Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь образован на Колыме 83 года назад

MagadanMedia
Опубликовано на сайте MagadanMedia.ru 1 апреля 2015 года

Севвостлаг изначально не входил в структуру Дальстроя, но предоставлял ему рабочую силу

Приказом № 287/с ОГПУ СССР от 1 апреля 1932 года, подписанным заместителем председателя ОГПУ Генрихом Ягодой, образован Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь. Структура ИТЛ предоставляла Дальстрою рабочую силу, но изначально не входила в его состав. В 1951 году в Севвостлаге было отмечено максимальное количество заключенных – свыше 170 тысяч человек.

Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь занимался обслуживание работ треста "Дальстрой": разработкой, поиском и разведкой золоторудных месторождений, добычей золота, строительством Колымской трассы, и даже узкоколейной железной дороги из Магадана в поселок Палатка.

Уже в мае 1932 года в бухту Нагаево стали прибывать заключенные из других лагерей страны в счет первых 16-ти тысяч, предусмотренных приказом ОГПУ.

В том же приказе было определено место дислокации Управления Севвостлага — селение Среднекан, расположенное непосредственно в приисковом районе — на берегу реки Колымы на территории современной Магаданской области, а тогда — Дальневосточного края.

С 1937 года администрация Севвостлага располагалась в поселке Нагаево Дальневосточного края (позднее — город Магадан). Из дальневосточных портов пароходами заключенные прибывали в бухту Нагаево — магаданскую транзитную зону и в соответствии с заказами приисков и дорожных дистанций по 20-25 человек на машинах отправляли в ближние (побережье, трасса до 47 км) или дальние (в лагерные подразделения горных управлений) командировки. Взаимодействием Севвостлага с другими производственными подразделениями и разработкой соответствующих инструкций для лагеря на организационном этапе занимался сектор труда и рационализации Дальстроя.

К 1940 году УСВИТЛ насчитывал 354 лагерных подразделения, разбросанных на огромной территории. Например, в Управлении автомобильного транспорта в 1937 году было 76 лагерных точек, располагавшихся на протяжении 662 км обслуживаемых дорог. В общем числе подразделений 67 не имели оборудованных зон, 116 — вышек, 190 — освещения.

К концу 1952 года УСВИТЛ состоял из 17 самостоятельных управлений, 26 лагерей и 168 лагпунктов, включающих в себя: 347 лагерных подразделений общего режима, 10 лагподразделений строго режима — 3,7 тысяч человек, 2 подразделения тюремного режима — 318 человек и 9 лагподразделений для каторжан — 3,2 тысячи человек.

Основной производственной деятельностью заключенных Севвостлага была добыча золота и олова. Кроме того, подразделения Севвостлага занимались добычей вольфрама, кобальта, урана, угля и других полезных ископаемых, геологоразведочными работами, дорожным, гражданским и промышленным строительством, обслуживанием и ремонтом автодорог, работой на промышленных предприятиях и в подсобных хозяйствах, вели лесозаготовки и тому подобное.

В 1932—1941 годах на Колыме было построено 3,1 тысячи км дорог, из которых 902 км — автодороги с улучшенным покрытием. В эти годы на первоочередных и главных участках трассы сосредотачивалось от 6 до 11 тысяч заключенных. Все работы осуществлялись вручную.

"Лагпункты располагались через каждые 10—15 км. Вдоль всей трассы от сопок к дороге были проложены дощатые дорожки, по которым двигались тысячи тачек: к дороге — груженые песком и гравием, обратно к сопкам — пустые. Колонны с зэками идут по трассе круглосуточно. Отправляют на вновь открытые прииски. Карамкен — целый палаточный город, окруженный колючей проволокой. Вдоль дороги несколько деревянных домов лагерной администрации. Дорога здесь строилась в двух направлениях. Картина та же, что и раньше — кишащий муравейник людей с тачками. Работают по 12 часов в светлое время", – писал очевидец М. Е. Выгон, прибывший на Колыму по этапу в 1937 году.

Приказом МВД СССР от 16 апреля 1957 года № 0271 Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей было реорганизовано в УИТК МВД РСФСР.

Из интересных фактах стоит упомянуть о том, что заключенным разрешалось собирать и сдавать за определенное премвознаграждение дикорастущие ягоды (бруснику, голубицу, смородину).

Террор как бытовое явление

Владимир Демченко – кандидат исторических наук, доцент, организатор Камчатского историко-просветительского общества «Мемориал»
Опубликовано на сайте газеты "Независимая газета" 27 марта 2015 года

Архивные документы – источники знания о том прошлом, которое забывать нельзя

Юстиция по-чекистски: сначала впаяют срок ни за что,
а потом его великодушно скостят.
Плакат НКВД. 1930-е годы. ГАРФ

В свое время многие французские моралисты – Паскаль, Лабрюйер, Ларошфуко – отмечали типичные для людей разных стран и времен пороки: зависть, доносительство, злобу, безудержный карьеризм, интриганство. Черты эти проявились во всех без исключения революциях в Западной Европе.

Маркс постарался отойти от подобной обреченности: в набросках «Гражданской войны во Франции» он подчеркнул, что создание государства рабочего класса, не устраняя сразу классовой борьбы, в то же время «создает рациональную обстановку, в которой эта классовая борьба может проходить различные фазы наиболее рациональным и гуманным путем».

Далее, Ленин часто настаивал на том, что суть диктатуры пролетариата не в насилии, а в организации новых форм жизни, социальной основой которых призван стать союз рабочего класса со всеми трудящимися. Но эти мысли он пропагандировал до 1917 года. Когда дело дошло до жизненной практики, появились – и до сих пор сохранились – документы, в том числе самим Лениным подписанные, с требованиями усиления террора против представителей царской династии и их сторонников, священнослужителей, кулаков (и вообще крестьян), матросов. Результатом стали широко известные активным участникам событий факты жестоких расправ с безвинными людьми.

Худшему в человеке – воля

Бездумные преследования людей в 20–50-х годах расширяли хронологические рамки применимости ленинских установок и практики, набирали  все больший размах.

При этом основное внимание в архивных документах уделяется постановке задач, разнообразию форм и методов усиления партийного влияния на состояние общества, руководству коллективизацией, развитию общественной активности коммунистов, рабочих, на селе – середняков и бедняков. Для того было немало оснований: отставание финансового обеспечения планов, неразвитость транспортного сообщения, связи, элементарного продовольственного обеспечения и т.п.

В конце 20-х – начале 30-х годов все больший акцент делался не на том, что объединяет людей  (например, на борьбе с природными трудностями, налаживании связи и транспорта, обеспечении здравоохранения, ветеринарной помощи, снабжении товарами народного потребления и т.д.), а на противоречиях: между убежденными сторонниками советской власти – и всех, кто таковым не являлся; между бедняцко-середняцкими массами – и кулаками; между большинством коммунистов – и правоуклонистами. В партии большевиков были разные представления о путях развития страны; Сталин и его единомышленники обвиняли Бухарина, Икрамова, Крестинского, Раковского, Рыкова и их сторонников в преступной деятельности. Завершилось это в марте 1938 года делом  «правотроцкистского антисоветского блока». Причем речь шла не только о необходимости борьбы с самими проявлениями этих разногласий, но и с примиренческим отношением к ним.

К началу 30-х годов для разрешения этих противоречий все шире стала использоваться система внесудебных структур. К тому времени в регионах уже имелся репрессивный опыт: до середины 1934 года он накапливался «тройками» ОГПУ, затем УНКВД совместно с судами и прокуратурой. В последующие годы сама система тоже претерпевала видовые изменения, но была под неусыпным контролем самого Сталина, наступательно поддерживалась его ближайшим окружением, соратниками и единомышленниками.

С победой над самодержавием, затем с разгромом эсеровских попутчиков, позднее с фабрикацией дел  однопартийцев – левых и правых уклонистов – худшие проявления человеческой натуры получили официальную свободу и всячески поощрялись.

Мировоззрение трудящихся испытывало в годы первых пятилеток разнонаправленные воздействия. С одной стороны, многие публично отстаивали преимущества социалистического строя, народную сущность советской власти, первые стремительные преобразования в экономике. С другой стороны, средством достижения поставленных целей все больше становились командно-административные методы, которые переплетались с расширявшейся практикой репрессивных мер.

В январе 1930 года в официальных выступлениях многие руководители делали основной акцент на проявлениях правого уклона в партии и положении зажиточных слоев сельских тружеников. Примечательны несколько моментов: во-первых, если у основной части актива это было в числе общих забот, то первые руководители правоохранительных органов именно на этих вопросах сосредоточивали все внимание; во-вторых, они адресовали свои обвинения персонально – партийным и советским работникам, в-третьих, речь шла уже о вредительстве, причем в тех коллективах, которые находились на ключевых направлениях работы.

Это нашло двойственное отражение в партийных директивах. С одной стороны, признавалось, что та или иная «организация вышла единой из борьбы с троцкизмом, справилась с разоблачением теоретических корней и конкретных носителей правого уклона». С другой стороны, выдвигалось положение о том, что «в ответ на социалистическое наступление растет активность кулаков, обостряется классовая борьба», указывалось на необходимость постоянной помощи ОГПУ в борьбе с контрреволюционными элементами. Подобные установки на протяжении 1928–1937 годов повторялись постоянно, по любому поводу, в разной по составу аудитории.

Во всех таких случаях нигде не указывалось на то, что с 1929 года стало расти число арестов по политическим мотивам. Сейчас явная предвзятость множества таких решений очевидна по документам.

Подобные преследования, развернувшиеся сразу после прихода большевиков к власти, продолжались в 20-х годах: сторонники советского строя утверждали, что таким образом укрепляют его, хотя на самом деле компрометировали. Аресты затронули главным образом бывших офицеров, служителей культа, выборных лиц  местного самоуправления.

Многие сегодня не оспаривают того обстоятельства, что враждебность внешнего окружения страны, наложенная в человеческом восприятии на четкие личные впечатления от иностранной военной интервенции и Гражданской войны, стали мощным психологическим прессингом. Вопрос стоял однозначно: чтобы социализму выжить, стране нужно быстро развиваться.

У нас на Камчатке большинство безосновательно арестованных составляли уроженцы регионов с суровым климатом: 368 человек (19,7%) – самой Камчатки, 114 (6,1%) – других районов Дальнего Востока, 324 человека (17,3%) – сибиряки и северяне, 241 (12,9%) – волжане и уральцы, остальные 44% – это те, кто родился в Украине, Центральной России, Белоруссии, на Дону и Кубани, Крыму, на Кавказе и в Средней Азии, Прибалтике, Молдове, в Москве и области, Санкт-Петербурге и области, еще 135 человек (7,2%) – в дальнем зарубежье.

Казалось бы, к чему ворошить страницы горестного прошлого?

Тем не менее предавать его забвению негоже.

Во-первых, их судьбы должны побуждать нас критически относиться к тем нынешним политикам и партиям, которые вновь публично призывают к «закручиванию гаек» в отношении, так сказать, неоднозначно мыслящих; подробнее об этом писал, например, Юрий Соломонов в статье «Мадрид он так и не взял» («НГ» от 06.03.15). Это опасно не только само по себе: целое поколение начинает оправдывать трагические события и репрессивную политику: дескать, в ином случае новая власть не устояла бы. При этом никак не комментируются общенародные последствия подобного хода событий.

Во-вторых, теплится надежда на то, что живут среди нас те, кому небезразличны судьбы пострадавших – безвинно или чрезмерно – в силу общеизвестных политических обстоятельств и элементарной человеческой подлости.

В-третьих, о части арестованных сведения о последующей жизни в учетных документах вообще отсутствуют, поэтому приводимые ниже, возможно, пока единственно доступные.

Правда отдельных биографий

Репрессии на территории бывшей империи шли волнами. Одна из первых наиболее массово обрушилась сразу после Гражданской войны. Вот некоторые жертвы репрессий, чьи документы находятся у нас, на Дальнем Востоке.

В числе первых был калужанин по рождению – дворянин Бек Георгий Георгиевич, русский, уроженец села Дерново (имение Норонки), окончивший гимназию, в 1922 году работавший в Приморье торговым служащим. Арестовали его по так называемому делу Камчатской экспедиции есаула Бочкарева, сфабрикованному, как было установлено впоследствии, губернским отделом ОГПУ и опротестованному в наши дни благодаря одному из камчатских энтузиастов-исследователей прокуратурой Тихоокеанского флота. Расстрелян 23 февраля 1923 года, реабилитирован 26 июля 2001-го.

Другого русского дворянина – Карева Гавриила Ивановича, 1904 года рождения, уроженца села Кудрявец Жиздринского уезда, – арестовали 29 мая 1933 года по делу «Автономной Камчатки», с большим размахом проведенному в то время на всей территории полуострова среди представителей всех социальных групп и национальностей. Карев имел незаконченное высшее образование, работал в Петропавловске геоботаником научно-исследовательской станции Акционерного Камчатского общества  (АКО). Был приговорен «тройкой» к 10 годам лишения свободы. Признан невиновным в 1957 году во время проживания в Нарьян-Маре.

Репрессировали не только дворян: бесследно исчез в 1932 году крестьянский сын Хабаров Ефим Викторович, 1885 года рождения, уроженец деревни Липовая Роща Мосальского уезда. Известно лишь то, что его, бухгалтера камчатского кооператива «Интегралсоюз» в селе Елизово, осудили к лишению права проживания на Камчатке сроком на три года. Сведений о дальнейшей судьбе Хабарова нет; 19 февраля 1990 года он был реабилитирован прокуратурой Камчатской области.

Почти половина репрессированных в следующей, самой массовой волне 1937 года были крестьянами по происхождению. Один из них – Жаворонков Василий Матвеевич, 1878 года рождения, уроженец деревни Пнево Калужской губернии, имевший начальное образование, работавший в камчатском селе Палана рыбаком-охотником. Арестован был 24 сентября 1937 года и 1 февраля 1938 года без предъявления обвинений приговорен «тройкой» к высшей мере наказания. Расстрелян 1 апреля 1938 года, реабилитирован Камчатским областным судом спустя 20 лет, 23 апреля 1958-го.

Уроженец Малоярославца Волков Владимир Николаевич, 1906 года рождения,  работал в высокой должности уполномоченного Государственного банка СССР по Камчатской области. Арестован был 15 июня 1937 года, но после 27 месяцев содержания под стражей постановлением самого НКВД дело было прекращено, Волкова освободили из-под стражи. Однако реабилитировали его лишь 1 февраля 1990 года решением прокуратуры Камчатской области.

26 декабря 1945 года был арестован уроженец деревни Чернецово Соловьев Алексей Николаевич, 1911 года рождения, работавший в то время экономистом Камчатского облплана. 18 февраля 1946 года Камчатский областной суд приговорил его к семи годам лишения свободы. Сведений о дальнейшей судьбе нет, а 4 мая 1990 года Генеральной прокуратурой СССР он был реабилитирован.

Президиум Верховного Совета РСФСР 23 мая 1990 года реабилитировал уроженца калужского села Верхний Волок Ивана Филипповича Чириканова, 1912 года рождения, выходца из крестьян, который окончил начальную школу, на Камчатке работал бондарем Авачинского рыбокомбината. 27 июня 1950 года областным судом он был приговорен к 10 годам лишения свободы. Сведений о дальнейшей судьбе тоже нет.

Скупые строки учетных документов тех, кто пострадал от политических репрессий, свидетельствуют о том, что раскрученная машина подминает в конце концов без разбора, сами аресты становятся обыденным явлением.

Спецпоселения — фронту

Наталья ДЗЮНЯ
ФОТО: Евгения Кульгина
Опубликовано на сайте газеты "Приамурские Ведомости" 20 марта 2015 года

Воинские формирования пополнялись и репрессированными гражданами СССР

Великая Отечественная. … Потому и Великая, что охватила огромную территорию и коснулась каждого в своем Отечестве. В том числе и репрессированных. К 1941 году в результате репрессий почти полстраны было загнано либо за решетки, осужденные по статье 58, либо высланы в спецпоселки. Все исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), не прерывая своей основной деятельности (каждый ИТЛ — это строительство заводов, железных дорог, разработка месторождений, добыча полезных ископаемых, лесозаготовки), перешли на военное положение и наладили производство военной продукции для фронта. Освобождение по отбытии наказания заключенных было приостановлено.

Хабаровский край с 30-х годов стал пополняться гражданами, которые в результате раскулачивания решениями районных исполкомов были приговорены к высылке в отдаленные районы на спецпоселение. Таких граждан оказалось более 25 тысяч.

Трудпоселенцы до 1941 года были приравнены к категории лиц сосланных и высланных, которые на основании ст. 30 Закона о всеобщей воинской обязанности к призывным участкам не приписывались, в Красную Армию и флот не призывались. Но с продвижением фашистов в глубь страны отношение к заключенным и спецпоселенцам постепенно менялось. Потребовались свежие силы из крепких и сильных, способных держать оружие, и государство обратило свой взор на армию заключенных и спецпоселенцев.

Начальник ГУЛАГа В. Г. Наседкин в докладной записке заместителю начальника наркома внутренних дел С. Н. Круглову сообщал о целесообразности призыва молодежи из числа репрессированных в административном порядке. В ней сообщалось, что молодежь, достигшая 16 лет во время нахождения в трудпоселках, на основании постановления СНК СССР от 22 октября 1938 года подлежит освобождению из трудсылки на учебу с последующим взятием их на учет военного ведомства. Учет в спецкомендатуре сразу был заменен на воинский учет в райвоенкомате, и бывшие спецпоселенцы становились в резерв для отправки на фронт.

Постановление СНК о строительстве аэродромов для военно-воздушных сил Красной Армии повлекло за собой создание Управления аэродромного строительства в составе УНКВД (УАС УНКВД), который с 15 июня 1941 года приступил к строительству в Хабаровском крае 19 взлетно-посадочных площадок и аэродромов. Было передано военкоматам для призыва в Красную Армию 1200 человек. Из них по указанию Дальневосточного фронта была сформирована рабочая колонна, которая просуществовала до февраля 1945 года. Строительство было осуществлено досрочно, всего за пять месяцев.

К осени 1941 года руководство страны начало новую волну массовых репрессий. Теперь в отношении граждан немецкой национальности. Для хабаровских немцев роковым стал день 15 ноября 1941 года. Все немецкие семьи были переписаны и единовременно высланы в Селемджинский район Амурской области. Те же, кто до войны были призваны в армию и стали кадровыми военными, несмотря на их знания и опыт, «выбраковывались» и направлялись в трудовые колонны немцев.

«Послабление» касалось в основном заключенных, осужденных на небольшие сроки. Предлагалось сменить робу заключенного на армейскую гимнастерку. Осужденные по ст. 58 на длительные сроки пока еще были недостойны умереть в бою за Родину.

Немцев-дальневосточников, которых выселили и кого не успели выселить в ноябре 1941 года, мужчин и женщин от 17 до 50 лет, в марте 1942 года райвоенкоматы направляли в трудовые колонны для работы в Верхнебуреинском районе. Для них фронтом оказался Умальтинский молибденовый рудник, огороженный колючей проволокой, с вооруженной охраной и сторожевыми собаками.

11 апреля 1942 года Государственный Комитет Обороны СССР принимает постановление «О мобилизации трудпоселенцев призывного возраста в Красную Армию», после которого воинские формирования стали чаще пополняться бывшими репрессированными.

Они на время как будто забыли, что с ними сделало государство. Спецпоселенцы были в составе всех дальневосточных воинских формирований, воевали под Москвой, на Ленинградском направлении, участвовали в битве под Сталинградом, освобождали завоеванные фашистами территории, дошли до Берлина.

Первыми пополнили ряды Красной Армии молодые парни, освобожденные из спецпоселений до начала войны, которые, несмотря на немилость государственной машины, обивали пороги райвоенкоматов...

На фронт ушли братья Басаргины — Сильверст и Лазарь; сыновья Арсентия Матвеевича Агеева — Григорий и Петр; сыновья Федора Кирилловича Калинина — Даниил и Глеб; Степан Запорожец, Михаил Ефимович Запорожец, Петр Михайлович Воронов, четверо сыновей Чешевых — Александр, Петр, Сергей, Тимофей и дочь Мария. Сергей вернулся без ног. Николай Степанович Кузнецов — участник Сталинградской битвы. Призваны в РККА освобожденные в 1940 году Денис Иудович Старцев и Болеслав Александрович Станишевский. Иван Лукич Зинчук проводил на фронт сыновей — Иосифа, Семена, Станислава, Валентина, Михаила, двое из них пали смертью храбрых. Погиб на фронте Алексей Ефимович Сугай, освобожденный из спецпоселения 26 июля 1941 года.

Иван Лукич Богатыренко награжден орденом Красной Звезды и медалью за взятие Берлина, Дмитрий Прокопьевич Карташов награжден семью боевыми орденами.

Петр Николаевич Литвиненко за свой труд и военные подвиги отмечен 16 правительственными наградами, в том числе орденом Красной Звезды и орденом Славы II степени.

В войне с Японией принял участие Анатолий Захарович Пелипас, выселенец из села Мариинское Ульчского района, который также заслужил боевые награды.

Павел Васильевич Скакодуб, отбыв наказание в лагере в 1934 — 1936 годы, ушел на фронт, получил благодарность Верховного Главнокомандующего за взятие Риги. Сын Александр в 1940 году был призван на срочную службу в РККА, окончил школу младших командиров в Ярославле, на фронте был ранен, демобилизован по здоровью, дочь Мария призвана в РККА в 1942 году и по 1945 год служила в Ленинграде на Балтийском флоте.

При форсировании Днепра 16 октября 1943 года погиб сын раскулаченного, студент физмата, гвардии сержант 422-й стрелковой дивизии Евгений Александрович Дикопольцев. Обеспечил бесперебойную связь, устранив под огнем обрыв кабеля в 18 местах. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Да разве всех перечислишь?! В середине войны из числа заключенных, приговоренных к расстрелу, создавались спецформирования, которые направляли в штрафные роты на верную гибель. Теперь это ни для кого не секрет. Осужденные сознательно шли в эти части: лучше умереть в бою за Родину, чем получить пулю в лоб в каком-либо овраге.

Спецпоселенцы, не призванные в Красную Армию, — в большинстве женщины, старики и подростки. Они составляли 80 — 90 процентов от работающих на предприятиях края. В основном это были предприятия Приморзолота и Хаблеса. Трудились за себя и ушедших на войну бывших спецпоселенцев, перевыполняли план, несли тяжелое бремя тружеников тыла. Тому подтверждение — справка заместителя управляющего треста Хабаровсклес начальнику отдела спецпоселений УНКВД по Хабаровскому краю от 18.09.1945 года: «В системе треста имеется 1868 рабочих спецпоселенцев. На участках где работали спецпоселенцы, застрельщиками соцсоревнования и передовыми стахановцами, рекордистами были, в большинстве случаев, передовые рабочие из спецпоселенцев. Примером может служить Троицкий леспромхоз, где в наиболее тяжелые для страны 1941 — 1945 годы была наивысшая производительность труда — от 116 до 170 процентов, план выполнялся на 116 — 135 процентов».

Из 87 рабочих леспромхоза, награжденных наркомом значком «Отличник социалистического соревнования НКЛ СССР», 80 получили спецпоселенцы. Такая же картина была и на предприятиях треста Приморзолото. На Кербинском прииске благодаря самоотверженному труду спецпоселенцев в годы войны проведены крупные гидротехнические работы на новых золотоносных месторождениях: Яснинском, Медвежинском и других.

На Умальтинском руднике, с полным циклом производства — горно-подземными работами по добыче молибденовой руды на глубине 500 метров, переработкой и получением концентрата, являвшегося стратегическим сырьем для военной промышленности, также работали спецпоселенцы.

Изнурительный 12-часовой труд в любую погоду, полуголодная жизнь в бараках с двухярусными нарами и печкой посередине — и все это для них долгие годы.

Владимир Петрович Будкевич трудился на золотодобыче в тресте Приморзолото, затем в организации Кербинского золотопродснаба. Организовал разработку земли для выращивания овощей, заготовку рыбы, дикого мяса, что позволяло выживать местному населению и осуществлять поставки для армии. Отчислял часть своей зарплаты на изготовление танка. За годы войны в фонд обороны от осужденных поступило 40 миллионов рублей.

По окончании войны многие были награждены медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.». Среди них Иосиф Михайлович Козырев, Феоктист Степанович Шарыхин, Михаил Николаевич Матвеев, Иван Клементьевич Стеблин, Иван Васильевич Козловский.

В отчете отдела спецпоселений УМВД Хабаровского края отмечалось: «Выросшая в спецпоселках молодежь, будучи призванной в ряды Красной Армии, проявила героизм на фронтах Великой Отечественной войны, за что многие награждены боевыми правительственными наградами».

Война показала: в среде так называемых врагов народа оказалось много достойных людей, тех, кто в лихую годину не озлобился на допущенную к нему несправедливость, трудился в тяжелых условиях, теряя здоровье, воевал, погибал на фронтах войны, защищая свою Родину.

Отказано в доске

Ростислав Федосеевич Чайка
Опубликовано на сайте газеты "Тихоокеанская звезда" 30 октября 2014 года

У старинного дома по улице Волочаевской, 146 в Хабаровске богатая история. До Октябрьского переворота 1917 года в нем размещалась гостиница «Бристоль», а в годы Гражданской войны и белые, и красные, и японцы. В конце 20-х годов в здании были размещены структуры УНКВД по ДВК, а в построенном во дворе этого здания - внутренняя тюрьма УНКВД, УНКГБ, УМГБ по Хабаровскому краю.

Эта тюрьма известна тем, что в ее подвале по приговорам судов в 30-е годы и вплоть до 50-х годов невинно, по политическим мотивам, расстреляны тысячи наших соотечественников.
Цель нашего движения «Мемориал» - установить на фасаде этого здания мемориальную доску следующего содержания: «Здесь во внутренней тюрьме НКВД в годы сталинских репрессий были расстреляны по политическим мотивам и впоследствии реабилитированы около 11 тысяч жителей Дальневосточного края. Светлая память безвинно погибшим».
Первый шаг мы сделали в конце декабря 2007 года, когда я обратился к начальнику Управления ФСБ по Хабаровскому краю с просьбой поддержать нашу инициативу. В ответном письме была дана рекомендация, что этот вопрос нужно решать с собственником этого здания.
В мэрии нам порекомендовали необходимый перечень документов, которые нужно представить в соответствии с положением о мемориальных досках.
Требуемые документы мы предоставили, но на заседании городской комиссии по увековечиванию памяти о выдающихся событиях и личностях в установке такой доски было отказано.Некоторые члены комиссии высказались, что «нельзя, большой негатив, страшно». В том смысле, что мимо доски будут ходить горожане и некоторым из них она испортит настроение напоминаем о расстрелах. Позвольте спросить: а мемориальные доски, установленные на зданиях по ул. Калинина 63, Запарина 123, Знаменщикова,7 и совсем «свежая» на улице Муравьева-Амурского 22 в память казненных наших граждан белогвардейцами, белоказаками - разве не о страшных страницах нашей истории напоминают? Такую же горькую и правдивую историю мы хотим обозначить мемориальной доской на здании по улице Волочаевской, 146.
В конце концов, нас попросили подтвердить достоверность событий, имевших место во внутренней тюрьме НКВД. Мы обратились в УФСБ по Хабаровскому краю, где многие годы хранятся уголовные дела на осужденных, в том числе и приговоренных к высшей мере наказания (ВМН). Это ведомство подтвердило, ссылаясь на объяснение бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД по ДВК в 40-е годы, что там расстреливали лиц, приговоренных к ВМН в самой тюрьме, но, мол, местоположение тюрьмы и количество расстрелянных он не указал. В краевом архиве никаких документов о событиях во внутренней тюрьме мы не нашли, кроме приказа начальника НКВД по ДВК № 486 от 31.12.1937 г., которым подтверждается, что на улице Волочаевской была внутренняя тюрьма, а другими приказами о расстановке личного состава, штатными ведомостями подтверждается, что она функционировала. Количество расстрелянных подтверждается в пятитомном издании книги-памяти (книга-мартиролог) под названием «Хотелось бы всех поименно назвать», составленной самими же работниками УФСБ по Хабаровскому краю.
В общем, полный пакет документов со всеми дополнениями мы передали в комиссию по увековечиванию памяти. Положительное решение было принято, но нам предложили доработать эскиз мемориальной доски и согласовать его с главным художником города.
Доработанный текст звучал так: «Здесь во дворе этого дома, во внутренней тюрьме УНКВД по ДВК, в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи безвинных граждан. Светлая память погибшим». Согласованный с главным художником города эскиз доски в назначенные сроки лично мною был передан секретарю комиссии.
Все дальнейшие перипетии пересказывать долго. Тогдашнее управление культуры потребовало представить согласие Хабаровского УФСБ на размещение мемориальной доски. Из УФСБ ответили, что «принятие решения по установке мемориальной доски не входит в компетенцию органов госбезопасности…», но они «принципиальных возражений против установки доски на фасаде здания по ул. Волочаевской, 146 не имеют». Но управление культуры почему-то не удовлетворилось ответом и вновь потребовало представить согласие УФСБ по Хабаровскому краю на установку доски. УФСБ еще раз пояснило, что «принятие решения по установке досок на зданиях города не входит в компетенцию органов безопасности» и что их позиция по данному вопросу не изменилась.
Потом мэрия стала требовать архивные документы, которые подтвердили бы, что действительно массовые расстрелы приговоренных к ВМН происходили во внутренней тюрьме. Нам предложили и новый текст на мемориальной доске: «Во внутреннем дворе этого здания в годы сталинских репрессий (1935-1939 г. г.) находилась внутренняя тюрьма».
Вот так мягко и ласково: была тюрьма, и только.
У нас снова просят какие-то справки, заверенные копии документов.При этом все как бы «за», но на деле получается «против». И эта история может продолжаться еще годами. «Мемориал» уже доказал то, что, в общем-то, в особых доказательствах и не нуждалось: тюрьма была, репрессированных в ней судили и расстреливали. И мемориальная доска на фасаде этого дома должна быть. Вот только как скоро перестанут чинить «Мемориалу» препятствия? Боль с наших душ не снята…

Черные страницы

Юрий Файнзильберг
Опубликовано на сайте газеты "Биробиджанская звезда" 06 августа 2014 года

В истории Еврейской автономии есть черные страницы. Мы их перелистнули, но помним. Вторая половина 30-х годов прошлого века - время трагедии для сотен тысяч советских людей, которые так и не поняли, за что их арестовали, посадили, расстреляли

Сталинские репрессии не обошли стороной и только что образованную Еврейскую автономную область. Они нанесли ей невосполнимый урон в экономике и национальной культуре.

В Хабаровском крае (область в те годы была в его составе) «врагов народа» расстреливали в основном в подвале «дома смерти» - так именовали тюрьму на улице Волочаевской в Хабаровске. Приговоры приводили в исполнение и в Биробиджане - на месте, где в настоящее время расположено здание элеватора. Здесь были расстреляны Павел Иванович Дядичкин – плотник Бираканской артели «1 Мая», Иосиф Хаймович Зар – фотограф из Биробиджана, Григорий Константинович Кириллов – рабочий Сутарского прииска, Сигизмунд Каземирович Каземирский – бухгалтер Евторга из областного центра, Леонид Яковлевич Кредович – капитан речных судов села Блюхерово и еще около 40 жителей автономии. Даже по нескольким названным фамилиям дальневосточников, которые попали под сфабрикованную уголовную 58-ю статью и были приговорены к высшей мере наказания, видно, что это были люди разные по национальному составу и по своей трудовой деятельности. Приговоры выносила так называемая «тройка». Вот как вспоминал о годах разгула сталинских репрессий Иосиф Моисеевич Баскин, занимавший должность заведующего переселенческим отделом в городе Биробиджане. «Шли процессы за процессами, о них писали газеты, трубили по радио. Но я все пытался убеждать себя, что лично меня это никак не касается. Просто идет обычная политическая схватка, арестовывают активных участников оппозиции, противников сталинской политики. Людей, прямо не замешанных в схватке, не трогают, они могут спокойно продолжать трудиться. Я был, наверное, наивным человеком, так размышляя. Однажды утром радио принесло весть об аресте Лаврентьева, Птухи, Крутова и других известных мне сотрудников крайкома ВКП(б).

О многих арестах я слышал, но чтобы такое могло произойти с самим Лаврентьевым – первым секретарем Далькрайкома ВКП(б), - никак не укладывалось в моем сознании. Эта весть потрясла меня. Я вдруг словно пробудился, понял, что пощады не будет никому. Мне было горько и обидно, что известный преданный идеям партии коммунист, руководитель края сидит в тюрьме».

Развязанный в области сталинский геноцид был непосредственно связан с приездом в Биробиджан наркома путей сообщения, члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лазаря Кагановича. Визитеру было поручено убедиться, как в автономной области складываются дела в промышленности и сельском хозяйстве. Фантастические усилия, которые приложили в короткий период времени в развитие автономной области председатель облисполкома Иосиф Либерберг, избранный на эту должность в 1934 году на первом съезде Советов ЕАО, и первый секретарь обкома ВКП(б) Матвей Хавкин, никак не устраивали кремлевского гостя. Кагановичу явно не понравился пессимистический тон доклада, с которым выступил Иосиф Либерберг, и, в частности, то, как руководитель критиковал себя и вышестоящие краевые органы за низкие темпы капитального строительства. «Мы, - говорил Либерберг, – принимаем переселенцев на голом месте, не подготовив для них жилья. Жить в бараках и во времянках зимой невозможно. Люди уезжают обратно, откуда приехали». Затронул Либерберг и такой непростой вопрос, как быт людей. В областном центре отсутствовали водопровод и канализация. Не обошел председатель облисполкома молчанием и вопросы сельского хозяйства, заявив: «Мы погнались за количеством колхозов, не думая и практически не вкладывая средства для укрепления тех колхозов, которые уже организованы». Выступление председателя облисполкома нарком неоднократно прерывал грубыми репликами, а после завершения доклада бросил фразу: «Нам времени не дано». Этих слов тогда не понял никто, в том числе и те, к кому она относилась. Для Иосифа Либерберга эта реплика стала роковой. В конце лета 1936 года его срочно вызывают в Москву на совещание. Обратно в Биробиджан он уже не вернулся. Бывшего председателя облисполкома ЕАО арестовали и посадили в Шкирятовскую тюрьму – для «особо опасных преступников» из партийного и советского аппарата.

Список «разоблаченных врагов партии и народа» в автономии быстро пополнялся. В постановлении 2-й партийной конференции было записано все мыслимое и немыслимое о бывшем первом секретаре обкома. Здесь было собрано все: и «срыв планов переселения в область», и «бездушное отношение к приему и обустройству переселенцев», и «преступное отношение к организации и размещению переселенческих колхозов», из-за чего много переселенцев (до 70 процентов) уехало обратно из автономии. «По вине»-де только одного М.П.Хавкина были сорваны планируемые сроки промышленного и культурного строительства в области.

Сам Хавкин отсутствовал на конференции в связи с болезнью (язва желудка) и был направлен на курортное лечение в Москву. В Кремле у него состоялся жесткий разговор с секретарем ЦК партии Маленковым по вопросу отставки из-за болезни с поста первого секретаря обкома ВКП(б). Просьбу категорически отвергли. Причина отставки была явно в другом: анонимные письма, что поступили в ЦК ВКП(б) и НКВД на первого секретаря обкома. В июле 1937 года Матвея Хавкина арестовали в Москве. Это случилось поздно ночью. Напрасно он через Молотова добивался, чтобы его принял сам Сталин. Он ждал этой встречи, надеялся и не дождался. Хавкина при аресте даже не разоружили. Он мог воспользоваться оружием, подаренным ему в годы Гражданской войны, и застрелиться, но ветеран большевистской партии верил в справедливость, в то, что надуманные обвинения снимут, а его арест отменят. Этого не произошло.

Начались допросы, сопровождавшиеся зверскими пытками. Матвею Хавкину выбили зубы, повредили позвоночник, дважды пробили голову. Он не подписал никаких бумаг, в которых оговаривал бы себя, товарищей и друзей. Он с достоинством выдержал все пытки. Матвей Хавкин прошел через три военных суда, но так и не признал своей вины. Через 2,5 года он был осужден к 15 годам лишения свободы. Место заключения – Певек, Север (лагерь смертников). Там на тяжелых, вредных по условиям жизни рудниках больше года никто не выдерживал. Матвей Хавкин выдержал благодаря своему таланту и умению работать на швейной машинке - «обшивал» начальство лагеря. В сталинском гулаге Хавкин провел без малого 19 лет.  В январе 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР М.П.Хавкин был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Так в документах писали о людях, без вины пострадавших в годы сталинских репрессий.

В 1938 году была арестована жена - верный и преданный друг Матвея Хавкина - София Хоновна Хавкина-Шифрина. До 1940 года она находилась под следствием. Обвиняли ее в том, что, когда нарком Каганович находился в 1936 году в Биробиджане, на ужине, данном в его честь в доме Хавкина, хозяйка, т.е. София Хоновна, «пыталась отравить» гостя из Москвы фаршированной рыбой. Решением известной «судебной тройки» она была приговорена к 15 годам лишения свободы. Дело по обвинению Софии Хоновны было пересмотрено только в 1956 году.

Трагическую участь первых руководителей автономии впоследствии разделили многие другие товарищи по совместной работе.

Менее полугода продержался на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Арон Борисович Рыськин, сменивший в этой должности Матвея Хавкина. Рыськин с 1928 года находился на руководящей партийной работе. С 1934 года возглавлял горком ВКП(б) столицы Белоруссии Минска. В 1937 году Арона Рыськина неожиданно приглашают в Москву. После беседы у Сталина Рыськин меняет Белоруссию на Еврейскую автономию и в мае 1937 года приступает к новым обязанностям в качестве первого секретаря обкома ВКП(б). А в сентябре того же года за ним пришли… Через две недели Арона Рыськина не стало.

3 апреля 1938 года «Биробиджанская звезда» информировала читателей об очередной жертве сталинского геноцида: расстрелян бывший второй секретарь обкома Янкель Аронович Левин – один из старейших большевиков не только в ЕАО, но и в стране. Он лично знал Ленина, был участником Пражской конференции РСДРП в 1912 году. После того, как в сентябре 1937 года расстреляли Арона Рыськина, Левин стал исполнять его обязанности. Вот как его в своих воспоминаниях характеризует Иосиф Баскин:

- В период его работы в качестве первого секретаря обкома у нас возродились какие-то надежды. Его сообщение о ближайших планах строительства, приеме новых переселенцев, произнесенное уверенным тоном, внесло в наши души успокоение и оживление. Многим тогда казалось, что с приходом Левина уходит время арестов и страхов. Он восстановил между нами простые товарищеские отношения. В начале 1938 года Левина арестовали. Его расстреляли по приговору военной фемиды в г.Хабаровске вместе с комсомольским вожаком области Николаем Благим.

Обвинили Янкеля Левина в шпионаже в пользу Японии. Одновременно с ними настигла смерть и Дениса Афанасьевича Морозова – начальника стройконторы «Переселенстроя», члена президиума облисполкома. Причина гибели этого человека была в том, что Морозов имел неосторожность в своем выступлении на второй областной партийной конференции заявить: «Переселенстрой» построил очень мало, а то, что построено, никуда не годится. Мы строим домики, в которых жить нельзя. Выбираются такие места для новых сел и поселков, где нельзя строить».

Поплатился жизнью и председатель облпрофсоюза Павел Григорьевич Насановский, бросив в зал работающей второй областной партийной конференции реплику на критические замечания Сталина, сделанные на февральском пленуме ЦК ВКП(б) в адрес партийных организаций и их руководителей. Реплику Павла Насановского можно было понять двояко - то ли он серьезно сказал, то ли юморную фразу произнес: «Сталин оказался героем». Этих трех слов хватило, чтобы автора-«острослова» прямо с конференции отдали в руки «правосудия». В июне 1937 года Насановского приговорили к расстрелу и в тот же день приговор привели в исполнение.

Органы НКВД искали врагов и в среде высшего командного состава Красной Армии. В 1937 году арестовали командира дивизии, местом дислокации которой был г.Биробиджан, в районе сопки. Вильям Юрьевич Рохи, эстонец по национальности, толковый командир, замечательный, с большой буквы человек, изучил еврейский язык, причем так хорошо, что свободно общался с населением. Его судьбу решала пресловутая «тройка». Приговор был коротким – высшая мера наказания – расстрел.

В числе репрессированных на территории ЕАО оказались даже начальник особого отдела 34-й дивизии Николай Степанович Грузинский, командир Блюхеровского пограничного отряда Николай Борчанинов и другие видные командиры. Обвинив командный состав армии и флота в якобы существовавшем военно-фашистском заговоре, Сталин уничтожил элиту Вооруженных сил. Но сколько простых жителей Еврейской автономии, не занимавших высоких постов и должностей, подверглись кровавым репрессиям, подсчитать трудно.

Принудительный труд в «Дальстрое»: мифы и реальность

Игорь Бацаев,
старший научный сотрудник сектора археологии и истории
Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института им. Н.А. Шило Дальневосточного отделения Российской академии наук (СВКНИИ ДВО РАН, Магадан), кандидат исторических наук.
г. Магадан
«Дальневосточный ученый», №6, 26.03.14
Опубликовано на сайте Дебри-ДВ 04 апреля 2014 г.

Первый директор «Дальстроя»
Эдуард Петрович Берзин. 1930-е гг.

Государственный трест по промышленному и дорожному строительству «Дальстрой» был организован на основе исследований геолого-разведочных экспедиций, работавших на Колыме, и прогнозных оценок первой Колымской экспедиции Ю.А. Билибина о наличии в этих районах богатейших запасов золота.

Билибин сделал важный вывод о том, что геологические условия, наблюдавшиеся в приисковом районе, тянутся на многие сотни верст к западу, северу и востоку без малейших изменений, и что вправе ожидать чрезвычайно широкого распространения золотоносности в верхнем течении Колымы. Дальнейшие исследования 1930-х годов во многом подтвердили этот блестящий прогноз.

Наряду с экспедицией Ю.А. Билибина на Колыме работали Индигирский отряд Ю.Д. Чирихина (1929-1930 гг.), экспедиция Якутского горного округа К.Я. Пятковского, геоморфологический отряд С.В. Обручева (1929-1930 гг.), вторая Колымская геолого-разведочная экспедиция Инцветмета В.А. Цареградского (1930-1932 гг), отряды геолого-разведочного бюро Колымского главного приискового управления и др. Цареградский писал: «...наши успехи определялись прежде всего самой природой, геологическим и геоморфологическим строением территории. Нам оставалось только умело обнаружить ее богатства, хотя это было и не так просто в довольно суровых условиях Севера...»

На основе данных геологов в 1930-1940-е годы формировался промышленно-транспортный комплекс и лагерная структура «Дальстроя». На территории, превышающей 3 миллиона квадратных километров, размещалось более 580 лагерных подразделений, из них были оборудованы зонами 261, не имели зон 38 пунктов и 286 командировок. Таким образом, «Дальстрой» являлся самым большим лагерем по территории, но не по количеству заключенных, как часто пишут.

Цели и задачи создания «Дальстроя» были определены в постановлении ЦК ВКП(б) «О Колыме» (11 .XI. 1931) и конкретизированы в последующих постановлениях правительства. Так, постановлением Совета труда и обороны от 28 сентября 1932 года определялся район деятельности «Дальстроя» в границах: побережье Охотского моря с устья р. Тауй до с. Ги-жига, границы Корякского и Чукотского национальных округов, граница Якутской АССР, верховье правых притоков р. Тауй.

В отличие от других предприятий золотопромышленности, в т.ч. входивших в систему ГУЛАГа, «Дальстрой» имел ряд специфических особенностей. С момента своего образования его производственные планы по добыче золота и олова ежегодно утверждались не наркоматами, а специальным постановлением ЦК ВКП(б) и Советом народных комиссаров СССР. В зоне деятельности этой супер организации не действовали многие обязательные постановления СНК/Совмина СССР по вопросам планирования, финансирования, отчетности, оплаты труда, форм и методов организации производства и др.

Особый статус «Дальстроя» определялся и тем, что основной рабочей силой, занятой в производстве, должны были стать заключенные исправительно-трудовых лагерей ОГПУ/НКВД СССР. Приказом заместителя председателя ОГПУ ГГ. Ягоды (1 .IV. 1932) было положено начало организации Северо-Восточного лагеря (Севвостлаг) ОГПУ. Являвшийся помощником директора «Дальстроя» З.А. Алмазов, выступая на I межрайонной партконференции (1-4 февраля 1935 г.), подчеркивал: «Есть вещи, которые не объясняют. Наша организация сверху донизу есть детище НКВД, и это не надо забывать». «Дальстрой» формировался как «специфический лагерь, куда нельзя было переносить порядки, установленные для территориальных органов, хозяйственных и других организаций». Поэтому все вопросы использования труда вольнонаемных и заключенных регламентировались приказами, распоряжениями и инструкциями ОГПУ/НКВД/МВДСССР.

История принудительного труда в системе лагерей «Дальстроя» подразделяется на ряд периодов, в зависимости от трансформаций репрессивной политики. Первый период (1931 - 1936 гг.) характеризуется политикой чекистского либерализма, второй (1937-1941 гг) - ужесточением форм и методов эксплуатации заключенных, третий (1942-1945 гг.) - началом технического переоснащения на основе поставок по ленд-лизу из США и ослаблением режима, четвертый (1946-1953 гг.) - преобразованием системы «Дальстроя» в лагерь строгого режима.

Внутрення тюрьма НКВД Хабаровска прячет свои секреты

Светлана КОЛЕСНИКОВА,
Председатель правления Хабаровского краевого движения «Мемориал»
Опубликовано в газете "30 октября" № 115, 2013 год


Не первый год длится история с установкой мемориальной доски в Хабаровске на фасаде дома № 146 по ул. Волочаевской. В 1930-е годы во дворе этого здания была внутренняя тюрьма НКВД, где расстреляли тысячи заключенных. Несмотря на документы, предоставленные инициаторами установки мемориальной доски, местная администрация считает недоказанным факт того, что расстрелы производились именно здесь.

Строевая подготовка личного состава хабаровской внутренней тюрьмы,

1930-е гг.

Русский философ И. Ильин писал: «Когда однажды пробьет час непредвзятого исследования русской истории и выяснится число уничтоженных, заключенных в лагеря, изгнанных и сосланных людей, мир не поверит ни глазам своим, ни ушам».
В 1954 г. органы госбезопасности в докладной записке для Н.С. Хрущева отмечали, что за период с 1921 по 1953 г. по статье 58 УК РСФСР и соответствующим статьям УК союзных республик были осуждены 3 777 380 человек, из которых 642 980 человек расстреляны. Но в записке не были учтены другие формы репрессий, такие, как ссылка, спецпоселения, административные выселения, а это миллионы людей.
Работники УФСБ по Хабаровскому краю во главе с начальником подразделения А.П. Лавренцовым установили, что по Хабаровскому краю был реабилитирован 29 431 человек, из которых 9 935 человек посмертно.
Имена этих людей занесены в шеститомное издание книги-мартиролога «Хотелось бы всех поименно назвать». По сведениям «Мемориала», в Хабаровске с июля 1937 г. по октябрь 1938 г. было расстреляно от 9 до 11 тысяч человек. Более точная цифра не приводится, поскольку судебно-следственные дела на военнослужащих, например, отправлялись в Москву, откуда возвратить их не удалось даже в пору реабилитации.
Из свидетельских показаний, воспоминаний очевидцев известно, что суды и вынесение приговоров, в том числе и к высшей мере наказания, в Хабаровске происходили во внутренней тюрьме по адресу: ул. Волочаевская, 146.
Краевое движение «Мемориал», зная масштабы деяний карателей в этой тюрьме, выступило с инициативой установить на фасаде здания мемориальную доску в память о невинно убитых с примерно таким текстом:
«Здесь, во внутренней тюрьме НКВД, в годы сталинских репрессий были расстреляны по политическим мотивам около 11 тысяч жителей Дальневосточного края. Посмертно реабилитированных. Светлая память погибшим».
Необходимые документы были подобраны и представлены городской комиссии, которая на заседании 13 октября 2008 г. отказала «Мемориалу» в просьбе.
В протоколе заседания комиссии приводятся доводы выступавших. Ответственный секретарь краевого отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Тамара Бессолицына посчитала, что «память жертв политических репрессий уже увековечена в Хабаровске памятным знаком возле Института культуры и мемориальным комплексом на центральном городском кладбище». Председатель городской комиссии по увековечению памяти о выдающихся событиях и личностях Валентина Платонова отметила, что «текст доски вызывает негативные эмоции».
Ко второму заседанию комиссии 29 апреля 2009 г. пакет документов дополнили газетные публикации, показания свидетелей, обращение VIII отчетной конференции, фотографии подобных мемориальных досок. На этот раз комиссия отнеслась к инициативе с пониманием и рекомендовала определить конкретное место установки на фасаде здания, указать размеры доски, получить согласие владельца здания и главного художника города.
Все пункты протокола заседания были выполнены, кроме одного — копий архивных документов, подтверждающих достоверность событий, происходивших в тюрьме.
Администрация города и «Мемориал» запросили такое подтверждение у УФСБ по Хабаровскому краю.
В ответных письмах УФСБ подтвердило, что расстрелы происходили в самой тюрьме и что принципиальных возражений на установку доски оно не имеет.
В письме от 2 июня 2009 г. сообщается, что «в коллекции материалов по реабилитации есть объяснение бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД в 1940-е годы, что расстреливали лиц, приговоренных к ВМН, в самой тюрьме, но местоположения тюрьмы и количество расстрелянных он не указывает. В управлении ФСБ России по Хабаровскому краю официальных документальных материалов о внутренней тюрьме УНКВД-УНКГБ-УМНБ и количестве в ней расстрелянных граждан не имеется».
В ответе от 30 ноября 2009 г. говорится: «Управление ФСБ России по Хабаровскому краю принципиальных возражений против установки мемориальной доски на фасаде здания по адресу ул. Волочаевская, 146 в память о жертвах политических репрессий с упоминанием о нахождении в указанном здании внутренней тюрьмы УНКВД не имеет».
21 декабря 2009 г. состоялось очередное, третье заседание комиссии, которая, рассмотрев все документы, вынесла положительное решение, но попросила скорректировать текст: «Здесь, во дворе этого дома, во внутренней тюрьме УНКВД по ДВК, в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи безвинных граждан. Светлая память погибшим. ХДК «Мемориал». С таким изменением текста — без упоминания числа расстрелянных и политических причин - «Мемориал» согласился.
В мае 2010 г. у мэра города спросили, почему нет решения городской думы по установке доски, на что он ответил: «Меня попросили притормозить и взяли пакет документов для ознакомления». Кто взял, мэр не ответил.
После этого пошла утомительная переписка «Мемориала» с администрацией города и УФСБ.
Заместитель мэра по социальным вопросам С.И. Шевченко потребовала согласия УФСБ на установку доски, заменив в тексте их письма «принципиально не возражаем» на «принципиальное согласие».
Однако свою позицию УФСБ не изменило, но еще раз подтвердило, что в этой тюрьме действительно происходили массовые расстрелы лиц, приговоренных к высшей мере наказания.
«Как следует из объяснения бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД по ДВК, в период с 1943 по 1948 г. «массовые расстрелы репрессированных происходили в 1937— 1938 гг. в городе Хабаровске...» «расстреливали лиц, приговоренных к высшей мере наказания, в самой тюрьме...» Другой, более подробной информации о конкретном месте расстрела репрессированных лиц в объяснении бывшего сотрудника НКВД, к сожалению, не имею. Заместитель начальника Управления Ю.Б. Вакалов».
Такое объяснение Шевченко не удовлетворило. «В соответствии с п. 9.3 Положения об установке мемориальных досок на территории г. Хабаровска..., администрация города совместно с заявителем обязана предоставить копии архивных документов, подтверждающих историческое событие. Объяснения бывшего начальника внутренней тюрьмы НКВД по ДВК не являются архивным документом».
«Мемориал» обратился в УФСБ с просьбой дать копию этого объяснения.
Начальник управления А.С. Де­мин объяснил, что она находится в областной прокуратуре: «Подлинник объяснения, полученный из Управления КГБ УССР по Одесской области, в апреле 1989 г. направлен в прокуратуру Хабаровского края для проведения расследования и документального установления мест захоронений...»
Ответ прокуратуры на запрос о выдаче копии объяснения бывшего начальника тюрьмы краток: «установить документально факт поступления такого объяснения не представляется возможным ввиду уничтожения по истечении срока хранения журнала учета входящей корреспонденции за 1989— 1990 гг.». То есть прокуратура не знает, где искать оригинал объяснения, и выяснить это не может.
Собранные Александром Лавренцовым свидетельства людей, чьи родные погибли за стенами внутренней тюрьмы, данные, опубликованные в книге Александра Сутурина «Дело краевого масштаба», подготовленной с использованием судебно-следственных дел, материалов краевого управления КГБ. документов государственного и партийного активов, шесть томов Книги памяти с воспоминаниями и свидетельствами — это все только косвенные доказательства.
«Мемориал» обратился к председателю городской думы С.Н. Савкову с просьбой внести изменения в положение «О мемориальных досках», когда историческое событие подтверждается косвенными свидетельскими показаниями. Ответ последовал незамедлительно: «Предлагаемая формулировка для внесения в Положение «содержит коррупционную составляющую». Очевидно, по мнению гордумы, инициаторы установки мемориальной доски хотят внести изменение в городской закон с выгодой для себя.
А.П. Лавренцов рассказал, что в ответ на постановление ЦК КПСС от 30 июня 1989 г. об увековечении памяти жертв репрессий периода 1930-1940-х и начала 1950-х годов, а также на постановление бюро крайкома КПСС от 18 июля 1989 г. об активизации работы по реабилитации... был составлен и передан в краевой комитет КПСС отчет УФСБ, в котором имеется все, что требует администрация города. Однако в краевом архиве документы также не обнаружили. Круг замкнулся. Вызывает сомнение тот факт, что в УФСБ не осталось никаких архивных документов.
УФСБ предложило свой вариант текста: «Во дворе этого здания в годы репрессий (1935—1939) находилась внутренняя тюрьма». О расстрелах — ни слова.
Согласиться с такой формулировкой «Мемориал» не может.

Бутугычаг: легенда Магадана

Павел ЖДАНОВ
Опубликовано на сайте Журнала "Дальневосточный капитал" 30 апреля 2013 г.


Бутугычаг - это название одного из сталинских лагерей на территории нынешней Магаданской области. До него сравнительно нетрудно добраться, он находится примерно в трехстах километрах от Магадана и в четырнадцати - от трассы.
Это имя, сегодня ставшее нарицательным, овеянным легендами и с каждым годом все обильнее рождающимися небылицами заезжих чужестранцев и любящих жареное соотечественников. Но, видимо, такова судьба всех заметных жизненных явлений, касающихся и людей, и мест. Так что же такое Бутугычаг на самом деле?

Всего несколько лет прошло после того, как в 1932 году для освоения разведанных первыми геологическими экспедициями богатых золотых месторождений на Колыме был создан трест «Дальстрой», а уже были проложены сотни километров дорог; построены десятки поселков; открыто множество месторождений золота, олова, серебра, свинца, угля; действовал торговый порт; с акватории Нагаевской бухты круглогодично поднимались в небо самолеты; давали свет многочисленные электростанции; между населенными пунктами была проведена телефонная связь; открывались больницы, школы, клубы, детские сады…Трудно представить, какая грандиозная работа была проделана в столь короткий срок на этой неизведанной земле добровольцами и невольниками, разница в условиях жизни которых часто отличалась лишь наличием конвоя.

Оловорудное месторождение на Бутугычаге было открыто в 1936 году геологической партией Бориса ФЛЕРОВА. В тридцать седьмом здесь была организована разведка, руководил которой в будущем известный геолог и руководитель всей геологической службы Магаданской области Израиль ДРАБКИН; тогда же начались добыча оловянной руды и строительство рудника, все работы велись одновременно.

С учетом того что до месторождения дороги не существовало, все стройматериалы, продукты питания, горючее доставлялись сюда на оленях и лошадях. Людям вольнонаемным и зека было одинаково трудно, продуктов не хватало всем, а объем работ был огромен.

Чтобы было ясно, каковы были условия жизни и труда, достаточно знать, что от первого этапа, в котором было, по воспоминаниям очевидцев, человек 800, к лету 1937года, а зашли первые рабочие и геологи ранней весной этого же года, в живых осталась всего треть. До лета, когда пошли какие-то обозы с провиантом и снаряжением, ежедневный рацион составляли десяток галет и кипяток. С таким питанием, с учетом отсутствия нормального жилья, топлива и жестокого холода даже в апреле, выжить было трудно.

Поселок-лагерь Бутугычаг начал расти в устье ручья Шайтан, левого притока ручья Блуждающего. На одном из геологических планов конца тридцатых годов здесь обозначено около 40 построек. В начале пятидесятых это уже был большой поселок, растянувшийся почти на три километра. Сегодня здесь можно увидеть чуть больше десятка остовов каменных зданий из плоского природного камня грязно-желтого цвета, развалины деревянных строений внутри периметра, огороженного колючей проволокой, и кладбище вольнонаемных, находящееся в плачевном состоянии.

Строить дорогу к руднику начали в 1938 году, а к весне 1939 года уже существовал автопроезд до лагеря Вакханка, где строилась рудообогатительная фабрика, вступившая в строй в 1940 году. Именно со строительства дороги от поселка Палатка к руднику Бутугычаг началась Тенькинская трасса.

Работали все с необыкновенным напряжением. В 1938 году, когда электричество на руднике еще вообще не вырабатывалось, план был перевыполнен на примитивных обогатительных установках, за что начальник рудника Н. И. КАРПЕНКО был награжден орденом Ленина, орденами и медалями были награждены и другие работники рудника. В этот период лагерь был еще небольшой, среднесписочная численность была чуть больше двухсот человек.

В последующие годы план уже не выполнялся в таком объеме, хотя численность зека и техническая оснащенность возрастали. К 1945 году оловорудное месторождение Бутугычаг было выработано на две трети. Но рудник работал по 1954 год включительно, это было связано с новыми задачами.

Уже в 1946 году в составе рудника был создан особый участок для разведки урана, позже - внекатегорийный разведочный район, подчиненный непосредственно ГРУ «Дальстроя» (с 1947 года непосредственно МВД СССР). Тогда же началась опытная добыча руды с последующей сортировкой. В 1947 году все ресурсы Бутугычага были направлены на выполнение специальных работ по добыче урана.

 В 1951 году в устье ручья Коцуган (в переводе с Якутского «черт») начали строить гидрометаллургический завод, способный переработать 100 тонн урановой руды в сутки. Рядом, в левых притоках ручья Блуждающего, на ручьях Бесе, Черте, верховье Коцугана, были горные выработки. Руда из штолен сначала шла в дробилку, дальше попадала в чаны с кислотой, потом пульпу насосами подавали дальше. После отделения и сушки концентрат укладывали в мешки. 5 мешков укладывались в бочку, бочку заваривали, отправляли на склад, где упаковывали в деревянные ящики. После грузили в автомобили и отправляли на аэродром, с которого самолетами специальной авиаэскадрильи, которой командовал бывший командир 1-й перегоночной авиадивизии МАЗУРУК, отправляли на «материк».

Если в лагере было довольно много женщин, в том числе и каторжанок, то на обогатительном заводе, сохранившемся и сегодня, работали только мужчины. Им выдавалось дополнительное питание: мясные консервы, сыр, масло. Тем, кто работал в штольнях, дополнительного питания не полагалось.

Но содержание урана в руде, к сожалению, было низким, а в 1953 году подтвердилась и отрицательная оценка ряда рудных жил, поэтому производство на Бутугычаге начали сворачивать, а с переменами, которые начались в стране после смерти Сталина и преобразованиями в системе «Дальстроя», добыча урана и олова здесь вскоре была прекращена, металлургический завод и фабрики были законсервированы и впоследствии заброшены.

Писатель и бывший зека Бутугычага Анатолий ЖИГУЛИН в книге «Черные камни» вспоминает, что здесь в начале пятидесятых работало несколько десятков тысяч человек, в действительности реальная численность каторжан и зека общего контингента даже в пиковые годы была в пределах семи тысяч человек.

Но, как бы то ни было, масштабы работ, проводившихся здесь, поражают человека, впервые попавшего сюда. В районе добычи урана сохранилось несколько штолен с многочисленными отвалами пустой породы, на верху, где добывалось олово, сохранились огромные, в несколько этажей, выработки в скальной породе, многочисленные геологические траншеи, остатки рудоспусков и железных дорог, огороженные каменными снегозащитными стенами, различные подъемные механизмы, электродвигатели. С высоты можно разглядеть и обилие остовов зданий, находясь вблизи которые можно и не заметить.

На горе, ныне носящей имя геолога-первоткрывателя Флерова, хорошо видны развалины построек лагеря «Сопка», дошедшие до наших дней. Кроме зоны в лагере были и жилые домики для вольных, где можно найти самодельные сварные кровати, домашнюю утварь, детские качели. В целом лагерь «Сопка» - это три небольшие улицы-галереи (центральная - лагерь), идущие параллельно склону одна над другой и все разделенные рядами колючей проволоки. В зоне и сегодня в полузавалившемся здании можно увидеть тесные нары, окна со стеклянными банками вместо стекол.

Между всеми лагерными зонами от Нижнего до Верхнего Бутугычага находились жилые дома для вольнонаемного населения, казармы для охраны, административные и производственные постройки рудника, завод, школа, клуб, магазин, почта, столовая и пр.

Так уж сложилось, но из тысяч лагерей, лагпунктов, лагерных командировок, которые усеивали осваиваемый край до середины пятидесятых годов, колымский лагерь Бутугычаг превратился в самый известный и, пожалуй, самый посещаемый. За последние два десятка лет про него снимали телефильмы, писали статьи и книги французы, американцы, швейцарцы, поляки, голландцы, немцы... Каждый год в этом разбросанном на просторной территории и все более превращающемся в руины лагере бывает до двух десятков экспедиций, к сожалению, в основном иностранных. Видимо, за рубежом интерес к этой странице нашей истории много выше, чем у соотечественников. Но, как бы то ни было, Бутугычаг - это необыкновенно интересное место и для тех, кого интересует тема Гулага, и для тех, кто занимается геологией, историей, литературой, и для просто путешественников.

«Лесоповал» – рубеж жизни и смерти!

Юрий Трифонов-Репин,
праправнук декабристов, член краевого совета м/о «Мемориал» по ПК, сын «врагов народа», реабилитирован при жизни

Опубликовано на сайте газеты Арсеньевские вести" 23 октября 2012 г.

Я в утробе своей матери получил 15 лет сталинских концлагерей, с последующей заменой на спецпоселение, которые и пришлось оттрубить от звонка до звонка на лесоповале.

Мой дед – атаман иманского казачества, во время Гражданской войны с отрядами казаков разгромил партизан в верховьях рек Иман и Вака.

Из обвинительного заключения: «Гр. Репин Ефим Степанович, занимая должность атамана, был самым зажиточным казаком, т.к. держал огромное кулацкое хозяйство. Зимой имел подряды для заготовки и поставки дров на железную дорогу и в войска. За год вылавливал 20 000 пудов рыбы...

...В Гражданскую создал отряды казаков для борьбы с красными партизанами. У пленных партизан отбирал оружие и заставлял их петь: «Боже Царя храни». И говорил, что Соввласть – власть голодранцев, временная, и снесут её пустые прилавки в магазинах города».

Дело рассмотрено во внесудебном порядке на Тройке ПП ОГПУ по ст. 58-10 и 59-13 УК. Согласно справки ФСБ, дата и место смерти атамана Е.С. Репина, моего деда, неизвестны.

А его семья – жена и младшая дочь, мои бабушка и мама, без суда и следствия были отправлены в сталинские концлагеря, с последующей заменой на спецпоселение на «лесоповал», где я и родился со старшим братом и сестрёнкой перед войной.

На «лесоповалах» до конца 1946 г. использовался труд только женщин-политзаключённых.

Рабочий день был 14 часов. Ручная подтаска очень тяжёлых брёвен к штабелям называлась весёлым словом трелёвка, но она-то и была многим совершенно непосильна. Десятки слабых женских арестантских рук не всегда могли поднять двухметровое, словно чугунное, бревно на худые, хрупкие, острые плечи. Или тащить его по кочкам, сугробам, ямам или через валёжины и даже через просто не проходимый бурелом.

Но прежде чем распилить ствол лиственницы или ели на брёвна или на чурки, его надо было спилить и уложить на подготовленное место на земле. Обрубить сучки и только потом раскряжевать по заданным размерам. Эту работу выполняют вальщики леса. Сучки рубят сучкорубы, а трелёвщицы – трелюют. Таскают!

Моя мама сначала была вальщицей леса. Седоволосая напарница, двуручная пила с зубом для поперечного пиления. Рыхлый снег почти до плеч, который надо отбросить от ствола дерева, предназначенного для валки. Высота пенька не более 15 см. За каждый см выше – штраф 1 куб брёвен в штабель. Для безграмотного, но ретивого десятника это слаще мёда.

В 1943 году, после Курской битвы, наш отец, воевавший там шофером на «катюше», приезжал в краткосрочный отпуск. В 1944 году у нас родилась ещё сестрёнка, которую сегодня мы называем дорогим подарком от самого товарища Иосифа Сталина.

После её рождения маму перевели на новую работу – пилить длинные хлысты циркулярной пилой большого размера на чурки длиной по метру, которые использовались как дрова для паровых котлов электростанции. Один хлыст был кривой, и из-за своей кривизны не попадал в зону распила. На моих глазах пила самопроизвольно опустилась на мамину голову.

Мама выжила, и после больницы её перевели на работу в контору секретарём-машинисткой.

А на лесосечных делянах всех женщин, умерших от непомерно тяжёлого, рабского труда, хоронили там же. Десятник бурил отверстие под пнём, в которое вставлялась, словно батон колбасы, доза аммонала с детонатором. Производился взрыв, и могила была готова. Ствол отёсанной лиственницы, становился вечным безымянным приютом.

На «лесоповалах» не было сторожевых вышек и вертухаев в белых полушубках с черными автоматами, висевшими наперевес на бычьих шеях. И не было колючей проволоки, но она и не была нужна, если кругом непроходимой стеной стоял «зелёный прокурор». «Лесоповал» – это сталинский Освенцим, только без трубы крематория и без погоста с надгробиями и памятниками или православными крестами.

За всё время сталинских лагерей с Колымы удалось сбежать только одному заключённому. Но и он был пойман через 3 года, когда получил письмо от «бывшей жены» до востребования, написанного и отправленного сотрудниками бериевского НКВД!

Только беременность у политзаключённых женщин была надеждой на спасение, на жизнь!

А от кого в глухой тайге на лесосеках «лесоповала» им можно было бы забеременеть? Только десятник, как правило, горбатый и злой на свою жизнь и судьбу инвалид с детства, от которого и беременели, и рожали, и умирали.

Лесоповал – это материализованный АД. И его архитекторы руководствовались только экономией. Но суицида на лесоповалах не было. Здесь сама плоть кричала: «Выжить!».

С лета 1946 года на «лесоповалы» стали доставлять репатриированных пленных из Италии, Франции и конечно военнопленных Красной армии из концлагерей поверженной Германии. И военнопленных из Японии, которые строили для миллионов новых сталинских политзаключённых бараки с вышками и колючей проволокой.

Десятник с деревянным метром-треногой становился властелином жизни и смерти для всех без исключения новеньких заключённых.

В конце мая 1944 года навигацию открыл американский пароход «LIBERTY-1144». Читать и писать я тогда ещё не мог, а вот видеть, восхищаться увиденным и запомнить – да! Вместе с техникой для Колымы, бульдозерами и автомобилями, пароход привёз дары из Америки для женщин-политзаключённых на «лесоповалах», поношенные тёплые вещи: костюмы, пуловеры, джемперы, кофты, платья, вязаные костюмы и другие вещи, собранные населением с другого материка для заключённых женщин.

В списках эти сокровища обозначались как подержанные, и это слово просто ласкало слух. Колбаса повторно использоваться не может! Пшеницу и муку в красивых белых мешках с американским орлом забыть невозможно!

Но прежде, чем эти бесценные вещи попадали в руки тех, кому они предназначались, лагерное начальство всех рангов от Хабаровска до самой дальней точки назначения одаривало и благотворило своих жён, любовниц, родственников и многочисленных друзей. Наша мама получила крепдешиновое платье зелёного цвета и, надев его, стала для нас самой красивой мамой на свете.

5 марта 1953 г. скончался отец народов Иосиф Сталин. В августе была амнистия для уголовников и воров.

Осенью в своём огороде накопали 70 мешков картошки и насолили капусты. На зиму обязательно солили целую бочку рыбы и бочонок красной икры. Свежемороженую кету-зубатку складировали в штабель, как дрова. Особое внимание уделяли заготовке брусники, голубики и других ягод. А вот грибов на Северах можно было заготавливать немерено. Варенья варили столько, сколько могли купить сахара!

Мне пришлось жить с прозвищем «сын кулака». Вот и пришлось заняться боксом с 5-го класса.

Летом 1952 и 1953 гг. работал. На двухсотлитровой бочке заезжаешь в речку поглубже, чтобы на меньшую высоту поднимать полное ведро-черпак. Вода была нужна для полива капусты. А помидоры и огурцы на Северах и сегодня не растут. 8 бочек воды до обеда и 8 после – норма в день, и запишут трудодень.

Но зато осенью в школу идёшь в новеньком костюме из шевиота или бостона и в новых кирзовых сапогах, ну а отцовская пилотка с красной звёздочкой на голове – была высшим шиком!

В 1954 г. мы уехали с Севера. До Хабаровска плыли на колёсном пароходе. Из Хабаровска в общем вагоне пассажирского поезда, под именем «500-весёлый», прибыли в г. Иман, где стоял дом нашей мамы до её ареста и ссылки на «лесоповал».

Мы даже и не предполагали, что для нас может наступить самое трудное время в жизни – послелагерное скитание, послелагерное бесправие.

С вещами в руках мы подошли к маминому дому, где красовалась деревянная доска с надписью «Ясли-сад». И тут вдруг прибежал запыхавшийся милиционер с выпученными глазами, перекошенным от злобы ртом. Выдернул из кобуры свой револьвер и, стреляя в небо, прохрипел, чтобы мы убирались отсюда немедленно, а иначе он отправит всех нас туда, откуда мы только что приехали. Политрепрессии были до конца 1957 года.

Мы вернулись на ж/д станцию. Родители пошли бить челом к городским чиновникам. Ибо декабрист Репин – основатель города Иман, а его внуки основали родовое село Княжевское на реке Уссури.

В 1932 году, при раскулачивании, одного брата моего деда застрелили прямо в доме на глазах жены и детей. А два других его брата ночью погрузились на телеги и скрылись в неизвестности.

В четырёх домах братьев поселились семьи офицеров основавшейся в селе погранзаставы, которые и живут там, по сей день. А в конюшне деда для семи лошадей, перестроенной в казарму, до сих пор живут пограничники! У бабушки отобрали 5 дойных красавиц коров.

У нас с собой был белый американский мешок с сухарями и целая головка сахара. На станции раздобыли кипятку, перекусили и стали ждать родителей.

Они вернулись на «Студебеккере». Погрузив вещи в кузов, мы поехали в Шмаковку. К сослуживцу нашего отца, с которым заранее письмами был оговорен вопрос с нашим приездом и временным жильём. Поселились мы на чердаке сарая для хранения сена.

Нас окружало местное население, поголовно нищее. В лаптях и с обмотками до колен из рогожных мешков, служивших защитой от укусов целых полчищ комаров и оводов.

Так встретил Приморский край наследников того, кто основал первое село в крае!

Поэт-песенник Михаил Танич создал блатную музыкальную рок-группу и назвал её – «Лесоповал».

Орфей из ГУЛАГа, зек Соликамского лагеря Михаил Танич знал, что из этапа политзеков числом в 800 человек, состоящий из политзеков, направленных временно на «лесоповал» в тайгу под Чердынью, через год почти никто не вернулся!

«Лесоповал» это преисподняя, откуда выход был только в один конец – на «тот свет»!

«Лесоповал» для русских то же самое, что для евреев «холокост». Для меня ясно, что евреи никогда не разрешат лицедействовать музыкальной рок-группе с именем «Холокост».

В конце мая 1980 года я побывал на Соловецких островах. Лично увидел Секирную гору-Голгофу, именуемую сегодня просто «Секирной», что в переводе с буддийского – отрубленная голова, и услышал полушёпотом всю правду о СЛОНЕ – Соловецком лагере особого назначения.

Всем нам тогда ещё не были известны все масштабы сталинских репрессий и геноцида.

Пережив Перестройку, Реабилитацию, Беловежскую пущу, принятие новой Конституции, «демократичные» выборы, могу только сказать, что звучит и звучит, не умолкая, Парастас в Российских небесах. Но нет ему отзвука на нашей грешной земле. Как нет покаяния, так нет и прощения до сих пор.

Это значит, что и сегодня нет ни мира, ни достойной старости, ни процветания, ни уверенности в завтрашнем дне у нашего народа в богатой/нищей стране.

Разбросаны по всей земле российской безымянные косточки мучеников, не только убитых, но и замученных в ГУЛАГе и застенках НКВД. А их вдовы, дети и внуки вновь отправлены на тропы унижений, презрения, издевательств, нищеты и хождений в коридорах власти.

30 октября – День памяти жертв политических репрессий в Российской Федерации!

«Память о репрессированных так же священна, как и память о Героях», – сказал Дмитрий Анатольевич Медведев, находясь в ранге президента РФ. А по-моему, сказал и забыл!

Бегство чекиста. Японская эпопея Генриха Люшкова ("Русский базар", США)

Иосиф Тельман

Опубликовано на сайте радио "Голос России" 28 августа 2012 года

Генрих Люшков был крупнейшим чином НКВД и наиболее информированным человеком, которому удалось бежать из СССР в 1938 году - в разгар сталинского террора

Начальник 59-го Посьетского погранотряда вздрогнул от резкого телефонного звонка. Подняв трубку, он услышал голос начальника Управления НКВД по Дальнему Востоку, комиссара государственной безопасности 3-го ранга Генриха Самойловича Люшкова, которому, по сути, в крае принадлежала вся власть.

- Мне надо встретиться на границе с очень важным агентом, который должен сообщить сведения государственной важности. Он приедет с сопредельной стороны. Через два часа буду у вас.

Прошло сравнительно немного времени, вот уже по тропе двигаются трое навстречу ценному агенту: сам Люшков и с ним два пограничника. Не доходя примерно километра до границы, остановились. Здесь сопровождающие будут ждать комиссара. Агент настолько ценный, что его никто не должен видеть - никто, кроме самого Люшкова. Дальше он двинулся один.

Шел дождь, сгустились сумерки, и они поглотили шефа НКВД на Дальнем Востоке. Сверившись с картой, Люшков двинулся на запад. Через некоторое время он услышал окрик, и навстречу ему выскочили солдаты пограничной охраны Маньчжоу-Го. Люшков поднял руки вверх. Через полчаса прибыл офицер с взводом солдат. Он обыскал Люшкова, отобрал два имевшихся у него пистолета и в окружении солдат отконвоировал в расположение штаба японской пограничной части.

Его долго ждали на советской стороне, но он не вернулся. Встреча с агентом - это был только повод, чтобы остаться одному и перебраться на другую сторону границы. Начальник заставы поднял тревогу. Застава была поднята по команде "В ружье!". 100 пограничников прочесывали местность до утра. Более недели, до того как пришли вести из Японии, Люшков считался пропавшим без вести, предполагали, что его похитили и убили японцы.

Люшков был крупнейшим чином НКВД и наиболее информированным человеком, которому тогда удалось бежать из страны.

***

Генрих Люшков в Токио

Из стенограммы допроса перебежчика Люшкова полковником Тэцудзиро Танака в разведотделе штаба японской Квантунской армии.

Вопрос: Вы решили бежать и получить здесь политическое убежище?

Ответ: Я почувствовал, что мне грозит опасность.

Вопрос: Какая именно опасность вам грозила?

Ответ: В конце мая я получил известие от близкого друга в НКВД, что Сталин приказал меня арестовать.

Вопрос: Чем вы вызвали гнев Сталина?

Ответ: Мне было поручено выявить недовольных чисткой в штабе Особой Дальневосточной армии, которой командует Блюхер. О положении в армии я должен был докладывать Сталину и Ежову. Но отыскать порочащие Блюхера факты я не смог и мне нечего было сообщить в Москву. Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами. Они задумали вместе с Блюхером подвергнуть чистке и меня.

Вопрос: Расскажите о действиях НКВД на Дальнем Востоке.

Ответ: За время моей работы в Хабаровске с августа прошлого года и до сих пор арестованы за политические преступления 200 тысяч человек, семь тысяч расстреляны - это значительно меньше, чем в среднем по стране. Поэтому в Москве подумали, что я саботажник. Меня стали подозревать.

1 июля 1938 года в японских газетах появилось сообщение о бегстве Люшкова. Были помещены фотокопии его удостоверения начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю, подписанное Ежовым, удостоверение депутата Верховного Совета СССР.

В последующие дни японские газеты, опираясь на свидетельства Люшкова, рассказывали подробно о кровавом терроре в СССР, о преступлениях сталинского режима. Так, газета "Хакодате симбун" писала: "На Дальнем Востоке создана система лагерей для жертв террора, развязанного Сталиным внутри страны. По свидетельству Люшкова, все показательные процессы, организованные после убийства Кирова, сфабрикованы от начала и до конца. Они готовились и проводились по личному указанию Сталина. В лагерях находится 4-5 миллиона человек. И это тот прогрессивный строй, который Сталин при помощи Коминтерна пытается навязать мировой цивилизации".

Побег Люшкова вызвал растерянность в Кремле. Вопрос о нем обсуждался на заседании Политбюро и стал одним из поводов для смещения Ежова. Об этом свидетельствует заявление "железного наркома" в ЦК. Он писал Сталину: "Вина моя в том, что, сомневаясь в политической честности таких людей, как бывший начальник УНКВД Дальневосточного края предатель Люшков... не принял должных мер и тем самым дал возможность Люшкову скрыться в Японии".

В конце ноября 1938 года Ежов пишет новое заявление Сталину, в котором опять кается: "Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе докладывать Вам (Фриновский был первым заместителем Ежова). Один был не в силах. Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД".

Два километра льда в чреве горы убирали теплом и...

Павел Усов, соб. корр. «Гудка» Хабаровск
Опубликовано на сайте Gudok.ru 18.04.2012

Заключённые построили Дуссе-Алиньский тоннель с высоким качеством, но поезда в нём не ходили 20 лет

фото: Архив «Гудка»

На днях музей истории Дальневосточной дороги пополнился редким экспонатом: работники Тындинской мостоиспытательной станции передали альбом о прокладке одного из крупных тоннелей на Байкало-Амурской магистрали.

Хранившийся до этого в архивах альбом с фотографиями и карандашными эскизами свидетельствует о малоизвестном этапе в истории Дуссе-Алиньского тоннеля, а именно о начале его строительства, с 1947 по 1952 год.

Когда в 1970-е по всему СССР гремел БАМ, говорить особо об этом эпизоде его строительства было не принято: тоннель, расположенный между Комсомольском и Ургалом, при Сталине строился заключёнными. Ещё в 1932 году вышло постановление Совнаркома о строительстве Байкало-Амурской магистрали, утвердившее план создания железной дороги от Тайшета до Советской Гавани. Заниматься стройкой поручили НКВД. При наркомате был организован исправительно-трудовой лагерь – БАМЛАГ. Им, в частности, руководил Нафталий Френкель, ранее возглавлявший строительство Беломорканала.

К началу 1940-х был сдан ряд участков БАМа. Только между Комсомольском и Ургалом проложили 123 км. В ходе изысканий встал вопрос, как прокладывать дорогу через Дуссе-Алиньский хребет. На основе геодезических данных решено было бить в отрогах тоннель почти в два километра.

Планы прервала война. В 1942-м работы приостановили, с уже проложенных к тоннелю подходов, как и с других участков БАМа, начали снимать рельсы. Их будут свозить на строительство знаменитой заволжской рокады Сталинград – Саратов. 

Восстановление разобранных участков будущей магистрали начинается сразу после Победы. Возобновляются работы и на Дуссе-Алине. «Фотографии и рисунки, видимо, датированы 1948–1949 годами. Кстати, эскизы, которые выполнены мастерски, возможно, делал находившийся в заключении художник. На некоторых рисунках указано авторство – Белавин», – рассказывает начальник Тындинской мостоиспытательной станции Дмитрий Осипчук.

«Ценность альбома, составленного для Главного управления лагерей железнодорожного строительства МВД (в 1946-м НКВД переименовали), велика. Ведь о самом создании тоннеля мало информации. Здесь же подробно отражены технологические этапы строительства, грамотно подобраны иллюстрации», – отмечает директор музея Валерия Буркова.

В самом деле, вокруг постройки Дуссе-Алиньского тоннеля больше легенд, чем подтверждённых фактов. Говорили, например, что строили его два отряда заключённых: с восточной стороны – мужской, с западной – женский. В других источниках сообщалось об участии в прокладке и японских военнопленных, оказавшихся в СССР после разгрома Японии в августе 1945-го.

Конечно, на фото и рисунках нет прямых свидетельств того, как использовался труд заключённых. Но главное, что можно вынести из этих материалов, – тоннель изначально задумывался как серьёзное сооружение. Перед нами плод пытливой инженерной мысли. Ведь стройку предстояло вести в сложных природных условиях, в зоне вечной мерзлоты. И создавался объект основательно, со сложной системой отопления, вентиляции, связи.

«Строили на совесть, – соглашается Дмитрий Осипчук. – До сих пор в том виде работает одна из его вентиляционных шахт».  

Объект приходит в запустение. Когда в 1960-х изыскатели Восточного участка БАМа оказались у портала, их взору предстало заброшенное, заросшее место.

Но вот в 1974-м на БАМе развернулась комсомольская стройка. Через год строительные работы закипели и у самого тоннеля. «Когда мы впервые увидели Дуссе-Алинь, это была удручающая картина. Дренажные устройства обветшали, смотровые колодцы были завалены породой. Восточный портал тоннеля был чуть выше. Воды, просачиваясь в тоннель, превращались в ручьи и болотца. Дальневосточные морозы довершили остальное. Тоннель чуть ли не полностью оказался забит льдом со всеми его штольнями, лотками, прорезями, – вспоминает генерал-майор Железнодорожных войск Жорж Исаакян.

Именно воинам-железнодорожникам предстояло вернуть тоннель к жизни. Сперва думали колоть лёд отбойными молотками, вывозя его вагонетками. Но это требовало много времени. Тогда было предложено растопить ледяную массу тёплым воздухом. Тем более этому способствовал небольшой тоннельный уклон.

В июне 1975-го буровзрывники снесли 30-метровую скалу из льда у входа в сооружение. В открывшемся провале установили мощные вентиляторы и теплогенераторы. В тоннель забросили два длинных рукава, по которым пустили тёплый воздух. Поначалу всё шло хорошо, лёд быстро таял. Однако стало ясно, что дальше распространиться тёплому воздуху не даёт образовавшаяся в глубине сплошная ледяная пробка.

Ликвидировать преграду вызвалась группа солдат вместе с младшим сержантом Марийченко. Как по лазу, ползли они по узкому коридору с отбойными молотками. Было нелегко: мокро, скользко, темно. Проход становился всё уже, кислорода не хватало. Добравшись до ледяной стены, застучали молотками.

– Внутри ледовой массы образовалась водяная линза. И когда откололся один из кусков льда, на солдат хлынул поток воды. Фактически они выплыли из тоннеля, – сказал Дмитрий Осипчук.

Путь тёплому воздуху был открыт. После очистки тоннеля уложили путь.

– Трудоёмкая операция завершилась досрочно. Всего воины-железнодорожники вывезли из тоннеля 35 тыс. куб. м льда! И в 1977 году состоялся запуск рабочего движения по одному из главных объектов Восточного участка БАМа, – говорит Валерия Буркова.

Уже во время перестройки в память первых строителей у восточного портала сооружения возвели поклонный крест. Стало известно, что умерших на стройке заключённых хоронили рядом с тоннелем на склонах. Сколько именно умерло их на этой стройке, точных данных нет.