого представления об «Московских новостях» у них не было, но что-то их побудило зайти, чтобы рассказать свою историю.

Наша газета располагалась на Пушкинской площади, и я повел гостей в «Макдоналдс». Помню, что из напитков оба старика заказали молоко — и, как ни странно, им его дали. Мы сели за столик на улице, гости помолились, перекрестили гамбургеры, картошку фри и молоко — и начали рассказывать...


Сталин мертв уже 8 лет, на дворе – так называемая «оттепель». Главка называется «О ”борьбе с тунеядством”».

Здесь речь пойдет о том, как гуманисты, деловые и справедливые коммунисты в свободной стране, где свобода мысли, совести, свобода религии расправлялись с теми христианами, которые не покладая рук, в поте лица не работали, а пахали и не жили, а существовали.

Проходит год, возможно чуть больше и в газетах публикуется указ от 4 мая 1961 г. «О борьбе с тунеядством». Как говорил брат Арсений Емельянович, что меня возьмут первого, так и получилось. В указе написано, что кто не работал, жил за счет чужого труда, кто не занимался общественно полезным трудом, не за трудовые доходы нажил дачи, машины и т.д. Я, прочитав, подумал я же работаю, у меня нет ни каких машин, дач, а что есть — нажито собственным честным трудом. Это меня не касается, но проходит десять дней, приезжает милиция и берет под стражу как паразита, «тунеядца с кондибобером, не вертухайся ато видгепаем». Берут как уголовного преступника, оружие на голову и в машину. Привозят в милицию, милиция как головореза меня проверяет нет ли чего подозрительного, сажают в КПЗ. Сидящие в КПЗ говорят: «За что тебя, ты же не пьешь?» А я говорю: «Рецидивист, в колхоз не иду работать на коммунистов». Переночевал, утром ведут в нар суд. В зале народного суда не было ни одной души, а только были конвой, который привел меня и состав суда: судья, прокурор и секретарь. Спросили меня:

«Работать будешь?» Я им отвечаю: «Я с работы взят». Суд даже не пошел на совещание, выносит приговор: 3 года выселки в отдаленные места Сибири.

Передают родным — отцу, жене, детям, что дали срок 3 года выселок. Жена с детьми пришли на свидание, принесли передачку. Но какую передачу или свиданку такому преступнику, паразиту, тунеядцу! Гонят их из милиции, жена и дети в слезы. Так они серьезнее к жене и детям. Жена сопротивляется, они говорят, что сейчас собаку приведем. О чем можно говорить дальше. Так жене и детям не дали проститься с отцом и не допустили. Через сутки, приходят снова жена, дети, отец, братья и сестры по Христу в районный КПЗ и стали говорить: «Вы за кого его считаете, что не даете детям проститься с отцом и отцу с сыном». Бесполезно, они так же гонят. Тогда они вышли на улицу, напротив был небольшой сквер, через дорогу стоит большой собор на большой площади, где располагался районный рынок. На рынке народу было очень много, мой отец и говорит: «Давай мы с горя запоем «Христос пришел уже на землю не в том венце, что был в крови. А он пришел владыка смерти, что б осудить мир на земле». Пропели, затем запели «Странника». Здесь около рынка огромное движение народа, причем перекресток основной дороги города. Ехали машины по трассе в Бутурлиновку, и пение за городом было слышно. Шофера доезжают до центра города, останавливаются, смотрят и удивляются как это может быть поют пять человек, а за городом слышно. И невольно в удивлении и останавливаются, и с рынка народ идет, тоже останавливается. И получилось на перекрестке города такая пробка народа и машин, что остановилось движение. Районная милиция и власть вынуждены были разгонять народ. Объявляют:

— Расходитесь, а то трансбоем будем разгонять.

Появился страх, районная власть звонит в Воронеж, затем подходят к певчим христианам и спрашивают:

— А в чем дело?

Мой отец отвечает:

— Вот у меня вчера арестовали сына и приписывают ему паразитство, тунеядство, якобы он жил за счет чужого труда, а он не покладая рук работал по пятнадцать часов в сутки по договорам, а его судят, а я отец, мать, дети и другие братья по Христу пришли повидаться и проститься, возможно, больше не увидимся. А тут в милиции даже не дают и повидаться малым детям с отцом, выпустили собак на нас, что нам теперь остается делать? И мы с горя встали и запели, в чем тут наше преступление?

— А почему же народ собрался?

— А мы его, этот народ, не звали, народ сам собрался.

Люди, хотя и запуганы, но одна нашлась и выступила за нас. Она начала кричать, что у нее тоже отца и мать сослали, она так их и не увидела. Эту женщину схватили и что с ней мы не знаем. Начальство тогда стало покрикивать на народ. Народ не обращал внимания. Дело было к вечеру и постепенно народ стал расходиться и давать путь машинам.

И меня такого страшного преступника, паразита, тунеядца в ночь отправили в Воронеж в тюрьму.

Невольно возникает вопрос: кто же тут в сущности тунеядец и паразит? Не тот ли паразит, который залез в партию для того чтобы не работать быть начальником, грабить, пить, гулять и ногой указывать и ни за что не отвечать, а партия все ему спишет. А ты, рабочий или колхозник, паши и не оговаривайся, самогон гони, пей, упивайся и наслаждайся. А истинно православного христианина нужно было добить, добить остаток и убить в них веру, всю нравственность и сделать холопом, но если начнешь отстаивать справедливость и независимость веры православной, посадить его.

Мы, христиане должны были согласиться с ними, что мы паразиты, тунеядцы и живем за счет чужого труда. Разумеется, мы братья и сестры по Христу не согласились, что мы паразиты, тунеядцы. Факт этого, что руки у нас в кровавых мозолях. Мы работали и нас с работы брали и сажали. И так осудив истинно православных христиан и приписав им тунеядцев, их арестованных повезли на выселку. Привозят в Воронеж, и спрашивает начальство, что у вас там творилось в Бутурлиновке. Говорят, остановился город. Отвечаю, что я ничего не знаю, так как сидел в КПЗ, а я и на самом деле ничего не знал. Затем повезли в Саратовскую и Свердловскую тюрьмы. Там тоже спрашивают начальники, что было в Бутурлиновке? Из Свердловской тюрьмы повезли в Томскую и там это же спрашивают и говорят, что повезут нас в районы Тегульдет, Колпашево, Александровский район и другие. Мы поинтересовались, почему нас повезут в такие отдаленные районы мы же не тунеядцы, ведь в газете написано кто чужим трудом нажил дачи, машины, занимался попрошайничеством и т.д. — тех ссылать, а мы с работы взяты. А он отвечает нам: «Это в газете написано вам, а вот что нам написано», — указывая под сукно — «вас за веру православную судят». Мы тогда поняли и думаем вот насколько хитрые коммунисты, за веру судить нельзя такого закона нет, так они нам паразитизм и тунеядство пришили.

Везут нас на север, на место ссылки Тегульдет. Там нас встретили как каких-то зверей, потому что узнали по бумагам, что мы с Бутурлиновки. Они за нами следили, за каждым шагом. Решили устроить нас на работу. Мы ответили, что мы работать не будем, мы не паразиты и не тунеядцы, но они дали нам срок на устроение на работу 10 дней. Не устроившихся под суд. Мы не устраивались, они нас судят народным судом и дают нам срок по 4 месяца трудовых исправительных лагерей строгого режима. В лагере обязательно гонят на работу. А мы отвечаем, что отрабатывать не будем, но в лагере разговор короткий: сажают в нетопленный, сырой изолятор на 15 суток на железные, ледяные нары. Сидеть на ледяных, железных нарах не усидишь и лежать не ляжешь раздетый, а ходить негде, только пляши на бетонном полу на одном месте. И меня как раз посадили одного в одиночную камеру. Через три дня ко мне в изолятор приходят трое начальников: надзиратель, начальник режима и начальник лагеря по фамилии, век не забуду, Лихор и говорят мне: «Теперь работать будешь?» Отвечаю: «Я истинно-православный христианин, но не паразит и не тунеядец, я отрабатывать не буду». Начальник лагеря как заорет: «Богомол!» И всячески матом, страшно описывать дальше эту картину, читатель и не поверит, расстегает брюки и говорит: «Вот, молись, на моего бога», а дальше матом и матом. Я не вольно подумал, что это, наверно, Ленин их так научил. Я прошел столько лагерей: башкирские лагеря, Колыму, но таких чертей не видел с такими номерами и главное — это начальник лагеря — это же воспитатель советских кадров трудовых исправительных лагерей. Это же свет темному заблудшему преступному миру. И он хочет просветить истинно православных христиан таким светом. Сколько их было таких воспитателей гонителей, мучителей? Скольких они замучили и загнали на тот свет истинно православных христиан. Повторяю тех, которые свидетельствовали, что Христос Воскрес и второе пришествие совершилось. Обидно за то, что гонителем был свой народ, те, которые вчера были крещены в одной купели.

И, получается, отбываем срок не в лагере, а в изоляторе. Отсидишь 15 суток в изоляторе, тебя ведут к начальнику. Начальник спрашивает: пойдешь на работу? Верующий отвечает: Я не тунеядец, а православный христианин, отрабатывать не буду. Снова 15 суток в изоляторе, так все четыре месяца содержат в нетопленом, сыром изоляторе на штрафной пайке. Отбыл срок в лагере 4 месяца везут обратно в район. Там опять спрашивают: «Работать будешь?» И снова все повторяется.

Этот метод казни — 4 месяца сырых изоляторов не дает сдвигу в воспитании православных христиан. Они тогда другой метод применяют. Привезут из лагеря в район и в районе верующие так же отказываются от работы. Их уже сажают не в трудовые воспитательные лагеря, а в крытую тюрьму вместе с убийцами. Когда дали тот же срок 4 месяца Степану Сергеевичу Халчевскому и Степану Васильевичу Андрющенко и посадили в крытую тюрьму с убийцами, один цыган говорит: «Я мать убил, а вы зачем сюда попали со мной в крытую?» Вот такую кару вместе с убийцами несли христиане.

Это тоже не дало никакого сдвига. Тогда они уже не на 15 суток штрафного изолятора, а сажали на штрафной паек на все 4 месяца. Поверьте тяжело писать и тяжело вспоминать эти казни. Мне и многим другим пришлось сидеть все четыре месяца на штрафном пайке. И поверьте, даже и штрафной паек урезали. Мы вынуждены делать забастовку в изоляторе и сказали, что если так, то мы и эту пайку брать не будем. Они правда отдали нам довесок, но все равно урезали штрафную пайку и доводили нас до такого состояния, что поверьте, говорю перед Богом, однажды в изоляторе потерял сознание и упал на бетонный пол, разбил лицо, не помню как попал в больницу, там привели в чувство. Смотрю, стоит надо мной одна вольная мед сестра, молодая татарочка, не забуду имя, Рима Константиновна, стоит и плачет. Стоят и другие и говорят: «Вы о нас не подумайте ни чего плохого, мы видим суп — одна вода, но ничего не можем сделать». На другой день приезжают врачи из города Томска. Вынужден попросится на прием, правда меня приняли на прием. Я им говорю: «Вот так и так, нас содержат в изоляторе, где не топят, стены изолятора сырые холодные, пайку не дают». Они отвечают мне, что этот вопрос поднимут. Как только я немного поправился в больнице, меня обратно в изолятор. Смотрю в изоляторе затопили, но потекло с потолка, со стен капают холодные капли на нас. Нам деваться не куда. Кто говорит, что соль добавляется на потолочные плиты. Мы уже не рады что затопили, уехали врачи и печку перестали топить. А тот, кто топил печку, по лагерному его зовут «шнырь», так вот он шуровкой в печи погремит, погремит, подразнит, подразнит и шумит: «Ну, как, жарко!» А он совсем дров не ложил. Вот так атеисты, наглые активисты воспитывали, жарили парили и выковывали нового человека ХХ века. И главное им было нужно сломить, а если не получится, тогда уничтожить христиан.

Недовольны были атеисты своим успехом в борьбе с христианами, несмотря на муку и казни не сдавались христиане супостатам. Атеисты тогда начали другой метод казни. Они решили найти причину, чтобы придраться к христианину, сфабриковать ему статью хулигана и осудить на год или два за хулиганство. Тогда пускай он откажется от работы.

На выселках был один такой христианин по фамилии Сарачан — донской казак. Он отстаивал свою веру открыто и не скрывая, говорил, что готов умереть за веру, царя и отечество христианское. Атеисты решили «дать» ему царя, веру и отечество. Они стали выводить его из себя, чтобы казак какой либо грубостью к атеистам отозвался, дабы сфабриковать ему хулиганство. Довели казака Сарачана до истерики, пришили хулиганство, осудили на 2 года исправительных трудовых лагерей и отправили в лагерь. Он в лагере, несмотря на такой срок, все равно отстаивал свою веру, свое убеждение и по убеждению не шел на работу, а открыто говорил, что на коммунистов работать не будет. Тяжело писать и можно ли повторить как они над ним издевались. Они посадили его в бур, то есть барак усиленного режима на штрафной паек на все два года. И довели его до такого состояния, что он был как живой труп, водили его и умирать не давали, и жизни нет. Так морили его все два года. После двух лет выводят этот скелет из бура под руки, не могу забыть, на моих глазах один из надзирателей говорит: «Сарачан, давай я тебя поведу в столовую, чтобы тебе дали пищу и чтобы ты не переел, а то ты погибнешь». На другой день отпустили Сарачана из лагеря обратно в район на выселку и спрашивает начальство в районе, будет ли работать он? А он обратно: «Холопом я у коммунистов работать не буду, согласно убеждения веры, царя и христианского отечества». Вот такие муки создавали не турки, не фашисты, а свои русские гуманные коммунисты, атеисты.

В Томской области Тегульдетского района вот что еще они придумали. Сначала сфотографировали нас, а потом с этих карточек сделали карикатуры. А как? Отрезали наши головы на фотографиях и к головам нашей личности подрисовали свою карикатуру. Еще изобразили большую тарелку, и на ней стоят наши личности в карикатурном образе, а под тарелкой, согнутая в три дуги бабка. Она держит всех нас, Федоровцев, на спине, надпись «Одна семерых кормит». Этот большой стенд нарисованной пропаганды поставили в центре района в самом многолюдном месте. Люди идут, смотрят карикатуру и читают злую клеветническую пропаганду, якобы вот эта бабка семь тунеядцев кормит — это Халчевского, Андрющенко Стефана Васильевича, Перепеченых Александра Евгеньевича и других.

Но что дальше придумывают бесы атеисты? Ночью разбивают под стеклом этот громадный стенд и бегут к федоровцам. Мы жили у одного работника сельпа Пономарева Ивана Сергеевича, так как у него был большой дом, и он нас пустил на квартиру. Активисты прибегают к нам на квартиру и говорят: «Вы сейчас где были?» Мы отвечаем: «Нигде не были». Хозяин с женой подтверждают, что все были дома. Они начинают шуметь, что не может быть. Они орали, орали, но ничего не получается, потому что нас никто не видел и нигде мы не были ночью. Мы нигде не ходили. Обратно шумят, что нет, вы были. Мы не поймем в чем дело, почему они к нам так придираются. Оказывается как мы после узнали, они сами же разбили этот стенд и эту наглую, злую карикатуру, поэтому и прибежали к нам, чтобы на нас возложить эту вину, осудить нас как хулиганов и дать нам срок два или три года. Мы же работать не будем, они нас тогда посадят в бур не на 4 месяца как сажали раньше, а на хулиганский срок два или три года, как казака Сарочана. Испечь из нас блин тонкий, звонкий и прозрачный и сделать из нас скелеты как сделали скелет из Сарочана.

Таковы коммунистические методы воспитания нового человека в СССР. Их, таких методов было тысячи, что претворялись в тюрьмах, лагерях и ссылках и на воле Советского союза. А методы такие: не можешь — научим, не хочешь — заставим, не покоряешься — заморим, не соглашаешься — задавим. Путем мора, голода, холода, казни, избиения, путем бура и изолятора.. Холода, голода, истязания, издевательства, побои, пытки, казни в сырых нетопленых изоляторах, на железных нарах. И не день, не два, не месяц, а годами. Пока не сложит христианин своей головушки. Где же была современная советская церковь, что она не знала и не слыхала, как лилась невинная кровь?

Никакой разницы нет, как боролся во плоти Голиаф с Давидом, как боролся во плоти Фараон с Моисеем и боролся Иисус Навин во плоти. И как боролся во плоти Ленин и его последователь Сталин с патриархом Тихоном во плоти и со Христом в образе Федора, тоже во плоти, который показал дела и чудеса, открывал небо, мертвых, воскрешал и т.д. Иисус Навин останавливал солнце. Моисей воды ставил стеною и шел по морю, яко по суше. Вера в дела, но не в красивые слова. Почему и написано в Евангелие «Узнавайте меня по делам». И у нас истинно-православных христиан, которые исповедуют второе пришествие Христа в образе Федора, вера только по делам, но не как современные книжники, фарисеи, саддукеи и все те современные первосвященники, которые не признают второе пришествие Христа во плоти и не признают Его дела.

Когда били колокола. Из дневников М.М. Пришвина 1926-1932

Вступление, подготовка текста и примечания Л.А. Рязановой.

Опубликовано на сайте Православие и мир 26 августа 2012

Название «Когда били колокола …» написано рукой Пришвина на коробке с сотнями сохранившихся негативов. В это время Пришвин жил в Сергиевом Посаде (переименованном в дни уничтожения колоколов в город Загорск). Каждый день писатель фиксировал в дневнике всё, что происходило в те дни в Лавре. Предлагаемые выдержки взяты в основном из дневника 1930 года, который в настоящее время готовится к печати в полном объёме.

1926

23 ноября. Учитель, посетивший Троицкую лавру с экскурсией, сказал при виде «Троицы» Рублева ученикам: «Все говорят, что на этой иконе удивительно сохранились краски, но краски на папиросных коробочках по маслу гораздо ярче».

Толпа каких-то уродливых людей окружила мощи преп. Сергия, молча разглядывая кости под стеклом, наконец один сказал:

– Нетленные!

И все загоготали.

С каким бы наслаждением в это время я провёл тоненькую черную машинную ниточку и потихонечку дернул, чтобы череп хоть чуть-чуть шевельнулся. Вот бы посмотреть, как мчатся в безумии обезьяны. Я бы не стал их обманывать, чтобы собирать с них медные копейки, как делал монах, и увозить на каждую службу из церкви на украшение обители. Я бы только их попугал, чтобы они, подходя к недоступному им и непостижимому, имели страх …

1929

22 ноября. В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол …

12 декабря. Сейчас резко обозначаются два понимания жизни. Одним – всё в индустриализации страны, в пятилетке и тракторных колоннах, они глубоко уверены, что если удастся организовать крестьян в коллективы, добыть хлеб, а потом всё остальное, необходимое для жизни, то вот и всё. И так они этим живут, иногда же, когда вообразят себе, что нигде в свете не было такого великого коллектива, приходят прямо в восторг.

Другие всему этому хлебно-тракторному коллективу не придают никакого значения, не дают себе труда даже вдуматься в суть дела. Их в содрогание приводит вид разбитой паперти у Троицы, сброшенного на землю колокола, кинотеатр в церкви и место отдыха, обязательное для всех граждан безбожие и, вообще, это высшее достижение, индустриальное извлечение хлеба из земли … Пусть бы! – думают они, – по существу в (– неразборчиво), но раз оно противопоставляется вызывающе любви (хлеб вместо любви), тем становится и враждебным: что-то вроде искушения Сатаны …

25 декабря. Пусть отменят Рождество [1], сколько хотят, моё Рождество вечное, потому что не я мишурой убираю дерево, а мороз старается. На восходе березовые опушки, словно мороз щекой к солнцу стал, и они стали ему разукрашивать: никакими словами не передать, как разукрасились березовые опушки, сколько блесток … след триумфатора.
1930

4 января. Показывал Павловне [1 [2]] упавший вчера колокол, при близком разглядывании сегодня за метил, что и у Екатерины Великой, и у Петра Первого маленькие носы на барельефных изображениях тяпнуты молотком: это, наверно, издевались рабочие, когда еще колокол висел. Самое же тяжкое из этого раздумья является о наших богатствах в искусстве: раз «быть или не быть» индустрии, то почему не спустить и Рембрандта на подшипники. И спустят, как пить дать, вс` спустят непременно. Павловна сказала: «Народ навозный, всю красоту продадут».

5 января. (Запись на полях): Погонят в коллектив.

1) Как у нас церковь закрыли.

2) … – Пойдем, мы тоже, когда умрем, поглядят и пойдут.

3) – Когда его сбросили? – Ночью, в 12 часов.

4) – Как поднимали! Сбросить – техника, всякие специалисты, а ведь как, дураки, подымали.

Поп: – Пустой! языка нет. – Ну, так чего же … – Чего? – Да вы говорили, что просто упал и ничего не было: откуда же возьмется, если языка нет: лишенец …

6 января. Сочельник. Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооператива, перестанут хлеб выдавать и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь. Верующие и (кое)-какие старинные: Тарасиха и другие молчали. И так вышло, что верующие люди оставили себя сами без Рождества и церковь закрыли. Сердца больные, животы голодные и постоянная мысль в голове: рано или поздно погонят в коллектив.

8 января. Вчера сброшены языки с Годунова и Карнаухого [2 [3]]. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный.

Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: «Сукины дети!» Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И, вообще, намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное, неумолимое существо.

Разговор об отливке колоколов, о способах поднятия, о времени отливки и устройства колокольни, и все врут, хотя тут же над головой стоит дата начала закладки здания при Анне Иоановне в 1741 году и окончания при Екатерине в 1769-м. «Все врут, никто ничего не помнит теперь верно», – закончила одна женщина.

9 января. На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная, и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребят, с утра до ночи колокол звенит … Время от времени в пролете, откуда упал колокол, появляется т. Литвинов и русской руганью, но как-то по-латышски бесстыдно и жестоко ругается на ребят. Остряки говорят: бьет в большие колокола и с перезвоном.

15 января. 11-го сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой, Царь, как большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался опуститься на рельсы и с огромной скоростью покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему, и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату.

Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его потащили тросами …

При своей громадной форме, подходящей большому Царю, он был очень тонкий: его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000. Зато вот когда он упал, то разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого. Мне, бывшему сзади Царя, не было видно, что спереди и от него отлетел огромный кусок.

Сторож подошел ко мне и спросил, почему я в окне, а не с молодежью на дворе.

– Потому, ответил я, что там опасно: они молодые, им не страшно и не жалко своей жизни.

– Верно, ответил сторож, молодежи много, а нам, старикам, жизнь свою надо продлить …

– Зачем, удивился я нелепому обороту мысли.

– Посмотреть, сказал он, чем у них все кончится, они ведь не знали, что было, им и неинтересно, а нам сравнить хочется, нам надо продлить.

Вдруг совершенно стихли дурацкие крики операторов, и слышалось только визжание лебедок при потягивании тросов. Потом глубина пролета вся заполнилась и от неба на той стороне осталось только, чтобы дать очертание форм огромного колокола. Пошел, пошел! И он медленно двинулся по рельсам.

16 января. Осматривали музей. Две женщины делали вид, что рассматривают мощи преп. Сергия, как вдруг одна перекрестилась и только бы вот губам ее коснуться стекла, вдруг стерегущий мощи коммунист резко крикнул: «Нельзя!».

Рассказывали, будто одна женщина из Москвы не посмотрела на запрещение, прикладывалась и молилась на коленях. У нее взяли документы и в Москве лишили комнаты.

Сколько лучших сил было истрачено за 12 лет борьбы по охране исторических памятников, и вдруг одолел враг, и все полетело: по всей стране теперь идет уничтожение культурных ценностей и живых организованных личностей.

Всегда ли революцию сопровождает погром («грабь награбленное»)?

Сильнейшая центральная власть и несомненная мощь Красной Армии – вот все «ergo sum» [3 [4]] коллектива Советской России. Человеку, поглощенному этим, конечно, могут показаться смешными наши слезы о гибели памятников культуры. Мало ли памятников на свете! Хватит! И правда, завтра миллионы людей, быть может, останутся без куска хлеба, стоит ли серьезно горевать о гибели памятников?

Вот жуть с колхозами!

Игумен Дамаскин (Орловский): 1937 - год свидетельства о Христе

Андрей Мановцев
Опубликовано на сайте "Татьянин День" 8 августа 2012 года

8 августа 1937 года на Бутовском полигоне начались массовые расстрелы. В 75-летнюю годовщину этого трагического события предлагаем вам интервью с историком и агиографом, Секретарем Синодальной комиссии по канонизации святых, автором многотомного издания «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия» игуменом Дамаскиным (Орловским)

- Отец Дамаскин, в годы репрессий было много страшных и по-разному страшных лет. Но 1937 – особый год. По количеству и жестокому характеру репрессий? Или еще по каким-то своим чертам?

- Да, 1937-й был особый год. Прежде всего, конечно, по количеству и размаху репрессий. Если с 1921 по 1940 год осужденных за так называемые «контрреволюционные преступления» было 3 080 574 человека, то в одном только 1937 году по знаменитой 58-й статье было арестовано 790 665 человек. И, конечно, год был особым по жестокости репрессий. Огромное число единовременно арестованных людей и сокращенные сроки проведения следствия сопровождались во многих случаях мучительными условиями содержания в тюрьме, превращавшимися в особого рода пытку, избиениями во время следствия и разного рода угрозами. Безусловно, мы не можем утверждать, что пыточное следствие было применено ко всем этим сотням тысяч людей. Во многих случаях следователи ограничивались показаниями свидетелей, которые оговаривали человека, и следователь всегда мог написать, что обвиняемый такой-то не признал себя виновным, но уличается показаниями свидетелей. Для упрощенного «судопроизводства» при помощи троек при управлениях НКВД, рассматривающих дела списочным порядком, такой процедуры было вполне достаточно. Это объективные внешние характеристики 1937 года – избиение властью собственного народа – большое число арестованных, следствие, вынесенное за границы всех правовых норм, и упрощенное судопроизводство. Но для человека по настоящему страшно оно было тем, что почти никто из тех арестованных людей не представлял, что такое вообще может быть. За годы советской власти, будучи уже арестованным один раз или два, человек свыкался с мыслью, что таков стиль управления страной у новой власти – арест, приговор, освобождение после определенного срока, немного жизни на свободе, снова арест, приговор и так без конца. Люди не могли себе представить, что наступит юбилейный революционный год, который будет характеризоваться массовым избиением, где все арестованные будет расписаны по двум категориям: 1-я, – те, кого надлежало расстрелять и 2-я – которых следовало приговорить к 10 годам заключения, а если выживут, то через 10 лет снова сослать, о чем конечно жертвы тогда не догадывались.

Что это означало для человека и, в особенности, для христианина, для которого представление о смерти неразрывно связано с представлением о покаянии? Человек, которого арестовывали в 1937 году должен был готовиться уже не к жизни и не к тому, как он будет жить в заключении после приговора, а к смерти. Самое страшное было – обреченность на насильственную смерть при незнании этого. Отсюда иногда малодушие и какие-то сделки со следствием: люди рассчитывали жить, а их уже почти приговорили к смерти. Каковы же были переживания человека, когда он об этом узнавал за полчаса до смерти – и ничего уже нельзя было сделать?! Для христианина урок: на земле надо готовиться не к жизни, а к смерти. Большинство арестованных в тот год уже при самом аресте были обречены на расстрел, у них оставалось время только для подготовки к смерти – иногда это была всего одна неделя от дня ареста, иногда месяц или два. Но они об этом не знали. Страшно то, что у человека отнималось время для покаяния. При всем этом нельзя не сказать и того, что этот год, почти прекративший физическое существование Церкви в России, умножил число ее святых.

Вышла в свет книга о взаимоотношениях Сталина и религии

28 июня 2011 года

Издана книга старшего научного сотрудника Института российской истории РАН Игоря Курляндского "Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства в 1922-1953 гг.)".

Жанр книги - исторические очерки. В монографии освещен ряд недостаточно изученных аспектов темы государственной политики по отношению к религии в 1922-1953 годах, говорится в предисловии к книге.

В вводной части рассмотрен вопрос о влиянии духовного образования на становление личности Иосифа Сталина и на его деятельность.

В первой главе монографии по новым документам впервые изучено участие И.Сталина в антицерковной кампании 1922-23 годов, объясняются ее причины, особенности проведения и роль в ней Владимира Ленина и Льва Троцкого, обстоятельства создания Антирелигиозной комиссии ЦК РКП - ВКП. Уделяется внимание участию И.Сталина в репрессиях против духовенства и мирян в 1922 году и в "деле" патриарха Тихона.

Во второй главе анализируются причины поворота советской политики к т.н. "религиозному нэпу" весной-летом 1923 года.

Третья глава посвящена малоизученной проблеме свертывания "религиозного нэпа" и перехода к политике гонений и репрессий против разных религиозных организаций (1926-1930 годы).

Серьезное внимание уделено истории подготовки и последствиям принятия постановления ЦК "О мерах по усилению антирелигиозной работы" (1929 год), который оказал существенное влияние на дальнейшую антирелигиозную политику власти.

Используя новые архивные документы, автор остановился в четвертой главе книги на реакции советского руководства на протесты зарубежных кругов по поводу преследования религии и Церкви в СССР в 1930 году.

В пятой главе дается оценка "религиозной" мифологии большевизма и сталинизма, особенности которой передал в своем творчестве писатель Андрей Платонов. В шестой главе освещены некоторые малоизвестные аспекты отношения власти к религии в годы "большого террора" 1937-1938 годов, осмысливаются причины неудачных попыток реализовать в этот период систематическую антирелигиозную пропаганду.

Седьмая глава посвящена некоторым особенностям церковно-государственных отношений в 1939-1941 годах, которые складывались на фоне разоблачения распространяемых в публицистике фальшивок, призванных подтвердить тезис о радикальном изменении И.Сталиным церковной политики в 1939 году.

В восьмой главе со вступительной статьей публикуется полный текст записки министра государственной безопасности Виктора Абакумова об "антисоветской деятельности" священнослужителей в 1948 году.

В заключении работы рассматриваются некоторые проблемы сталинского "нового курса" церковно-государственных отношений 1943-1953 годов, в том числе политика в отношении открытия церквей, положение духовных учебных заведений и состояние приходского духовенства в этот период, делаются выводы о некоторых особенностях "нового курса" и недопустимости его идеализации в историографии.

Ссылка: Вышла в свет книга о взаимоотношениях Сталина и религии - ИНТЕРФАКС

Русская православная церковь и богоборчество XX века

Виктор Аксючиц
3 июня 2011

Духовная сила народа

Церковь в начале века

К роковым испытаниям начала ХХ века Русская Православная Церковь подошла ослабленной расколом XVII века, революцией Петра I и секуляризацией последующих правлений. До Петра I духовенство и учёное монашество были носителями национального самосознания, с XVIII века духовенство превращается в униженное и обездоленное сословие, внутрицерковная жизнь коснеет в формах иосифлянского внешнего обрядового благочестия. Церковь переставала быть авторитетной в глазах власти, ослаблялось духоводительское влияние Церкви на народ и власть. В результате начиная с XIX века русское Православие не смогло противостоять нашествию богоборческих идеологий. Метапричиной российской катастрофы было ослабление духовной силы народа перед лицом смертельной опасности.