четверг, 14 июля 2011 г.

Холеный “фейс” с глазами-буравчиками и зловеще бликующее пенсне...

Карен Микаэлян
14.07.2011 

 

70 лет назад, летом 1941 года, кандидат в члены политбюро ЦК Лаврентий Берия был назначен генеральным комиссаром Госбезопасности. Тогда генкомиссар даже в самом дурном расположении духа не мог бы представить, что через дюжину лет его арестуют и обвинят в шпионаже и госзаговоре.

Люди вздохнули с облегчением: казавшийся вечным период больших репрессий и казней завершился.

Время проходит, но истинный облик Берии так еще и не выписан. Лицо его было не слишком приятным: холеный “фейс” с глазами-буравчиками, вертикальная щеточка усов, рыхлые щеки и зловеще бликующее пенсне... Таким он представал перед испуганными советскими гражданами в кадрах кинохроники и отретушированных фотографиях. “Хозяин” называл его “наш Гиммлер”, а также “смесь шакала с гиеной” и был недалек от истины. После ареста партийная пропаганда долгие годы рисовала его садистом, насильником, хладнокровным убийцей. Он и был убийцей. Армяне поняли это, когда Берия собственноручно застрелил в Тифлисе Агаси Ханджяна, секретаря армянского ЦК, народного любимца. По крайней мере так утверждает устойчивая историческая память. Потом и вовсе оказалось, что красный Гиммлер страдал острой арменофобией.
В демократические времена образ Лаврентия Палыча подвергается ревизии. Лепят нового Берию, с человеческим лицом. Оказывается, что он не палач вовсе, а крупнейший организатор науки и промышленности, едва не отец ядерного оружия, что не насильник, не преступник, и вообще — едва не оппозиция Сталину, что мыслил спасти страну, и пр. и пр.
Конечно, любой убийца прежде всего человек. Возможно, Лаврентию Берии не было чуждо и нечто человеческое: верный муж, нежный отец, пылкий любовник, ангел-хранитель ученых, томящихся в шарашках.. Возможно, нечто человеческое в нем даже теплилось. Всегда или временами. Но оно было полностью подмято его бесчеловечностью и садизмом. Так не бывает, чтобы личная жизнь была отдельно — для семьи, в одной жизни, а душегубство — для общества, в другой жизни, параллельной.


БЕЛЫЙ И ПУШИСТЫЙ
Сразу же после смерти Сталина в кремлевском руководстве обострилась борьба за власть. Основными претендентами были Маленков, Берия и, в меньшей степени в тот период, Хрущев. Наиболее сильные позиции были у Берии — под его контролем оказалась вся система государственной безопасности. Опытный и ловкий интриган, циник и авантюрист с колоссальными амбициями, лишенный каких-либо твердых политических взглядов, Берия намеревался играть главенствующую роль в стране.
Берия начал очень тонкую и достаточно продуманную политическую игру. Сконцентрировав после смерти Сталина огромную власть, он незамедлительно приступил к реализации своих планов. Важнейшим направлением его деятельности стала реабилитация жертв сталинского режима. В разговоре с А.Микояном он изложил свое кредо так: “Надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить...”. 9 марта 1953 года, выступая на похоронах Сталина с трибуны Мавзолея, Берия подчеркнул необходимость гарантирования каждому гражданину СССР предоставленных ему Конституцией прав личности. Уже 10 марта 1953 года арестованная в 1949 году жена Молотова П.Жемчужина была освобождена и спустя несколько недель восстановлена в партии. 13 марта Берия приказал в целях ускорения рассмотрения дел, находящихся в производстве МВД СССР, создать четыре следственные группы: по делам арестованных профессоров-врачей, арестованных бывших сотрудников МГБ СССР и арестованных бывших работников Главного артиллерийского управления военного министерства СССР. 18 марта Берия издает приказ о “пересмотре дела по обвинению бывшего руководства ВВС и Министерства авиационной промышленности”. Одним из угробленных Берией авиаторов был маршал авиации Сергей Худяков (Арменак Ханферянц). Его по наводке человека в пенсне арестовали вскоре после Победы и, вволю поиздевавшись, расстреляли в 1950 году.
1 апреля 1953 года Берия обращается в Президиум ЦК КПСС с предложением о реабилитации лиц, привлеченных по инспирированному Сталиным антисемитскому “делу о врачах-вредителях”. “Восстанавливал” он законность вплоть до своего ареста.

ВРАГ НАРОДА С АМОРАЛЬНЫМ НУТРОМ
В соответствии с отечественной традицией политического противника мало повалить. Его нужно как можно быстрее и эффективнее добить. Любое отступление от этого правила приводило к печальным для его нарушителей последствиям. К примеру, в 1946 году возглавлявшейся Ждановым “ленинградской группировке”, костяк которой составляли выходцы из колыбели революции, удалось сместить с поста секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова и взять под контроль всю кадровую политику партии. Но добивать отправленного на хлебозаготовки Маленкова они не стали. А он с помощью Берии вскоре смог вернуться в Москву, а после смерти Жданова нанес ответный удар — сфабриковал “ленинградское дело” и добился для оппонентов высшей меры наказания.
Именно поэтому не было ничего удивительного в том, что после ареста Берии Маленков, Хрущев и другие члены Президиума ЦК прикладывали максимум усилий для того, чтобы быстро, но по возможности законно избавиться от этого опытного и опасного противника навсегда. По всей видимости, основной расчет строился на эффекте неожиданного ареста — члены Президиума полагали, что эта операция сломит волю Берии и он подпишет показания о своей направленной против партии и страны изменнической деятельности.
Но эти ожидания не сбылись, как и надежды на долгие изнурительные допросы. Судя по письмам Берии из камеры, он не на шутку испугался за свою жизнь, но вовсе не собирался сдаваться. Он твердо стоял на том, что все, что им делалось, делалось для блага страны. Причем вместе с теми, кто его посадил.
Можно было надеяться на то, что сработает обычный в таких случаях инстинкт аппаратного самосохранения и окружавшие Берию в давнем и не очень давнем прошлом чиновники, чтобы усидеть на своих местах, начнут открещиваться от него и сообщат в ЦК нечто действительно компрометирующее лубянского маршала. Но сотрудники госбезопасности, военно-промышленного комплекса и прочих отраслей, которые курировал Берия, слишком хорошо знали ловкого Лаврентия Павловича и полагали, что он сможет вывернуться и отомстить всем своим врагам.
Так что даже те, кто по своей воле или по указанию свыше решался написать о злоупотреблениях Берии, как управляющий делами Совмина СССР Михаил Помазнев, приводили в своих записках мелкие факты, из которых дела не сошьешь: задерживал принятие решений, давал неверные указания по распределению квартир. Все это в лучшем случае тянуло лишь на служебную халатность, за которую высшая мера наказания не предусматривалась. В этой игре Берия вполне мог рассчитывать на успех. Ведь, возглавив НКВД СССР, он уничтожил всех тех, кто когда-либо выступал против него.
Однако бывшие соратники Берии по Президиуму ЦК применили блестящий прием, выдав желаемое за действительное. На пленуме ЦК Берию безо всяких на то оснований объявили врагом народа. И вскоре оказалось, что в годы репрессий Берия вспомнил и нашел далеко не всех своих недругов. Одним из забытых был ветеран госбезопасности Яков Мхитаров-Мрачный.
“Я бы хотел, — писал он секретарю ЦК Петру Поспелову, — довести до Вашего и до сведения Центрального Комитета нашей Партии о ряде фактов, связанных с вражеской деятельностью авантюриста Берии и его неразрывной составной части — Багирова М.Д. По тем обрывочным сведениям, которые доходят до меня, мне кажется, что многое из того, что в свое время раскрывало и выявляло политическое и моральное нутро Берии-Багирова, известно Центральному Комитету лишь частично или не полностью”.

ХРАНИТЕЛЬ “ОБЩАКА”
Прежде всего Мхитаров-Мрачный раскрыл секрет быстрого взлета Берии в чекистской среде. Юный Лаврентий Берия стал доверенным лицом председателя Азербайджанской ЧК Багирова и являлся хранителем утаенного от государства “общака” — драгоценностей, конфискованных у арестованных и расстрелянных. Причем доверие было таким, что Берия распоряжался ценностями как и когда хотел.
“Еще в 1921-1922 гг. на чистке партийной организации АЗЧК, Председателем которой являлся Багиров, а фактически его заместителем — начальником секретно-оперативной части — Берия, одной из сотрудниц (Кузнецовой Марией) Берия разоблачался в попытке изнасиловать ее в своем кабинете, но, получив решительный отпор и желая заставить ее замолчать, предложил ей драгоценное кольцо из числа хранившихся у него в кабинете в сейфе ценностей. Этот относительно “небольшой” штрих, но в те времена чудовищный по характеру и сигнализирующий о моральном облике чекиста, падкого и способного на служебное преступление из-за обладания женщиной, был совершенно нетерпим на столь ответственнейшем посту. Но благодаря Багирову то дело было замято, а Кузнецова вскоре под благовидным предлогом уволена из органов”.
Во время той же чистки выяснили, что главный помощник Берии в деле сбора ценностей — руководивший расстрельной командой комендант АзЧК — в прошлом служил у белых.
“Во время чистки партии обнаружилось, что главный комендант АЗЧК Жариков Александр в 1918-1919 годах был офицером Каспийской Военной Флотилии и за особую активность приказом Командующего этой флотилией известного белогвардейского генерала Бичерахова награжден Георгиевским крестом за “особые заслуги”. Известно, что “особые заслуги” офицерского состава Каспийской Военной Флотилии, а следовательно, и Жарикова под командованием генерала Бичерахова могли выразиться в лютой расправе с большевиками... Несмотря на требования коммунистов исключить Жарикова из рядов партии, по настоятельному требованию Багирова-Берии он был оставлен в рядах партии и в органах, а всевозможные в дальнейшем его преступления (присвоение ценностей расстрелянных и осужденных) проходили безнаказанно”.
Как следовало из воспоминаний Мхитарова-Мрачного, Жариков был не единственным соратником Берии с темным прошлым. Уже в начале 1920-х Берия предпочитал иметь в своем окружении людей, запятнанных проступками и преступлениями, о которых он знал и благодаря чему мог легко манипулировать подчиненными.
“В 1921 году Берией-Багировым начальником иностранного отдела (ИНО) АЗЧК был назначен Голиков Владимир, сын известного в Баку торговца предметами религиозного культа. Несмотря на многократные сигналы коммунистов, обсуждение вопроса на партсобраниях и на чистке партии об антипартийной сущности Голикова, несмотря даже на состоявшиеся постановления парторганизации об исключении его из рядов партии как “примазавшегося” к партии и затесавшегося в органы чужака, Берия-Багиров настойчиво требовали и добились сохранения его и в партии, и в органах на упомянутом выше ответственнейшем посту почти в течение десяти лет. Мало того, Голиков ими был введен в состав членов Коллегии АЗЧК-АЗГПУ. И только в 1928 году обнаружилось, что в период Гражданской войны 1918-1919 годов Голиков был активнейшим белогвардейцем, начальником белогвардейского карательного отряда, предававшим своим отрядом огню и мечу крестьян-бедняков в Саратовской области. Отряд этот по своей свирепости был известен среди терроризованного им беднейшего крестьянства под названием “голиковцы”. После упорного запирательства вначале, изобличенный фактами, документами и свидетельскими показаниями, Голиков признал свою принадлежность к белогвардейщине, был арестован и направлен в Тбилиси. Однако вместо заслуженного им расстрела благодаря Берии, через некоторое время Голиков был освобожден и благополучно пребывает в Баку и в настоящее время”.
Однако все это было слишком мелко для главного врага государства, каковым был объявлен Берия. Но в том же письме был факт, о котором не знали или позабыли члены Президиума ЦК. Как утверждал Мхитаров-Мрачный, Берия был агентом вражеской спецслужбы — контрразведки независимого Азербайджана. Старый чекист писал:
“Секретным отделом АзГПУ в 1929 году было обнаружено личное дело Берии как агента, состоявшего на службе в мусаватской контрразведке. Оно демонстрировалось на партийных собраниях и активах АзГПУ, коммунисты которого требовали немедленного привлечения к ответственности Берии, явно проникшего в органы вражеского агента-провокатора, и Багирова, уличаемого в прикрытии этого вопиющего акта, а также преступных деяний и своих, и Берии”.
Но, как утверждал Мхитаров-Мрачный, Берии помог полномочный представитель ОГПУ в Закавказье Станислав Реденс:
“Благодаря усилиям Багирова и Реденса и тех, кто ими был введен в заблуждение, Берия не только не был разоблачен, но стала усиленно распространяться версия Багирова о том, что “работал Берия в мусаватской контрразведке по заданию большевистской партии”. Их обличителям же был пришит ярлык “групповщиков”, почти весь состав органа рассеян и заполнен бесчестными, заведомо сомнительными чекистами”.
Это уже было то, что надо. Считалось, что азербайджанские спецслужбы работали под контролем англичан, и значит, Берия — английский шпион.
По просьбе самого Н.Хрущева многостраничный компромат накатал на бывшего босса министр госконтроля СССР В.Меркулов. Разумеется, валил Берию и обелял себя.
“У Берии был сильный, властный характер. Он органически не мог делить власть с кем-нибудь. Я знаю его с 1923 года, когда он был зам. председателя ЧК Грузии. Было ему тогда всего 24 года, но эта должность его и тогда уже не удовлетворяла. Он стремился выше. Вообще он считал всех людей ниже себя, особенно тех, которым он был подчинен по работе.
...Умело действуя и прикрываясь интересами партии и Советской власти, Берия сумел постепенно одного за другим выжить или арестовать всех тех, кто стоял у него на пути к власти в Грузии и Закавказье. Каждую ошибку, каждый промах своих противников Берия ловко использовал в своих интересах. Он предусмотрительно писал систематически в ЦК Грузии информационные записки о недостатках в районах, что позволило ему впоследствии доказать, что он-де “своевременно предупреждал”. Восстание крестьян-аджарцев в Хулинском районе Аджаристана в феврале 1929 года, вызванное ошибочными действиями местных властей по вопросу о снятии чадры, было хорошо использовано Берией против тогдашнего руководства ЦК КП(б) Грузии. Когда думаешь теперь об этом, напрашивается вывод, что действия Берии, направленные якобы на исправление ошибок в районах Грузии, проводились Берией не потому, что того требовали интересы партии и народа, а для того, чтобы продвинуться выше. На тот период личные интересы Берии совпадали с интересами государственными и ему, как говорится, идти было до поры до времени по пути. Он в тот период, работая в Грузии и Закавказье, и не мог действовать иначе, так как был бы разоблачен давно. Скрывать до поры до времени свои планы и намерения, выжидать удобного случая — вот тактика, которой, как теперь мне ясно, придерживался Берия все годы до смерти товарища Сталина. Нет никакого сомнения в том, что Берия, постоянно демонстративно проявлявший преданность и любовь к товарищу Сталину, делал это не потому, что действительно любил товарища Сталина как вождя, учителя и друга, а для того, чтобы приблизиться к товарищу Сталину и тем самым приблизиться к власти”.
Написал Всеволод Меркулов и о том, что знал о работе Берии на азербайджанскую контрразведку:
“Хочу остановиться теперь на обстоятельствах, связанных с разговорами о службе Берии в мусаватской разведке. Как-то Берия, будучи еще в Тбилиси, (дату не помню) вызвал меня и сказал, что враждебно настроенные к нему люди распускают слухи о том, что он, Берия, якобы работал в 1919 году в Баку в мусаватской разведке. На самом деле это-де не так. В мусаватской разведке он, Берия, никогда не работал, а работал по заданию партии в молодежной азербайджанской организации ГУММЕТ, что об этом имеются документы в партийном архиве в Баку и что мне необходимо съездить в Баку, разыскать эти документы и привезти их к нему, а то, мол, его враги могут сами разыскать эти документы и уничтожить их и тогда он, Берия, ничем не сможет доказать свою правоту”...
Меркулову ничего не помогло. В сентябре 1953 года его арестовали как участника “банды Берии” и в декабре расстреляли.

КАК ОБЫСКИВАЛИ ДАЧУ БАГРАМЯНА

На протяжении многих лет Берия методично старался также убрать Анастаса Микояна. Но нашла коса на камень. Не удалось, хотя крови хитроумному Микояну и его ближайшим родственникам он испортил немало.
Преследовал он целенаправленно и Ованеса Баграмяна. Выдающийся физик академик Абрам Алиханов вспоминал об этом.
“Было это в субботу четвертого ноября сорок восьмого года. В полночь Хозяин, так мы в своем кругу величали Сталина, срочно меня и Игоря Курчатова пригласил в Кремль. Это была не первая встреча, мы уже привыкли к подобным вызовам. Мы доложили о нашей работе, Сталин спросил, в чем мы нуждаемся, и предложил письменно изложить свои просьбы. Чтобы мы не договорились, он посадил нас по краям большого стола. Сидим и сочиняем наши просьбы. Вдруг зазвонил телефон. Сталин медленно, как бы нехотя, подошел к аппарату, долго слушал и тихо, но внятно по-грузински произнес: “Адмиралов не расстреливать, они старые — сами умрут в застенках, авиаторов-маршалов Голованова и Новикова жизни не лишать, а Худякова (Ханферянц) можно направить к праотцам...” Опять долго слушал в трубку, потом недовольно буркнул: “Слушай, Лаврентий, Жукова мы и так наказали, хватит с него, Рокоссовский бабник? Ну и что? А ты разве святой? Не трогать его, пошлем в Польшу — пусть там блядует. Баграмяна? Не верю. Есть документы? Сам сварганил? Я тебя, шельмеца, досконально изучил, ты — смесь шакала с гиеной. Согласен? Еще бы. Так вот, слушай товарища Сталина: можно нагрянуть на дачу Баграмяна, перевернуть вверх дном, все запротоколировать и держать под рукой — пригодится. Если поднимет хвост, тут же протоколы на стол, понял, недоносок?..”
Утром пригласил Гришу Ананова, моего друга детства, и растолковал суть дела, что надо предупредить Баграмяна о кознях Берии, чтобы он очистил дачу от ненужных “вещей”. Почему сам не сказал Баграмяну? Так ведь тогда и аппараты ВЧ подслушивали. И вообще, по телефону мы о серьезных делах никогда не говорили.
На дачу нагрянули люди Берии. Но обыск ничего не дал.
На высшем военном совете Сталин иронизировал: мол, один только товарищ Баграмян оказался чист на руку. Но Лаврентий Берия не успокоился. В пятьдесят втором он вновь взялся за Ивана Христофоровича...
Сталин задумал в годовщину Победы трех военачальников, которые в годы войны командовали фронтами, сделать маршалами. Об этом сам Сталин “проболтался” в день Советской армии у себя на даче в узком кругу высших армейских чинов. И назвал Ивана Баграмяна, Ивана Петрова и Андрея Еременко. Сталин поднял бокал за них и предупредил, чтобы раньше времени не болтали. Затем с бокалом в руке обошел всех гостей. Подойдя ко мне, он сказал: “Товарищ Алиханов, теперь и армяне будут иметь маршала. Грузины уже имеют одного маршала, правда, он не настоящий, паркетный, но все же он маршал. Я имею в виду товарища Берию. Но генералиссимуса у вас не будет. Зато у вас есть настоящий адмирал флота, товарищ Исаков. Умница, без ноги, но с головой”. Он чокнулся со мной, пригубил — и пошел дальше.
Я был рад за старого друга и через день-два дал ему об этом знать. Но... и здесь Берия сыграл свою мерзкую роль. Иван Христофорович потом рассказывал, что этот матерый палач организовал поток писем в адрес Сталина, что якобы командиром кавполка в Армянской дивизии Иван Баграмян на вакантные должности командиров эскадронов выдвигал бывших дашнакских офицеров, а тех, кто из рабочих и крестьян, держал в черном теле. Мне доподлинно известно, что после этого Ивана Христофоровича вновь начали таскать по кабинетам партийного контроля. Таскали долго. Унижали допросами. Дошло до Сталина. Тот вычеркнул фамилию Баграмяна из готового текста постановления, да так вычеркнул, что карандаш прошелся и по тем двум кандидатам...
Подготовил


Ссылка: Холеный “фейс” с глазами-буравчиками и зловеще бликующее пенсне... - Новое Время (Ереван)

Комментариев нет:

Отправить комментарий