«Дела сегодняшних дней напоминают мне 37-й год», – интервью с подполковником ФСБ в отставке Владимиром Киеней

Игнат Бакин
Опубликовано на сайте РИА Новый Регион – Екатеринбург 07 марта 2014
Спецпроект «Архивные дела», ЧАСТЬ VI

На этой неделе в России отметили 61-летие со дня смерти советского диктатора Иосифа Сталина. В Екатеринбурге по этому случаю прошла акция в память о жертвах репрессий тоталитарного строя: активисты зажгли свечи и прошлись около здания бывшего УНКВД, ныне – УФСБ РФ по Свердловской области. Продолжая тему сталинского террора, «Новый Регион» в рамках спецпроекта «Архивные дела» пообщался с подполковником ФСБ в отставке Владимиром Александровичем Киеней, который в составе специальной группы занимался реабилитацией советских политзаключенных. О том, какое раньше наказание грозило за убийство бычка по кличке Комсомолец, когда Ельцин накрывал бетонкой трупы и как фальсифицировались уголовные дела – в нашем материале.

НР: Владимир Александрович, начните с того, почему вы занимались реабилитацией жертв политических репрессий, сколько через ваши руки прошло уголовных дел подобной категории?

В.К.: В начале 90-х годов я работал в подразделении тогда еще УКГБ Свердловской области, в группе сотрудников, собранных специально для реабилитации жертв политических репрессий. В группе нас было более 30 человек. Работа заключалась в том, чтобы изымать из архива областного КГБ архивные уголовные дела, как это предписывал изданный в 91-м году закон «О реабилитации жертв политических репрессий», и готовить документы реабилитации для утверждения их помощником прокурора области по надзору за органами госбезопасности.

Дел было порядка 100 тысяч (начиная с 7 ноября 1917 года и до последних дней советской власти). В течение нескольких лет мы их пересмотрели все. Одновременно отбирали информацию, которую можно было бы передать родственникам реабилитированных лиц. Формировали справки о смерти, направляли их в загсы, и те выписывали свидетельства о смерти.

Владимир Киеня на рабочем месте, беседует с родственниками репрессированных

НР: Сколько реабилитировали людей в Свердловской области, на каких основаниях?

В.К.: Из 100 тысяч дел в категорию «не подлежат реабилитации» попали примерно шесть тысяч. Фигурантами этих дел были настоящие предатели, изменники родины, то есть те люди, у которых была кровь на руках и чья вина не вызывала никаких сомнений. Более 90 процентов приговоренных по политическим делам были реабилитированы по тем причинам, что их вина не была доказана или деяние не соответствовало квалификации. Многие попросту были оговорены или шли под общую гребенку, когда в одном деле фигурировали десятки («участники контрреволюционных организаций») или даже сотни людей (церковники, лица некоренных национальностей).

НР: Насколько я понимаю, многие обвинения были абсурдны по своей сути…

В.К.: Да, в этом и был весь ужас запущенного в те годы НКВД маховика репрессий невинных людей. Многие дела включали в себя всего 8-9 страниц, среди которых – опись, справка на арест, ордер на обыск, протокол обыска, пара-тройка фотографий и 1-2 протокола допроса, постановление «тройки» УНКВД о расстреле и справка о расстреле.

Вот вам пример обычной для тех дел справки – некий красноармеец, «проходя мимо портрета товарища Сталина, сплюнул и антисоветски улыбнулся». Это тогда квалифицировалось по статье 58 п.10 Уголовного кодекса РСФСР как «антисоветская агитация и пропаганда» – очень серьезное обвинение. Еще один вариант вменяемых деяний: «Пастуха из Серова за то, что убил бычка по кличке Комсомолец – расстрелять». Или: «Ассенизатор Петров, проезжая по центру города Красноуфимска, с контрреволюционной целью распространял зловоние». Сегодня это звучит дико и абсурдно, но в 37-м за это приговаривали к лишению свободы и даже расстреливали.

НР: Каким образом выносились приговоры, можете привести конкретный пример?

В.К.: Большинство дел, насколько я помню, обычно рассматривалось Военной коллегией Верховного Суда СССР, в 1937 году, при пике репрессий, большая их часть пропускалась через «тройку» – внесудебный орган, в который входили три человека: первый секретарь обкома, прокурор области и начальник УНКВД. Так, в 30-е годы начальником Свердловского областного НКВД был Дмитрий Матвеевич Дмитриев, он же – Плоткин Мейер Менделевич. При нем в это время было сфабриковано множество дел, по которым расстреляли тысячи невинных людей. Сделано это было из чисто карьеристских побуждений.

Делалось это следующим образом. Например, начальник 11-го отделения транспортного отдела УНКВД, старший лейтенант Николай Шариков и замначальника УНКВД Берман поехали с проверкой в Нижний Тагил. Это был 37-й год. Просмотрели много оперативных материалов и нашли полковника петлюровской (он же – капитан царской армии) по фамилии Булгаков, который в то время работал инженером строительной компании. Они вызвали его на допрос и заявили, что необходима помощь советской власти в разоблачении врагов народа и убедительный рассказ о том, что он лично якобы нанес большой вред стране. Дали ему список сторонних людей – всего порядка 1300 фамилий, которые он переписал на отдельный листок, указав в протоколе допроса, что данные граждане якобы являются членами «Уральского повстанческого штаба». Этот листок отвезли Булгакову домой, положили под матрас, провели обыск, и все, дело было готово.

Булгакова расстреляли в числе первых, затем под высшую меру наказания попали еще около 300 человек, еще примерно 400 осудили. Приговор им выносила пресловутая «тройка», в том числе, Плоткин. Потом его самого вызвали в Москву, в 1939 году, и назвали врагом народа, посадили в одну камеру с маршалом Блюхером и вскоре расстреляли. Как и следователя Шарикова, кстати, за фальсификацию этого и других дел. Кстати, с приходом Берии в 1939 году многих из того придуманного «повстанческого штаба» выпустили на свободу, Плотников и Шариков, по понятным причинам, до сих пор не реабилитированы.

НР: С чего пошли репрессии, как они организовывались?

В.К.: Как мы выяснили, была соответствующая директива наркома внутренних дел СССР Николая Ежова – она есть в архиве за 37-й год. Документ обязывал проведение всесоюзной операции по ликвидации контрреволюционных элементов, и, как следствие, – составление списков таких людей. Всего было 8 категорий подлежащих репрессированию – это бывшие «белые», троцкисты, бежавшие кулаки, иностранные агенты и так далее. Каждому субъекту СССР и отдельно взятому району давались задания – лимиты. Например, Тавдинскому горотделу НКВД – 40 человек, Первоуральскому – 30 и т.д.

Всех арестованных согласно этой директиве делили на две категории. Первую – пропустить через «тройки» УНКД и расстрелять, вторую – лишить свободы на срок от 5 до 10 лет. С этого все и началось – каждый сотрудник НКВД хотел выделиться в «борьбе с врагами», появились дутые дела. Управления НКВД на местах периодически просили Центр увеличить лимиты по первой и второй категориям. Помню отчет нашего областного управления НКВД от 21 декабря 37 года, Плоткин в нем просил: «План года выполнили, просим увеличить лимит еще на тысячу…».

Отдельно, конечно, уделялось внимание иностранцам. Например, в отчете за 1937 год по линии борьбы с греческой разведкой было указано, что арестованы 400 с лишним человек, в том числе все 83 грека, проживающие на тот момент в Свердловской области. В одном из отчетов я читал, что был случай, когда расстреляли всех имевшихся в городе китайцев. После этого как-то Плоткин ехал по городу, увидел китайца и был страшно возмущен – как же так, ему доложили о том, что китайцев в Свердловске больше нет, а тут на тебе – один гуляет. Тогда опера НКВД срочно сняли одного китайца с поезда «Москва – Пекин», хорошо «допросили». Он, естественно, «признался», что является «агентом китайской разведки» и его расстреляли. Доложили об этом Плоткину, и он успокоился.

Все, что тогда творилось органами государственной репрессии, было противоправным и абсурдным на сегодняшний взгляд. Но это было привычным делом в любом УНКВД республик, краев и областей. Впрочем, были в системе органов госбезопасности СССР и честные, мужественные сотрудники. Об этом мы с вами расскажем в следующих публикациях на сайте «Нового Региона».

НР: Какая атмосфера царила в вашем коллективе, который занимался реабилитацией жертв политических репрессий? Я так понимаю, вас буквально заваливали письмами родственники осужденных…

В.К.: Обращений в Управление КГБ по Свердловской области было действительно очень много – их количество возросло в несколько тысяч раз. Многим родственникам реабилитированных лиц приходилось разъяснять, как и где получать на руки необходимые документы. В целом же лишь немногие граждане высказывали открытую ненависть к нам, большинство понимали, какую благородную цель мы преследуем, что мы все родились гораздо позже тех тяжелых лет и не несем моральной ответственности за прошлые дела, а докапываемся до правды, и за это благодарили. В многократно увеличившихся комнатах по приему заявлений нашего управления выстраивались целые очереди самих бывших репрессированных и их родственников.

Работа наша в эмоциональном плане была очень сложной. Мы все без исключения были в шоке, когда видели своими глазами те лживые обвинения, которые предъявлялись людям, их разбитые судьбы. Очень сложно передать словами, что мы тогда пережили…

Нашего начальника Леонида Плотникова (именно он в начале 2013 года застрелился у мемориала жертв политических репрессий под Екатеринбургом, – прим. НР) мы по-человечески жалели. Как-то раз ему пришлось вручить одной семье сразу несколько свидетельств – о смерти мамы, отца, нескольких братьев и сестер. Его буквально шатало тогда. Да и какой нормальный человек может выдержать подобное испытание?

Кстати, именно при его непосредственном участии на 12-м километре трассы Екатеринбург – Пермь раскапывали могилы репрессированных граждан, а потом при нем же открывали мемориал, где он в итоге и покончил с жизнью. Перед этим он заболел смертельной болезнью. Репрессии 37-го убили полковника КГБ 1951 года рождения. Это был благороднейший человек, настоящий чекист. Мы за глаза называли его «Леня» за его доброту и сочувствие к людям.

НР: Расскажите подробнее о месте, где сейчас располагается мемориал, как его обнаружили?

В.К.: Как-то мне рассказали, что якобы к бывшему начальнику УВД области Емельянову обратились строители дороги Свердловск – Пермь. Они сообщили, что на 12-м километре начали вскрывать бульдозером землю и наткнулись на многочисленные трупы. Об этом было доложено Ельцину, но тот заявил: закрыть все бетонкой и строить дорогу дальше.

Когда мы начали заниматься реабилитацией политзаключенных, стали искать место массовых захоронений и вновь вернулись на это место. Взяли тракторы, около дороги Свердловск – Пермь вскрыли могилы и обнаружили здесь тысячи трупов. По архивным делам их оказалось более 17000 человек. Люди стали приносить сюда различные таблички, а через какое-то время открыли мемориал, который, как и дорога, сейчас стоит на людских костях.

На месте массового захоронения репрессированных

События тех лет выжгли у многих причастных офицеров КГБ-ФСБ, в том числе у меня, лет на 50 желание нарушать закон или поступать по отношению к людям несправедливо. О нынешнем поколении чекистов этого я, к сожалению, сказать не могу. Наш учитель Феликс Дзержинский говорил: каждый чекист – это три «Ч»: честность, чуткость, чистоплотность. Наш, андроповский, призыв в КГБ СССР, этим принципам следовал. Нынешним же сотрудникам органов госбезопасности именно этому в первую очередь надо учиться. Когда я читаю в прессе об их делах, мне начинает казаться, что в России закончили с «белыми», теперь принимаются репрессировать «красных». Чего только стоит пример с Хабаровым (Леонид Хабаров – арестован ФСБ и осужден на 4,5 года колонии, – прим. НР, – сейчас идет новый процесс).

НР: Вы тоже считаете, что в деле «уральских «мятежников» есть признаки фальсификаций?

В.К.: Когда я только прочитал в СМИ о начавшемся следствии, увидел название «Уральские мятежники имени полковника Хабарова», фотографии материалов из уголовного дела, все мне стало понятно… Обвинение в мятеже – это одно из самых тяжелых сегодня обвинений. А какие доказательства? Полведра ржавых патронов да две ручных гранаты, основные доказательства – кухонные посиделки и показания человека, которого признали психически больным. Я понял, что времена репрессий, о которых мы с вами говорили выше, могут вернуться.

Недавно Дмитрий Медведев сказал по телевизору, что у нас нет политических заключенных. Если Сердюков (бывший министр обороны РФ) за многомиллиардные махинации своих любовниц и родственников не осужден, а тот же Хабаров, публично критиковавший Сердюкова за развал армии, получил за «приготовление к мятежу» срок и сейчас сидит в колонии в Абакане, выходит, что в стране начали преследовать «красных» офицеров. Сегодняшние дела напоминают мне 37-й год. Все это очень прискорбно и может очень плохо кончиться…

***

Читатели «Нового Региона» могут считать интервью с Владимиром Киеней анонсом – скоро агентство опубликует несколько историй, демонстрирующих, как в советские годы фальсифицировались уголовные дела. В них речь пойдет о расстрельных приговорах нескольким командующим Уральским военным округом, письмах чекистов Сталину, которые пытались противостоять механизму репрессий, а также тех, кто понес наказание за сфальсифицированные дела. Кроме того, поскольку собеседник НР принимал активное участие в боевых действиях в Афганистане в должности старшего следователя Особого отдела КГБ 40-й армии, мы поговорим и о тех событиях.

Они свое уже получили

Екатерина ВОРОБЬЕВА
16.12.2011

Теперь выжившим жертвам политических репрессий (их было больше 50 млн) полагаются копеечные пенсии

Исполнилось 20 лет со дня принятия Верховным Советом Российской Федерации закона «О реабилитации жертв политических репрессий». Для того чтобы создать механизм реализации этого закона, Президиумом Верховного Совета 16 декабря 1991 года было издано Постановление, которое рекомендовало органам власти разных уровней создать комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий. Аналогичная комиссия федерального уровня при Президенте РФ была образована в 1992 году.

Основная задача таких комиссий — мониторинг исполнения закона «О реабилитации жертв политических репрессий».

В 2011 году федеральная комиссия направила Президенту России и обеим палатам парламента рекомендации по изменению законодательства, касающегося прав жертв политических репрессий.


Авторы рекомендаций, в частности, предлагают:

— включить в число тех, кто имеет льготы по данному закону, тех, кто подвергся репрессиям в бывших советских республиках, но из-за отсутствия соответствующего законодательства в ряде новых государств, возникших на их территориях, не был реабилитирован и не имеет социальных льгот;

— отменить положение о трехлетнем сроке подачи заявления в комиссию на выплату компенсации за незаконно конфискованное имущество — на практике часто происходило так, что люди, которые были репрессированы, не смогли воспользоваться своим правом из-за того, что в силу разных причин не успели подать заявление в трехлетний срок;

— установить право реабилитированных и пострадавших от политических репрессий на получение одновременно двух пенсий: по инвалидности и трудовой пенсии по старости, как это уже было сделано ранее в отношении жителей блокадного Ленинграда.

В.О. Дунаева, возглавляющая региональную общественную организацию жертв репрессий «Московский Мемориал», говорит, что эти предложения — не новость. Вопросы о внесении соответствующих изменений в законодательство ставились объединением репрессированных уже давно, но безуспешно. Даже в Думе прошлых созывов, где еще присутствовали СПС и «Яблоко», так и не удалось внести существенные изменения в Закон о жертвах репрессий, а строки целевых расходов бюджета в этой области из года в год сокращались. Приведенные выше предложения попали в президентскую комиссию тоже с подачи «Мемориала», точнее — от А.Б. Рогинского, возглавляющего Международный «Мемориал» и одновременно являющегося членом этой комиссии.

Депутат Государственной думы ФС РФ трех созывов и один из авторов закона «О реабилитации…» Ю.А. Рыбаков оценивает эти предложения как правильные, но… бесперспективные. Он считает, что нынешние депутаты заниматься этим не будут:

«Те поправки и дополнения, о которых идет речь, должны утверждаться Государственной думой, но правящая политическая партия, которая снова получила господство в нашем парламенте, вряд ли займется восстановлением справедливости по отношению к тем, перед кем мы в неоплатном долгу».

За долгие годы члены общественных организаций и потомки расстрелянных так и не смогли договориться с государством об установке, например, памятника жертвам террора в Коммунарке. В Москве вообще нет памятника жертвам репрессий. Нет и мемориального комплекса, о необходимости создания которого историки и представители общественности говорят уже больше 20 лет.

Юлий Андреевич Рыбаков, который занимался и защитой прав репрессированных, и восстановлением исторической правды о политических репрессиях в нашей стране, знает о них изнутри. Сын узника ГУЛАГа, он родился в лагерной больнице, а позже не смог начать военную карьеру из-за того, что имел «неподходящие» анкетные данные. Позже, уже в «вегетарианский» период советской истории — сам стал политическим заключенным. Я обратилась к нему за комментарием о работе Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. То, что написал Ю.А. Рыбаков, выходит за рамки этой узкой темы и обращает нас к сути и истокам тех проблем, которые пришли к нам из прошлого и которые так и не решены в настоящем:

«…В Государственной думе я нашел отчет МВД о количестве жертв политических репрессий за годы советской власти, подготовленный для Верховного Совета по запросу Комитета по правам человека. В нем было подробно расписано число жертв по областям, районам и городам. В конце, кажется, на 60-й странице, стояла страшная итоговая цифра: 50 миллионов 100 с лишним тысяч человек. Не поверив своим глазам, я показал отчет другим людям, но и они увидели ту же восьмизначную цифру.

В это число вошли не только расстрелянные и осужденные на заключение, но также и все сосланные, раскулаченные, лишенные имущества и прав по социальным, классовым и религиозным признакам.

Красная чума прошедшего века лишила тогда наше общество значительной части деятельных, сохранивших свое достоинство, способных к труду людей. Последствия российского Холокоста ощутимы до сих пор. Они — в той рабской покорности, с которой и сегодня общество подчиняется третирующей его власти.

А что же те, кто выжил в годы репрессий?

Верховный Совет принял основы законодательства о льготах и материальных компенсациях для жертв политических репрессий и поручил правительству регламентировать порядок применения этого закона. Оно не спешило, и соответствующее Постановление появилось лишь спустя три года. Жалкие льготы, унизительные бюрократические процедуры, перекладывание финансового обеспечения на региональные бюджеты — все это обернулось издевательской пародией на то, что действительно заслужили оставшиеся в живых. Но если тогда, в «тощие» 90-е годы, мизерная помощь пострадавшим хоть как-то объяснялась нехваткой финансов, то теперь, когда наше правительство разбрасывается миллиардами на олимпийские стройки и президентские дворцы, равнодушие власти к тем пострадавшим, чье число сокращается с каждым днем, недопустимо и позорно. Они уходят из жизни с незажившими душевными ранами и обидами на забывшее их общество.

Еще не поздно помочь оставшимся. Об этом и пишет Комиссия по восстановлению прав реабилитированных президенту РФ Дмитрию Медведеву. Но не думаю, что этот глас будет услышан, даже если президент скажет несколько приличествующих ситуации слов».

Ссылка: Они свое уже получили - Новая Газета

В ГУЛАГе пенсия не считается

Наталья Козлова,
Альбина Макарова, Нижний Новгород
13.12.2011

Закон не отвечает на вопрос, надо ли платить оправданному за работу в тюрьме

Нижегородский 84-летний участник Великой Отечественной войны Аркадий Малышев в поисках правды наткнулся на пробел в российском законодательстве.

Бывший узник Печорлага надеется получить деньги, заработанные за время тюремного заключения.

- Хочу получить зарплату за шесть с половиной лет работы в шахте, - пояснил Аркадий Дмитриевич. - Дело даже не столько в деньгах, дело в справедливости. Ведь государство использовало наш бесплатный труд, а потом нам сказали - вы не виноваты, реабилитированы, можете радоваться. При этом все забывают о том, что тысячи незаконно осужденных не просто сидели годы в лагерях, а работали, не получая за это ни копейки.

Аркадия Малышева из маленького городка Красные Баки, что на севере Нижегородской области, призвали в армию во время войны.

- Ночью у нас в части загорелся сарай, по тревоге я как старшина поднял свою команду, и мы все вместе тушили пожар, - рассказывает ветеран.

На следующий день стали искать виноватого, и Аркадия Малышева как "диверсанта" арестовали. Якобы дневальный видел, как Малышев и еще один солдат куда-то выходили ночью перед пожаром. Следствие и суд были быстрыми. Хотели вначале дать высшую меру наказания - расстрел, но, учитывая честную службу, заменили на 25 лет.

Аркадия Малышева отправили в Инту. Там на угольной шахте N 10 он проработал шесть с половиной лет.

- Отпустили меня уже после смерти Сталина,только в 1957 году, - рассказывает Малышев. - Наш лагерь ликовал, больше половины заключенных получили снятие судимости. Понимаете, я не один такой, в России много тех, кто сидел тогда по лагерям и зонам и получил реабилитацию.

Таких граждан, как бывший узник, даже за давностью лет еще немало. Да и сегодня тоже оправдывают заключенных вчистую. Попробуем разобраться.
компетентно

Венера Бондаренко, адвокат Московской коллегии адвокатов "Адвокатское партнерство":

- Из всей этой истории возникает вопрос: имеет ли реабилитированный право на включение периода работы в специальный трудовой стаж, дающий право на пенсию в связи с особыми условиями труда?

Сначала попробуем определиться, что такое реабилитация. По законодательству - это признание государством, что привлечение к уголовной ответственности было неосновательным и гражданин ни в чем не виноват. В связи с чем у осужденного возникает право на возмещение имущественного вреда, устранение последствий морального вреда и восстановление в трудовых, пенсионных, жилищных и иных правах. При этом вред должен быть возмещен в полном объеме.

Из чего следует, что после реабилитации в отношении гражданина должны применяться все нормы закона для восстановления справедливости. Казалось бы, все элементарно. Государство должно признать, что человек, работая в тяжелых условиях, имеет право как на досрочное назначение пенсии, так и на ежемесячную доплату к пенсии, в соответствии с ФЗ N 84 "О дополнительном социальном обеспечении отдельных категорий работников организаций угольной промышленности", вступившим в силу с 1 января 2011 года.

Однако не все так просто. Из-за формального подхода сотрудников Пенсионного фонда пенсионер вынужден доказывать, что работу в тяжелых условиях надо включить в специальный трудовой стаж, дающий право на пенсию в связи с особыми условиями труда. Для того чтобы понять, почему ему отказывают, необходимо вспомнить трудовое законодательство того времени, которое претерпело кардинальные изменения, а именно период с 1970 года по 1992 год.

Это время характеризуется изменением отношения государства к оценке труда осужденных. Так, в статье 38 Исправительно-трудового кодекса РСФСР, утвержденного Верховным Советом РСФСР 18.12.1970 года, не предусматривалось включение срока в общий трудовой стаж. Но Уголовно-исполнительный кодекс РФ не только кардинально изменил это положение, но и существенно его уточнил.

Именно с 1992 года на администрацию зоны возлагалась обязанность по учету отработанного времени осужденного по итогам календарного года, и только с этой даты осужденные стали подлежать пенсионному страхованию с уплатой страховых взносов в бюджет Пенсионного фонда, а колонии стали вести учет работы.

Так означает ли это, что если зэк работал за решеткой, до 01.09.1992 года, то засчитать время не представляется возможным? При формальном подходе можно прийти к выводу, что это обоснованно, однако давайте порассуждаем. По Закону от 17 декабря 2001 года "О трудовых пенсиях в РФ" они выплачиваются при условии наличия не менее 5 лет страхового стажа. По тому же закону в страховой стаж включаются периоды работы, которая выполнялась на территории России, при условии, что за эти периоды уплачивались страховые взносы в Пенсионный фонд. И там же говорится, что подсчет страхового стажа подтверждается документами, выдаваемыми государственными (муниципальными) органами.

Этот порядок утвержден постановлением правительства от 24 июля 2002 года. Там сказано, что основным документом, подтверждающим периоды работы по трудовому договору, является трудовая книжка. Документом работы осужденного является тоже трудовая книжка, а при ее отсутствии - справка, выдаваемая администрацией исправительного учреждения.

Важно подчеркнуть - законодательство, регламентирующее уплату страховки в Пенсионный фонд, не содержит каких-либо изъятий в отношении заключенных. Это значит, что на них распространяется общий порядок уплаты страховых взносов. Сейчас Пенсионный фонд отказывает отбывшим наказание до 01.09.1992 года во включении в общий трудовой стаж период отбывания заключения. И получается, что государство два раза наказывает человека. Думаю, это неправильно и несправедливо.

Справка "РГ"

Из определения Конституционного суда РФ от 3 октября 2006 года N 471-О: "В сфере пенсионного обеспечения соблюдение принципа равенства граждан, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении их прав и свобод, означает, помимо прочего, запрет вводить такие различия в пенсионных правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания".

Ссылка: В ГУЛАГе пенсия не считается - Российская газета

Белые пятна истории, чёрные пятна судьбы

Наталья Тереб
29.10.2011

То, что нам пока неведомо из истории страны, мы называем белыми пятнами. Есть еще черные. Они появились в биографиях миллионов советских людей во времена произвола тоталитарного режима. За что? Об этом наш разговор с начальником отдела спецфондов и реабилитации жертв политических репрессий информационного центра Управления Министерства внутренних дел РФ по Тюменской области, подполковником Надеждой Велижаниной.

Начальник УФСБ по Смоленской области Олег Коноплёв: Чтобы восторжествовала справедливость

Владимир ЛАТОНОВ
07.09.2011

18 октября 1991 года Верховным Советом РСФСР был принят закон РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий». Принятие закона обеспечило принципиально новый подход к решению такой важной государственной проблемы, какой в нашей стране стала реабилитация жертв политических репрессий.

В этом законе впервые была дана не только правовая и нравственная оценка государственного террора против собственного народа, но и подчеркнута необходимость ликвидации его последствий. Таким образом, новая демократическая власть продемонстрировала стремление добиваться реальных гарантий обеспечения в стране законности, прав и свобод граждан. Впервые реабилитация могла быть инициирована не только представителями органов власти, но и самими репрессированными, равно как любыми лицами или общественными организациями. В преддверии 20-летия принятия закона «О реабилитации жертв политических репрессий наша газета публикует интервью начальника УФСБ РФ по Смоленской области генерал-майора Олега КОНОПЛЁВА.

Эхо репрессий все еще не угасло

Сергей Глушков
1 сентября 2011

В годы застоя этот процесс приостановился, но в конце 1980-х годов вновь набрал силу. 

Однако и в наши дни в органы прокуратуры продолжают поступать заявления от граждан с просьбой о пересмотре уголовных дел не только времен Большого террора 1937 - 1938 годов, но и более ранних и более поздних лет. Так что в полной мере оценить масштаб пережитой нашим народом трагедии можно будет еще не скоро.

В прокуратуре Тверской области первичным рассмотрением такого рода заявлений занимается прокурор Павел Верещагин. По его словам, в год от граждан поступает примерно 50 – 60 обращений, касающихся политических репрессий. Заявления от тех, кто сам подвергался незаконным арестам, практически отсутствуют – это поколение уже ушло, а те, кто дожил до наших дней, давно воспользовались правами и льготами, предусмотренными Федеральным законом «О реабилитации жертв политических репрессий», принятым еще 20 лет назад – в октябре 1991 года. Теперь с просьбами о реабилитации обращаются в основном их дети. Это поколение в массе своей тоже перешагнуло порог 70-летия. На них не заводили уголовных дел, но, как «дети врагов народа», они испили горькую чашу сиротства и отверженности. Жестокая нужда, а нередко и элементарный голод были их уделом. По ныне действующему закону те, кто в несовершеннолетнем возрасте вследствие незаконных репрессий был лишен попечения хотя бы одного из своих родителей, признаются пострадавшими от репрессий и, как когда-то и их родители, получают справки о реабилитации и право на соответствующие льготы.

Может возникнуть вопрос: почему те, кто сейчас обращается в прокуратуру, не сделали этого раньше – ведь закон действует достаточно давно. Причины такой задержки могут быть разные. Не все наши граждане достаточно просвещены в отношении собственных прав – многие просто не предполагали, что государство по закону несет ответственность за их искалеченное детство. Кроме этого, хоть и в самой малой доле, но среди осужденных по печально знаменитой 58-й статье были и те, кто по закону не подлежит реабилитации: лица, чья шпионская деятельность или открытое пособничество врагу во время войны были доказаны следствием и судом. Однако репрессиям подвергались и члены их семей, прежде всего жены, что ни в какие законные рамки уже не укладывалось. И всегда пострадавшими оказывались дети. Так что в тех редчайших случаях, когда подвергшийся репрессии отец не подлежит реабилитации, ей подлежит сосланная или отправленная в лагерь мать (был в Казахстане так называемый АЛЖИР – «Акмолинский лагерь жен изменников родины»). И уже по матери признаются пострадавшими от незаконных репрессий дети. Эта тонкость не всем была известна.

Надо заметить, что незаконными признаются не только репрессии в отношении оклеветанных или признавших свою несуществующую вину под пытками людей, но и наказание, несоразмеримое с поступком, который может заслуживать некоего морального осуждения, но не содержит признаков преступления против государства.

Так, по одному из уголовных дел осенью 1942 года в Калинине был осужден на 10 лет лишения свободы железнодорожный служащий, «преступление» которого состояло в том, что он «восхвалял обмундирование немецких солдат» и хранил у себя немецкие листовки. Этот человек, кстати говоря, был реабилитирован еще двадцать лет назад, но его сын, которому в этом году исполняется 80 лет, только теперь обратился с просьбой о признании его пострадавшим. Видимо, стыд за ничтожную «вину» своего отца мешал ему обратиться с такой просьбой раньше.

Надо заметить, что репрессии военных и послевоенных лет в отличие, скажем, от времен Большого террора в значительной мере остаются белым пятном в истории политических репрессий. В нашем историческом сознании достаточно живо представление о том, что в эту жестокую пору репрессии были в какой-то мере оправданы. Это касается и деятельности армейских трибуналов, выносивших предельно жестокие и скорые приговоры в отношении отступавших солдат, и дел в отношении побывавших в фашистском плену. Среди обращающихся за реабилитацией есть дети и таких солдат. По словам прокурора Верещагина, случаев отказа в реабилитации по делам военных лет на его памяти не было. То есть эти репрессии также признаются незаконными.

Случаются ли все-таки отказы в реабилитации? В отношении детей репрессированных такие случаи бывают, но они связаны исключительно с фактами, скажем так, биографического характера. Например, человек родился после того, как его отец или мать уже отбыли наказание за несуществующую вину. То есть он лично если и пострадал, то только морально. Таких случаев очень мало – «детские» сроки, оставляющие шанс на выживание и дальнейшее деторождение, давались только в 20-е и в начале 30-х годов.

Таким образом, процесс восстановления справедливости – и чисто юридической, и исторической – продолжается. Для нашей области, по которой жестокий ХХ век прошелся всей своей тяжестью, этот процесс сохраняет всю свою актуальность.

Ссылка: Эхо репрессий все еще не угасло - Тверская жизнь

Обиды детей «врагов народа»

ЮЛИЯ САВИНА, «Новые Известия»
26 Июля 2011 г.

Вчера на Лубянской площади у Соловецкого камня прошел митинг, посвященный памяти жертв ГУЛАГа. Акция собрала около 250 человек. К Соловецкому камню в основном пришли граждане, чьи родители прошли страшную «школу советского политического перевоспитания». Главное требование митингующих – чтобы государство наконец начало выплачивать компенсации пострадавшим от репрессий.

Люди пришли на митинг с цветами. Оказалось, что все они давно знакомы друг с другом, поскольку их связывает одно общее прошлое – они дети «врагов народа». Возраст жертв незаконных репрессий – от 70 до 95 лет, но это обстоятельство не мешает им активно бороться за свои права. «Мы все время бьемся за то, чтобы государство принесло нам покаяние, – заявил координатор Южного округа Московской ассоциации жертв политических репрессий (МАЖР) Сергей Зорин. – Шестнадцать лет назад, когда в стране официально признали проводимые в СССР политические репрессии, нас было более одного миллиона человек, сегодня нас – 450 тысяч. Если правительство не хочет принести покаяние, значит, оно не считает нас пострадавшими».

Собравшиеся говорили о том, что федеральная власть попросту пренебрегает их проблемами. Всю ответственность переложили на субъекты Федерации, которые тоже не слишком заботятся о жертвах сталинских репрессий. Поэтому граждане вынуждены добиваться восстановления своих прав в судах. Президент Московской ассоциации жертв политических репрессий Сергей Волков заявил, что на сегодняшний день уже более 600 человек подали иски на федеральное правительство. Они требуют компенсацию за моральный ущерб и потерю кормильца по вине государства. «Наша последняя цель – это Европейский суд по правам человека. Мы с вами собираем документы, проходим обычный Пресненский суд, Московский городской суд и Верховный суд. Материалы с этими отказами направляем уже в Европейский суд. Мы уверены, что все наши претензии будут выполнены уже ЕСПЧ. Ждать больше нельзя», – убежден Сергей Волков.

Акция памяти у Соловецкого камня в Москве проводится ежегодно. Как рассказала «НИ» активистка МАЖР Элина Кучеренко, люди приходят на акцию, чтобы почтить память своих родителей. «Каждый год 25 июля мы собираемся здесь, чтобы помянуть наших родителей, которых в настоящее время уже нет в живых. Тут собираются все пострадавшие от репрессий. Кто-то, как и я, родился в лагерях, кто-то вместе с родителями был в ссылке. Мы в память о своих родителях боремся за то, чтобы государство не забывало, что пришлось пережить в те годы, особенно в 1937–1938 годах, хотя, конечно, репрессии продолжались не один десяток лет».

Митинг завершился минутой молчания. Потом прошла панихида. Как пояснил «НИ» г-н Волков, проведение подобных акций – не политика. «Мы занимаемся восстановлением наших конституционных прав. Конституция обязывает реабилитированному человеку возвратить конфискованный дом, землю. Но ничего этого не происходит. Вот и вынуждены старики бесконечно обивать пороги судов. Так имеет ли власть совесть? Поэтому мы будем, как и раньше, приходить сюда и говорить об этом вслух», – рассказал г-н Волков.

Ссылка: Обиды детей «врагов народа» - «Новые Известия»

Доброе имя вернут по закону

Ирина Владимирова
14 июня 2011

В Омской области продолжается работа по реабилитации жертв политических репрессий 

В 1938 году чабан из далекого села Цогал-Олу Борзинского района Читинской области Ним Абидаев попал в переделку. Его объявили японским шпионом. Престарелый Ним и по¬русски¬то изъяснялся плохо, был неграмотным, а тут такую кашу заварили – на чужую державу работал, империалистам помогал. Несчастного арестовали, завели следственное дело. Время тогда было такое, что пришлось бы чабану отправляться на лесоповал. И это в лучшем случае. Но, как видно, нашелся у деда хороший заступник. Вернее, человек, который мыслил сугубо прагматично. В 1939 году оперуполномоченный вынес постановление о прекращении следственного дела в отношении Нима Абидаева, потому как «этот Нима имеет преклонный возраст и совершенно непригоден к физическому труду».

Неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба престарелого и больного человека, год отсидевшего в тюрьме явно по чьему­то навету. Но если свободу он получил в 1939¬м, то доброе имя вернулось вместе с официальной реабилитацией лишь год назад.

По словам старшего прокурора отдела управления по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Омской прокуратуры Александра Маслова, на протяжении последних двух лет спада в обращениях граждан о реабилитации родственников не наблюдается. Если в 2009 году таких заявлений поступило 115, то в прошлом – 133. Реабилитированы соответственно 60 и 75 человек.