Из нее делали Павлика Морозова

Никита Петров,
«Мемориал»
25.09.2011

О счастливом детстве при товарище Сталине

Падчерица и злая бездушная мачеха — сюжет хрестоматийный, обыгранный и избитый. Вспомните хотя бы «Морозко». Казалось бы, что тут нового скажешь? Тем не менее, если жить его героиням довелось в эпоху Большого террора, — глубина и драматизм ситуации возрастают стократно. И счастливой развязки, как в сказке, где Мороз пожалел девочку Настю, не будет!

Зло, исходившее от сталинского всесильного НКВД, с лихвой перекрывало и добрые устремления, и благородство отдельных смельчаков. Оно выступало союзником самых низменных проявлений человеческой природы, развивало и усиливало их.

Десятилетнюю Настю Дмитриеву мачеха выгнала из дома. Выгнала вскоре после ареста ее отца. Конечно, ведь принято же было, и власть это поощряла и культивировала, публично отрекаться от репрессированных близких. Тоже проявление рабской покорности. И, упаси Бог, протестовать! Страх перед НКВД пересиливал все. Да, собственно, и кто ей Настя — чужой ребенок.

И ребенка гнали отовсюду. Дочь «врага народа»! Ее избегали как чумную. Кто тот «добрый» человек, посоветовавший девочке искать защиту в НКВД? Представитель районной власти Тарусов — о чем он думал? В конце 1937-го — пик репрессий. Даже в отдаленном и относительно малолюдном Ульчском районе Нижнеамурской области активность райотдела НКВД усилилась многократно. И здесь выполняли разнарядки и «лимиты» по арестам. Не случайно любого заглянувшего «на огонек» в райотдел начальник встречал словом «вредитель». И не поймешь, шутит он или всерьез готов «лепить» статью.

О главном действующем лице этой истории — начальнике Ульчского райотдела НКВД — известно немного. Бабаков Иван Павлович служил в УНКВД по Дальневосточному краю, 27 июня 1936 г. ему было присвоено звание младшего лейтенанта госбезопасности. Увы, не удалось найти сведений о его дальнейшей карьере. Даже не ясно, был ли он репрессирован, а такое тоже не редкость в отношении излишне усердных. В общем, перед нами маленький генерал Большого террора, типичный представитель ежовского НКВД районного масштаба. Такие только и мечтали выдвинуться, выбраться с периферии, из отдаленного райцентра куда-нибудь поближе к Москве. И репрессии и допросы они вели истово. И не важно, какую чушь они порой писали в протоколах. Это могли быть и письма вражеского содержания на имя Тургенева, как в случае с Настей, и туннель от Бомбея до Лондона. Важно ведь не это. Ну кто будет вчитываться, проверять содержание протоколов? Важно любой ценой вырвать признание во «вражеской деятельности». Да, именно личное признание — «царица доказательств!», как это сформулировал прокурор Вышинский.



Все бы так и было. И показания ребенка Бабаков был готов подшить в дело. Но перестарался. Сверхчеловек из НКВД оказался бессилен. Страх и упрямство Насти Дмитриевой он не смог перебороть. Она решилась бежать, хотя ей это дорого обошлось. И на ее счастье рядом оказались люди, оказавшие помощь. Нет, они, конечно, не перечили начальнику НКВД, но, присутствуя при сем, они своим невысказанным недоумением и неодобрением его действий смогли повлиять на ситуацию.

Письмо заместителя директора Удыльского приискового управления треста «Приморзолото» Стрельникова с описанием всей этой чудовищной истории адресовано начальнику УНКВД по Дальневосточному краю комиссару госбезопасности 3-го ранга Генриху Люшкову и 1-му секретарю крайкома ВКП (б) Георгию Стацевичу. Неизвестно, как они отреагировали. Ясно одно: письмо дошло до Москвы и решение должны были принимать в аппарате самого Ежова. Но пока бюрократическая машина неторопливо работала, на Дальнем Востоке события разворачивались стремительно. 13 июня 1938 г. Люшков бежал в Маньчжурию, где сдался японским властям. Пожалуй, он стал самым высокопоставленным перебежчиком во всей истории от ВЧК до КГБ. По современным меркам его звание можно приравнять к генерал-лейтенанту. В тот же день был снят с должности 1-й секретарь крайкома Стацевич и 22 июня 1938-го арестован. В 1941-м он был приговорен к 8 годам, как раз за «вредительство», и в 1942-м умер в Устьвымлаге. А беглый Люшков в Японии сделал ряд заявлений, разоблачавших сталинский массовый террор, разумеется, не выпячивая при этом своей роли, и был определен на службу в Бюро по изучению Восточной Азии при Генштабе. В августе 1945-го был убит в Дайрене начальником военной миссии Такеока.

Сталин и его окружение, развязав массовый террор, спуская на места «лимиты» на аресты и расстрелы, мало беспокоились о судьбах детей, которых они с легкостью оставляли без родителей. Вернее, о небольшой части этих детей беспокойство все же было. Правда, особого рода. Те, кому не исполнилось 15 и чьи отцы получили приговоры Военной коллегии, а матери по решению ОСО — лагерный срок, должны были отправляться в детприемники НКВД. Тиран решал судьбу страны, и где ему было помнить о слезе ребенка. Сталинский репрессивный режим калечил и нравственно, и физически. Мы не знаем, что стало впоследствии с Настей Дмитриевой. Известно, что в результате побега она отморозила руки (не пожалел в 1937-м мороз Настю!), но все-таки добрые люди ее устроили в больницу. Хотелось бы верить, что все обошлось. Но кто знает…

Орфография и пунктуация документов сохранены.

Письмо заместителя директора Удыльского приискового управления треста «Приморзолото» Стрельникова начальнику УНКВД по Дальневосточному краю Г.С. Люшкову о преступных действиях начальника Ульчского райотдела НКВД И.П. Бабакова

КРАЙНКВД — тов. ЛЮШКОВУ Г.С.
Копия: КРАЙКОМПАРТИИ — 
тов. СТАЦЕВИЧ.


24 декабря 1937 года, примерно, в 11—12 часов вечера, меня вызывает начальник Ульчского Райотдела НКВД т. БАБАКОВ. Прибыв по вызову в фельд’егерскую, где помещался и занимался т. БАБАКОВ, я там увидел секретаря парткома Дяппинского Приискового управления т. БАХАРЕВА и т. МИХАЛЕВА — начальника вооруженной пожарной охраны нашего управления. Кроме указанных т.т., там была девочка лет 9—10, для меня неизвестно чья.


Зачем я был вызван, что от меня было нужно — мне БАБАКОВ так и не сказал, но пробыл я там около часа.


Когда я вошел в помещение, где находились вышеуказанные, мне бросилось в глаза, то, что 9—10-летняя девочка стоит возле камина (железной печки) и отогревает обмороженные руки, да так отмороженные, что все пальцы были опухшие и побелели.


Как только я вошел — БАБАКОВ, обращаясь ко мне сказал «Ну, садись вредитель»! Не могу сказать, что Бабаков это сказал всерьез или в шутку, но девочка перехватила мой ответ и говорит: «Нет, дяденька, это не вредитель, а папа мой вредитель».


Бабаков, сидя около этой девочки, обращаясь к ней с вопросом, в то же время называя ее по имени и отчеству:


БАБАКОВ — «Настасья Никитична! Скажите мне, что вы знаете про своего папу, пускай дяденьки эти послушают».


ДЕВОЧКА — «Я видела, как мой папа писал в 1935 году письмо Тухачевскому и Тургеневу».


БАБАКОВ — «Настасья Никитична! Вы мне скажите, что он писал поконкретней и поточней»?


ДЕВОЧКА — «Он писал Тухачевскому письмо и просил его, чтобы он помог ему выехать с Удыля, и чтобы его не поймали».


Само собой понятно, что ответы пионерки Насти были путанные и растерянные, можно было судить по тому, что она 15—20 минут, как минимум, находилась в снегу, с голыми рученками, в пальтишке без пуговиц, при 40-градусном морозе.


Второе то, что она говорила и вспоминала письмо отца, писанное, по ее словам, в 1935 году, а если подсчитать, то ей было в то время лишь только — 7, 7 с половиной лет.


Третье, по ее внешнему виду, можно было видеть, что она перепугана.


Четвертое, отмороженные кисти рук заставляли девочку вспоминать и высказывать свою мысль, что «терпенья не хватает, как горят руки». Кроме всего этого времени было уже около часу ночи.


Не разобравшись во всех этих моментах ребенка, — Бабаков грубо обрывает Настю, говоря ей: «Ты врешь, ты должна как пионерка, сказать почестному, а то смотри, что тебе будет».


Если ребенок спрашивает Бабакова и говорит, что отвечает все верно, что знаю, то Бабаков ей отвечает: «Если будешь врать и не будешь говорить правду, то мы тебя, конечно, расстреляем».


Сижу около часу, слышу грубость и окрики по отношению Насти, не могу ничего понять, в чем дело и что нужно от меня Бабакову. Видя растерянность девочки, я и Бахарев начали ее успокаивать и уговаривать — не пугаться, что ты еще маленькая девочка, и никто тебя расстреливать не будет, а дядя, видимо, с тобой пошутил.


После всего этого, Бабаков предлагает Бахареву взять ее к себе домой, и в домашней обстановке записать ее показания. Бахарев отказывается ее взять лишь потому, что он к нам в район приехал один-два дня и жил в это время в квартире нашего директора.


Тогда я предложил свои услуги взять ее к себе на квартиру с таким расчетом, чтобы на утро поместить ее в интернат.


Бабаков просит меня, чтобы я дома записал с ее слов показание, — отвечаю категорически отказом. Такую запись Бабаков поручил Бахареву у меня на квартире, но запись Бахарев не производил, т.к. в час-два ночи ребенку было уже не до записи.


По пути в квартиру и в квартире, Настя мне и Бахареву рассказала, как она попала на допрос к Бабакову.


После того, как органы НКВД посадили ее отца, Настя осталась жить с мачехой, а как «правило» — мачеха ее из дома выгнала и десятилетняя Настя скиталась по знакомым и родственникам.


11 или 13 декабря т.г. Настя ходила в Поселковый совет жаловаться на свою мачеху. В Поссовете, Настя для себя ничего реального не получила. Она по совету одного из районных работников (Тарусова) пошла просить помощи у т. Бабакова.


По словам пионерки Насти, она 24/XII-с.г. два раза была у Бабакова, но его все не могла видеть, узнав, что Бабаков скоро придет, Настя решила его подождать в фельд’егерской, где и дожидалась его до пол-восьмого вечера.


Вместо того, чтобы выслушать пионерку и оказать ей соответствующую помощь, Бабаков решил задать Насте вопрос: «Что ты знаешь про своего папу, и кто он есть»? По словам пионерки — Насти, начался строгий допрос, окрики и угроза расстрела, с показом обнаженного огнестрельного оружия и т.п.


После всех угроз и дерзких требований, пионерка Настя попросилась пойти в уборную, для естественных надобностей. Зайдя в уборную, находившуюся от фельд’егерской комнаты на улице, на расстоянии 7—10 шагов, пионерка Настя решилась на «побег». По сугробам снега выше ее роста, при 40-градусном морозе, без рукавиц, — решила ползти куда глядят глаза — дабы «спастись от расстрела».


Этот «побег» и явился результатом того, что пионерка Настя отморозила обе руки.


Бабаков, прождав несколько минут, посылает за ней Михалева (нач. ВВСО). Михалев в уборной девочки не обнаружил, а увидел ее в метрах ста, в снегу, — дабы ее остановить решил кричать вслед: «Стой, а то застрелю».


Приведя Настю к себе на квартиру, я тут же вызвал врача для оказания медицинской помощи. После оказания помощи, врач предложил девочку положить в больницу для стационарного лечения. 25 декабря с.г. я, пионерку Настю отправил в больницу, где ее положили на стационарное лечение (Справку об оказании медицинской помощи Насте при сем прилагаю).


Считаю, что поступок т. Бабакова, по отношению к пионерке Насте, которая, не исключена возможность останется калекой, не только что, не партийный, но даже бесчеловечный.


Я хотел бы убедительно просить Вас, ответить мне или раз’яснить, что правильно или нет такой поступок с пионеркой Настей Дмитриевой, которой всего от роду 9—10 лет?


Если его поступок граничит с преступлением, тогда, почему этот самодур, своим поведением компрометирует наши органы НКВД, и кто этому виноват?


Заместитель директора Удыльского
Приискового Управления треста «ПРИМОРЗОЛОТО».
(Стрельников).


Копия верна (подпись)
21/II-38г.

ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 100. Л. 201—205. Заверенная копия.

СПРАВКА


24/XII-1937 года в ночь на 25 — с.г. в 1 час 30 мин. я был вызван заместителем директора Удыльского Приискового Управления т. СТРЕЛЬНИКОВЫМ на квартиру, для оказания медицинской помощи девочке ДМИТРИЕВОЙ Анастасии — 10 лет.


При медосмотре у ней оказалось имеется обмораживание пальцев обоих рук 2-й степени, на некоторых пальцах имелись царапины, при опросе оказалось — она их кусала, потому что они замерзли.


Медпомощь ей была оказана и помещена на стационарное лечение в Удыльскую больницу.


п.п. Зав. Больницей — ТОЛСТЯКОВ.
Верно: Секретарь РПУ: (подпись)
Копия верна (подпись)
пк-1
21/II.38 г.
ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 100. Л. 206. Заверенная копия.

Ссылка: Из нее делали Павлика Морозова - Новая газета